Денис Иваныч Змглод жил по-прежнему в том же доме, который когда-то себе выстроил. Но если тогда поселилась тут пара счастливцев, каких, быть может, не было во всей Высоксе, а затем стал раздаваться здесь голосок одного ребенка, то теперь дом, несмотря на большую пристройку, был полон.

В нем вместе с прислугой было до дюжины человек.

Помимо Дениса Иваныча и Аллы Васильевны, было пять человек детей и свояченица Ильева. Старший сын Змглода, Иван, был лишь на несколько месяцев моложе Олимпия. Старшая дочь, восемнадцати лет, была крестницей барышни Сусанны Юрьевны и была названа в ее честь тоже Сусанной. Затем следовали три дочери, из коих только одной минуло недавно четырнадцать лет, а две другие были еще малолетние.

Главной личностью в семье Змглода была Сусанна. Впрочем, насколько любили ее в семье, настолько же все любили и во всей Высоксе. И все единогласно утверждали, что Сусанна Денисовна — удивительная девица.

Действительно, молодая девушка была далеко не заурядною личностью. Внешностью она была в мать, какою Алла была в молодости. Стало быть, она была красавица собой, белая, как снег, с золотыми вьющимися кудрями, но при этом с оригинальными черными глазами отца. Изящная красавица-девушка удивляла и поражала всех, даже приезжих гостей из губернии и из столиц.

Внешностью, лицом, телом и повадкой уродившаяся в мать, Сусанна, или, как звали ее в семье, Саня, разумом, энергией и вообще нравом уродилась в отца. Характером это был второй Змглод. Девушка была решительна, предприимчива и мягкосердечна. Но если Змглод когда-то вследствие обстоятельств своей жизни прослыл за грозного и злого, то дочь его вся Высокса считала отважной не по-девичьи, а по-отцовски, но зато доброй по-матерински.

Алла Васильевна, конечно, изменилась лицом до неузнаваемости. Ей, казалось, было за пятьдесят лет, а в действительности она едва переступила сорок. Вместе с тем, простодушная или прямо глупенькая в молодости, она теперь совершенно опустилась и удивляла всех своим малоумием, невозможностью заняться даже и хозяйством, не только маленькими детьми.

Всем заведовала Сусанна, причисляя мысленно свою мать к младшим сестрам и заботясь о ней, как о ребенке… Впрочем, брат всячески помогал ей.

Иван Змглод был противоположностью сестре по внешности: он был живой отец не столько чертами лица, сколько смуглым цветом кожи, а разумом и сердцем был совсем в мать, Аллу Васильевну, то есть добрый и недалекий малый. И именно этот характер и привел к тому, что он стал с детства другом Аркадия Басанова.

В них обоих было так много общего, как если бы они были родные братья. По всей вероятности, игра природы или, вернее, таинственные законы природы сказались в двух молодых людях. Аркадий Басанов был по матери и деду потомком одного Басанова, про которого сам Аникита Ильич говаривал часто, что был у него дядя один не только добрейший человек, но чуть не святой своей жизнью, но зато малоумия диковинного: кажется, глупее его и на свете не бывало.

— Святейший дурак был! — говаривал Аникита Ильич.

Иван Змглод, уродившийся свойствами характера в свою мать, был, стало быть, внуком Василия Васильевича Ильева и правнук того же самого «святого» Басанова. Если оба молодых человека были по закону чужими людьми друг другу, то по крови они могли назваться родственниками в шестом колене. Родство дальнее, а при взгляде на них можно было подумать, что это два родных брата, если не лицом, то характером.

Семья Змглода жила дружно, мирно и тихо между собой. Денис Иванович обожал жену по-прежнему и, конечно, обожал детей. Алла Васильевна считалась, по-видимому, главной личностью в семье, но в действительности, если Денис Иванович исполнял все ее желания до малейшей мелочи, то сама Алла Васильевна была в полном подчинении у своей дочери Сани, считавшей мать младшей сестренкой.

Сусанну Денисовну особенно любили все, и если сначала Высокса прозвала ее «Змглодкой», то теперь никто никогда не отзывался о ней иначе, как называя ее по имени и отчеству или по новому прозвищу «Змглодушка».

За последнее время положение и известность Сусанны Змглод еще более увеличились. За последние два года за нее три раза сватались три личности, и всем троим одинаково отказала она, несмотря даже на усовещивания отца.

Один из отринутых женихов служил во Владимире в казенной палате чиновником, но был, правда, пожилой. Другой, сделав предложение Сусанне Денисовне, даже заставил над собой смеяться: он был главным делопроизводителем в коллегии Высокской и, конечно, мог быть парой для дочери прежнего обер-рунта, если бы личное положенье ее не было исключительное.

Вслед за этим сватовством появилось третье, которое окончательно изумило всех. Приезжий из Петербурга молодой артиллерийский офицер, старинный дворянин по отцу, человек с состоянием, рязанский помещик, встретив Сусанну Змглод на вечеринке у Сусанны Юрьевны, был поражен ее красотой.

Расспросив, кто она, и узнав, что девушка — крестница Касаткиной, молодой человек, хотя дело о заказе казенном было кончено, задержался в Высоксе. Он был не первый. Со-многими прежде, давно, случалось подобное из-за Сусанны Юрьевны.

