63. РАЗГОВОР В БЕРЁЗОВОЙ
Кто сидит, поджав ноги, на ковре, кто забрался в большое, глубокое кресло. Галя и Тамара прижались к Вере, а она задумалась о чём-то, закуталась в пуховый платок. Свет ещё не зажигали — и сумерничают в уютной клубной гостиной. Голубой свет зимних сумерек мягко просачивается сквозь её большие окна.
Говорить никому не хочется, все полны впечатлениями последних дней. Вчера все вместе ходили в лес. Марина первый раз в жизни была зимой в лесу. Ходили на лыжах, будили снежную тишину скрипом полозьев, весёлыми криками. А сегодня они первый раз в жизни были на большой фабрике.
Там всё было ново и интересно для ребят, но особенно их поразил огромный ткацкий цех, освещённый прекрасными длинными лампами дневного света.
Даже в Москве ещё не во всех станциях метро был дневной свет, и станции, освещённые им, казались всем самыми красивыми.
Поразил ребят в этом светлом, огромном, как консерваторский зал, цехе необычайно чёткий ритм работы.
Конечно, одни увидели и поняли больше, другие — меньше.
Люся, да и другие девочки заинтересовались больше всего тем, как сработанная ткань навивалась на круглые валики.
Мальчики интересовались больше самими станками. Но всем одинаково понравились на складе, где они побывали в конце экскурсии, штабеля готовой продукции — огромные рулоны разноцветных, всех оттенков, шерстяных тканей.
Марину же привлёк больше всего браковочный отдел, в котором отделанные ткани прокатывались перед браковщиками на катках.
Это был смотр тканей, и Марина мысленно назвала его репетицией и даже подумала с улыбкой, что Алексей Степаныч немного похож на этих браковщиков, когда он просматривает работу своих учеников перед экзаменом или концертом.
И дальше было похоже, потому что после этого смотра на некоторых тканях исправляли всякие небольшие неправильности, шероховатости, и уж тогда они шли на настоящий экзамен, где им ставили отметки — то есть разбирали по сортам. Не годные браковали, а самым лучшим ставили пятёрки.
Ребятам рассказали, что бракуют с каждым годом всё меньше и всё больше тканей получают пятёрки.
Пятёрки получают ткани, а значит, и те, кто их делает, — их творцы: рабочие и инженеры фабрики.
И хотя машины и горы готовой продукции были интересны, но и Марину и всех других ребят гораздо больше заинтересовали люди. Особенно одна молоденькая, лет восемнадцати, девушка, Тося Зубцова.
Об этой Тосе ребятам ещё раньше рассказали, что она работает на восьми станках и зарабатывает не меньше многих опытных работниц, и Марина никак себе не могла представить, что эта Тося такая молоденькая и весёлая.
Тосе было, видно, очень приятно, что на её работу смотрят, и она работала особенно чётко и красиво.
А когда Тося посмотрела на Марину и неожиданно улыбнулась ей, Марина вспомнила, что видела её в фабричном клубе, в танцевальном ансамбле Марии Иннокентьевны.
Она танцевала так же красиво и уверенно, как и работала.
Марине очень хотелось поговорить с Тосей, узнать, учится ли она ещё, что любит читать, но это было невозможно: Тося работала.
И сейчас Марине очень захотелось побольше узнать о Тосе.
— Вера, — спросила она, — вы знаете Тосю Зубцову?
— Знаю, конечно. Очень хорошая девушка, — ответила Вера.
— Расскажите, пожалуйста, о ней! — попросила Марина и придвинулась поближе к Вере.
Вера подумала немного:
— Что же тебе рассказать о ней? Тося отлично работает и хорошо учится в текстильном техникуме при нашей фабрике. Часто бывает у нас в клубе. Тося очень способная, и я слышала, что комсомольская организация хотела послать её после окончания техникума в Текстильный институт, но Тося пока не хочет ехать. Она говорит, что инженером ещё успеет стать, а пока ей хочется работать на своей фабрике.
— Странно всё-таки, — сказала Люся. — Не хочет быть инженером…
Она не договорила — такой поднялся шум.
