Александр Золотько
Вариации на тему любви

Макс специально приезжал поздно. Осторожно открывал входную дверь, бесшумно пробирался в ванную, раздевался, принимал душ, а потом входил в спальню. Ему нравилось смотреть на спящую Марию.

Вначале – смотреть.

Иногда проходило десять минут, прежде чем он подходил к кровати. Марии казалось, Макс хочет убедиться, что она спит, крепко, по-настоящему. И Мария очень боялась его огорчить, притворялась спящей, следила за своим дыханием, старалась, чтобы веки не дрожали предательски.

Она спит. Она даже не подозревает, что Макс стоит в дверях спальни, возбуждаясь с каждой секундой все больше. Они никогда не обсуждали этого, он никогда не просил ее притворяться – она сама почувствовала его желание и сделала все, чтобы любимый мужчина был счастлив. Однажды она даже хотела принять снотворное перед его приходом, но поняла, что не сможет, уснув по-настоящему, ласкать его, отвечать на его движения, словно бы случайно, словно подчиняясь волшебству его желаний.

Это не страшно, что она обманывает. Это ведь для любимого, для того, чтобы он был счастлив. Вот сейчас он стоит в дверях, слышно его дыхание. Он, наверное, возбуждает себя рукой, Марии так кажется, она всегда борется с желанием подсмотреть. К ней Макс приходит уже напряженный. Он не сразу входит в нее, он может долго гладить ее тело, ласкать, разглядывать и целовать.

А она не просыпается, она крепко спит, она видит сны, и его ласки кажутся ей продолжением сна. Дыхание Марии становится хриплым, она сбрасывает с себя одеяло, тело словно сводит судорогой, но сон, забытье держит ее, держит, превращая в игрушку для любимого. Он может делать все, что захочет. И он делает все, что хочет.

Его ласки, почти неощутимые поначалу, становятся все требовательнее, пальцы сжимают ее тело все решительнее и крепче… Но она – спит. Она стонет, извивается в его объятиях, но не может открыть глаз – слишком глубок сон. И тем больше его власть.

Он входит в нее, вначале мягко, осторожно. Почти в миссионерской позе, лицом к лицу. Мария чувствует его дыхание. Он смотрит на ее опущенные веки, нежно касается их губами, словно боится разбудить. Или в самом деле – боится. Потом его движения ускоряются, он будто бы пронзает Марию, уверившись, что она не проснется, что бы он ни делал.

Он переворачивает ее лицом вниз, она стонет, выгибаясь в истоме. Ей не больно, что бы он ни делал. Не больно, потому что она его любит. Макс больше не боится ее разбудить, он теперь словно специально проверяет ее сон на прочность – все резче, все сильнее, все глубже…

Как ей хочется в этот момент сказать ему, что он может делать все, что угодно. И куда угодно. И как угодно. Нет ничего такого, что бы она не могла ему разрешить.

Потом приходит его оргазм. Но он не останавливается, продолжает – и наступает ее очередь. Мария вскрикивает, сжимает руками его тело, если лежит на спине, мнет подушку или комкает простыню, если на животе, – и кричит, не притворяясь и не сдерживаясь.

Она жалеет только об одном – после этого он уходит. Мария слышит, как шумит вода в душе, потом слышит, как щелкает замок на входной двери. И все. И тишина. Бешено стучащее сердце успокаивается, Мария встает с постели, идет в ванную.

Полотенце еще хранит его запах. Мария бросает полотенце в корзину с грязным бельем, достает новое – без чужой вони. Тщательно моется, полощет рот и чистит зубы: Макс очень любит оральный секс, и теперь нужно удалить этот мерзкий привкус.

Мария вытирается, разглядывает себя в зеркало. Красные пятна на груди, на бедре уже сформировался синяк – сегодня Макс был особенно груб. Хотя он всегда оставляет на ее теле отметины, не может сдерживаться. Наверное, поэтому и надувными бабами не пользуется, боится прокусить и порвать.

Ничего, мазь до утра все исправит.

Теперь можно идти спать. Завтра предстоит трудный день.

– И что, – спросил новичок, разглядывая обнаженное тело женщины, – вот так каждый день можно смотреть реал-тайм порнуху? Вам за это по голове не стучат?

– С чего бы это? – лениво поинтересовался Умник, открывая банку с пивом. – Это почему нам должны стучать по голове?

– Ну… – неуверенно протянул новичок. – Когда я пас девок на улице… и потом, когда развозил по адресам, мне нельзя было даже пытаться подсмотреть или еще что… Старший так прямо предупреждал – упаси тебя господь, Малыш, такой фигней страдать. Поймаем – яйца… это самое… вы понимаете. Если бы девка пожаловалась, что я ее только облапил, меня бы так облапили…

– Ты что, Малыш, так ни одной и не трахнул? – удивился Умник. – Пас девок, но так и не смог?..

– Почему? Смог и не один раз. По обоюдному согласию…

– И не противно тебе было в мусорку конец совать? – поинтересовался Умник. – А если бы болячку какую подхватил?

– Дурак, что ли? Какую заразу? Девки предохраняются, плюс еще эта… как ее, биологическая блокада. Без шансов заразиться, наши гарантию дают. Если чья-то девка болячку клиенту подарит – лицензию отобрать у фирмы могут, а девку, если она не досмотрела, так вообще в клочья порвут… Я как-то видел одну, она не заразила клиента, она его оттолкнула, когда он один фокус с ней решил попробовать. Брезгливая, видите ли… Так ее учили-учили… Причем свои учили, девки. Я так думаю – правильно делали. Брезгливая – не лезь в профессию. Милостыню проси или, если талант имеется, стриптиз работай. Так что тут все чисто. И по обоюдному согласию, без денег. Что я, урод какой – бабки за это платить? – Малыш усмехнулся, приглашая Умника согласиться, что не урод. И что бабки за это платить – себя не уважать.

Умник покачал головой и глянул на Старика, который сидел на диване в углу и в разговоре участия не принимал.

– У него подруга есть, – сказал Старик. – С весны вместе живут.

– А… – протянул Умник.

– Что – а? – повысил голос Малыш. – Что – а? Подруга, да. Считай, жена. Захотим – дитенка заведем, пацана.

– Из своих подопечных выбрал? – Умник прищурился, словно целился в Малыша. – Из шалав?

– Рот свой поганый закрой, козел! – Малыш вскочил, выпрямился во весь свой двухметровый рост, навис над Умником и схватил его за плечо. – А то я его…

– Сядь! – сказал Старик. – Сядь и успокойся.

Малыш оглянулся, потом разжал пальцы и сел в кресло возле пульта. Выдохнул, успокаиваясь.

– Значит, – констатировал Умник, глядя на пульт, – реакции у нас нормальные по всем позициям. Возбудимость чуть выше нормы, но ведь сдержался, морду бить не полез.

Умник положил на пульт шокер, который все это время держал в левой руке.

«Это, значит, он в любой момент мог меня вырубить, – сообразил Малыш. – И это он меня проверял, урод головастый. Реакции, значит, смотрел. Ладно. Потом как-нибудь разберемся, по-свойски и без приборов».

– Медицинские показатели – в норме, давление, пульс и все такое… С центрального пульта пришло даже подтверждение уже. – Умник снова оглянулся на Старика. – Чего это они так торопятся? Обычно…

– Обычно-необычно, – хмыкнул Старик, вставая с дивана. – Значит, спешить им нужно. Имеют резон. Ты, Малыш, пока на диванчике посиди, пусти старшего в кресло… А ты, Умник, еще раз кинушку запусти. Вначале – спальню, а потом – когда она в ванной моется…

– Проняло? – осклабился Умник. – Как он ее! И туда, и сюда… Малыш, твоя подруга так умеет? Разрешает проказничать? Нетрадиционным, так сказать…

– Пошел ты…

– Так я оттуда и не возвращаюсь никогда. Мы все там живем, имей в виду. Кто поглубже, кто с краюшку, но все соседи, мать его… почти родственники. Тебе оттуда хорошо проекцию видно? Ты, если что, не стесняйся, можешь походить вокруг, присмотреться. Может, чему новому научишься. Я своей бывшей как-то показал «двойную спираль», так она чуть не померла от удовольствия. Где, спрашивала, я о таком узнал? – Умник запустил запись, убрав онлайн-трансляцию с камеры в спальне на боковой монитор. То, что Мария сейчас спит одна, не отменяет необходимости постоянно ее контролировать.

На проекционной площадке снова Мария была с Максимом.

– Звук добавь, – приказал Старик.

– Да пожалуйста. Только что ты планируешь тут услышать нового? Все только охи да ахи, плюс его…

– Что его? – переспросил Старик.

– Твою мать, – пробормотал Умник, торопливо запуская аудиотест. – Максик-то у нас разговаривать начал, красавец!

Комп отсеял помехи, убрал стоны и вздохи, оставил только то, что почти бесшумно говорил Макс в постели.

– И как ты, Старик, услышал?

– Потому что Старик. Ты текст запиши и быстренько сбрось на Центральный.

– Да нет тут ничего такого, только мат. Возбуждает себя мужичок, градус повышает… Ничего такого.

– Ага, – подал голос Малыш. – У нас один такой тоже – градус повышал в номерах. Вначале материться начал, потом руки стал девчонке пожестче заламывать, потом предложил в удушение поиграть… А потом девку мы схоронили, а его…

– А его – отпустили, – пропел Умник. – Отпустили же? Клиент небось денежный был. А девка… Что девка, девку еще найти можно. Сколько их в Сектор приезжает за красивой жизнью. Выбирай.

– А его живым в землю закопали. – Малыш нахмурился, вспоминая, как выл тот козел, когда понял, что шутить с ним никто не будет. – И полиция не искала, между прочим.

– Это бывает, – не стал спорить Умник. – Еще как бывает…

– Выведи на проекцию ее данные. – Старик достал сигарету, закурил. – ИЛ покажи мне и уровень стимуляции. У нас же уровень стимуляции стоит на автомате?

– Ну, при средних показателях он всегда стоит на автомате. С чего бы менять?

– Ты картинку из ванной внимательно смотрел?

– Ну. Меня подмывающиеся женщины не особо возбуждают. К тому же я здесь уже два года работаю, меня скоро вообще бабы перестанут заводить.

– Какое время после акта обычно у Марии уходило на возвращение к оптимуму?

– До часа. А что?

– Она обезболивающее приняла, ты не обратил внимания?

– Где? – переполошился Умник. – Какое обезболивающее?

– На пятой минуте, промотай…

Изображение Марии мигнуло, засуетилось, задергалось, потом остановилось.

Женщина открыла шкафчик у зеркала, достала бутылочку, высыпала на ладонь три таблетки и проглотила, не запивая.

– Три, – сказал Старик.

– Мать твою, – выдохнул Умник. – Через пятнадцать минут после… Да она в ванную пришла уже при нулевом ИЛ. Вот, даже с отрицательным, елки…

– А уровень стимуляции в процессе какой? Ты сегодня, Умник, все прозевал, будто это не я на пенсию собрался, а ты…

– Так ты на пенсию? – удивился Умник, но продолжать не стал, замер, увидев значения основных показателей. – И еще раз – мать… Уровень стимуляции пополз на десять… тринадцать процентов вверх. Ни хрена себе… Если бы Макс еще чуть-чуть поработал над ней, то там и еще выше могло подняться… Мама родная, бедная Мария…

Малыш слушал разговор и ничего не понимал. Вроде как и на родном говорят, только понять ничего не получается. Проценты, индексы, блин. Будто в лаборатории, мать ее так.

