На этот раз у нас есть по-настоящему уникальная возможность рассказать о сегодняшней работе военных контрразведчиков на самом остром участке их оперативной деятельности. Наш собеседник — заместитель руководителя Департамента военной контрразведки ФСБ России, начальник оперативной группы ДВКР в Северо-Кавказском регионе. Учитывая специфику службы, мы будем называть его Сибиряк — таков его позывной в радиоэфире.

— Кстати, почему именно Сибиряк.? Вы из Сибири?

— Нет, это потому что крепкий, простуды не боюсь. А родился я в Белоруссии, в Минской области, в деревне, откуда ушел на срочную службу, служил в Германии — прошел, как говорится, славный путь от рядового до ефрейтора, а потом поступил в военное училище.

— Решение поступать пришло в армии?

— Нет, гораздо раньше. Когда я был в 4-м классе, родители поехали на рынок, и батя купил мне в подарок военную фуражку — причем не простую фуражку, а авиационную! Я все время гулял в этой фуражке, даже спать с ней ложился, и, по-видимому, это и определило мою судьбу: я четко и однозначно знал, что буду военным. Поступал после школы в Рижское училище ракетных войск, завалил экзамены, вернулся, пошел в армию, а после армии благодаря тому, что батька подарил мне именно авиационную фуражку, поступил в Харьковское авиационное командное училище связи. Окончил его в 1981 году, надел лейтенантские погоны и поехал служить в Азербайджан. Четыре года там, потом — Новосибирск, высшие курсы военной контрразведки…

— Можно подробнее? Как именно приходят в военную контрразведку армейские офицеры?

— Дело случая. Я был командиром роты, обеспечивал полеты авиации. Но вот был у нас в гарнизоне «молчи-молчи» — майор Попов, которому я чем-то понравился. Он решил, что я нужен военной контрразведке.

— Я бы сказал — он понял, что вы нужны…

— Наверное. По окончании курсов нас отправили на 12-й Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Знаете, хорошая школа! Я обеспечивал блок Центрального дома туристов, ни разу не был в Москве до того — и вдруг… Очень интересно было смотреть, как за нами наблюдает, скажем так, противник. Однажды ночью — я на всю жизнь запомнил — на 32-м этаже останавливается лифт, открывается дверь, негритянская рука выставляет в коридор пакет, и лифт уезжает. Дежурные в ужасе, на меня смотрят — я тоже ничего понять не могу. В пакете оказались грязные трусы и носки — «они» проверяли, как срабатывает система: рядышком с дежурной сидел какой-то молодой человек.

— Но в Москве вы тогда не остались?

— Нет, я был направлен в Грузию, где добросовестно прослужил четыре года, уехал оттуда в 89-м. У меня вышла замена на Дальний Восток — там я был в авиации, в желдорвойсках. В июле 1996 года возглавил подразделение Управление ФСБ по Дальневосточному военному округу, занимавшееся борьбой с организованной преступностью.

— Для человека по-настоящему военного подобное явление применительно к Вооруженным силам кажется инородным.

— К сожалению, это не совсем так, и вот вам пример. В то время когда в Таджикистане еще стояла наша 201-я дивизия и туда постоянно летали «борты», обнаружилось, что идет незаконный оборот наркотиков на Приморье. Во взаимодействии с УФСБ по Приморскому краю мы взяли курьера — им оказался начальник инженерной службы дивизии, полковник! Он привез в тайнике — ящик у него был с орехами и разными деликатесами, а в ящике двойное дно — 12 килограммов опия-сырца и 8 килограммов героина. Этого наркокурьера осудили на восемь лет строго режима.

— Какая мерзость! И что, подобные случаи были не единичны?

— Нет, конечно, и оружие изымали, и наркотики, боролись с экономическими преступлениями… А в 2001 году мне предложили убыть в Москву, в центральный аппарат, на должность начальника направления по борьбе с экономическими преступлениями тогда еще в Управлении военной контрразведки.

— На Дальнем Востоке вы прослужили двенадцать лет.

— Да, ровно двенадцать, и ничуть не жалею. Места очень интересные! Суровый климат и вся обстановка, что там царила, воспитывали и закаляли душу… Приехав в Москву, я через полгода стал замначальника, а в сентябре 2004-го — начальником отдела ДВКР Тоже много было дел и вопросов интересных, конечно, это не моя личная заслуга, но того мощного коллектива, который удалось создать. А в феврале мне было оказано высокое доверие — я был назначен начальником оперативной группы в Северо-Кавказском регионе. Теперь, как видите, нахожусь здесь.