Прожив две недели, офицер посватался.

Денис Иванович был в восторге. Мог ли он мечтать — он, полутурка, неведомо кто, не то осетин, не то абхазец, — что дочь его будет когда-нибудь русской помещицей и дворянкой. И Денис Иванович был немало смущен, даже поражен на другой же день, когда его любимица отказала наотрез выходить замуж за молодого человека. Никакие увещания не помогли. Сусанна Денисовна объявила отцу, что лучше пойдет в монастырь, нежели пойдет замуж.

Отказ этот, конечно, наделал много шуму во всей Высоксе, а шум этот, толки и пересуд, разные догадки и умозаключения привели к тому, что у Высоксы как будто раскрылись глаза. Долгое ослепление прошло, все будто сразу прозрели, увидели и ахнули. Прозрение это началось, быть может, с самого отца, Дениса Ивановича, но он только покачал головой в ответ на собственные свои догадки, а с дочерью о своих подозрениях не захотел даже и говорить.

Причина, по которой Высокса ахнула, была та же догадка. «Змглодушка» всеми любимая, всему наместничеству известная своим ангельским сердцем, своим удивительным умом, а в особенности своей красотой, могла, конечно, мечтать «об этом диковинном».

Все будто теперь только поняли то, что видели уже давно… А видели все, что два молодых барина, подрастая, часто видаясь с детьми Дениса Ивановича, будучи с ними если не одних лет, то одного поколения, оба относились к крестнице их тетушки и своей дальней побочной родственнице как-то особенно.

Теперь, когда оба барина были уже молодые люди, женихи, а Змглодушка — девушкой невестой, отношения были как будто холодные, а собственно эти отношения стали менее детскими, осторожными. Действительно, в отношениях обоих братьев к Сусанне Денисовне явилось что-то крайне сомнительное. Чужой человек и дальновидный, явившись в Высоксу, конечно, сейчас заметил бы, что оба брата просто влюблены в молодую девушку.

Умная Сусанна относилась к обоим тоже неравнодушно, но, к кому предпочтительнее лежало ее сердце, было неизвестно. Даже в семье полагали, что Саня обоих молодых господ одинаково жалует.

Отказ на предложение руки и сердца молодого офицера заставил, однако, многих вдруг воскликнуть, если не вслух, то мысленно.

Неужели же дочь прежнего обер-рунта настолько о себе возмечтала? Какая она ни на есть умница и красавица, все же считать господ Басановых себе ровней — дерзость. Она должна помнить, что ее отец, если не был крепостным холопом их деда, то был вольнонаемным холопом. И если бы благодаря своему уму и энергии не попал в должность обер-рунта, то был бы, по всей вероятности, простым лакеем, пожалуй, хоть бы даже потом и дворецким. Только его «мастерство» на все руки сделало его на время грозой всей Высоксы, сделало его страшным орудием в руках старого барина.

Впрочем, подозрение, что Сусанна Денисовна хитро старается нравиться обоим братьям и как будто рассчитывает на них, как на женихов, держалось недолго. Было известно, что хотя она нравится Олимпию Дмитриевичу, но он постоянно повторяет, что ранее сорока лет не женится, а может, и совсем никогда не женится.

— На кой прах идти под венец! — постоянно говорил он. — И кой шут это выдумал!

Что касается Аркадия Дмитриевича, то мысль, что он вздумает на ком-либо жениться, казалась совершенно нелепою: всем представлялось, что Аркадий Дмитриевич должен еще лет десять пропрыгать, как мальчуган, забавляясь всякими пустяками.

И в этом все ошиблись. Никто и не подозревал, как давно, сильно и глубоко был Аркадий привязан к красивой крестнице своей тетки. Впрочем, это, может быть, случилось потому, что сам молодой человек будто не знал, как именно относится он к Змглодушке. Он сжился со своим чувством и никогда не размышлял о нем. Когда оно возникло, он был сам слишком юн, полуотрок, и ни о чем не рассуждал. А теперь это бессознательное чувство как-то слилось с его существованием. Думать о том, любит ли он Сусанну Денисовну, как любит, каким образом и до какой степени, было бы то же, если бы он вдруг начал думать, почему он белокурый, а не брюнет, и с каких пор волосы посветлели и каким образом, почему?..

Казалось, что только какой-либо внешний толчок, какое-нибудь особенное и внезапное обстоятельство может заставить его отнестись сознательно к его отношениям с девушкой и спросить: что она ему?

Конечно, теперь, когда Аркадию было уже за двадцать лет, он знал, что есть на свете существо, которое имеет столько значения в его жизни, что заставляет на все в мире смотреть не своими глазами, или как бы через нее. Теперь часто и все чаще приходило ему в голову, что Сусанна должна была бы стать его подругой жизни.

Если до сих пор Аркадий ни разу не обратил внимания ни на одну девушку в Высоксе, если он даже иногда защищался от иной назойливой красавицы, которой нравился, то это было ради Сусанны: его чувство к ней не дозволяло ему кем-либо увлечься, хотя бы ради простой прихоти, временно и шутя.

И все считали барина Аркадия Дмитриевича тюфяком, мякиной и плаксой… А это была мягкая, но страстная натура, способная на истинное глубокое чувство, на отвагу при самообороне.