– Ты можешь поспать, Малыш, – не отвлекаясь от пульта, сказал Старик. – До утра ничего интересного не будет. Мы тебя разбудим. Нам тут немного поработать нужно…

– Ага, – кивнул Малыш.

Проекция мужчины на проекции кровати снова драла проекцию женщины, но внимания это уже не привлекало. Будто изображение голой женщины на плакате в клинике вызывает только легкую брезгливость.

Уже улегшись на диване и закрыв глаза, Малыш спохватился и спросил:

– А что такое ИЛ?

– ИЛ? Индекс Любви, – ответил Старик. – Настоящей, без обмана.

Мария проснулась внезапно, словно ее кто-то толкнул. Испуганно посмотрела на часы – шесть утра. Хорошо, подумала Мария. Вовремя. На мгновение она закрыла глаза, представила себе радость и удивление на лице Виктора, когда он придет домой и увидит, что Мария его ждет, уже приготовила завтрак – блинчики. Это, наверное, вредно – блинчики с утра, но за время командировки Виктор соскучился по домашней еде. Он ей говорил, что уже на третий день разлуки начинает мечтать о завтраке, который приготовит ему Мария.

Виктор много работает, много ездит, редко бывает дома. Мария по нему очень скучает, не может не думать о нем… По телу прокатилась сладкая истома – от одной мысли о приближающейся встрече с Виктором у Марии начинала легонько кружиться голова.

Скоро. Совсем скоро он откроет входную дверь своим ключом и войдет в дом. Услышит, что Мария на кухне, придет к ней…

Мария встала с кровати, постель она сменила еще вчера, перед тем, как уснуть. Может быть, сегодня ей повезет, и Виктор останется на целый день. И на целую ночь. Вот было бы хорошо, если бы он вообще перестал уезжать, подумала Мария, встав под душ. Она все-таки эгоистка. Это ей было бы хорошо, а о его чувствах она даже не подумала – это неправильно.

Виктор не может без работы. И фирма без него не может обойтись. Для Виктора работа – смысл жизни. Это Мария понимает и, как ни печально, даже не пытается потребовать от любимого проводить дома хотя бы чуть-чуть больше времени. Она может об этом только мечтать. И поэтому то короткое время, которое они проводят вместе, доставляет Марии такое наслаждение.

Мария набросила халатик на голое тело – Виктору нравится, когда она в одном халатике. Виктор подходит к ней, обнимает, гладит ее тело, соскучившееся по мужской ласке…

Наверное, это счастье, подумала Мария. Счастье, когда есть человек, которого ты любишь.

Она уже почти дожарила блинчики, когда Виктор вошел на кухню. Мария разом ослабла, когда он обнял ее, прижал к себе, коснулся губами ее шеи.

– Я… – прошептала Мария. – Я сейчас. Я закончу готовить завтрак… я быстро… Ты пока сходи в ванную, а я…

– Не хочу, – хрипло сказал он. – Не хочу в ванную, я хочу тебя… Я так по тебе соскучился, последние часы в пути были настоящей мукой. Я больше не могу ждать и терпеть.

Мария успела сдвинуть сковороду с огня, потом, кажется, уронила ложку, и тарелки, кажется, слетели со стола, когда Виктор жадно припал к ее телу. Если бы сейчас полыхнул пожар или обрушился потолок, Мария не услышала бы этого, не почувствовала – для нее сейчас существовал только Виктор, его губы, его тело, его желания…

Она вскрикнула от радости, оттого что могла доставить ему хоть несколько минут удовольствия, ради этого она жила, ради этого…

Потом они вместе убирали с пола осколки посуды, достали из шкафа новые тарелки, он опять извинялся за разгром, а она говорила, что это пустяки, что когда посуда бьется – это к счастью. Он обещал сегодня заехать в магазин, купить самые красивые тарелки… а еще лучше – небьющиеся.

– Зачем нам небьющиеся тарелки, – спросила она. – А как же счастье?

И он согласился – да, им не нужны эти дурацкие несчастливые небьющиеся тарелки…

Она накрыла на стол, он наклонился над своей тарелкой, жадно втянул запах еды и застонал, почти так же, как в момент оргазма.

– Ты чудо, – сказал он и поцеловал ее ладони. Она улыбнулась и поцеловала его в макушку, в наметившуюся лысинку. Ей нравилось целовать его, а ему нравилось, когда она его целует.

– Время, – сказал Умник. – Кто-нибудь следит за временем? Если ты, Старик, уже на пенсии, то расскажи Малышу, что делать. Так же нельзя – потом с нас ведь вычтут…

– Остынь, не нервничай, у него еще почти десять минут. – Старик постучал пальцем по циферблату.

– Ну да, десять минут. – Умник скривил губы в пренебрежительной усмешке. – А в прошлый раз его еле выпихнули. Забыл? Сам же говорил, что нужно ему пораньше напоминать – увлекается очень.

– Это да, – кивнул Старик, набрал на голопанели номер. – Это ты прав…

Виктор вздрогнул, когда его инфобраслет подал голос. Поморщился, взглянув мельком на стенные часы, но на сигнал не ответил. Сделал вид, что ничего не происходит. Он знал, зачем его вызывают.

– Тебе звонят, милый, – сказала Мария, мягко коснувшись его руки. – Неужели они не могут оставить тебя в покое хотя бы после командировки?

– Мне не хочется уходить, – в голосе Виктора прозвучало почти отчаяние. – Я не могу уйти…

– Но ты же потом будешь волноваться и корить себя. – Мария обняла Виктора за плечи и поцеловала в щеку. – Ты же…

– Да-да, конечно, – Виктор прикоснулся к сенсору браслета. – Слушаю.

– Привет, – сказал Старик в микрофон. – С возвращением. Я знаю, что ты только что вернулся, что устал, но шеф требует, чтобы ты немедленно ехал в офис. В третьем филиале снова завал… и только ты можешь все разрулить… Шеф обещал премию и отпуск, когда вернешься. Так что – приезжай. Или за тобой заехать? Прислать кого-нибудь?

– Нет-нет, – быстро сказал Виктор. – Не нужно никого присылать, я сам. Я… У меня есть еще несколько минут…

– Ты прошлый раз опоздал на две минуты, помнишь? Чуть не возникли проблемы. Ты уж лучше сразу собирайся и езжай…

– Да, хорошо… – Виктор выключил браслет и встал из-за стола, даже не доев свой завтрак и не выпив кофе. – Мне нужно ехать, милая… Мне нужно ехать… Черт бы их всех побрал!

– Как жаль, – сказала Мария. – Эта твоя работа… Я иногда тебя даже ревную к ней…

Виктор потянулся к Марии, но та, запахнув халат, отступила:

– Тебе нельзя опаздывать, – сказала она. – Шеф обещал тебе отпуск, правда? Мы тогда сможем побыть вместе подольше… Или даже поехать куда-то. Может, на целую неделю?..

– На неделю, – упавшим голосом произнес Виктор. – Да, конечно…

Он неловко поцеловал Марию в щеку, кое-как поправил на себе одежду: заправил рубашку в брюки, застегнул пиджак.

– До скорого! – сказал он Марии, задержавшись на пороге дома.

– До скорого! – ответила она и закрыла за ним дверь.

Вернувшись на кухню, Мария постояла несколько секунд возле стола, потом взяла мусорное ведро и сгребла в него посуду и оставшиеся блинчики вместе с сиропом и джемом.

Жирная противная масса. Это Виктор может позволить себе не следить за собой, жрать всякую дрянь, а Марии нужно питаться правильно. Она залила молоком мюсли, достала баночку йогурта и начала завтракать.

– И что? – мысленно спросил у себя Малыш. – И какого черта здесь происходит?

Он успел перекусить бутербродами, запил кофе из термоса и с интересом посмотрел, как парочка занималась сексом на кухонном столе. Все вроде просто, все как всегда – есть баба, не отказывающая никому, есть мужики, готовые за это платить. Баба прикидывается, мужики ведутся…

Так себе, кстати, бабенка. Не первой свежести. Нет, с ней, конечно, и сам Малыш не отказался бы покувыркаться, но чтобы деньги платить, да еще, как этот, командировочный, слезу пустить перед захлопнувшейся дверью… Это ж насколько нужно себя не уважать?

С такими… или почти такими, Малыш сталкивался на своей предыдущей работе. Что-то клиент не рассчитал, или девочка его завела, да не доиграла… Ты ему – все, время, а он – ну еще немного, совсем чуть-чуть осталось. Продлять будем? Не меньше, чем на час. А иначе… И особенно противно, когда клиент ныть начинает, денежки пересчитывает, а денежек на час не хватает, их только минут на пятнадцать осталось, а меньше чем на час продлять нельзя… Некоторые начинают ругаться, клясть шлюху распоследними словами, кричать, что это она, она затеяла разговор в самый последний момент, сбила с настроения, а если бы она молчала да делала свое дело, то клиент бы все успел, да еще и не один раз…

Девица, да, девица – молодец, это они умеют клиента на второй виток запустить, а то и на третий, но это не повод милостыню просить и права качать. Если клиент сразу понимает, что ничего ему не обломится, то Малыш просто уводил девочку на базу, иногда – редко – клиент начинал руками махать, получал в рыло и снова-таки оставался ни с чем…

Нет денег и есть желание? Накопи себе на куклу. Хоть на орган только, тебя интересующий, хоть на целую бабу. Для таких, как ты, сейчас в секс-шопах модульная система введена. Как в мясной лавке: хочешь – ножку, хочешь – голову или даже только рот со щеками. Или задницу – потом докупишь остальное, по кускам. Можешь только отдельные места покупать, без соединительных частей. Грудь, бедра, голова, задница – разложишь в отдельные пакетики и коробочки, пользуйся. На ощупь – от живой плоти не отличишь. И даже кричит, если клиент хочет. Кричащая нога – это за пределами понимания Малыша. Но кто-то же на это ведется?

Виртуалка так вообще дешево выходит: комбинезон надел, реал-шлем, программу запустил – наслаждайся. Там тебе любую виртуальную девочку соорудят. Малыш как-то по пьяни пробовал – так себе, отдаленно напоминает настоящий секс, зато можешь иметь кого угодно. Любую звезду, любую комбинацию звезд. Грудь от этой, ноги от той, задницу вообще нафантазируй. Любых размеров и конфигураций. Некоторые русалок и кентавров заказывают, место любое, время – любое, и все за сущие копейки.

А здесь?

Бабе лет под тридцать, хата эта… обычная хата, ничего такого крутого. Ни камина, ни джакузи, ни глюк-зала. Домик и домик. И вся эта аппаратура – зачем? Малыш слабо представлял себе цены на такие прибамбасы, но площадка для голопроекции таких размеров должна стоить сумасшедших бабок. Не в каждом кабаке Сектора такие есть, а тут – для наблюдения за одной-единственной женщиной и ее клиентами.

