Глава 16
Сидя за рулем «Крайслера», Дженнифер потягивала из пластикового стаканчика фраппачино «Старбакс» — кофе с колотым льдом. Окно с ее стороны было опущено, двигатель негромко урчал. На пассажирском сиденье расположился Ло Манто. Он читал спортивный раздел итальянской газеты, поставив стаканчик с горячим кофе на приборный щиток. День обещал быть жарким и душным, но сейчас, ранним утром, воздух был прохладным и свежим. Витрины были еще закрыты металлическими ставнями, и лишь несколько лавочников поливали из шлангов тротуар перед своими магазинами, сосредоточенно наблюдая за тем, как грязь и мусор, крутясь в потоке воды, пропадают в полукруглых канализационных решетках.
— О чем вы говорили с Фернандесом после того, как я ушла? — спросила Дженнифер, ставя стаканчик с кофе в углубление под радио. — И не увиливай от ответа. Я хочу знать правду, пусть даже горькую. Я думаю, что после вчерашнего я это заслужила.
Ло Манто отложил газету и взял кофе. Сделав несколько глотков, он снова поставил стаканчик на приборную доску и повернулся к Дженнифер.
— Он пытался решить, годишься ли ты для этого задания или нет, и поэтому анализировал твои сильные и слабые стороны.
— И каков вывод? Подхожу я или нет?
— Ты же здесь, — развел руками Ло Манто, — и по–прежнему в игре, а все остальное не имеет значения. По крайней мере сейчас.
— Отправляясь на задание — на любое задание, — полицейский должен быть совершенно уверен в своем напарнике, — пояснила Дженнифер. — Поэтому мне нужно знать, хочешь ли ты, чтобы я находилась в эти дни рядом с тобой, или попытаешься сбыть меня с рук при первой же возможности.
— Мне в данной ситуации нужен только я сам, и дело вовсе не в том, считаю я тебя хорошим копом или нет. Просто это дело касается только меня, и мне не хочется, чтобы пострадал кто–то еще. Это моя война. В Неаполе я веду ее каждый день и привык делать это один.
— Фернандес больше не предлагал подключить вместо меня двух этих клоунов из убойного отдела — Джейкобса и Риверу?
— Их кандидатуры даже не обсуждались, — мотнул головой Ло Манто. — Предложи он мне в напарники самого Франка Серпицио, если бы тому надоело сидеть на пенсии, я бы и то отказался. Говорю же тебе, я привык работать в одиночку, и тут ни при чем конкретные люди — ты или кто–то другой.
— Но он отказал тебе? — спросила Дженнифер, повысив голос, чтобы перекричать шум проехавшего мимо автобуса.
— Он сказал: «Либо — напарник, либо — обратный билет до Неаполя», — сообщил Ло Манто. — Но уехать домой я пока не могу.
— Значит, мы обречены работать вместе, — подвела итог. Дженнифер, — как бы противно ни было нам обоим.
— Ты мне вовсе не противна, — возразил Ло Манто, глядя на ее лицо без малейших признаков косметики, светлые глаза и красиво очерченные губы, готовые в любой момент либо улыбнуться, либо гневно сжаться в узкую полоску. — Даже наоборот, особенно после вчерашней передряги. Тем более я не хочу, чтобы ты пострадала из–за моих проблем, которые не имеют к тебе никакого отношения. Теперь уже речь не идет о том, чтобы «нянчиться с копом–макаронником». Предстоит схватка с преступной «семьей».
Дженнифер глубоко вздохнула и посмотрела в открытое окно.
— Когда начнем? — спросила она, посмотрев на Ло Манто.
Итальянец указал на маленький цветочный магазин, втиснувшийся между солярием и баром.
— Сразу же после того, как цветочник откроет свою лавку, — ответил он.
* * *
Остановившись с центре магазина, Дженнифер наклонилась, чтобы понюхать гардению, росшую в цветочном горшке. Мужчина за прилавком оторвался от кипы бумаг, поглядел на раннюю посетительницу поверх очков и улыбнулся.
— Могу я вам чем–то помочь? — спросил он.
— Я только что привезла домой из больницы старую тетушку, — принялась фантазировать Дженнифер. — Она очень любит цветы, вот я и ищу что–нибудь, чтобы порадовать старушку.
— Она ходячая или прикована к постели? — уточнил продавец.
— А разве это имеет значение? — удивилась Дженнифер. — Ведь речь идет всего лишь о цветке.
— Не скажите! За цветком нужно ухаживать: поливать, подкармливать, — тоном школьного учителя начал рассказывать мужчина. — Если ваша тетя не в состоянии это делать, то и растение ей покупать не имеет смысла. Все равно оно очень скоро погибнет.
Дженнифер отошла от гардении и приблизилась к прилавку. Мужчина снял очки и отодвинул в сторону бумаги. Он был высок и крепко сложен, с густыми каштановыми волосами, небольшим шрамом под нижней губой и белоснежными, словно только что покрашенная стена, зубами.
— В таком случае я возьму дюжину роз, — сказала Дженнифер. — Желтых, если можно. Пусть в квартире будет хоть что–то, что умрет раньше моей тетушки.
— Вот теперь вы размышляете здраво, — проговорил мужчина, и его тонкие усики искривились в улыбке.
