14. УРОК ПО СПЕЦИАЛЬНОСТИ
Четыре раза в неделю — музыкальные занятия. Два раза — теоретические: сольфеджио — пение по нотам, чтение нот с листа, то есть без подготовки; музыкальная теория и музыкальная литература — изучение жизни и творчества композиторов, слушание их произведений и разбор их. Два раза — занятия по специальности и оркестровый класс.
Марине нравится, что занятия по специальности проходят в старом здании школы — в маленьком белом доме на тихой солнечной площади.
Она любит новое, светлое, огромное здание, где помещаются институт и общеобразовательная школа. Школа — внизу, училище и институт — наверху. Марина любит смотреть на студентов, взбегающих по широкой лестнице наверх, туда, где она будет, наверно, учиться, когда вырастет.
Но к маленькому, старому зданию у неё какое-то особенное чувство. Ведь здесь училась когда-то её мама, могла бы учиться и бабушка, потому что старая школа на маленькой площади существует уже очень много лет. Правда, бабушка не училась там — она не училась вообще ни в какой школе. Может быть, поэтому ей так хотелось научить и свою дочь, Маринину маму, и её, Марину, всему хорошему.
Бабушка рассказывала как-то, что, когда Маринина мама была девочкой, она очень хорошо пела и любила слушать всякую музыку. Придёт шарманщик во двор — и маленькая Лена бежит со всех ног послушать его незатейливую музыку, а иногда даже увяжется за ним на другой двор.
Они жили в подвале, дедушка сапожничал. Бедно жили. А над ними, в первом этаже, жила девочка — Ленина ровесница. Она играла на рояле, и Лена могла часами слушать её под окном. Ей самой очень хотелось научиться так играть, но разве можно было об этом мечтать!
А после революции в музыкальных школах смогли учиться все дети.
Бабушка отдала свою Лену — Маринину маму — в музыкальную школу в тот год, когда ещё шла гражданская война. Это был голодный и холодный год. В школе было очень холодно. Мама рассказывала Марине, как мёрзли и даже опухали у неё руки и как больно ей бывало иногда играть. Но почему-то, вспоминая об этом, мама задумчиво улыбалась.
— А какие всё-таки праздничные бывали концерты, — говорила она, — и как торжественно звучала музыка в холодном зале с замороженными окнами!
И во время Отечественной войны в школе было тоже, наверно, не очень тепло. В то время Марина ещё не училась и жила в далёком Казахстане, а Алексей Степаныч был на фронте.
Говорят, Вера, Маринина вожатая, в ноябре 1941 года вместе с другими комсомольцами строила оборонные рубежи под Москвой и получила потом за это медаль «За оборону Москвы».
Но занятия не прекращались и тогда. А теперь у них в школе так тепло, уютно и светло…
Сегодня, идя на урок, Марина думала об этом.
Вчера мама разбирала свои бумаги и нашла несколько старых школьных тетрадей — нотных и в линейку.
— Смотри-ка, Марина, — сказала она, — тетрадки по теории и по сольфеджио! А знаешь, кто у нас преподавал тогда сольфеджио? Елизавета Фёдоровна.
— Вот, наверно, строгая была! — сказала Марина. — Ты, мама, какие отметки у неё получала?
Оказалось, что мама получала отметки, каких сейчас уже не ставят: «отлично» и «хорошо». По-теперешнему — «5» и «4».
В тетрадках были сделаны красным карандашом пометки: «отл.» и «хор.».
Тогда были ещё оценки: «удовлетворительно» и «неудовлетворительно». Этих оценок в маминых тетрадках не было.
Марина разглядывала мамины тетрадки — они немного пожелтели, но были очень аккуратные.
А мама рассказывала ей, как она училась.
И вот сегодня Марина подходила к старой школе со странным чувством. Она шла как будто и в свою и в мамину школу и старалась представить себе маму с нотной папкой в руках, в коротком пальтишке, подходящую к школьным дверям.
Переходя тихую площадь, Марина ускорила шаги. Вот она, их маленькая школа. Дворик — весь в пятнах осеннего солнца.
Над дверью блестит дощечка с золотой надписью: «Музыкальная школа». Дощечка, наверно, новая, а дверь та же — мамина.
Вот по этой приёмной шла мама с нотной папкой. Вот в эту дверь… Только тогда тут был, наверно, фортепианный класс, а сейчас — скрипичный.
Марина тихонько открыла дверь своего класса и, поздоровавшись с Алексеем Степанычем, пробралась за рояль.