Малыш сгоряча поначалу даже решил, что это подсадная птица. К ней выводят нужных людей, она их окручивает, а потом клиентов отснятыми эпизодами шантажируют. Такое часто встречается, некоторые на этом целые капиталы наваривают, если не наскочат на совсем уж серьезного пациента. Но для шантажа хватило бы и обычного плоского кино. Любого качества, лишь бы можно было разобрать лицо бедняги и что именно этот бедняга вытворяет.

И ведь не объясняют, гады! Будто и нет Малыша в комнате, сидят, рассматривают не столько то, что вытворяют голопроекции, сколько пульт. Туда-сюда запись проекции гоняют, переговариваются все также непонятно.

– И снова – индекс на нуле через… – Умник постучал пальцами по краю пульта. – Считай, сразу после акта. Уровень стимуляции, правда, в норме, наверх не полез, но ведь и не снизился, между прочим. Мария должна была выйти на оптимум только через полчаса после прощания. Плавненько, по глиссаде. А мы тут имеем почти падение графика. Почему?

– Это ты у нас Умник, ты и отвечай. – Старик вздохнул, оглянулся на Малыша. – Тебе, я смотрю, не интересно?

– Мне непонятно, – сказал Малыш. – Что тут вообще происходит?

– Тут, мальчик мой, бизнес происходит. Крутой бизнес. – Старик невесело усмехнулся.

– Это я понял, – отмахнулся Малыш. – Это даже дурак бы понял.

– Серьезно? – приподнял бровь Умник. – Даже дурак? Значит, и у тебя проблем не будет.

– В рожу хочешь? – Малыш спросил спокойно, будто поинтересовался между прочим. – Я ведь могу устроить.

– Ой, боюсь-боюсь-боюсь… – кукольным голосом заверещал Умник. – Ты такой страшный…

– Малыш, перестань, не ведись на дешевые подколки. – Старик влепил Умнику подзатыльник. – Если кто-то надумает устроить здесь драку… Или перенесет разборку с напарником в другое место, то мало того, что вылетит с работы, еще на такие деньги попадет, что придется почку продавать, не считая квартиры, машины и обручального кольца. У нас с этим строго…

– А чего он?..

– Так разговоры никто не запрещал. И ты ответь. Спроси у него, почему от него бывшая ушла?

Умник сразу стал серьезным, ехидная улыбка исчезла с лица, будто и не было.

– Слышь, Умник! – теперь уже улыбнулся Малыш. – А почему от тебя бывшая ушла?

Это Старик молодец, вовремя подсказал. Теперь Умника можно дожать, глянуть, насколько его хватит.

– Чего молчишь, Умник? Ушла ведь?

– Ушла, – глухим голосом ответил Умник. – Почему ушла? А потому, наверное, почему и твоя уйдет. Ты думаешь, тебе такое жалованье положили за просто так? За накачанную шею? За рассматривание веселых картинок? Обломайся, пацан! Думаешь, неадекватного клиента с Марии снимать – самое трудное в твоей новой работе? Как бы не так. Я, вон, тоже думал – обеспечить работу аппаратуры, связь с Центром… Как же, как же…

– А что – не так? – Малыш посмотрел на Умника, потом перевел взгляд на Старика. – Мне сказали, что это… наблюдать и вмешаться, если нужно… Не так?

Старик встал со стула, прошелся по комнате. Остановился возле проекции – Виктор и Мария снова отчаянно занимались любовью на обеденном столе, только посуда летела во все стороны, разбиваясь вдребезги.

Кстати, подумал Малыш, надо будет как-то с Ингой вот так… Неожиданно. Когда она будет завтрак готовить. Хотя… Малыш попытался представить реакцию подруги на такую его выходку и покачал головой – в рожу он получит, а не радость с удовольствием. За разбитую тарелку или чашку Инга его недели две гнобить будет, не меньше.

– Ладно, – сказал Старик. – Ты, Умник, подготовь отчет – с графиками, с картинками.

– Может, обследование внеплановое устроить? – Умник полез в карман за сигаретами, губами вынул одну из пачки и стал искать зажигалку. – Внеплановое.

– Умный, значит? – спросил Старик. – Самый умный? Твое дело какое? Следить и сигнализировать. Вот и сигнализируй. А потом выполняй то, что прикажут. Да? И сигарету убери, здесь курить запрещено, забыл?

– А сам?

– А я, во-первых, курил вчера, сейчас уже все выветрилось, да и ваших дурь-сигарет, с химией, я не потребляю. Во-вторых, через час нас будут сменять Палец и Дрон, хочешь, чтобы они стуканули? И, в-третьих, мне тут неделю работать осталось. Мне на все наплевать. А тебе? – Старик вернулся к пульту и сел в кресло. – Можешь сходить на улицу подымить. И Малыша можешь с собой забрать… Ты как, Малыш, насчет здоровье попортить и по мозгам себе настучать?

Малыш встал с дивана и пошел к выходу. Умник двинулся за ним.

– Драку только там не устраивайте, я ведь все равно увижу, – сказал вдогонку Старик. – Держите себя в руках.

– Кстати, о руках, – у самого выхода сказал Умник. – Ты, Старик, за своими-то следи, пока нас не будет. Нехорошо в твоем возрасте рукоблудить перед проекцией.

Малыш подумал, что Старик сейчас что-то ответит резкое, но тот только засмеялся.

– Такие дела, – сказал Умник, когда они вышли во внутренний домик. – Закуривай, бедняга, подыши удовольствием!

Малыш закурил, выпустил струйку дыма вверх, посмотрел, как она тает. Картинка перед глазами качнулась, но устояла. Крепкую дрянь Умник потребляет.

– Угораздило тебя… – Умник пнул ногой жестянку из-под пива. – Ты ведь на улице работал?

– Не-а, – мотнул головой Малыш. – Я уже развозил девочек. Еще немного, и получил бы свой участок. Но Стык сказал, что нужен толковый мужик на серьезную работу. Он когда мне сказал, сколько получать буду, я сразу не поверил.

– Платят тут хорошо, – согласился Умник. – Я даже тратить всего не успеваю…

– Серьезно? Я так если сам не справлюсь, мне Инга поможет. Пара походов по магазинам – и все. Она у меня такая. А ты… – Малыш хотел спросить про бывшую Умника, но вовремя спохватился. – У тебя сейчас кто-то есть?

– Время от времени, – сказал Умник. – Время от времени…

– Шалав кадришь?

– А почему нет? С девочками ведь все проще. И дешевле.

– Ага, – засмеялся Малыш. – Как же – дешевле! Или ты совсем уж с дешевками вяжешься? Или виртуалишь?

За домом что-то взорвалось, Малыш оглянулся, увидел, как над крышами расцветает огненная орхидея – недешевая пиротехника, между прочим. Кто-то сейчас взял и спалил половину зарплаты какого-нибудь работяги с рыбзавода. В Секторе сорили деньгами – за это обитатели Даунтауна секторных недолюбливали.

– Почему с дешевками? – Умник докурил сигарету, достал из пачки новую, закурил. – Дамы из «Люкса» для тебя не дешевки?

– Из «Люкса» – нет. Но там и цены. Сотня в час?

– Две.

– И ты хочешь сказать, что жена или подруга выходит дороже?

– А ты посчитай. Сколько по времени ты у нас можешь с дамой кувыркаться? Не шампанским поить, а сразу к делу. Час?

– Почему – час? – обиделся Малыш. – Я и два, и…

– Хорошо, потешим твое эго. – Умник вздохнул. – Значит, четыреста монет. Сколько раз в месяц ты это с подругой проделываешь?

– Ну… Я не считаю.

– Только не нужно мне грузить, что каждую ночь. Раз в неделю? Два?

Малыш задумался.

В принципе, это не Умника дело – сколько раз в неделю они с Ингой… Но, если честно, не так уж и часто. То он занят, то она не может… или не хочет…

– Да не отвечай, не нужно, – Умник похлопал Малыша по плечу, сигареты уже действовали, мир становился добрым и красивым. – Про себя посчитай, можешь мне результаты не открывать. Я со своей бывшей когда жил – в кабак раз в неделю нужно сходить? Нужно, я ведь не жмот, да и она требует. В кабак или в клуб. Сколько стоит в кабаке не самом шикарном посидеть вдвоем? В «Паладине» том же? При свечах, с вином? Никак не меньше пяти сотен, не так? Даже если в клуб пойдем, там вроде и не нужно столько платить сразу, а только один коктейль сколько стоит? А за ночь вдвоем на сколько выпить получается?

Много, про себя согласился Малыш. Это Умник правильно подметил.

– А шмотки? Моя бывшая как шопинг устраивала, ну, пусть хоть раз в месяц, минимум пять сотен. Твоя меньше? То-то же! А если порядочную кадрить на одну ночь, так тоже дороже выходит. Цветы, ресторан, презент, такси, а то и катание над городом… Можно, конечно, по пьяному делу или под дурь какую-нибудь пьяненькую зацепить, так и удовольствие потом… не очень. Проснулся – рядом не пойми кто, и что у вас ночью было… и было ли вообще? И самое главное – потом еще от нее отвязаться нужно, от порядочной. Ты меня любишь, пусик? А мы еще встретимся? А давай сходим в ресторан… – Умник щелчком отправил окурок через забор. – И самое главное – ты же с ней никогда не знаешь, что получишь. Сунешься – а она тебе: я так не буду, это я не позволю, как ты смеешь мне такое предлагать вообще? С проститутками проще – обсудил, что собираешься делать, она все поняла и обеспечила. Если чего-то особенно захотел – набросил к тарифу… Дело сделали, попрощались и разошлись. Я даже телефончик не беру – смысла нет. Все у всех одно и то же… У тебя не так?

– Нет, – отрезал Малыш.

– А, ну да, у тебя же Инга, – кивнул Умник.

Дурь у него в сигаретах была слабая, но две подряд дозы свое дело сделали – речь Умника стал тягучей и вязкой, словно жевал он слова, но не мог ни выплюнуть, ни проглотить.

Малыш посмотрел на свой браслет – скоро смена. А он так ничего и не понял о своей новой работе.

– Так что тут у нас происходит? – спросил Малыш. – Понятно, что Мария эта за деньги работает, почему все так…

– Одна проститутка… очень давно сказала… Говорит: «Они нам платят за секс, а получить хотят любовь». – Умник задумчиво посмотрел на пачку сигарет, прикидывая, а не вкурить ли еще порцию, облизал губы и спрятал сигареты в карман. – Слышал такое?

– Слышал.

– Ну так мы продаем любовь. Настоящую. Искреннюю. Большую. Такие дела.

Когда Малыш и Умник вернулись в комнату, Мария как раз занималась любовью с сантехником. Это Малышу так поначалу показалось. Потом присмотрелся и понял, что сантехник странный. Неправильный сантехник.

Прическа – стильная. Такая в салоне уйму денег стоит. На руке – золотой браслет. Сам по себе стоит несколько тысяч, а с начинкой – так и вообще безумные деньги получаются. Комбинезон у него не обмятый, чистенький, когда Мария с сантехника одежду стащила в порыве страсти – так там и бельишко недешевое оказалось. Так что не сантехник, а любитель ролевых игр – обычное дело.

– Сегодня у Марии трудный день, – провозгласил Умник и рухнул в кресло. – Уже третий любовник, а еще ведь и не полдень даже. Кто там у нее еще сегодня?

– А ты посмотри в файле, – сказал Старик, неодобрительно принюхавшись.