— Это назначение не стало для вас неожиданностью?

— Конечно, нет! Два года назад я узнал, что буду сюда назначаться, поэтому готовился. Я ведь как приехал в Москву, курировал данное подразделение, так что первый раз я побывал здесь, на оперативной группе, уже в октябре 2001 года.

— Думаю, за это время тут многое изменилось…

— Безусловно! Тогда и опергруппа-то находилась не здесь, а на старой позиции. Там все в палатках жили, а те условия, которые сегодня здесь созданы, — за это в первую очередь надо благодарить одного из моих предшественников, генерала Ж., который эту позицию строил начиная с нуля. Продолжил генерал Д. — приложил очень большие усилия, чтобы создать все необходимое для того, чтобы можно было работать и получать результаты. И действительно, вы видели — все работают в нормальных условиях, все спят и живут в нормальных условиях.

— Обстановка тут спартанская, но все необходимое имеется…

— поэтому моя задача — я четко себе представляю — поддержать то, что есть на сегодняшний день, что здесь достигнуто. Ну а главное, конечно, конкретными результатами показать, что мы здесь не просто находимся, но что мы здесь нужны.

— Вы сейчас говорите за весь коллектив, но ведь люди-то разные, и конкретный результат зависит от общих усилий.

— Личный состав здесь, в оперативной группе, — люди не случайные. Сюда случайные не попадают.

— Но вот, поработав в воинских подразделениях, я вижу, что контрактники, в частности, едут в ОГВ(С) за деньгами. Впрочем, большими эти деньги — в сравнении — представляются только армейцам. А ваши сотрудники зачем сюда приезжают?

— Действительно, нам здесь сейчас больших денег не платят. Так что сюда едут люди, которые действительно хотят вкусить прелесть оперативной работы в боевых условиях. Именно так — вы учтите, что передвижение по Чечне без оружия вообще немыслимо. Здесь служат настоящие мужики — в особенности сотрудники тех подразделений, которые ежедневно рискуют своей жизнью.

— Как понимаю, военные контрразведчики приезжают сюда добровольно, по собственному желанию?

— Все несколько сложнее: во всех управлениях ФСБ по военным округам и флотам создан резерв для прохождения службы в «горячих точках». Желающие проходят специальное медицинское освидетельствование, в том числе психологическое, это самое главное, потому что случайные люди сюда попасть не должны. Ведь здесь боевая работа, здесь находятся люди, которым доверено оружие. А чтобы доверять, сначала нужно научить человека как следует пользоваться этим оружием. Поэтому все в этом деле поставлено на плановую основу, люди проходят подготовку на высочайшем профессиональном уровне.

— Не считайте вопрос наивным, но многим непонятно, почему в Чечне до сих пор не могут «разобраться» с бандитами? Ведь народ, как вы только что рассказали, сюда приезжает очень подготовленный?

— Но и бандитов-то как таковых сейчас уже нет — это все люди, которые прошли спецподготовку в лагерях, скажем так, международных террористов. Они прекрасно владеют приемами и способами борьбы, знают, зачем они здесь нужны и каким образом должны нам противостоять.

— Где именно бандиты проходят подготовку?

— За кордоном — в Афганистане и в ряде других стран… Вы же знаете, что религиозный экстремизм — это чума теперь уже XXI века. Победить фанатиков очень сложно.

— То есть вам приходится бороться с очень подготовленным и фанатичным противником. Насколько успешно это получается?

— Главные задачи по противодействию террористической деятельности — розыск лидеров и основных членов незаконных вооруженных формирований, а также предупреждение терактов в отношении объектов оперативного обеспечения.

— А то, что сообщается о найденных тайниках с оружием, — к этому ваши сотрудники имеют отношение?

— Конечно.

— Это и есть «борьба с незаконным оборотом оружия»?

— Нет, это совсем иное. Понимаете, сам факт, что здесь условия боевой обстановки, все вооружены, накладывает определенный отпечаток на психику. Мол, почему я могу ходить с оружием здесь и не могу там, в мирных условиях? Находятся нерадивые офицеры, которые хотят иметь оружие «для мирной жизни» в центральных, например, районах. Есть масса таких примеров.

— Именно офицеры?

— Да, в основном офицеры. Крайний пример: сотрудник военной комендатуры, который вздумал, что может иметь «на гражданке» пистолет Макарова, минуя установленные правила его получения. Он ехал в отпуск и вез неучтенный «ствол». Была реализована оперативная информация, его задержали.

— А как так получается — неучтенное оружие?

