Каждому нормальному человеку около четырех часов утра хочется спать. Особенно, часовому. Это в армии знают, поэтому третью смену в караулах, с четырех до шести утра, особенно не любят. На флоте это время называется собачьим по той же причине.

Колян в армии и на флоте не служил по из-за шизофрении, которая появилась у него в истории болезни всего за триста баксов. Колян в армии не служил, но дежурить в четыре утра, тоже не любил. Он вообще считал себя обиженным в эту ночь. Свиданка с давно обхаживаемой девчонкой накрылась. Был еще шанс успеть в город, но в последний момент сказали, чтобы он полночи проторчал возле комнаты, в которой хранилось оружие. С двух до шести.

Поначалу Колян прилежно ходил по коридору. Потом уселся в кресло и почти час пялился на фотографии в журнале без обложки. Но к четырем часам понял, что даже порнуха в это время суток вызывает сонливость.

Колян снова встал с кресла и медленно прошел до конца коридора. Резко обернулся и прошел весь коридор обратно. Получилось на два шага меньше. Колян хмыкнул и промерял коридор еще раз, следя за тем, чтобы длина шагов была одинаковой.

Лучше всего было бы прикемарить в кресле, но то, как Клин получил в горло нож все еще продолжало напоминать о необходимости хоть какой-нибудь бдительности. Вспомнив о Клине, Колян вытащил из кобуры пистолет, снял его с предохранителя, загнал патрон в патронник.

На всякий случай. Потом Колян задумчиво посмотрел на предохранитель. Ставить на него пистолет или нет? Ну его на хер! Не хватало еще выстрелить в самого себя.

Пистолет был поставлен на предохранитель и отправлен в кобуру. Отдав таким образом дань бдительности и боеготовности, Колян прислонился к стене, скрестив руки на груди. Глаза закрылись сами собой.

Сон в четыре утра наваливается неожиданно, человеку еще кажется, что он бодрствует, а на самом деле… Любой часовой в армии и на флоте это знает. Но Колян не служил ни в армии, ни на флоте.

Только что перед ним был пустой коридор, потом он уже разговаривал со своей девчонкой, а еще через секунду кто-то толкнул его в плечо.

Краб. Всего в полуметре. Застал. Эта мысль испуганно метнулась в голове. Застал. Он же теперь со свету за это сживет. Он же за такие вещи… Служака…

Потом вдруг мелькнуло, что ведь вечером предупреждали, что Краб больше не начальник, что Краба нужно в первую очередь… Колян, все еще не проснувшись окончательно, удивленно посмотрел на Краба:

– Ты чего это?..

– Спишь, сынок?

– Тебе ведь нельзя…

– Молодец, вспомнил.

Вспомнил. Рука Коляна метнулась к кобуре. Ему нужно было всего три секунды, но их у него не было.

Пуля клюнула его между глаз, встряхнула мозг, перемешала его с кровью и выплеснула этот коктейль через проломленный затылок на стену.

Колян умер, даже не поняв этого. Он не чувствовал, как тело его подхватил Краб и аккуратно, без шума опустил на пол. Не почувствовал он, как Краб вытащил у него из кармана ключи от комнаты, не слышал щелчка замка.

Тело еще вздрагивало, ноги выбивали непонятный ритм.

– Службу нужно нести бдительно, – сказал Краб, выходя из оружейной с двумя сумками в руках. – Бдительно охранять и стойко оборонять.

Краб поставил сумки на пол, закрыл дверь на ключ и резким движением руки обломил его в замке.

Тело Коляна наконец прекратило цепляться за жизнь. Ярко-красная полоса прочерченная на стене кровью Коляна, была похожа на нелепо-большой восклицательный знак, с головой-точкой внизу.