– Это был риторический вопрос, – засмеялся Умник, взмахнув руками. – Ты знаешь, что такое риторический вопрос?

– Опять про шалав рассказывал? – спросил Старик у Малыша. – Про рентабельность и выгоду?

– Да, – сказал Умник. – Про рентабельность…

– Ты за ночь сколько выкурил этой дряни? Полпачки? Когда-нибудь мозги у тебя заклинит… – Старик поморщился, как от боли.

– И что? Кто-то будет по мне плакать? Хрен вам! Никто! Жалеть меня будет? Ты еще про любовь скажи. Нет, скажи! – Умник взъерошил свои волосы, потер лоб. – Как-то я сегодня поплыл… не рассчитал малеха…

Сантехник, закончив упражнение с Марией, надел комбинезон, постучал разводным ключом по трубам и ушел, получив плату за работу.

– Как думаешь, Старик, он больше удовольствие получает, когда ее имеет или когда деньги берет? – спросил Умник.

Старик не ответил, молча постучал пальцем по пульту возле индикатора.

– Да вижу я… вижу. Снова резкий уход к нулю… Поднимем уровень стимуляции, делов-то!

– Поднимем, – согласился Старик. – Действительно – делов-то… Что, Малыш, не понятно? Не въезжаешь?

– Мне Умник про любовь грузил, про то, что мы торгуем любовью… Так все шалавы торгуют любовью…

– Не, ты не понял… – Умник помахал рукой перед лицом Малыша. – Не любовью они торгуют. Сексом. Я же тебе объяснял… А мы…

– Ну, баба толково притворяется. – Малыш указал пальцем на проекцию. – Любит она, понятно… Деньги она любит… Талант имеет.

– Дурак, – сказал Старик. – Она любит, она не может не любить… Каждого клиента, каждого: толстого, лысого, даже если он ей больно делает – любит. В кровь лицо разобьет ей клиент – она только спасибо скажет. Лишь бы ему было приятно, лишь бы… Понятно?

– Нет, – честно ответил Малыш.

Он не понимал, как можно любить всех. Как это возможно?

– У нее железяка в голове, – вдруг сказал Умник. – Не совсем железяка, там все сложнее, но у нее в голове эта штука, которая воздействует на мозг. Возбуждает центры, отвечающие за любовь. Отсюда идет сигнал… вот отсюда, с этого пульта. Вот панель, на ней шкала, гляди… Я отсюда могу усилить ее любовь, ослабить, вообще отключить. Одним движением руки.

Умник потянулся к панели, Малышу показалось, что вот сейчас он возьмет и выключит Марию. Совсем выключит, как электронную куклу, которую Малыш видел у соседской девчонки.

– Руки убери, – тихо сказал Старик.

– Не очень и хотелось, – пожал плечами Умник. – Все равно там автоматика. Клиент Марии горло сожмет – а у нас стимулятор повышает индекс любви, если любишь, все простишь и стерпишь… Правда?

Малыш недоверчиво посмотрел на Умника, на Старика, снова на Умника. Врут ведь? Понятно, что врут. Как это – железяка в голове? Нет, Малыш всякое видел, когда в Даунтауне с девочками работал. И как некоторым мозги вправляли – чтобы не умничала, не крысятничала или чтобы особо привередливой не была или брезгливой.

Сам Малыш такого не любил, ему девку ударить – противно. Не лежит у него к этому душа, но видел, как учат непонятливых клиенту улыбаться, правильно говорить: «Угостишь, красавчик?» И никаких железяк: человек – животное понятливое, дрессировке поддающееся. С другой стороны…

Выспросить подробнее Малыш не успел – явились сменщики. Привет-привет, удачи, как тут у нас дела – так себе, Мария что-то по индексу нестабильна, нужно присмотреть – глянем, куда денемся – все, пока!

Малыш хотел Старика по дороге расспросить, вроде тот неподалеку от Малыша жил, но Старик пошел провожать совсем поплывшего Умника на другой конец Сектора.

– До завтра, – сказал Умник. – Ты там со своей подругой… поаккуратнее, работу на работе оставляй… Понял?

– Нет.

– И хрен с тобой – поймешь, поздно будет… – Умник достал из кармана сигарету, но Старик ее отобрал. – Жалко, что ли? Меня жалеть не нужно…

Никого жалеть не нужно, вспомнил Малыш урок своего первого работодателя. Жалеть начнешь – и сам с катушек слетишь, и того, кого жалеешь, угробишь. Это работа, Малыш, только работа.

Только работа, пробормотал Малыш, только, мать ее, работа.

Настроение у Инги было так себе, завтрак получил – спасибо. На большее рассчитывать сегодня не приходится. В результате Малыш посмотрел допоздна телевизор и спать лег на диване.

С шалавой – проще, сказал Умник. Только там ничего, кроме секса. А мы торгуем настоящей любовью, сказал Старик. Малыш, засыпая, подумал, что чудят мужики. Клиенты, правда, есть… Но это клиенты… Тупые… как это сказала когда-то одна из девок, еще помнившая о своем высшем образовании? – пресытившиеся. Хочется им чего-нибудь этакого… такого, чего с женой не устроишь. Скоромненького. На двоих, на троих, с плетками, в джакузи, на заднем сиденье машины… на траходроме, в компании полусотни еще таких же зажравшихся. Или какую-нибудь этакую – с шестым номером бюста, с ногами от зубов, талию чтобы в кулаке можно было зажать…

А тут – Мария. Любовь, говорите?.. Говорите… Все бабы одинаковые, если разобраться, и больше, чем могут, они дать не способны. Так они устроены. Хоть гвоздь ты ей в голову забивай.

Ночью Малышу и приснилось, как Марии гвоздь забивают. Волосы на затылке приподняли, взяли гвоздь-сотку, приставили – Старик гвоздь держит, а Умник здоровенным молотком замахивается… Ба-бах! Гвоздь сразу не вошел, будто в суковатую доску его забивали, загнулся немного, его Умник клещами выровнял, да снова молотком… Мария вскрикнула, забилась, застонала… Малышу показалось, что она умирает, а потом увидел, что это она от удовольствия…

– Проспишь! – сказала Инга, стаскивая с Малыша плед. – Сам говорил – на новом месте с этим строго.

Малыш явился вовремя. Умник и Старик пришли раньше, успели переговорить со сменщиками, Малыш самый конец разговора застал. Снова что-то про превышение уровня стимуляции на двадцать процентов, про то, что к нулевому показателю ИЛ Мария вернулась почти сразу после оргазма… Думали даже, что клиент заметит, но он…

– В общем, из Центра сказали, чтобы мы подняли уровень стимуляции на двадцать процентов, – сказал Дрон. – Мы тут уже в установках поправили…

– Мать твою, – пробормотал Старик.

– Дай гляну, – Умник выпихнул Дрона с кресла, посмотрел на пульт. – А то вы наваяете, блин…

Мария медленно снимала одежду с Риты. Решила сделать подарок Мартину. Он никогда не просил, но Мария угадала его желание, почувствовала. Сам бы он никогда не решился ей такое предложить, да и Марии была не слишком приятна мысль, что Мартин будет ласкать другую женщину. Но ведь… Она может сделать это для любимого, а значит, должна. Должна. Он видит, как Мария борется с собой, понимает, на какую жертву она идет ради него – и это, наверное, возбуждает его еще больше.

– Вот ведь… – Умник налил себе из термоса кофе. – Как-то Мария нестабильна. Смотри, как график индекса плавает. Чуть приподнимется вверх и сразу назад, к линии разрешенного минимума. А с обследованием велено не лезть. Мы ей мозги не поплавим?

Старик не ответил.

– А что, мозги могут поломаться? – спросил Малыш.

– Мозги – штука такая, что всегда могут сломаться. Слишком много в них шариков, чуть что не так – и привет, – ответил Умник. – Я и сам, без чипа в мозгу, иногда сомневаюсь – все вокруг настоящее или я уже в коме…

– Курить нужно меньше, – посоветовал Старик.

Мария проводила Мартина до входа. Рита ушла раньше, отработала свое, приняла душ и ушла. На пороге Мария сунула ей сотню, Рита поблагодарила и сказала, что если еще нужно, то она всегда… только позвони…

«Она ненастоящая», – подумала Мария.

– Спасибо, – сказал Мартин, прощаясь. – Я знаю, что ты… И я тебе благодарен…

Мария заплакала, Мартин осторожно вытер ей слезы и ушел.

– Сука, – прошептала Мария, опустившись на стул возле входной двери. – Как же вы меня задрали…

– А я бы ее в таком настроении к клиентам не пустил, – сказал Малыш.

– В смысле? – повернулся к нему вместе с креслом Умник.

– Если бы она на панели работала, я бы ее в таком настроении к клиенту не отправлял. Дня на три дал бы ей отпуск.

– Отпуск? – переспросил Умник. – Какой, к чертям, отпуск? У нее на сегодня восемь клиентов. Восемь! Знаешь, какие это деньги? Деньжищи! Ты таких даже не видел, не то что в руках держал.

– За каким дьяволом? За что такие деньги? – Малыш хлопнул себя ладонью по колену. – За бабы кусок? Вы о чем? Ну ладно, ну железка у нее в голове, любит она клиентов… И что? Она как-то по-другому ноги раздвигает? Форма лоханки у нее меняется? Пальчики вырастают? Ну ничего же такого она не творит, я смотрел – ни вчера, ни сегодня. Я видел куда круче упражнения… Да любая шалава с улицы, даже припортовая дешевка умеет работать интереснее, чем эта…

– Тонкий ценитель, – подмигнул Умник.

– Да нечего тут ценить! Она как кукла – как поставишь, так и будет стоять. Что прикажешь, то и сделает. С ней что, на прием можно сходить? Хренушки, коровой она будет выглядеть среди эскорт-девок. Коровой! Что, проблемы найти настоящую телку, в хлеву?

– Как это ты разошелся, – покачал головой Умник. – Что, подруга этой ночью не дала? Ты к ней с неприличными предложениями из репертуара Марии не совался?

– Нет, не совался! Незачем мне репертуар вашей Марии изучать…

– Нашей Марии, – поправил его Старик. – Твоей, моей и Умника. Пока. А через неделю, если ты не вылетишь отсюда раньше, то будет она только твоя и Умника. И если с ней что-то пойдет не так, то вас вывернут наизнанку. Знаешь, сколько операция по вживлению той самой железки в мозг стоит? Мария два года работает, так вот только с начала второго года она начала приносить прибыль. Только с начала второго года – при ее расценках и популярности, имей в виду.

– Все с ума посходили, денег некуда девать…

– А у нас товар больно экзотический. Нигде больше такого не найдешь… – Старик закурил сигарету, обычную, на табаке. – Наш клиент имеет деньги, много денег. И у него есть все… почти все… Самые изощренные проститутки – к его услугам. Телезвезду в постель уложить? Вопрос денег, так же как с проститутками, и не намного дороже… Двух, трех, четырех одновременно? Да не проблема, свистнуть, заплатить… Садизм, мазохизм? Ради бога, с извращением и переподвывертами – наслаждайся… Сколько твое наслаждение продлится? Год? Два? Ладно – дольше. Придется, правда, себя подогревать… Наркотиками, выпивкой, фокусы все жестче, все ближе к грани… Ты на улице работал, знаешь, что рано или поздно появляется урод, желающий девочку удушить, кожу снять, глаза выдавить… Так ведь? И не псих, просто он уже все попробовал, и ему хочется все больше и больше… Танатос всегда рядом с Амуром…

– А что, богатенькие не влюбляются? – с сарказмом в голосе поинтересовался Малыш. – Не женятся по любви?

