Вечером, после ужина, Аникита Ильич, угрюмый, под тяжелым впечатлением приобщения сына, сказал племяннице, чтобы она пришла к нему наверх.

Сусанна зорко и вопросительно глянула старику в глаза.

— Побеседовать о важном, а не то что… — объяснил он досадливо.

Когда через полчаса Сусанна поднялась и вошла к нему в кабинет, он встретил ее словами:

— Ну, Санна, давай беседовать… Ум — хорошо, а два — лучше. Вестимо, когда второй ум такой, как твой, а не такой, как Дарьюшкин или вот у Ильева… Плохо, плохо дело, Санна! Не ждал я такого… Верить не хотел…

— Какое дело? — удивилась Санна и немного испугалась. Ей пришла на ум угроза Змглода Гончему.

— Господь с тобой! Знаешь, о чем сказываю… Ничего другого худого нет: Только одно. Алеша…

— Что Алеша? Это… это не новость. Не спешное… Давно уж…

— Да, истинно. Вы все давно напророчили… Говорил я, не каркайте, как вороны. Вот и накаркали…

Санна усмехнулась досадливо и мотнула головой.

— Что головой трясешь! Понятное дело… Он все валялся и вот довалялся, а вы все каркали, и вот…

— Докаркали. Да… Ах, Аникита Ильич. Послушать вас со стороны чужому человеку, он прямо подумает, что вы малого ума. Ей-Богу! Этак всякий хворый, смертельно хворающий и умирающий, по-вашему, должен вскочить перед самой хоть смертью и начать бегать… И смерть испугается, что ли?.. И как пришла, так и уйдет? Оставит человека в живых? Вся сила, стало быть, не поддаваться — и никогда не помрешь, двести лет проживешь…

— Смерть, когда нужно, придет и сразу возьмет. Не оборачивай мои слова наизнанку, — сказал старик вразумительно. — Но ей след брать человека, когда ему восемьдесят лет, а то и под все сто… Я вот, гляди, за девяносто проживу. Если случай какой несчастный, лошадь убила, с моста гнилого в реку ухнул, на заводе под шестерню угодил, — это другое дело. Можно и самого себя прикончить в двадцать лет ножом или из ружья. Я сказываю про жизнь правильную и кончину правильную. Будь я на месте бедняги моего Алеши, я бы до этакого положения не довилялся… Ну, да что же об этом толковать! Теперь поздно… Вижу я, по-вашему все вышло. Скажи-ка мне вот…

— Что именно? Что вы желаете?.. Еще другого доктора?..

— С Высоксой что делать! — перебил Аникита Ильич.

— О-о!! Кто вас поймет… Дайте уж Алеше помереть. Это всегда успеется… Выдать Дарьюшку замуж недолго.

— Одно другому не мешает. Ты, я знаю, любишь завтракать. Да я не люблю. У меня все важное — нынче. Если бы я по-твоему управлял заводами, то давно бы разорился. Немцы поговорку сложили такую: «Завтра да завтра — лентяева повадка!» Ну, вот ты мне свое и скажи, посоветуй, Санна.

— В таком деле я советовать не стану. Мое дело сторона, — как-то резко и холодно проговорила Санна.

— А?.. Да! Вот что, — ухмыльнулся Басанов лукаво, — Понимаю, на что ты гнешь!..

— Ни на что я не гну! — вспыхнула она. — Просто сказываю: не мое это дело. Ваша дочь — вам и выбирать ей мужа. А уж никак не мне.

— Знаю, знаю… Сто раз тебе говорил, Санна, и теперь опять скажу… и еще разов тысячу в жизни нашей ты то же от меня услышишь… не моя вина. Давай класть — и не твоя! Ладно. Ну, не наша вина, Божье произволенье!

— Слышала тысячу разов и тысячу разов отвечала, что я этого и не желаю…

— И лукавишь…

— Нет.

— Лукавишь. Не спорь. Ты бы желала, как и всякая иная, быть барыней… госпожой Басановой.

— Пока мне и так хорошо. Я здесь все одно что барыня. После вас я всегда была как первая, потому что Алеша тоже этого хотел, ни во что не входя… А вот теперь, конечно… Когда будет здесь муж у Дарьюшки, наследник всего, хозяин… он и вас к рукам приберет.