— Это оружие, которое изымается у боевиков. Не секрет, что такого здесь много, а потому нечистые на руку люди думают, что если оружие нигде не учтено, значит, оно может быть присвоено. Не советую! В прошлом году за такие преступления было осуждено восемь военнослужащих, в нынешнем — два. Но, кстати, семеро человек были склонены к добровольной выдаче такого оружия…

— Вижу, здесь и с военнослужащими проблем хватает?

— Ну а как вы думали? Вот, к сожалению, в последнее время участились случаи незаконного оборота наркотиков — это всегда было очень доходным бизнесом. Контрактники получают здесь хорошие деньги, которые невозможно заработать в центральных районах России. В большинстве своем это достойные люди, но в семье, как говорится, не без урода — много материалов идет по дурману, приходится работать очень плотно. Ну и, как всегда, одно из основных направлений — борьба с экономическими преступлениями. Там, где есть деньги, там всегда есть воры, это закон, который не требует лишнего подтверждения. Наша задача — сохранить, обеспечить безопасность тех денег, которые выделяют сюда для проведения контртеррористической операции.

— Есть попытки хищений?

— Есть, есть. Не могу пока еще детализировать, но есть — в прошлом году по «коррупционным статьям» было осуждено семеро военнослужащих. Таковы основные направления нашей работы.

— Ясно, что кое-кому вы здесь как кость в горле. А как относится к военным контрразведчикам основная масса законопослушных военнослужащих?

— Как? Ну, они же понимают, что такое военная контрразведка, наследники «Смерша», — уважают. Но и мы не даем повода, чтобы нас не уважали. У нас, как видите, очень жесткая дисциплина, царит порядок, все по уставу и российским законам. Люди все это видят со стороны, вплоть до того, как мы выглядим, ведь для военного это очень много значит. Поэтому я уделяю внимание внешнему виду военнослужащих нашей опергруппы: если мы военные — значит, военные; если форма одежды — значит, форма одежды.

— Вы немало работаете и с командованием группировки…

— Здесь у нас все беспроблемно. Очень деловые, товарищеские, можно сказать, отношения. Делить нам тут нечего. Они нас уважают, прислушиваются к нашей информации — и командующий, и начальник штаба, и начальник разведки. Я знаю твердо: мы можем сообща решить любые проблемы, которые возникают. Командующий понимает важность нашей работы и всегда идет навстречу, а это самое главное.

— Специфика местных условий такова, что вам, наверное, приходится общаться и с руководством Чеченской Республики?

— С президентом Рамзаном Ахмадовичем Кадыровым я общался пока только по телефону, но не понаслышке знаю, что он настроен очень позитивно, уважает военную контрразведку. Вообще, это человек, который очень много делает для своего народа — он буквально одержим мечтой сделать республику цветущим садом. Я думаю, у него это получится!

— Не совсем удобно спрашивать, но… Известно, что именно работа оперативной группы во многом определяет результаты деятельности всего Департамента военной контрразведки, в ДВКР вы находитесь на особом счету. Как относится к вам руководство?

— Я скажу так: с заботой, вниманием и полным пониманием. Как мы обустроены, вы видите: есть все необходимое для профессиональной деятельности. В частности, мы в необходимом объеме оснащены компьютерной техникой — есть великолепная база для информационно-аналитического обеспечения. Нет проблем и со связью, включая закрытые каналы. В общем, вопрос решен в полном объеме. Нет никаких проблем и относительно автомобильной техники. Нам только и остается отрабатывать то, что нам дано. Больше ничего!

— Понятно. Но вот офицер отслужил в опергруппе положенный срок, надо возвращаться, а какие у него перспективы?

— По каждому военнослужащему я готовлю документ, который направляю по месту его постоянной службы. Это так называемая служебно-боевая характеристика, где указано, что он может и умеет, чему научен здесь и где целесообразно его использовать в дальнейшем. Являясь заместителем руководителя ДВКР, я могу рекомендовать с позиций своего должностного положения, как такого человека в каком направлении использовать или не использовать, что он вообще может. Работа — самая главная мера профессиональной состоятельности и человеческой ценности.

— Кроме перспектив служебного роста, что дает вашим сотрудникам пребывание здесь?

— Я считаю, закалку. В течение года — вдали от семьи, от любимой женщины, вдали от всех прелестей гражданской жизни. В этих условиях по-настоящему воспитывается характер бойца, оперработника, характер человека, который может действовать в боевых условиях, в экстремальных ситуациях, имея холодную голову, горячее сердце и чистые руки. Будем говорить так.