Старик не ответил, посмотрел с усмешкой в глаза Малышу сквозь пряди табачного дыма, и не ответил, дал возможность самому сообразить.

– Даже если и по любви, – вмешался Умник. – Сколько шансов, что законная супруга станет с ним такими вот делами заниматься?

– Раньше говорили, что любовь за деньги не купишь, – тихо сказал Старик. – А сейчас… Клиент платит не просто за секс, он за свои деньги получает настоящую любовь – жертвенную, отчаянную, невероятную, искреннюю…

– Всякую, – подвел итог Умник. – И с этой любовью можно делать все, что угодно, хоть на стол ставить, хоть ноги о нее вытирать. Поначалу все больше изголодавшиеся по искренним чувствам приходили. Могли просто посидеть рядом на диване, держа за руку, могли со слезами на глазах целоваться часами… Но за такие деньги да при таких возможностях… Нет, не все, конечно, вот тот вчерашний коммивояжер, например, он приходит раз в месяц, всего на час. Он не может больше тратить, он и так сверхурочно подрабатывает, чтобы на очередное свидание с Марией хватило… Но чаще… чаще… все происходит круто… и чем дальше, тем… Ты, собственно, для этого и нужен. Если клиент решит пошалить чуть больше разрешенного и оговоренного…

Малыш недоверчиво покрутил головой.

– Что смотришь? – засмеялся Умник. – Все выглядит так – ты обращаешься в Центр, там с тобой беседует психолог, оговаривает с тобой подробности, детали, помогает понять, что именно тебя гложет, что тебе жена недодает, кроме любви, понятное дело… Составляется сценарий, Мария его получает, внимательно знакомится с ним… Она ведь должна знать, что и как ей нужно делать. И она помнит это, когда приходит клиент. Помнит только это и то, что она клиента любит. И любит она – по-настоящему, она не может фальшивить в этот момент, просто не способна. А клиент – клиент, один раз попробовав, уже не может этого прекратить. Это покрепче, чем первая доза у пушера. Взрослые серьезные дяди подсаживаются на настоящую любовь… Я так понимаю: поначалу все пытаются проверить – врет реклама или нет. Ну не может нормальная баба притворяться любящей, когда ее… ну ты видел. И еще увидишь. Проверяют они, тестируют раз за разом, так увлекаются, что не могут остановиться…

– Такие дела, – сказал Старик.

А Малыш тогда не поверил. Нет, не так. Он поверил, конечно, принял к сведению, отложил себе в башку, что бабки платят за любовь, что Мария любит на самом деле, без обмана. Ей железка в голове не дает даже шанса на ложь и фальшь. Но поверить, что кто-то способен платить за любовь такие деньжищи… За чувство, которое Малыш испытывал каждый день – он ведь любит Ингу? Любит ведь? И бывшую свою любил, заводился с полоборота, стоило ей только рукой провести по его груди… Это же любовь? Если хочешь женщину – это любовь? Если она с тобой в постель ложится… Ну, не каждый день, каждый день даже погода разная, не то что настроение у женщины. Это ведь любовь? Это не может не быть любовью, иначе выходит, что Малыш никогда любви и не испытывал… Потому что не было у него другого. Только так к нему относились его подруги… Не может быть, чтобы он не встречал за всю свою жизнь женщину, которая его любила, по-настоящему любила.

Малыш внимательно наблюдал за Марией, за ее посетителями. Прикидывал, а сам он… сам он смог бы своей Инге разрешить делать с собой все, что ей заблагорассудится? Слепо довериться, отдать себя в ее власть? Смог бы? И приходил к выводу, что… это вряд ли… кое-что попробовать, конечно, можно было бы, но вот все подряд… А следом за этими мыслями приходил в голову и другой вопрос: а Инга? Что она сделала бы для него? По любви, не потому, что он все-таки согласится ей новую шубку купить, а просто так, потому что… потому что любит Инга его, готова ради этой любви…

Напарники с пониманием поглядывали на Малыша, но не лезли к нему в душу, работа и работа, и ничего больше…

До ухода Старика на пенсию оставалось два дня.

Умник расспрашивал его, что тот хочет на память от коллег, где планирует закатить отходную. Теперь Малыш сидел в кресле возле пульта: Старик уже три дня как перебрался на диван, не вмешиваясь в работу парней, и даже когда нужно было принять какое-то решение, не лез с указаниями, а Умник советовался с Малышом, и советовался уже на полном серьезе, как с равным.

Дело шло к ночи, день выдался для Марии напряженным – с восьми часов утра она уже отлюбила девять человек. Один клиент пришел с приятелем, заплатил по двойному тарифу за то, чтобы видеть, как Мария плачет и давится слезами, выполняя прихоти чужого мужика.

«Если любишь меня», – сказал клиент… «Люблю», – ответила Мария.

Уровень стимуляции поднимали за прошедшие дни еще дважды, и теперь удавалось держать нормальные показатели ИЛ до самого конца сеанса, а потом плавно снижать его до плюс-нуля. Пока – удавалось. На сегодня – последний клиент, а потом у Марии получалась свободная ночь. Это большая редкость для нее – целая ночь в одиночестве.

То, что с последним на этот день клиентом что-то не так, Малыш почувствовал сразу, как только увидел его на мониторе внешнего обзора. Дерганый какой-то был человечек в шикарном костюме из супердорогой ткани «мерцающий призрак». Безумно дорогой и невероятно красивой ткани. Костюм стоил, как небольшое шале где-то на берегу в не слишком престижном районе Сектора. А человечек в нем был… Неприятный. С таким Малыш в старые времена свою подопечную никогда не оставил бы в номере мотеля. Да нигде бы не оставил. Но ведь это клиент. Проверенный, мать его, клиент…

С ним предварительно разговаривал психолог. Да и, если верить картотеке, – клиент этот был постоянным, почти год уже наведывался раза два-три в месяц и ничего такого не требовал. Нет, любил поиграть в связывание и эротическое удушение, рукам иногда волю давал, под настроение, но ведь не все время Марию использовал, иногда просил, чтобы она его наказала за грубость и плохое поведение.

Малыш посмотрел на Умника.

– Что? – спросил тот.

– Стремно мне как-то…

Умник вывел на монитор досье клиента.

– Вроде ничего такого… Уважаемый человек, денежный. Женат, трое детей. Любовница, опять же… Сам посмотри.

Дэн пришел вовремя. Как всегда – при полном параде. Он не может появиться перед Марией, не наведя лоск. Свежая, только что из салона, прическа; букет перламутровых роз – удовольствие не из дешевых; головокружительный лосьон для бритья – Мария поцеловала Дэна на пороге, приняла цветы и снова поцеловала.

Боже, как она хотела схватить Дэна за руку и потащить за собой в спальню, но он никогда не торопился, смаковал минуты общения с ней небольшими глотками, как редкое вино.

– Милая, – прошептал Дэн. – Положи цветы на столик.

Что-то в нем сегодня было необычное. Какая-то загадка светилась в его глазах, обещание чего-то нового. «И прекрасного», – подумала Мария.

– Хорошо, – улыбнулась Мария, чувствуя, что начинает задыхаться от желания. – Мы пойдем в спальню?

– Нет, не сразу… Давай посидим на диване… у нас ведь есть время.

– Конечно… конечно, милый… – Мария провела кончиками пальцев по его лицу. – Конечно, давай посидим на диване…

Она шагнула в комнату, положила цветы на стол, как он сказал. Хотела спросить, какое вино он будет сегодня пить, но не успела – удар в спину швырнул ее на пол. Больно! Очень больно, она ударилась плечом о журнальный столик и вскрикнула.

Дэн бросился к ней, схватил за волосы, не давая встать, рывком повернул ее лицо к себе:

– Нравится? Тебе так нравится?

– Да… – прошептала Мария. – Да…

Она чувствовала его дыхание на своем лице, и это было прекрасно.

– А так? – Дэн надавил коленом ей на грудь, сильно, всем весом. – Так хорошо?..

Мария застонала хрипло, закрыла глаза.

Хорошо, прошептала она беззвучно, хорошо… да, хорошо… Нарастающая боль превращалась в наслаждение, непостижимое и глубокое.

– Ну, милая, у меня для тебя есть сюрприз… большой сюрприз… – Дэн, глядя Марии в глаза, достал из кармана пиджака бритву – с растрескавшейся перламутровой ручкой, старую, опасную, которую сейчас можно было купить только в антикварной лавке. – Очень большой сюрприз…

Лезвие легонько коснулось ее щеки, чуть-чуть, Дэн вздохнул, рука напряглась…

– Нет, – сказал Дэн. – Не сразу. Это потом, чуть позже, когда ты попросишь… Ты ведь попросишь?

– Да, – прошептала Мария, и слезинка скатилась по ее щеке. Рядом с каплей крови.

– А пока… – Дэн отпустил ее, выпрямился и ударил ногой в живот. – Так ведь тоже приятно?

Мария нежно прикоснулась к его ноге, словно пытаясь смахнуть пыль с его обуви.

Входная дверь с грохотом распахнулась, Дэн оглянулся с недовольным видом. Ему не должны были мешать. Ему не имели права мешать – он ведь заплатил. За каждую чертову минуту заплатил. И он ничего еще не сделал. Он и сам еще не решил – пустит ли он бритву в дело. Или отложит ее на следующий раз… Это ведь тоже должно заводить – ожидание. Ожидание и предвкушение…

Руку с бритвой словно сдавило тисками. Хрустнуло в суставе, боль вспышкой ослепила Дэна. Удар. Перед глазами Дэна полыхнуло, он дернулся, но его руку держали крепко, тело мотнулось и повисло. И новый удар. Бритва отлетела в сторону. Еще удар…

– Оставь его! – крикнула Мария, вскакивая. – Не смей его бить…

Ее ногти полоснули Малыша по лицу, оставляя кровавые полосы.

– Да выключите вы уже стимулятор! – крикнул Малыш, перехватывая следующий удар Марии. – Вы что, не видите?..

Дэн встал. Оглянулся в поисках бритвы, она лежала на диване. Нужно сделать шаг и взять, пока Мария удерживает этого здоровяка. Взять…

Мария кричала, ругалась, пыталась дотянуться до лица Малыша, тот ревел, уворачиваясь от ее ногтей, пытаясь отводить удары и не причинить ей боль. Женщина была очень сильной. Она защищала любимого человека. Она…

Вдруг Мария замерла, удивленно посмотрела на свои руки, на Дэна, который уже почти дотянулся до бритвы… Мария отшатнулась в сторону, пропуская Малыша, тот сделал два шага и ударил Дэна ногой по ребрам. Еще раз. Потом, без паузы, не давая ему опомниться, схватил за шиворот и брючный ремень, подтащил к распахнутой двери и вышвырнул во двор.

Дэн закричал от боли. Кажется, он сломал руку.

Его схватил за воротник Старик, встряхнул и пинками погнал к машине.

Малыш оглянулся на Марию:

– Все нормально?