— Едва ли, — вздохнула Дженнифер, — поскольку тогда я купила бы цветок в горшке. Он нанес бы меньший урон моей кредитной карточке.
— На родственниках нельзя экономить, мисс, — заметил продавец.
— Можно, — отрезала Дженнифер. — Если это моя тетя.
Мужчина вышел из–за прилавка и, слегка прихрамывая, подошел к стеклянному ящику с охлажденным воздухом, в котором хранились свежие цветы.
— Я выберу для вас лучшие, — сказал он, — такие красивые, что при взгляде на них улыбка появится даже на самом грустном лице.
Дженнифер оперлась локтями о прилавок и оглядела магазин.
— Вы работаете здесь один? — спросила она, глядя, как продавец сдвинул в сторону стеклянную дверь и вынул из шкафа большое пластиковое ведро с нерас–пустившимися желтыми розами. Услышав вопрос, он на секунду замер, повернулся к ней и спросил внезапно затвердевшим голосом:
— А это имеет значение?
— Да нет, — невинным тоном ответила Дженнифер, чувствуя, как напрягся продавец. — Я просто так спросила, для поддержания беседы. Не надо меня за это убивать, хорошо?
— Если вам хочется поговорить, мы можем обсудить погоду. Для двухминутной беседы эта тема подойдет как нельзя лучше.
— Могу я заказать доставку этих цветов? — осведомилась Дженнифер. — Моя тетя живет недалеко, всего в нескольких кварталах отсюда.
— Если вашу тетю, как вы говорите, только что привезли домой из больницы, возможно, она была бы рада увидеть и ваше милое личико вместе с этими цветами? — предположил мужчина, возвращаясь к при–лавку с дюжиной желтых роз, длинные стебли которых покоились на сгибе его правой руки.
— Сегодня я выхожу на новую работу, — сказала Дженнифер, — и не хотела бы опаздывать в первый же день. Тетя всю свою жизнь делала карьеру, она поймет.
Мужчина кивнул и положил цветы на прилавок. Затем он достал из–под прилавка рулон прозрачного упаковочного целлофана, ножницы и положил их рядом.
— Вон там, — мотнул он головой, — поздравительные открытки. Выберите ту, которая вам понравится, напишите на ней какие–нибудь приятные слова, и я прикреплю ее к цветам.
Дженнифер подошла к стеклянному стенду с открытками и взяла ту, на которой было изображено улыбающееся лицо ангела. Написав на ней свое имя, она засунула открытку в небольшой конвертик и передала продавцу. Взяв конверт, мужчина прикрепил его степлером к целлофану, которым уже успел обернуть розы.
— Цветы будут доставлены от пяти до шести часов вечера, — проговорил он, — если, как вы говорите, она живет неподалеку.
— Да, — закивала головой Дженнифер, — ее дом — чуть дальше по улице, напротив театра «Уэйкфилд», коричневое кирпичное здание с цветочными ящиками на балконах. Квартира — на третьем этаже, фамилия тетушки — Розетта.
— За доставку с вас еще пять долларов, — сообщил продавец. — Сам я не разношу заказы, это делает для меня соседский мальчик–пуэрториканец. Впрочем, в последнее время доставку заказывают не так часто.
— Я понимаю, — согласилась Дженнифер. — Приплюсуйте эту сумму к счету.
— Вместе с доставкой с вас 49 долларов, — сообщил продавец. — Если, конечно, вам больше ничего не нужно.
— Кое–что нужно, — ответила Дженнифер, — но это не будет стоить ни вам, ни мне ни цента.
Мужчина поправил очки и посмотрел на посетительницу холодным немигающим взглядом.
— И что же это? — спросил он.
— Мне нужно, чтобы вы опустились на пол и заложили руки за спину, — проговорила Дженнифер, распахнув полу куртки и продемонстрировав продавцу кобуру с пистолетом. — Пожалуйста, — нарочито вежливо добавила она.
Мужчина стоял с прямой спиной, положив руки на прилавок. От его былой учтивости не осталось и следа. Теперь взгляд его темных глаз был тяжел и мрачен.
— Я допускаю, что многие владельцы магазинов, которые вы грабите, отдают вам все, что вы хотите, и еще радуются тому, что остались живы, — сказал он, — но я не из таких.
— Для цветочника вы весьма решительны, — проговорила Дженнифер. — А теперь ложитесь на пол, как я вам велела!
— А если не лягу? — с вызовом спросил мужчина. — Что вы со мной сделаете?
Несколько секунд Дженнифер молча смотрела на него, затем глубоко вздохнула и попросила:
— Назовите мне свое имя.
— Это важно? — вопросом на вопрос ответил он.
— Очень, — подтвердила Дженнифер.
— Джордж, — сказал продавец. — Джордж Пальмеро.
— Вам лет шестьдесят или чуть больше? — предположила Дженнифер, подходя к прилавку. — Я угадала?
— Почти, — ответил мужчина, слегка передернув плечами.
— Вот теперь я снова попрошу вас — по–хорошему, — сказала Дженнифер. — Так, как я обратилась бы к любому ровеснику моего отца, включая и его самого. Опуститесь на пол, Джордж, и заложите руки за спину.