— Что же тут странного? — азартно кричала Марина; она даже вскочила со стула и подбежала к Люсе. — Что же ты думаешь, твоя игра лучше её работы?
— Марина, как не стыдно! — заступилась Галя. — Почему ты так говоришь о Люсиной игре?
— А что ж, по-твоему, это важное дело — важнее работы на станках? — неожиданно вмешался в разговор девочек только что пришедший Митя.
— А вот мне папа говорил, что все люди при коммунизме будут заниматься искусством! — с несвойственной ей горячностью сказала Галя.
— Да, а работать будет кто?
— Ты будешь играть, а другие работать?
— Нет, все понемножку будут работать.
— Ну, это неинтересно — понемножку! — сказала Марина.
— Почему? — удивилась Мая. — Что ж, ты хочешь, чтобы при коммунизме много работали?
— Ну… вот я не знаю, как сказать, но только понемножку — это неинтересно, — настаивала Марина. — Интересно так, как Тося: и работает много, и учится, и танцует.
— Да почему же надо обязательно много работать?
— Тише, ребята! — сказала Вера. — Я, кажется, понимаю, что хочет сказать Марина. Она не про то говорит, что люди будут много часов работать при коммунизме, а что работе они будут уделять много своего творческого труда, мыслей, чувств. То есть — что им интересно будет работать. Так я тебя поняла, Марина?
— Так! — обрадованно сказала Марина.
— Вера, скажите, а что всё-таки важнее будет при коммунизме: работа, наука или искусство? — спросила Светлана.
— Я думаю, всё будет важно.
— Нет, вы подробней! — попросила Марина. — Расскажите нам, пожалуйста, про коммунизм.
— Да-да, расскажите! — поддержали ребята. — Нам в школе рассказывали, но хочется побольше узнать.
Вера улыбнулась и оглядела их. Сумерки сгущались, и ей не было видно лиц.
— Зажжём свет? — спросила она.
— Нет, так лучше слушать. Рассказывайте, Вера!
— Ну хорошо, попробую, — сказала Вера. — Хотя я не уверена, что сумею это сделать… Марина, мне кажется, правильно сказала о том, как люди будут работать при коммунизме: интересно, умело, с душой!
— Да ведь у нас в СССР уже сейчас так работают, — сказал Лёва.
— Правильно. В том, как наши люди относятся к труду, уже есть начало коммунизма. А при коммунизме люди так овладеют трудом, так много будут знать, что работать будет ещё интересней и легче.
Но мне кажется, ребята, неправы те, которые думают, что при коммунизме человек будет всё делать понемножку — и инженером будет понемножку и художником…
Мне кажется, если уж человек будет инженером — то ещё лучшим, чем сейчас! Он будет замечательным инженером, но труд его будет так организован, что у него останется гораздо больше времени и на занятия искусством.
А если человек захочет стать музыкантом — то и музыкантом он будет ещё лучшим, чем сейчас, — продолжала Вера, глядя на ребят. — Но и другими знаниями он будет владеть глубже, чем теперь, и будет заниматься и трудом и спортом. Ребята, помните, вы слушали недавно оперу «Князь Игорь»? Вы знаете, что её написал один из лучших химиков своего времени — композитор Бородин. Но таких людей было раньше немного. А при коммунизме искусство глубоко войдёт в жизнь каждого человека…
Вера замолчала, и ребята тоже сидели молча. Каждый о чём-то думал.
— Нет, — вдруг решительно сказал Митя, — при коммунизме я это ещё понимаю — играть и работать. А вот сейчас? Ведь строители сейчас нужнее, чем музыканты, — вы как думаете, Вера? — И он ожесточённо взъерошил волосы. — Вот кончу семь классов — и пойду в строительный техникум!
— Поедешь строить новые города? — сказала Марина. — Или каналы, моря…
— А музыка? — спросила Галя.
— Галка, понимаешь, — сказала с волнением Марина, — Митя прав: я тоже хотела бы сама, своими руками строить, а музыка — это потом, когда всё построим.