– Да, нормально… Я просто испугалась… – тихо сказала Мария и всхлипнула. – Он… Он хотел…

– Я знаю, я видел. – Малыш оглянулся на дверь.

Посоветоваться со Стариком? Что теперь делать? В инструкции ничего не было предусмотрено по такому вот поводу. Вызвать врача? Психолога? Она ведь еле стоит на ногах, дрожит вся. У нее шок – у любого на ее месте был бы шок, ее чуть не порезал бритвой этот ненормальный.

– Сядь, – сказал Малыш. – Вот, на диван – сядь.

Мария шагнула к дивану, ноги подогнулись, и если бы ее не подхватил Малыш, то упала бы на пол.

Черт!

Малыш оглянулся по сторонам, держа Марию на руках.

В спальню. Нужно отнести ее в спальню.

– Умник! – позвал Малыш, пытаясь сообразить, где размещены сенсоры голографических камер. – Что нужно делать? «Скорую» вызвать?

Пискнул браслет на руке Малыша.

– У нее там сильные повреждения? – спросил Умник.

– Да нет… так, царапина на лице. Наверное, ушибы на теле, он ее ударил несколько раз…

– Не переломы?

– Откуда я знаю? Дышит. Нормально дышит, значит, ребра целые.

– Тогда уложи ее в постель, дай обезболивающего. У нее аптечка в ванной, возле зеркала. Что?.. А, тут с тобой Старик хочет поговорить…

Малыш отнес Марию в спальню, отбросил в сторону покрывало с кровати, положил женщину на одеяло.

– Я связался с Центром, – сказал Старик, голос его, чуть искаженный динамиком браслета, казался спокойным и незнакомым. – Они говорят, что если ничего такого страшного, то пусть просто отдохнет. И на завтра у нее будет свободный день. График визитов сдвинут на сутки.

– Хорошо, – сказал Малыш, быстро сходил в ванную, выгреб все баночки из аптечки и принес их в спальню.

Потом спохватился и сбегал на кухню за водой.

Мария высыпала себе на ладонь несколько таблеток, проглотила их, запила принесенной водой. Откинулась на подушки и закрыла глаза.

– Укрыть? – спросил Малыш.

Он уже снял с женщины туфли, аккуратно поставил их возле кровати.

– Не холодно?

– Там в шкафу… плед, – еле слышно сказала Мария. – Если можно…

Малыш достал плед, осторожно укрыл Марию, расправил складки. Постоял возле кровати.

– Я пойду? – спросил он. – Может, снотворного принять?

– Нет, не нужно снотворного, – сказала Мария. – Просто посидите возле меня. Хорошо? Просто посидите…

И что делать? Нужно возвращаться к пульту. Дать ей снотворное, но ведь… Малыш набрал номер Старика.

– Что? – спросил тот.

– Она просит…

– Я слышал, что она просит, – сказал Старик.

– Так что мне делать?

– Сам решай.

Сам решай, беззвучно повторил Малыш. Хреново ей, понятно ведь. Совсем хреново. И не хочет она снотворного сейчас, не насильно же ей пилюлю в рот совать…

– Если я останусь – по голове вам не настучат? – спросил Малыш.

– Нет, не настучат. У нее все равно свободная ночь. До прихода смены – ты сам себе хозяин.

– Ладно, – сказал Малыш. – Ладно.

Он присел на край кровати.

– Я посижу с тобой… с вами…

– Спасибо, – прошептала Мария, ее рука скользнула из-под пледа и легла на его ладонь. – Спасибо вам… Я…

Мария всхлипнула.

– Кровь, – спохватился Малыш. – Я сейчас возьму салфетку и вытру…

– Не нужно, мне даже не больно, – пальцы Марии сжали его пальцы, удерживая Малыша на месте, не отпуская. – Я даже не чувствую ничего. И тело не болит… Я не почувствовала его ударов… Он – ничтожество. Он…

– Не нужно об этом. – Малыш скрипнул зубами. – Не думайте об этом… Может, принести чего-нибудь выпить?

– Нет, не нужно… Мне уже хорошо. Мне очень хорошо. Спокойно. От вас исходит ощущение доброй силы. Правда… Доброй и уверенной силы… – Мария осторожно погладила Малыша по руке. – Я хотела… Вы… Если вы откажетесь, я пойму. У вас, наверное, есть жена… или подруга… Есть?

– Да, – внезапно охрипнув, ответил Малыш.

– Она не обидится, – сказала Мария. – Если бы вы могли просто полежать возле меня… Просто так – полежать. Рядом со мной.

Малыш посмотрел на свой браслет. Спросить у Старика? Они же сейчас все видят, наблюдают за ним и за Марией, слышат каждое слово. Ну не звери же они, в конце концов! Ничего ведь не будет, она просто хочет тепла и сочувствия.

Малыш осторожно лег рядом с Марией.

Света в спальне почти не было, только небольшой ночник у изголовья кровати. Малыш не видел в тени лица Марии, только слышал ее дыхание.

– Я так устала, – тихо сказала Мария. – Боже, как я устала… Я чувствую, как схожу с ума. Каждый день… Каждый проклятый день – их руки, их лица, их взгляды… их желания… А я не могу ничего сделать, не могу отказать, не могу оттолкнуть… Это сильнее меня… Ты понимаешь? Сильнее меня… Когда они рядом – мне кажется, что я их люблю… И я…

Малышу захотелось зажмуриться и закрыть руками уши. Он не мог не слышать боли в ее голосе. Ему и самому становилось больно. Нестерпимо больно.

– Иногда мне кажется, что я в аду. Что я умерла тогда, во время операции, и попала в ад. И теперь я буду вечно испытывать эту проклятую любовь и… и беспомощность. Ты понимаешь? Понимаешь?

– Понимаю…

Мария повернулась на бок, прижалась лицом к его плечу.

– Я бы… Я бы хотела, чтобы всего этого не было… И денег этих проклятых не было, и шмоток этих. Мне и дом этот не нужен… проклятый дом. Я на панели работала, возле порта. Милашка, давай все сделаем по-быстрому! Отойдем за угол… стань на колени, милая… еще десятку накину, если ты постараешься… притворись, что тебе это тоже нравится… тебе же нравится? Я думала, что хуже быть не может… Когда предложили, я даже ни на секунду не задумалась, сразу согласилась. Сразу. А теперь… теперь уже поздно… Мне кажется, что я теперь не смогу любить… не смогу любить по-настоящему…

– Все еще будет хорошо, – сказал Малыш и осторожно погладил Марию по щеке. – Все изменится…

Малыш сказал это, чтобы успокоить женщину, но вдруг почувствовал, что она плачет – бесшумно, лишь еле заметно вздрагивая. Ее слезы намочили рубашку на его плече. Ее губы шевелились, она говорила-говорила-говорила, а ему вдруг показалось, что она целует его в плечо. Малыш хотел отодвинуться, но Мария обняла его крепко, прижалась лицом к его груди.

– Правда изменится? Правда? У меня все еще получится… Мне снится иногда, что все закончилось, что однажды утром кто-то говорит мне – все. Ты свободна. Можешь уйти из дома. Можешь сама выбирать, кого тебе любить… Иди… – Мария всхлипнула. – А утром, наяву приходит кто-то с липкими руками и липким взглядом, и я снова… снова и снова… Ты не видел те сценарии, которые я получаю перед тем, как принять нового клиента? Он любит внезапный секс, грубый, в нетрадиционном месте… может быть, в прихожей… а этот обожает преодолевать сопротивление… робость, стыдливость… и чтобы не сразу ответить на его чувство, а распалиться, будто это… будто он такой мастер, который способен расшевелить самую холодную женщину, развратить самую робкую… разбудить в ней страсть… Я читаю инструкции, а потом, когда он приходит, я… я люблю его, люблю и даже счастлива, что знаю – точно знаю, как сделать его счастливым… И сама бываю счастлива, когда счастлив он – урод с липкими руками и грязными желаниями…

– Тебе нужно уснуть, – прошептал Малыш, с трудом избегая ее поцелуев. – Усни, а утром…

– Хорошо, – сказала Мария. – Как скажешь… Я усну. Полежу тихонько и усну. Как ты хочешь…

– А завтра, – неожиданно для себя прошептал Малыш, – мы что-нибудь придумаем. Мы придумаем, как все это прекратить…

– Не нужно. Если тебе будет плохо… если тебя накажут – не нужно. Я…

– Ерунда, – почти веря в искренность своих слов, сказал Малыш. – Все будет хорошо. Все будет отлично. Ты уедешь…

– Мы… Давай уедем вместе… – Мария еще крепче прижалась к нему. – Я не хочу, чтобы ты уходил, не хочу уйти без тебя… Словно я тебя знаю уже тысячу лет. Тысячу тысяч лет. Так бывает? Так бывает, что можно влюбиться в человека всего за одну минуту? Ты когда-нибудь влюблялся с первого взгляда?

Малыш хотел ответить, что да, влюблялся, но потом вдруг понял, что никогда раньше не ощущал того, что чувствует сейчас. Это было странное чувство, оно шло от Марии, проникало в глубину его души и, вскипев, било в мозг.

– А как же… – Мария вдруг отстранилась от него. – А твоя девушка? Нет, так нельзя… нельзя так обращаться с чужими чувствами… она же любит тебя, тебя невозможно не любить…

– Все будет хорошо, – снова прошептал Малыш. – Не думай ни о чем – я все решу. Все будет хорошо. Спи.

И Мария уснула, дыхание ее стало ровным и спокойным. Только когда Малыш попытался высвободиться из ее объятий, она тихонько застонала, как обиженный ребенок.

Малыш не мог остаться с ней. Просто – не мог. Иначе… Иначе он мог не сдержаться и… Тогда бы он стал похож на одного из этих уродов… Как все запуталось, простонал Малыш, выйдя из спальни. Еще час назад все было просто и прозрачно, а теперь…

Это неправильно. Инга не виновата… он не виноват… У них с Марией ничего не будет, сказал себе Малыш. Я просто помогу ей сбежать из этого ада. Отпущу ее, соврал себе Малыш, прекрасно понимая, что врет.

И вообще, ничего у него не получится, все ведь видели Умник и Старик. И, наверное, все слышали. Отрегулировали трансляцию звука так, что еле слышный шепот Марии грохотал в их комнате, словно… просто грохотал… И что они почувствовали, когда Мария рассказывала о своих мучениях? Неужели это не вызвало у них хотя бы жалости?

Вот сейчас Малыш войдет в пультовую, а они…

– Бутерброды будешь? – спросил Умник, когда пришел Малыш. – И кофе.

– Нет, не хочу…

– Точно? Не передумаешь? А то я сегодня жрать хочу, не позавтракал утром. Съем, а ты потом…

– Ешь, не бойся. – Малыш прошел по комнате, мельком глянул на проекцию.

Спальня, Мария спит. Включен режим ночного виденья, наверное, для того, чтобы вовремя вмешаться, если Марии все-таки станет плохо. Старик глянул через плечо на Малыша и отвернулся.