— А если я откажусь? — нисколько не спасовав, повторил свой вопрос Джордж.
— Тогда я в вас выстрелю, и вы упадете, — как только могла спокойно ответила Дженнифер, однако в голосе ее прозвучало напряжение.
Джордж медленно убрал руки с прилавка, завел их за спину, а затем опустился на колени и, свесив голову на грудь, стал смотреть на обшарпанный деревянный пол. Дженнифер обошла прилавок и встала над мужчиной, держа в руке наручники.
— Ты не проживешь достаточно долго, чтобы потратить деньги, которые возьмешь в кассе, — пригрозил он.
— А мне твои деньги не нужны, — отрезала женщина, двумя быстрыми движениями защелкнув наручники на его запястьях. — И цветы тоже.
— Что же тебе нужно? — недоуменно спросил пожилой человек.
Дженнифер опустила глаза и, встретившись взглядом с мужчиной, широко улыбнулась.
— Весь твой чертов магазин.
* * *
Ло Манто взобрался по красной кирпичной стене и спрыгнул с другой стороны, оказавшись позади цветочного магазина, черный ход которого был заперт на засов. Он оглянулся, осмотрев темный узкий переулок, заваленный пластиковыми мешками с мусором и пачками старых газет. Окна были закрыты выкрашенными в черный цвет деревянными ставнями. Перешагнув через пустые картонные коробки, Ло Манто подошел к освещенной единственной тусклой лампочкой лестнице, ведущей в подвал. Затем он вытащил из кармана 38-миллиметровый револьвер и стал спускаться навстречу царившему внизу полумраку.
Прижавшись спиной к деревянной стене, Ло Манто наблюдал за тем, как четверо молодых людей укладывают целлофановые пакеты с героином в длинные белые коробки, а сверху кладут свежие, недавно срезанные цветы. Затем они закрывали коробки, перевязывали их цветной бечевкой и грузили в тележки вроде тех, которыми покупатели пользуются в супермаркетах. В комнате находился и пятый мужчина — ниже и гораздо старше других. Его нос и рот закрывала медицинская маска. Склонившись над столом, похожим на мясницкий, он мерной ложкой раскладывал наркотики в пакеты для сэндвичей. Где–то в глубине комнаты играло радио, и в вязком воздухе подвала плыл страстный голос Лауры Паузини.
Ло Манто прислонился затылком к стене и на несколько секунд закрыл глаза. В течение многих лет он часто наблюдал подобные сцены как в Нью—Йорке, так и в Неаполе, но каждый раз не мог подавить в себе чувство горечи и злость. Этот сырой и душный подвал, как и сотни таких же гадючников, разбросанных между Неаполем и Нью—Йорком, был тем источником, из которого каморра черпала свою темную силу. Наркотики стали первым шагом на пути каморры к богатству. Если бы не наркотики, у нее сейчас не было бы ни одного из многочисленных легальных предприятий — банков, брокерских контор, агентств недвижимости, которые превратили гангстерское сообщество в процветающую и приносящую многомиллиардные доходы империю. Торговля героином являлась фундаментом благосостояния каморры, и, чтобы ослабить ее, было необходимо уменьшить поток наркотиков, ежемесячно приносивший в карманы гангстеров 750 миллионов долларов.
Ло Манто оттолкнулся от деревянной стены и вышел на середину комнаты, направив револьвер на мужчину, стоявшего у мясницкого стола. Увидев его, парни побросали пакеты с героином, подняли руки и отступили на несколько шагов. Глянув на Ло Манто, пожилой понимающе кивнул, бросил на стол ложку и присоединился к своим товарищам. Это были нелегальные иммигранты, и высылки они боялись больше, чем тюрьмы. Они отрабатывали деньги, которые когда–то одолжили у каморры, в надежде на то, что их рабский труд даст возможность их сыновьям вести более обеспеченную жизнь в процветающей стране. Перед Ло Манто стояли пятеро несчастных с измученными непосильной работой телами и усталыми глазами. Они были такими же жертвами каморры, как те наркоманы, в вены которых попадет героин, который сейчас расфасовывали эти пятеро. Для них Америка никогда не станет благословенной страной равных возможностей. Единственное, что сохранит их память, будут подвалы вроде этого, бесконечные часы и дни, прове–денные за работой, посильной разве что мулу, и беспрекословное подчинение приказам неведомой силы, которая распоряжается их судьбами.
Ло Манто заговорил с ними по–итальянски, понимая, что если они и могут объясняться на английском, то наверняка через пень–колоду. Он сказал им, чтобы они уходили через черный ход и ничего не боялись, поскольку он не причинит им вреда. Мужчины стащили резиновые перчатки, грязные передники и бросили все это на пол, а потом, поблагодарив его молчаливыми кивками головы, один за другим двинулись к выходу из подвала. Когда мимо Ло Манто проходил пожилой мужчина, тот остановил его, схватил за руку и повернул ее тыльной стороной вверх. На грубой коже запястья отчетливо виднелась татуировка: ворон, держащий в клюве кинжал.
— Camorrista? — спросил он старика.
Тот кивнул головой:
— Si.
Взгляд его темных глаз был тяжелым и вызывающим, держался старик, несмотря на свои годы, прямо и бодро.