Все ученики собираются вместе в скрипичном классе не часто: в начале года и в конце; а в середине года — на репетициях, на собраниях и перед концертами. В будничный, школьный день у каждого — своё время. Но Алексей Степаныч бывает доволен, когда его ученики слушают, как он занимается с их товарищами.
Марина часто слушала, как Алексей Степаныч занимался с Галей или с Мишей. Интересно, и можно кое-чему научиться.
Но сейчас в классе — новенькие, малыши.
Маленькая девочка со стриженными по-мальчишечьи волосами и маленький мальчик с удивлёнными глазами и светлыми, кудрявыми, как у девочки, волосами сидят в ожидании урока на низких, с подрезанными ножками стульях. У каждого в руках скрипка: совсем маленькая, четвертушка, — у девочки, а у мальчика так и вовсе восьмушка — совсем игрушечная скрипочка.
В классе тихо. Алексей Степаныч что-то пишет в журнале. Он сидит за массивным столом, на котором лежат стопки нот. Над столом — большой портрет Елены Фёдоровны, основательницы школы.
Школа была основана молодыми музыкантшами-сестрами много лет назад. Руководила маленькой в то время школой старшая из сестёр — Елена Фёдоровна. Марина смотрит на её портрет.
Спокойное лицо в ореоле пышных седых волос внимательно и словно вслушиваясь смотрит с портрета. Длинная тонкая кисть руки лежит на клавиатуре рояля. Марина знает: так, у рояля, рисовали раньше только больших, настоящих пианистов, пианистов-профессионалов. Об этом рассказывала преподавательница музыкальной литературы Нина Алексеевна.
Марина знает, что вся жизнь Елены Фёдоровны посвящена любимому делу — музыке.
В школе рассказывают, как в военные годы, в лютые морозы Елена Фёдоровна сама ездила с бригадой учеников своей школы в подшефный госпиталь.
И сейчас она руководит всем огромным, широко разросшимся за полвека делом — институтом, училищем и школой.
А сколько поколений музыкантов вырастила их школа! Не все, конечно, становились профессиональными музыкантами. Вот, например, её мама — она ведь не стала музыкантом. Она стала инженером на большой фабрике и очень увлекается своей работой — всё время придумывает, как её улучшить.
Но мама говорит, что музыка ей очень много дала в жизни, что она совсем по-другому слушает теперь музыку, по-настоящему слушает и понимает.
Марина огляделась: да, наверно, в этом самом классе занималась мама. Это самый хороший класс во всей школе — большой, удобный.
Маленькая девочка быстро взглянула на Марину, и Марина улыбнулась ей.
Какие малыши! Интересно, что они уже умеют?
— Ну, студенты, — сказал Алексей Степаныч, поднимая голову от журнала, — прошу сюда!
Малыши переглядываются, встают со стульев и идут к столу.
Они несут свои скрипочки, девочка — неуклюже, как-то «вниз головой», а мальчик — прижимая к себе свою новую игрушку.
— Выучили ноты? — спрашивает Алексей Степаныч строго.
Малыши молча кивают головами.
— Хорошо, сейчас проверим. А части скрипки запомнили? Ну-ка ты, Саша, скажи мне, что это у тебя в руках?
— Скрипка, — шепчет Саша, глядя на свою крохотную скрипочку.
— Правильно, скрипка. А это что? — спрашивает Алексей Степаныч, указывая на Сашин смычок.
Саша молчит. Девочка нетерпеливо переступает на месте.
— Я знаю! — наконец не выдерживает она. — Это палка.
— Так, очень хорошо, палка, — серьёзно говорит Алексей Степаныч. — А это что? — показывает он на винт у основания смычка.
— Это вертелка, — радостно говорит девочка.
— Допустим. А вот внутри скрипки что такое?
— Палочка, — осмелев, шепчет мальчик.
— Ну, вот и выяснили, — говорит серьёзно Алексей Степаныч, глядя на Марину, которая с трудом удерживается от смеха, — что скрипка со смычком состоит из палки, палочки и вертелки. А теперь, друзья мои, слушайте и смотрите внимательно. Я повторю то, что рассказывал вам в прошлый раз. Вот это — нижняя дека… — Алексей Степаныч берёт у Саши из рук его скрипочку, перевёртывает и показывает малышам её блестящее, лакированное дно. — Запомнили? Нижняя дека. Повторите.
И малыши старательно повторяют: девочка — громко, а Саша — едва шевеля губами.
— А это — верхняя дека. — И Алексей Степаныч снова перевёртывает скрипку и показывает малышам её верхнюю дощечку.