— Ну нет, — запротестовала Галя, — а я бы не могла жить без музыки. Ну, вечером хоть поиграть, после работы…
Она сказала это таким жалобным голосом, что все засмеялись.
— А я разве не хочу играть? — удивилась Марина.
— Да играйте себе на здоровье! — сказал Лёва. — А уж при коммунизме…
Тут все заговорили разом. Правда, как же это будет при коммунизме?
Ведь интересно строить, очень интересно, а играть — тоже.
— Строить для всех и играть для всех, — сказала Вера, оживлённо глядя на ребят. — Знаете, ребята, я ведь сама не раз об этом думала: то ли я делаю, что нужно, вот сейчас? Насчёт будущего у меня сомнений никогда не было. Я думаю, при коммунизме музыка будет жить так широко, как мы сейчас себе даже не представляем. Но вот сейчас, теперь, когда нужно ещё так много сделать нужного, важного!.. И знаете, ребята, несколько случаев меня убедили… — Она посмотрела на всех: — Рассказать?
— Ну конечно, рассказать!
— Вот первый случай, — сказала Вера. — Это со мной было, когда я играла в госпитале бойцам, во время войны, и помогала ухаживать за ними.
Мы часто играли, и я чувствовала, что бойцам это было приятно и они отдыхали, слушая музыку, особенно свои родные песни. Но они как-то, как мне казалось, снисходительно относились к моей музыке. А я старалась им играть, кроме песен, пьесы полегче — думала, что серьёзная музыка им будет непонятна…
Но вот один раз — это было после нашей победы на Волге, — я стала играть им Чайковского и Генделя. Настоящую, серьёзную музыку.
Знаете, ребята, как они меня тогда слушали! И я чувствовала, что известие о нашей первой большой победе и все их чувства, и страдания, и надежды — всё это воплотилось в это время в музыке. Музыка как будто всё прояснила и сказала им яснее ясного, яснее всех их мыслей, что жизнь победит.
Мне один молоденький боец сказал потом об этом. И другие говорили — не так, конечно, как я вам сейчас говорю, но я поняла их. А один раненый сказал: «Наконец-то вы нам настоящую музыку сыграли!»
Ведь настоящая музыка, ребята, очень нужна для жизни.
Вера замолчала. Ребята сидели тихо, насторожённо — ждали.
— А ещё? — спросила Марина.
— А другой случай — вернее, разговор — был недавно: это я говорила с нашими молодыми музыкантами, которые побывали на международном фестивале. Как слушали нашу музыку! Как она звучит во всём мире!.. А как жадно расспрашивали наших молодых музыкантов о их жизни в СССР!
Молодёжь других стран всё интересовало и поражало. «Скажите, у вас много таких музыкантов? — спрашивали они с удивлением. — Каждый год вы посылаете на соревнования всё новых и новых, как будто достаёте их из волшебной шкатулки. И один лучше другого!»
А когда они узнали, что среди наших молодых музыкантов — дети рабочих, колхозников, что их бесплатно учат да ещё дают самым лучшим ученикам прекрасные инструменты из государственной коллекции, они были очень взволнованы.
Наша музыка говорила им о том, как свободно и счастливо живут наши люди, развивая все свои способности.
А ведь именно так, но ещё лучше, ещё шире и будет при коммунизме! Правда, ребята?
Вера встала, зажгла свет и оглядела всех блестящими глазами.
— Вера, как вы думаете, — спросила всё время молчаливо слушавшая Тамара, — а мы будем жить при коммунизме?
Но Вера не успела ответить.
— Да у нас уже сейчас начало коммунизма! — сказал Лёва. — Ведь Вера уже об этом говорила!
— А что, при коммунизме театры будут бесплатные? — неожиданно спросила Люся.
Все засмеялись.
— И нечего смеяться! — обиженно сказала Люся. — Мне папа рассказывал. Вот увидите, и театры будут бесплатные, и концерты, и всё!.. Правда, Вера?
— Правда, правда, — улыбаясь, сказала Вера. — А теперь — ужинать, ребята, и не засиживайтесь после ужина долго — завтра рано утром мы уезжаем.