— Из какой семьи? — спросил Ло Манто по–английски. Этот гангстер, судя по всему, провел в Америке достаточно времени, чтобы выучить язык. — И кому принадлежат наркотики?
Старик улыбнулся, продемонстрировал два ряда белоснежных вставных зубов.
— Если я скажу тебе хоть слово, я умру, — проговорил он. — Для меня проще молчать и ждать, пока они убьют тебя. А потом я снова вернусь к своей работе.
— Меня зовут Ло Манто, — сказал полицейский, отпуская руку старика. — Я полицейский из Неаполя, и я не имею права арестовать тебя. Я не могу даже приказывать тебе.
— Тогда зачем ты здесь? — спросил старик. — Неужели ты проделал такой путь лишь для того, чтобы умереть? Даже если ты сейчас остановишься, спрячешь оружие и позовешь сюда тех четверых парней, предоставив нам заниматься своим делом, тебя все равно пришьют. В назидание другим, чтобы не путались под ногами.
— Значит, мне нет смысла останавливаться, — заключил Ло Манто. — Ты согласен?
— Я ничего никому не расскажу, — пообещал старый каморрист. — И ребятам велю держать язык за зубами. Но только если ты сейчас же уберешься восвояси.
— А я, наоборот, хочу, чтобы ты все рассказал своим боссам, — заявил Ло Манто. — Все, что ты видел, и то, что увидишь сейчас. И, главное, не забудь мое имя. Чтобы Пит Росси знал, за кем охотиться.
— С чего ты решил, что я знаком с кем–то по имени Росси? — спросил старик, пятясь к выходу.
— Просто сделай, как я говорю.
* * *
Ло Манто прошел мимо пустых коробок, вороха оберточной бумаги и открыл большую деревянную дверь. Перешагнув порог, он очутился в цветочном магазине и приветственно кивнул Дженнифер, которая уже убрала пистолет в кобуру и стояла над Джорджем, скрестив руки на груди.
— Куда ты запропастился? — немного раздраженно спросила она. — Даже непослушные мальчики в это время уже возвращаются домой.
— Встретил старого друга, — пояснил Ло Манто, подойдя к прилавку и опустив взгляд на Джорджа. — А тебе дал возможность завести нового.
— Я не в его вкусе, — ответила Дженнифер. — Ему не нравятся девочки, которые ходят со своими наручниками.
Джордж поднял голову и посмотрел на двух полицейских.
— Веселитесь, — проговорил он, скривив губы в ухмылке. — Развлекайтесь, покуда живы. Потому что не успеет стемнеть, как вы оба будете мертвы.
— Вот видишь, — сказала Дженнифер. — Я же тебе говорила. Такого в хорошую компанию не приведешь, если только твои друзья не копы. Впрочем, им он тоже не понравится.
Ло Манто наклонился и рывком поднял Джорджа на ноги. Посмотрев мимо него на дверь, он увидел струйки дыма, просочившиеся через щели из подвала.
— Я собираюсь попросить своего напарника, чтобы она сняла с тебя наручники, — сказал он.
— Первые разумные слова, которые ты произнес с тех пор, как вошел, — ворчливо произнес хозяин магазина. — Твою жизнь это не спасет, но я хотя бы убедился в том, что ты не совсем законченный кретин.
— Позволь задать тебе один вопрос, умник, — сказал Ло Манто. — Как, по–твоему, долго ли ты проживешь после того, как твои боссы узнают о том, что здесь произошло?
— А здесь ничего не произошло, — ответил Джордж. Сейчас он выглядел уже гораздо увереннее, нежели минуту назад.
— Ошибаешься. Сначала тебя повязала девушка, — стал загибать пальцы Ло Манто. — Потом какой–то мокрый макаронник вошел через черный ход и запалил подвал. Чуешь запах? Одних только цветов погибнет тысяч на тридцать.
Джордж повернул голову и с ужасом уставился на дверь в подвал, из–под которой уже выбивались языки пламени, а затем снова перевел взгляд на Ло Манто. На его лбу выступил пот, нижняя губа дрожала.
— Ты прав, они убьют меня. Но я умру быстро и безболезненно, а вам с девчонкой предстоит помучиться.
— Но разве можно их за это осуждать? — ерническим тоном задал вопрос Ло Манто. — В дым превратилась партия героина на полмиллиона долларов. От такого даже самый мирный из каморристов станет пускать кровавые пузыри.
— Зачем вы все это делаете? — спросил Джордж, выходя следом за Ло Манто и Дженнифер из цветочного магазина, который уже наполнился дымом и огнем. — Если вы ищете смерти, было бы куда проще и безболезненнее прыгнуть с крыши небоскреба.
Ло Манто повернулся лицом к магазину, в котором уже вовсю бушевало пламя. От невыносимого жара в безмолвной муке корчились цветы, лопались вазы и стекла. Дженнифер и Джордж прислонились к припаркованной рядом машине. Вокруг их троицы уже стали собираться зеваки, а в отдалении послышалось завывание пожарных машин. Ло Манто посмотрел на Джорджа, который всего за минуту превратился из самоуверенного гангстера в перепуганного старика.
— Скучно умирать в одиночку, — ответил он, отвернулся и пошел к машине без опознавательных знаков, стоявшей чуть дальше по улице.