— А что это натянуто на скрипке?.. Правильно, струны. Молодец, Оля. А это что за дощечка?.. Подставка под струнами. А это что за вырезы, похожие на буквы? Это «эфы». Ну, повторим. А вот это что? Ну-ка, Саша?
— Смычок, — шепчет Саша.
— Ну, молодец! А на смычке что?
— Волосики.
— Допустим. А правильнее будет сказать — волос… Вот, друзья мои, к следующему разу вам надо знать свою скрипку. А то не буду учить играть. Ну, а теперь будем повторять ноты…
Дверь класса приоткрывается.
— Алексей Степаныч, можно вас на минутку? — зовёт кто-то.
Алексей Степаныч выходит из класса. Марина сейчас же выбирается из-за, рояля и бежит к малышам. Ей хотелось бы пошалить с толстенькой Олей и погладить по светлой головёнке Сашу, но она догадывается, что оба они не выучили ещё ни одной ноты, и спешно начинает проверять их.
— На какой линейке пишется нота ми? — спрашивает она строго, подражая Алексею Степанычу.
— Я знаю! — торопливо говорит мальчик. — На второй.
С Мариной он чувствует себя смелее и доверчиво кладёт ей на руку свою ручку.
— Ай-ай-ай, — качает головой Марина, — разве на второй? Ну-ка ты, Оля, скажи!
— Под первой! — кричит Оля.
— На первой линейке, — поправляет Марина.
— На первой линейке, — хором повторяют малыши.
И Марина чувствует себя настоящей учительницей, но дверь открывается и входит Алексей Степаныч.
— Ну-ка, ну-ка, продолжай урок! — говорит он Марине.
И Марина, конфузясь, даёт свой первый в жизни урок.
Алексей Степаныч велит ей даже поводить Сашиной рукой по струнам.
Маленькая, детская рука с зажатым в пальчиках смычком доверчиво следует за Марининой рукой, и Марина испытывает вдруг такое чувство ответственности за это первое движение детской руки!
Саша тянет какую-то немыслимую скрипучую ноту, а Марина с гордостью смотрит на Алексея Степаныча.
— Ну что же, хорошо, Марина, — говорит Алексей Степаныч. — За урок со студентами ставлю тебе пять. А вот сейчас посмотрим, на какую отметку ты сама мне сегодня сыграешь.
И Марина снова становится ученицей. Она открывает футляр и канифолит смычок, а Алексей Степаныч заканчивает урок с малышами.
— Ну что, к следующему уроку выучите ноты? — спрашивает он.
— Выучим, Алексей Степаныч, мы всё выучим! — уверенно отвечает девочка.
Малыши выходят из класса — и сейчас же за дверью слышится Олин смех и топот её толстых ножек по коридору.
— Этюды, — говорит Алексей Степаныч, открывая классный журнал. — Не играла? Почему? Я не задавал?.. Э-э, Марина, пора уже быть большой! Смотри, уже других учишь, а ещё не можешь понять, как надо учиться самой. Если я в прошлый раз не написал в дневнике этюды — разве это значит, что их не надо играть? Пора уже быть немного самостоятельнее. Этюды и гаммы, Марина, а также всевозможные упражнения играются ежедневно, независимо ни от какой концертной программы. Без упражнений, без труда — нет техники, нет звука, без упражнений — нет музыки.
И Марина начинает играть трудный, в двойных нотах, этюд.
— Фальшиво, — говорит Алексей Степаныч. — Ты знаешь, Марина, что такое для скрипача двойные ноты? Ведь это совсем новая, большая область, в которую мы с тобой вступили. Ведь это целая революция для тебя, в твоей учёбе, а ты так легкомысленно к этому относишься! Ну-ка, ещё раз сначала.
Весь урок Алексей Степаныч занимался с Мариной двойными нотами, этюдами, упражнениями и гаммами. Концерта он так и не спросил и поставил ей в журнале четвёрку.
А Марина-то думала! Она все эти дни усердно, даже вдохновенно, как ей казалось, занималась концертом. Она играла его полным звуком, с оттенками и мечтала получить пять. Ведь Галя же получает за концерт пятёрки!
И только тогда, когда Марина уже складывала ноты, Алексей Степаныч спросил:
— Ну, а как дела с концертом? Наизусть выучила? А двойные ноты как? Чисто? Посмотрим в следующий раз. Этюды у тебя не очень хорошо пока.
— Алексей Степаныч, — жалобно сказала Марина, — ведь я одним концертом занималась!
— Вот потому-то я у тебя его и не спросил, — загадочно ответил Алексей Степаныч, погружаясь в свой журнал.