– Может, домой поедешь? – спросил Умник. – Из Центра разрешили… Тебе даже премия полагается, между прочим. Неплохой кусок. Что-то золотое своей Инге купишь, и еще в заначке останется. Езжай…

– Нет, я останусь… – Малыш спохватился, понял, что получается слишком уж неестественно, и добавил: – Я могу этот… отгул к отпуску приплюсовать? Мы с Ингой хотели съездить… слетать…

– Наверное, можно, – пожал плечами Умник. – Но если бы меня чуть не исполосовали бритвой, то я бы отправился в кабак… или дома набрался до поросячьего визга… Ты, кстати, придумай, как подруге своей будешь царапины на лице объяснять. Очень характерные царапины. Хорошо еще, что на лице, а не на спине, иначе не отбрехался бы…

– Как-нибудь, – сказал Малыш. – Что она, не знает, где я работаю? Я с такими украшениями раньше домой иногда приходил…

Малыш сел на диван, потянулся.

– Я тут подремлю, можно?

– Давай, – разрешил Старик. – Имеешь полное право.

Придется притворяться, подумал Малыш, закрывая глаза. Какой тут сон… сердце колотится, как сумасшедшее. Нет, уснуть никак не получится. А еще нужно придумать, как помочь Марии. Придумать…

А потом Малыш вдруг понял, что уснул, что проспал всю ночь, что уже утро и солнце проникло в комнату через раздвинутые шторы.

– Проснулся, – сказал Умник.

– Малыш, ты как? – спросил Старик. – В норме?

– Нормально. – Малыш открыл глаза. – А что такое?

– Еще хочешь отгул заработать?

– Домой хочу, – сказал Малыш.

– Ну, как знаешь, только у нас за сверхурочные хорошо платят, и я бы на твоем месте не отказывался. – Умник заговорщицки подмигнул. Получилось это, правда, не слишком весело. – Тут такое дело – у Марии сегодня свободный день, да и нужно ей немного расслабиться… Так что – у нее шопинг. Без сопровождающего ее выпускать не любят, так что…

– И я здесь при чем? – поинтересовался Малыш, надеясь, что на его лице ничего не отразилось. – Я не сопровождающий…

– Мы так и сказали Центру, но ее постоянный выездной охранник сегодня не может. Никак не может, ей выходной внезапно достался. Того, кто не в курсе, привлекать не стоит, а мы со Стариком…

– Я по магазинам не ходок, – сказал Старик. – Да и с сегодня я уже тут не работаю. Сдам смену – и все, пока.

– На отходную… – поднял палец Умник.

– Само собой. Только потом. После следующего дежурства, лады?

– Вот, он не может, а я… это, какой из меня охранник? А ты… ты у нас орел! Немного помятый, но кого в Секторе с утра этим удивишь? Так ведь? – Умник достал из кармана пачку сигарет, покрутил ее в руке и спрятал назад. – Так ты съездишь?

– В принципе, я Инге обещал, – пробормотал Малыш, лихорадочно соображая, что теперь делать.

Так ведь все совпало! Словно специально… И ведь не могли напарники не видеть и не слышать того, что происходило в спальне. И то, что говорил Малыш Марии – наверняка разобрали…

Они поняли. Они сами хотели, наверное, но не решались… Старику – на пенсию, Умник… А куда он еще может податься в Секторе со своим высшим техническим образованием? У Малыша хоть профессия есть, он с девочками работать умеет, если что – выкрутится… Инга… А что Инга? Она тоже не пропадет. Она знаете, какая сильная? Она Малыша пытается в бараний рог скрутить, и… в конце концов, он ей деньги оставит. Те, что в заначке. Сбросит ей сообщение на браслет, там много денег, Инге на первое время хватит… Хватит ведь, а вот Мария… Марии сейчас плохо, она одна не выживет. Ее нужно поддержать, спасти ее нужно…

Что-то отвечая на подколки приятелей, Малыш достал из сейфа шокер и ствол с кобурой для скрытого ношения. Корпоративное разрешение на оружие у него было – с этим никаких проблем, если даже полиция прицепится.

Что дальше?

Сейчас вывести машину из гаража, подогнать к выходу. В машине есть маячок, нужно будет ее бросить где-нибудь возле торгового центра и выбираться дальше пешком. Можно к вокзалу или пассажирскому терминалу порта, а можно через рыбзавод. Там работает приятель, поможет проскочить контроль. Дальше… Дальше – как получится.

Они сказали Марии, что с ней поедет Малыш. Она должна сообразить. Просто обязана. Захватит с собой вещи и деньги… Документы. Нет документов – все равно справимся. Мария будет счастлива. Будет, что бы ни случилось.

Главное, не психовать и сохранять спокойствие. Попрощаться с Умником и Стариком. Пока, до встречи… Конечно, перезвони, скажи где и когда стол накрываешь… Могу прийти с Ингой… Не нужно? Вот и я думаю, ей с нами неинтересно будет. Лады, пока. Пока…

Мария вышла в закрытой блузке и брюках. Шляпа с широкими полями, очки на пол-лица – молодец, это поможет скрыться. Не привлекать к себе внимания. Она даже не поздоровалась с Малышом, села молча на заднее сиденье «Суверена».

Спокойно, напомнил себе Малыш. Спокойно.

Машина выехала на улицу. Движение с утра вялое, так рано в Секторе встают немногие. Это ближе к вечеру на дорогах будет не протолкнуться. Правда, и в магазинах народу будет немного, но это ерунда. Малыш знает, как нужно уходить от наблюдения и слежки, опыт есть.

– Не гони, – сказала Мария.

– Извините, – Малыш сбавил скорость. – Я волнуюсь…

– А мне пофиг. – Голос Марии прозвучал непривычно – что-то будто скрипело в ее горле. – Ты машину и меня не разбей, урод!

– Извини, – быстро сказал Малыш.

Она права, в машине тоже может быть микрофон и даже камера. А вдруг кто-то из клиентов захочет поиграть с ней в автомеханика? Лучше прикинуться, что ничего такого не происходит.

– Извини, – еще раз повторил Малыш и включил приемник.

– Музон слушать собрался, безголовый? – осведомилась Мария. – Выруби, пока я не рассердилась…

Малыш выключил музыку. У него отчего-то дрожали пальцы. Она очень хорошо притворяется. Очень похоже. Если бы Малыш не знал наверняка…

– К северному входу подвези, – скомандовала Мария. – И поближе, чтобы по жаре не ходить. Не люблю я жару…

– Хорошо.

– А мне пофиг – хорошо тебе или плохо, урод! – Голос Марии на мгновение поднялся до визга. – Просто делай, что сказано, и не дергайся… И не зыркай на меня, придурок, на дорогу смотри…

– Я…

– Ты. Не хватало, чтобы из-за тебя, импотент хренов, еще разбиться.

– Почему импотент?..

– А кто? Ночью была возможность… Была. Рядом с тобой баба была не против. Еще как не против, а ты что? Все будет хорошо, блин… Все и так хорошо…

Малыш остановился возле тротуара, оглянулся.

– И нечего на меня так таращиться! – Мария сняла очки. – Думал, расклеилась баба совсем? Думал, соплями истекла? Хрен тебе, урод! Большой и вонючий хрен! Все вы одинаковые! Только-только покажется, что баба поплыла, что баба влюбилась, так сразу и мечтать начинаете. Я еще до операции на этом не одного придурка поимела. Защити меня, умница… спаси, рыцарь… И рыцарь с умницей бросаются бегом, с ног падают, чтобы услужить…

– Но вчера?

– А что – вчера? Вчера я, извини, работала. Вчера я бы под тем уродом с бритвой удовольствие получала бы, даже если бы он мне рожу всю до кости стесал… А, ты меня спас, помню. И что? Тебе за это платят, мальчик. Хорошо платят. И я, по-твоему, должна тебя благодарить за это? Ты еще скажи, что клиенты меня любить должны за то, что я для них по работе делаю? Ничего подобного. Ты меня спасал, а я их люблю. От стартового сигнала до заключительного. Ты ведь меня охраняешь тоже только сутки. Если бы со мной что-то случилось на другой смене – тебе-то что с этого, не твой прокол. – Мария достала сигарету, закурила.

Мощное курево, автоматически отметил Малыш, и дорогое. Пара затяжек должна бы успокоить Марию. Нужно только подождать…

Мария сделала несколько жадных затяжек, сунула окурок в пепельницу, выругалась.

– Не берет меня эта дрянь. Словно сено курю… Как колотило, так и колотит… Не понял еще? Меня тебе подложить хотели, чтобы ты понял, каково клиентам со мной. Чтобы совсем уж разобрался. Искали повод, но вчера так совпало… Мне установку на тебя дали – забавное чтение. Умственные способности – средние. Возбудимость – ниже среднего. Имеет нереализованную склонность к романтике, комплекс защитника. И там еще много чего, вплоть до постельных деталей. Наверное, у твоей подруги выясняли, у нынешней или бывшей. Эрогенные зоны у тебя… на груди, внутренняя сторона бедер, ну и где у всех… При выборе между страстью и нежностью – выберет нежность… – Мария хохотнула. – Нежный ты мой… Мне возле тебя так хорошо… Ты сильный, от тебя веет уверенностью… Козел! Думаешь, ты первый? И Умник у меня был, и Старик… И парни из другой смены… Я шикарный подарок и премия офигенная. Нет, там, в спальне – все было по-честному… Я помню, что любила тебя, только не помню, что именно при этом чувствую… Задолбали вы меня, козлы, я раньше хоть помнила, каково оно любить, даже по сигналу с пульта, а сейчас… Картинку помню, а что при этом чувствовала… Да и зачем мне это? На хрена? Я всю жизнь без этого обходилась! Зачем мне кого-то любить, если меня никто не любит… Не вырастает у людей сейчас любилка, ее можно только в больнице в мозг засунуть. И не смотри на меня так…

– Как? – спросил Малыш.

– С жалостью – не смотри. – Мария внезапно ударила Малыша ладонью по лицу.

Острая боль, привкус железа на губах.

– Ой, – сказала Мария, – я случайно кольцом тебе губу разодрала. Прости… Или сунь себе в задницу свое прощение. Вы думаете, что главные? Что от вас что-то зависит? Да я только намекну старшему, только позвоню – вас выкинут к хренам собачьим. Доступно объясняю? Если я захочу, чтобы ты меня ублажал после клиентов – ты будешь ублажать. Без чипа в мозгу, а только потому, что тебе прикажут. И тебе даже угрожать не будут, ты сам побоишься лишиться заработка. Нет? Я стою больших денег, а ты… ты дешевка, мальчик. Дешевка!

Мария откинулась на спинку сиденья и захохотала.

– Вы понять не можете, жалеете меня… Умник даже после первого раза предлагал сбежать. Девку свою бросил по этому поводу. А чего меня жалеть? Те, кто деньги за меня платит, думают, что покупают что-то офигенное. Настоящую любовь, блин, получают! Только они получают, а я – испытываю… Знаешь, как мне классно поначалу было, в первые месяцы после операции. Класс, как наркота самая продвинутая. Это потом… потом приелось… как наркота, да, как наркота… Дозу бы мне повысить… Ты с парнями не переговоришь, чтобы этот… как его… индекс гребаной любви поднять? Стимулировать покруче. Умник говорил, что если на ручной режим перевести, то только от него будет зависеть, что я испытаю… Поговоришь? А я тебя обслужу… Вне графика, хочешь? Если ты с Умником договоришься. Старик-то ваш ушел, лох добропорядочный. Он отказался… Отказался со мной перепихнуться… А я бы его ласково, как дочка… Так ты поговоришь с Умником?