* * *
Пит Росси направил нос 42-футовой яхты в кипящую белую пену встречной волны, приготовившись к прыжку, который неизменно следовал за таким маневром. Обнаженный по пояс, он стоял за штурвалом на верхней палубе двухъярусного судна, сражаясь с волнами посередине залива Лонг—Айленд. День выдался жарким и влажным, но ветер, поднявшийся сразу после того, как солнце стало клониться к горизонту, остужал кожу и ерошил волосы.
Росси включил нейтральную передачу, уселся во вращающееся кресло и, развернув его на 180 градусов, уставился на Сильвестри. Его взгляд не предвещал ничего хорошего, а тело было напряжено, как у змеи перед прыжком.
— Ты никогда не задумывался о том, откуда Ло Манто узнает, где и когда нанести очередной удар? — задал он вопрос, который, впрочем, не требовал ответа. — Можно подумать, что у него в кармане — карта. Или что ему сообщает об этом таинственный голос, звучащий в его сотовом телефоне.
— Возможно, он завербовал в информаторы одного или двух наших ребят, — согласился Сильвестри. — Но кто бы они ни были, я не допускаю, чтобы им были известны все наши точки. Эта информация держится в строжайшем секрете. Уличные барыги могут узнать про одну или, если очень повезет, про две точки, но не больше того, и уж тем более не про самые главные из них. Наших людей, которым известно про все точки, можно сосчитать на пальцах одной руки.
— Во что нам обошелся пожар? — спросил Росси.
— В подвале было порошка на пол миллиона долларов, — сообщил Сильвестри, вытирая пот, выступивший на лбу. — На улицах такая партия ушла бы за два с половиной. Уличные толкачи могут ждать не более двух дней, и за это время, до четверга, мы должны поставить им новую партию.
— Значит, мы попали на три миллиона, — подытожил Росси ледяным голосом, от которого по спине Сильвестри побежали мурашки. — И все из–за того, что один — повторяю, ОДИН! — коп знает, где и когда нанести удар. У него есть осведомитель в моем окружении, и я хочу знать имя этого человека.
— Он наступал нам на хвост и в Нью—Йорке, и в Неаполе, но все наши усилия по поиску его источников среди приближенных к тебе людей не принесли результатов. На мой взгляд, это вообще невозможно.
— Значит, твой взгляд не туда смотрит! — ответил Росси, вставая и принимаясь расхаживать по палубе, слегка покачивающейся от ударов боковых волн. — Этому копу явно нашептывает кто–то из наших, и шептуна нужно найти.
— Я займусь этим сразу же после того, как мы причалим, — пообещал упавшим голосом Сильвестри. Меньше всего ему хотелось браться за заведомо невыполнимое задание.
Организационная структура каморры напоминала собой гигантского кальмара. Каждое из щупалец действовало автономно, но все они были накрепко прикреплены к огромной, находившейся посередине голове. Это давало возможность всем предприятиям, приносившим многомиллионные прибыли, действовать, не опасаясь вмешательства боссов со стороны. Если мафия — итальянский аналог каморры — нередко оказывалась на грани катастрофы только из–за того, что полицейским информаторам было известно все о ее деятельности, то у каморры на протяжении всей ее долгой истории такие провалы случались крайне редко. Каждый ее член, вне зависимости от своего статуса и ранга, знал ровно столько, сколько было необходимо знать для выполнения поставленной перед ним конкретной задачи, и не более того. Благодаря этому вся полнота власти и исчерпывающая информация всегда находились в руках правящего в данный момент крестного отца, а эта публика привыкла никому не доверять. Молчание было главным оружием каморры. Еще никогда и никому из противников не удалось внедрить своего агента в высшие круги организации.
— Что там у нас с девочкой? — спросил Росси. Он выключил моторы, бросил якорь, и теперь яхта покачивалась на волнах в трех милях от побережья Лонг—Айленда.
— Ей удалось добраться до станции метро «Северная», — ответил Сильвестри, вытащив сигарету из полупустой пачки, лежавшей в нагрудном кармане его рубашки. — То ли было слишком поздно, то ли девчонке просто повезло, но у нее никто даже не спросил билет. Наши ребята успели погрузиться в тот же поезд и поехали вместе с ней в центр.
— Она пыталась связаться с дядей? — осведомился Росси, открыв холодильник и достав оттуда запотевшую бутылку воды «Олений парк».
— Пока нет. Провела ночь на скамейке станции «Гранд—Сентрал», а когда начался час пик, встала и принялась ходить по перрону.
— Наши по–прежнему пасут ее? — спросил Росси, сделав три больших глотка и поставив затем бутылку в углубление на ручке кресла.
— Да. Стонут, жалуются, но продолжают пасти.
Они не выпустили ее из виду ни разу с тех пор, как она смылась из дома.
— Пусть все так и остается, — приказал Росси, выдернув незажженную сигарету изо рта Сильвестри и щелчком отправив ее за борт. — И позаботься о том, чтобы, когда мы начнем разбираться с дядей, ее не было поблизости. Я хочу, чтобы закопали копа, а не девочку.
— Ребята прицепились к ней намертво. Куда девчонка, туда и они.