— Ой ли?

— Не сейчас… А будете вы постарше, да послабее, то молодые хозяева исподволь все подберут под себя. Меня постараются выжить. Что я? Я чужая, почитай. Приживалка. Какая я племянница или внучка! Десятая вода на киселе. Да, впрочем, до тех нор я и сама отсюда уйду и всех освобожу…

— Ну, проехала!.. — рассердился старик. — Я хотел о деле говорить, а она свою канитель потянула.

— Я и говорю… толком говорю. Молодой хозяин…

— Да что же мне по-твоему, — перебил он, — Дарьюшку в старых девицах держать? Прежде я полагался на Алешу, говорил: женю, мол, его… Будет он наследник, а у него на моих глазах тоже пойдут наследники. Он, неведомо почему, все артачился, не хотел жениться. Ты в нем эти мысли тоже разводила.

— Неправда! — вскрикнула Сусанна.

— Правда. Я это знаю. И верно знаю. Ты боялась, что его жена тебя тут затмит… Ну, да бросим это. Теперь он не токмо не жених, а одна нога в гробу. И теперь надо совсем нечаянное дело налаживать. Дочь выдавать замуж — от ее брака толк ждать для Высокских заводов. Что же? Я тут, говорю, ни при чем. Произволенье Божеское. Сказываю в тысячный раз тебе… Будь ты завтра, с зачатием или, вернее сказать, роди ты мне мальчугана… Я бы не стал ждать, чтобы ему двадцать лет было. Сейчас б ты стала госпожа Басман-Басанова. Мой расчет был бы такой, что если один ребенок родился, то и другие будут. Стало быть, и сын будет, хоть один-то…

— Ах, Боже, Господи! Как вам не надоест десять-то лет сподряд…

— Все то же сказывать?.. — перебил старик. — Будем сказывать! Ты вот не довольна. Хотел я женить Алешу — ты мешала всячески…

— Неправда это! Я вам сказываю, что это вы измыслили. Алеша не таков уродился, чтобы желать жениться! Слыхали вы, видали вы, чтоб он за всю свою жизнь кого здесь облюбил?.. Ни разу. Все это знают.

— Что правда, то правда. Но все-таки женить его можно было, если б ты помогла, а не… Ну, ладно, не гневись… Однако теперь, когда надо мне поневоле думать, как найти хорошего мужа для Дарьюшки и умного владетеля Высоксы… ты тоже противничаешь. Говоришь, что нас в руки заберут молодые хозяева. Говоришь: я и сама уеду… Ну, вот я на все это тебе и отвечаю все одно. Будь у тебя ребенок… Ну, а нет ничего такого вот уже сколько лет, то и ждать такого нельзя… Стало быть… если не велит Бог Алеше наследовать и его сынам, то надо Дарьюшкиных сынов готовить. Дело это, Санна, простое.

Аникита Ильич смолк и задумался. Сусанна тоже задумалась… Теперь ей ясно вдруг представилось, какая огромная перемена будет в доме и в семье, когда явится молодой барин-помещик, муж наследницы всего состояния. Пойдут дети, и старик-дед начнет, пожалуй, обожать внучат… А начав стариться, и к ней отнесется, конечно, иначе…

Да, не раз в жизни, а сотни разов приходила она в отчаяние, что не может сделаться матерью.

— А как ты полагаешь? — вдруг воскликнул Аникита Ильич, — весело мне будет, приятно будет… что в Высоксе владельцы будут не Басман-Басановы, а Кротковы, Завадские или там хоть бы даже князья Никаевы, что ли?.. Приятно это по-твоему?!. Фамилия много значит…

— Какие такие Кротковы да Завадские? — угрюмо спросила Сусанна.

— Товарищи у меня такие были в молодости, офицеры. У них, поди, теперь семьи есть и дети. Вот я им писать и собрался. Пускай сынов на смотр ко мне посылают… А не годятся, то тогда Дарьюшку за Давыдку отдам: будет княгиней Никаевой.

И старик вдруг задумался глубоко.