До самого возвращения Малыш молчал.

Ни слова не произнес, когда Мария что-то говорила о его напарниках, рассказывала, что предпочитает Умник в постели… Собственно, Малыш и не расслышал ничего – в ушах грохотала кровь.

Идиот, идиот, идиот…

Работа – это работа! Какого хрена он забыл об этом? Расслабился, пожалел? А ведь говорили ему – жалость до добра не доводит. И этой стерве поверил… захотел поверить. А парни… Сволочи, не предупредили. Езжай, Малыш, сопроводи… Знали ведь, что Малыш задумал. Умник наверняка знал. И так подставил…

Малыш молча помог перенести пакеты с покупками в машину и от машины потом в дом.

– Пока, сладенький… – пропела ему на прощание Мария, и Малыш еле сдержался, чтобы не врезать ей. Наотмашь. Так, чтобы ее грязная ухмылка залилась кровью. Он даже на мгновение забыл, что женщин бить нельзя. Вовремя вспомнил.

Ладно, пробормотал Малыш, загнав «Суверена» в гараж. Хрен с вами, подумал Малыш, спрятав оружие в сейф и простившись со сменщиками. Вы ответите, в голос уже произнес Малыш, нажав кнопку сигнала на двери квартиры Умника.

– А, ты… – с кислой улыбкой на лице произнес Умник и отлетел в глубь квартиры от удара в лицо.

– Поговорим, – сказал Малыш, осторожно прикрыв за собой дверь.

Умник попытался встать с пола, но никак не мог найти равновесие. Зрачки все время пытались съехать к переносице, из ноздрей текли два ручейка крови.

– Идиот… – пробормотал Умник. – Совсем рехнулся…

– Конечно. Рехнулся. У меня же интеллектуальный уровень средний… Не знал? – Малыш рывком поставил Умника на ноги и ударил его коленом в пах. – Не падай, засранец, держись… Это не больно почти… А второй раз так вообще почти не чувствуется…

Зрачки Умника закатились под верхнее веко.

– Плохо тебе, бедняга? – Малыш отнес Умника в ванную, сунул под душ и врубил режим холодного массажа. – Сейчас придешь в себя… Сейчас…

Вода била Умнику в лицо, заливала полуоткрытый рот, Умник дернулся, закашлялся, попытался вырваться, но Малыш не отпускал его. Может, он и в самом деле хотел, чтобы Умник захлебнулся.

– Ладно, живи. – Малыш закрыл воду, бросил Умника на пластиковый пол и вышел в комнату. Заглянул в холодильник, взял банку пива, открыл и отхлебнул.

Судя по звукам, Умника в ванной тошнило.

– Ты живой там? – спросил Малыш. – Не слышу!

– Пошел ты… – Умник медленно вышел из ванной, еле передвигая ноги раскорякой. – Ублюдок…

– А ты кто? Ты – кто? – Малыш подошел к Умнику и замахнулся, тот закрыл глаза, но защищаться даже не попытался. – Вы со Стариком кто? Красавцы? Эти, как их? Моралисты? Ты же все понимал… Знал все. Мог же меня предупредить?

Умник обошел Малыша, добрался до холодильника, оставляя за собой мокрый розовый след. Достал из холодильника лед. Приложил к сломанному носу и застонал.

– Не слышу ответа, – напомнил Малыш. – Повторить экзекуцию? Почему не сказали?

– А ты бы поверил? – выдавил из себя Умник. – Ты даже в то, что она любит по-настоящему, поверил не сразу. И в то, что в ее голову чип засунули, – тоже не сразу поверил. Как ты можешь с ней работать, если не понимаешь, что она за тварь? Сука…

– Тебя поимела, потому ты бесишься?

– Меня?

– Ты из-за нее свою подругу бросил. Так ведь? И эти твои рассуждения по поводу шлюх и порядочных женщин – тоже из-за нее?

Умник прислонился спиной к холодильнику и медленно съехал по нему спиной на пол.

– Она… Она и до операции была сукой. Ты поспрашивай как-нибудь возле порта. Мария-Тварь, ее до сих пор помнят… – Умник застонал, кровь все еще сочилась из ноздрей. – Старик, еще как только все это началось, сходил, выяснил… Все, что угодно, за деньги. Своих конкуренток подставить – легко. Некоторые были уверены, что Тварь двух девчонок убила. Знаешь, говорят, что вместо сердца может быть камень? Тот самый случай… И лучше, чтобы ты, прежде чем вляпаешься по самые уши, все на себе и почувствовал. Как вакцинация.

– И Центр знал?

– Конечно, знал. Это со мной получилось так… спонтанно, я чуть крышей не двинулся, честно… мысли были всякие… про самоубийство… Если все будут такой шок испытывать, так мужиков в обслугу не напасешься к этой стерве. Вот и решили… Вначале ночь любви, потом поездка по магазинам. А ей прописали в сценарии жаловаться на тяжкую жизнь, на мучения… Мне иногда кажется, что я не пережила той операции и уже два года в аду… Красивая фраза, я придумал…

– Будь ты проклят, – сказал Малыш.

– Серьезно? – Умник потрогал свой нос. – Я думал, что взорвешься, но чтобы так… И яйца… мать твою…

– И что мне теперь делать?

– Работать. Ты понимаешь, какая штука… – Умник попытался встать, но ноги все еще отказывались держать. – Таких хат, как наша, в Секторе пять штук. Кто-то, сам понимаешь, вложил сумасшедшие бабки. И бизнес нужно расширять… Мне по секрету парень знакомый сказал из Центра – новый набор девиц идет. Теперь не только таких домашних на вид, как Мария. Всяких. И моделей, и уютных – всяких.

– И что?

– А то, что нужны будут люди, которые смогут руководить филиалами. Толковые, не дураки…

– С нереализованным комплексом защитника?

– Точно. Это карьера, Малыш! Наша мадам уверена, что… что ее сладкая жизнь – навсегда. Еще лет на десять как минимум…

– А это не так?

– А сам ты как думаешь? Ты же видел, что ее приходится все чаще и сильнее стимулировать. С этого утра вообще перешли на ручное управление, понимаешь? Теперь мы будем держать руку на переключателе и добавлять-добавлять-добавлять ей любви и страсти. А если увлечемся, то можем и вообще…

– Мозги ей сжечь?

– Да там уже нечего жечь. Ты же с ней сегодня пообщался. Если нет любви, то на свободное место приходит ненависть. И осталось Марии месяца два, не больше. К тому времени ей подготовят замену в домик. И все будет продолжаться, как раньше…

– Ты как-то это неуверенно произнес – «как раньше». Сам не веришь?

– Не знаю… – покачал головой Умник. – Старик считал…

– Считал. А чего это он ушел в такое неудачное время? Ты же сказал – карьера только начинается. Он мог бы… Вот он был бы классным шефом филиала…

– Был бы. Если бы захотел. А он… он не хочет, понимаешь? Он мне так и сказал, что не хочет участвовать в том, что теперь начнется…

– А что начнется? – спросил ровным голосом Малыш.

– А то и начнется. То, о чем я тебе говорил… Они… – Умник ткнул пальцем левой руки куда-то вверх, указывая на потолок. – Они же считают, что за деньги могут получить все, что угодно. Все-все-все… Раньше любовь не могли, а сейчас…

– Я помню, что ты говорил.

– Ага… Получив любовь, они стали с ней играться… Деньги заплачены, отчего и не почудить? Не позволить себе немного остренького… во всех смыслах этого слова… Куда выработанный материал вроде Марии девать, не поможешь придумать? Через два месяца она перестанет реагировать на стимуляцию – что тогда? Она же убивать начнет. В дурку отправить? Зачем? Можно ведь прямой убыток превратить в доход… Понимаешь меня? Старик мне все очень доходчиво объяснил. А вчера вечером, как иллюстрация, явился тот дебил с бритвой. Видел, как она сопротивлялась?

– Сопротивлялась? – удивился Малыш.

– Ага. Разве что ноги ему не целовала. Если уровень стимулирования поднять, то даже когда он ее резать стал бы на полосы, она все шептала бы, что любит… и любила бы… и оргазм испытывала бы. Полагаешь, не найдется того, кто за действительно большие деньги купит себе такое пряное и редкое удовольствие? Убивать человека, который не сопротивляется… может, но не сопротивляется, подставляет руки под лезвие и сам следит, чтобы не забрызгать любимого человека. – По лицу Умника, кажется, текли слезы, но он их не вытирал. – Понимаешь? Даже любовь… Им мало того, что могут испытать настоящую любовь… тебя это только краем коснулось, но ты… ты почувствовал? Ты понял, что это невероятное ощущение – быть любимым. Хоть это раньше нам оставалось… А теперь… теперь… Возможно, сейчас идет аукцион. Там идет торг – кто готов больше выложить за экзотику? Это даже не первым туристом в космос полететь, это куда как круче…

– Думаешь, что завтра…

– Послезавтра, через неделю, через месяц… не знаю, знаю только, что это будет на нашей смене. Тебя ведь не зря протащили через этот тест. Старик – умница, он все рассчитал и успел соскочить вовремя, а мы…

– Значит, во время нашего дежурства придет кто-то… Можно ведь будет поставить стимуляцию на автоматику, чем ей хуже, тем выше уровень…

Умник молча смотрел на Малыша.

– А, ну да… Если произойдет сбой и уровень ИЛ уйдет вниз… или вверх, все может сорваться… – усмехнувшись, сказал Малыш. – И в том, и в другом случае удовольствие… жутко дорогое удовольствие будет испорчено, так?

– Правильно соображаешь, – кивнул Умник.

– И ничего нельзя поделать? От меня что-то зависит?

– Конечно. Ты можешь держать уровень, балансируя на максимально возможной нагрузке на чип, можешь внезапно сбросить – и она почувствует все и сразу, можешь завысить – и она не почувствует, скорее всего, ничего.

– А в первом случае?

– В первом случае она будет умирать очень долго. И клиент будет доволен. Очень долго будет доволен. Это хорошо для бизнеса. Понимаешь?

– Ты так говоришь, будто это неизбежно…

– Не сегодня – так завтра, не через неделю – так через месяц. Этот сволочной мир… эти сволочные люди… рано или поздно, но это произойдет. А потом… Потом будет происходить все чаще и чаще…

Это произошло через три с половиной недели. Умник вывел на монитор новое расписание для Марии, вздрогнул и поманил пальцем Малыша.

Всего один клиент. И два выходных перед этим. Марии нужно набраться сил. У нее будет очень трудный сеанс. В сценарии было написано, что клиент любит причинять боль.

– Вот и все, – сказал Умник.

– Пусти меня к пульту, – попросил Малыш.

– Ты что задумал? – спросил Умник, освобождая кресло.

– Один из трех вариантов, – сказал Малыш. – Всего лишь один из трех вариантов…

Его пальцы не дрожали на панели управления.

Он пришел вовремя. От него исходило ощущение такой силы… Чем-то нечеловеческим веяло от него. Невысокий, в возрасте, с брюшком, но все это ерунда. Она любит его не за это.

Она любит его.

– Здравствуй, Мария, – сказал он.

– Здравствуй, любимый.

На главную: Предисловие

Александр Золотько Вариации на тему любви

Александр Золотько
Вариации на тему любви