— Пусть они докладывают о своих передвижениях кому–нибудь другому, а ты вплотную займись Ло Манто. Возвращайся к себе и покопайся в его прошлом. Выясни о нем все, что можно, начиная с того момента, как он появился на свет.
— У нас на него и без того исчерпывающее досье, — попытался возразить Сильвестри, — с первого года его обучения в средней школе. Я знаю об этом типе больше, чем о собственной жене.
— И все же мы что–то упустили, — настаивал Росси. — В этой колоде обязательно должна быть карта, которую мы не заметили, уж больно крепко он в нас вцепился. Это может быть связано с тем, что случилось с его отцом. Для некоторых людей это становится причиной, чтобы посвятить всю свою жизнь мести, и, возможно, он один из них. Я думаю, на кону нечто большое, и чем раньше мы выясним, что это такое, тем раньше сможем его прихлопнуть.
— Ты хочешь, чтобы я использовал уже имеющуюся у нас информацию, или начал все с чистого листа? — спросил Сильвестри.
— Поработай над базовыми данными, а затем постарайся взглянуть шире. Этот человек — великолепный коп и никогда не действует вслепую. Но таких — много. Возможно, не такого высокого класса, но близко к этому. Он должен иметь или знать что–то, что дает ему дополнительные преимущества перед всеми остальными, позволяет предвидеть наши действия и узнавать о них еще до того, как мы к ним приступаем.
— Выяснить это будет не так–то просто, — почесал в затылке Сильвестри, — учитывая, что мы даже не знаем, что искать.
— Если бы это было просто, мы бы сейчас об этом не толковали. Тот факт, что нам об этом до сих пор неизвестно, свидетельствует лишь об одном: это «что–то» надежно укрыто от посторонних глаз.
— Я позвоню в Неаполь, — сказал Сильвестри, — и узнаю, можно ли получить какую–то дополнительную информацию оттуда. Возможно, удастся найти там кого–то — другого копа, друга или даже родственника, — кто сообщит нам то, чего мы еще не знаем.
— Насколько близко мы можем подобраться к его семье? — задал вопрос Сильвестри. Подтекст был ясен и страшен.
— Его племянница уже у нас, — сказал Росси. — Если будет нужно нагадить его сестре, то это удобнее всего сделать через ее мужа. Их с Ло Манто не связывают узы кровного родства, поэтому он, возможно, согласится поделиться кое–какой информацией в обмен на то, что ему сообщат о судьбе дочки.
— А что с его матерью? — поинтересовался Сильвестри. — Из Неаполя мне сообщили, что они очень близки. Она предпочитает не распространяться о своей жизни в Нью—Йорке, а он и не спрашивает. По крайней мере, они хотят, чтобы мы думали именно так. Готов поспорить, старуха знает гораздо больше, чем
говорит. Думаю, имеет смысл поближе подобраться и к ней.
— Только сделайте это чисто, — велел Росси, — не напрямую. Вероятно, от ее подруг можно будет узнать не меньше, чем от нее самой. И, главное, чтобы бабка не пронюхала о ваших, гм, изысканиях. Я не хочу, чтобы она настучала об этом своему сынуле.
— В середине недели нам должна поступить новая партия товара, — сообщил Сильвестри. — Можно придержать ее на несколько дней, пока не уляжется шум и не будет решен вопрос с этим копом.
— Как вести бизнес, будем решать мы, а не какой–то там итальянский легавый, вцепившийся нам в хвост, — отрезал Росси, зажмурившись то ли от яркого солнца, то ли от злости. — Кроме того, если ему и впрямь известен каждый наш шаг, он заподозрит неладное. Пусть все идет своим чередом, а ты сделай все, чтобы как можно скорее вырвать у него зубы.
— Он проявляет подозрительное спокойствие в том, что касается судьбы его племянницы, — проговорил Сильвестри, отводя глаза в сторону и наблюдая за брызгами от волн, бьющих в борт яхты. — Это меня беспокоит. Вместо того чтобы трясти своих информаторов относительно наших сделок, коп должен был выжимать из них любую информацию относительно девочки, но он этого не делает. Как ты думаешь, почему?
— Возможно, он приставил к ней соглядатаев, о которых нам неизвестно, — предположил Росси. — Но даже для него это было бы слишком круто. Может, ему просто наплевать? Впрочем, нет, это тоже не катит.
— И что нам тогда остается? — спросил Сильвестри.
— Поскорее найти ответы на вопросы. Иначе мне придется закопать не его, а кое–кого другого, — со зловещей многозначительностью в голосе ответил Росси.
* * *
Паула медленно шла по переполненному пассажирами вокзалу «Гранд—Сентрал», разглядывая величественные потолки с нарисованными на них звездами и планетами, которые, казалось, парили в воздухе сами по себе. Она проголодалась и устала, хотя ночь, проведенная в зале ожидания, прошла достаточно спокойно. Больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы это неприятное приключение поскорее закончилось. Мысленно проклиная тех, по чьей милости она не имела возможности почистить зубы и принять душ с тех пор, как выбралась из запертой комнаты, Паула подошла к круглой информационной кабинке, возле которой уже успела выстроиться длинная очередь. Люди задавали вопросы относительно наиболее удобных маршрутов и мест пересадки, и служащие справочной службы, сидящие за толстым пуленепробиваемым стеклом, отвечали на них равнодушными голосами роботов, которые невозможно было бы услышать, если бы не микрофоны возле их губ. Паула посмотрела на скопившуюся на перроне толпу пассажиров, готовых отдать свою жизнь, чтобы только втиснуться в очередной прибывающий поезд. Затем она двинулась к расположенным в конце зала закусочным, выискивая глазами свободное место.
За каждым ее шагом неотступно наблюдали две пары глаз. Двое мужчин в кожаных пиджаках и обтягивающих джинсах стояли под электронным табло с рас–писанием прибывающих и отходящих поездов, надписи на котором менялись с быстротой сообщений об изменении курсов акций в главном зале нью–йоркской биржи. Тот, что был повыше, с зачесанными назад густыми черными волосами и застегнутым под горло воротником рубашки, держал в правой руке свежий номер «Нью—Йорк пост». Опустив взгляд на своего напарника, что был пониже ростом, но зато более упитанным, он проговорил:
— Сдается мне, Отто, эта девчонка сама не знает, куда направляется. Иначе она не болталась бы столько времени в этой треклятой подземке.
— Может, ты прав, — ответил Отто, — а может, и нет. Но как бы то ни было, мы не можем упустить ее. Если проморгаем девчонку, то на следующей неделе наши жены посетят двое похорон.
Высокий положил газету на прилавок билетной кассы и направился следом за девочкой, а Отто двинулся рядом с ним.
— Интересно, — пробормотал он, — почесался хоть кто–нибудь после того, как она пропала? Хотя бы для того, чтобы сделать вид, что им не все равно.
— Прошло–то всего два дня, — ответил Отто, — а такие дела быстро не делаются. Но тебя это все равно не должно касаться. Твое дело — быть начеку и не зевать, когда начнется.
— Думаешь, за ней придет тот коп? — Высокий посторонился, чтобы пропустить мамашу с дочкой, спешащих на отходящий вестчестерский поезд и пытающихся при этом не растерять многочисленные пакеты, которыми были заняты их руки. — Или кто–то другой, кого мы не знаем?
— Это не имеет значения, Фредди, — ответил От–то, не спуская глаз с девочки, проходившей в этот момент мимо книжного киоска. — Наше дело — повязать его прежде, чем он успеет к девчонке прикоснуться.
— Похоже, она собралась позавтракать, — высказал предположение Фредди, мстительно пихнув локтем задевшего его бизнесмена в дорогом костюме.
— Самое время, — кивнул Отто. — Я бы тоже не отказался что–нибудь слопать. — Затем он поглядел вправо и добавил: — Но сначала, как мне кажется, она сделает заход в клозет.
* * *
Паула подставила руки под холодную воду и стала смотреть на свое отражение в зеркале. Ее длинные волосы были грязными, спутались и срочно нуждались в щетке, под глазами появились синяки от недосыпания. Девочка сложила ладони пригоршней, наклонилась и плеснула ледяной водой себе в лицо. Она повторила это действие несколько раз, не обращая внимания на высокого мужчину, стоявшего у крайней раковины и не сводившего глаз с двери. Вот она открылась, вошла пожилая женщина в коричневом жакете. Вымыв руки, она вытерла их двумя бумажными полотенцами, которые затем бросила в бак для мусора, и вышла.
Мужчина сдвинулся с места и подошел к девочке, которая все так же стояла, наклонившись над раковиной, и плескала себе в лицо холодной водой. Положив руку на ее спину, он спросил, улыбаясь ее отражению в зеркале:
— Ну и как тебе нравится Нью—Йорк?
Паула подняла глаза, и на ее лице тоже расцвела широкая улыбка.
— Zio! — прошептала она и, повернувшись, повисла на шее у мужчины. — Я знала, что ты появишься! Не знала, где и когда, но была уверена, что ты найдешь меня!
Ло Манто нежно поцеловал племянницу в макушку, поднял ее лицо и заглянул в ее чистые, невинные глаза.
— Я не нашел бы тебя лишь в том случае, если бы умер, — ответил он, с нежностью глядя на девочку.
— Мне ужасно хочется в душ, — призналась Паула, — а потом я готова съесть целого слона.
Ло Манто отвел взгляд в сторону и посмотрел на закрытую дверь.
— Со слоном придется немного подождать, — проговорил он. — Я еще должен закончить кое–какие дела, а без твоей помощи мне это не удастся.
— Дядя Джанни, прошу тебя! — взмолилась Паула с детской непосредственностью. — Ты уже сделал все, что было нужно. Ты спас меня, и теперь я в безопасности. Тебе больше ничего не нужно делать, кроме того, что отвезти меня туда, где я смогу принять душ и поесть.
Увидев, как поворачивается дверная ручка, Ло Манто сгреб Паулу в охапку и втащил ее в ближайшую свободную кабинку. Затем он закрыл дверь, запер ее на задвижку, взобрался на унитаз, чтобы его ноги не были видны снизу, и приложил палец к губам, делая знак племяннице не произносить ни звука. Они услышали, как цокают по кафельному полу каблуки вошедшей женщины, которая заперлась в крайней кабинке и зашуршала в наступившей тишине одеждой.
Паула набрала в легкие воздуха и взглянула на дядю. Тот, встав на цыпочки, смотрел на вновь открывающуюся дверь дамской комнаты. Присев на корточки, девочка посмотрела под дверь и увидела мужские кроссовки, появившиеся словно из ниоткуда. Ло Манто сунул руку под куртку и вытащил пистолет.
Вошедший остановился перед раковиной, пустил воду и, глядя в зеркало, стал осматривать помещение. Ло Манто прикоснулся к плечу племянницы и знаками велел ей приоткрыть на несколько дюймов дверь кабинки и выйти. Но прежде чем она успела пошевелиться, послышалось возмущенное восклицание женщины, которая, видимо, вышла из своей кабинки и увидела мужчину:
— Эй! Что вы здесь делаете? Это дамская комната!
— Знаю, — ответил Фредди. Он говорил спокойным, миролюбивым тоном. — Мужской туалет затопило. Мужчина снаружи сказал мне, что дамская комната свободна, и я могу помыть здесь руки.
— Он ошибся, — сердито буркнула женщина и подошла к раковине.
— Теперь я это вижу и сейчас уйду, — сказал Фредди.
Ло Манто отодвинул защелку на двери и слегка подтолкнул Паулу, вжавшись спиной в стену, чтобы его не заметили снаружи. Паула вышла, с удивлением посмотрела на мужчину и обратилась к даме:
— Что ему тут понадобилось?
Фредди поднял руку в успокаивающем жесте:
— Не переживайте так, леди! Расслабьтесь. Говорю же вам, я уже ухожу.
Он посмотрел на Паулу, на пустую, как ему показалось, кабинку за ее спиной, а затем бросил быстрый взгляд на отчитавшую его даму средних лет. Затем он галантно склонил голову, улыбнулся обеим женщинам и, повернувшись к ним спиной, вышел из туалета.
Вытирая руки коричневыми бумажными полотенцами, женщина обратилась к Пауле:
— Не стоит здесь задерживаться, милочка. Этот тип может вернуться. Нет, не может, а наверняка вернется. От подобных типов ничего другого ожидать не приходится. Если бы кто–то из нас оказался тут в одиночестве, все могло бы закончиться иначе.
— Не волнуйтесь за меня, — поспешила успокоить матрону девочка, — я пробуду здесь не больше минуты.
Как только за спиной женщины закрылась дверь, из кабинки появился Ло Манто.
— Ну что, — повернувшись к нему, спросила Паула, — мы уже можем отсюда выходить?
— Послушай, сага, — заговорил Ло Манто, взяв племянницу за плечи. — Мужчина, который только что заходил сюда, — один из тех двоих, что следят за тобой в надежде на то, что ты приведешь их ко мне.
— Что же теперь будет? — замирающим голосом спросила Паула.
— Теперь они попытаются меня убить, — ответил Ло Манто, — и это именно то, что мне от них нужно.
— Зачем? — не поняла Паула. — Мы снова вместе. Мы можем просто уйти — вдвоем. Проскользнем мимо них в толпе, и все. Тебе больше не нужно ни с кем воевать. Пусть все закончится, пока один из них и вправду не убил тебя.
— Взять и уйти — это не выход из подобных ситуаций, — покачал головой Ло Манто. — Слишком много крови пролилось из–за того, что происходит сейчас. Я слишком близко, и они это знают.
Паула расширившимися от страха глазами смотрела на дядю. Она слышала захватывающие дух истории про этого человека с тех пор, когда была еще ребенком. Когда Паула подросла, она добавила к этим легендам реальные события, прочитав о них в газетных вырезках, которые хранила ее мама. Даже сейчас, еще не успев превратиться во взрослого человека, она понимала, что это решительный и упрямый человек, нацеленный на то, чтобы очистить улицы Неаполя от той заразы, которую представляла собой каморра. Ее мама считала, что Ло Манто — самый «неправильный» человек из всех, кого она знала, а в глазах Паулы он был одиноким героем, сражающимся с невидимым и превосходящим его по силе противником. Девочка знала, что дядя без колебаний отдаст за нее жизнь и, не моргнув, убьет за нее любого.
Однако дядя был для нее больше, чем просто рыцарем в сияющих доспехах. Это был человек, которого она любила всей душой и знала, что он отвечает ей тем же. Он появлялся через несколько дней после Рождества с кучей подарков и извиняющейся улыбкой. Он поздравлял ее с днем рождения через месяц после того, как оно прошло. Он был первым, кто, одевшись в халат врача и повесив на грудь стетоскоп, проник в ее больничную палату после того, как она перенесла сложную операцию. Он водил Паулу на отличные старые фильмы, покупал ей диски с последними хитами итальянских и американских групп. Они ходили на каток, обошли все музеи Неаполя, и во время этих экскурсий дядя рассказывал ей о жизни тех, чьи волшебные кисти сотворили эти шедевры.
Он являлся важной частью ее юной жизни, и Паула была готова на все, чтобы только не потерять его. И вот сейчас, в пропахшем мочой общественном — женском! — туалете на станции метро «Гранд—Сентрал» он стоял перед ней и просил о помощи.
— Что я должна делать? — спросила Паула.