ГЛАВА 1

Видавший виды частный «Дассо Фалькон» плавно скользнул с небес к земле, коснувшись ее в Международном аэропорту Сунан в двенадцати милях к северу от Пхеньяна. «МиГи», шедшие с ним чуть ли не крыло в крыло с самого момента входа в северокорейское воздушное пространство, разошлись, прорезав ночь конусами огня своих двигателей. Проводить «Фалькон» к месту стоянки прислали грузовик, в кузове которого стоял автоматчик, всю дорогу упорно целившийся в окна кокпита. Самолет вырулил на открытую бетонную площадку в дальнем конце аэропорта, и не успели еще подставить под колеса башмаки, как периметр оцепило отделение вооруженных до зубов солдат, готовых при малейшей провокации пустить свои «АК-47» в дело. И все это несмотря на факт, что пассажиры на борту были приглашенными сановниками и важными клиентами коммунистической державы, отгородившейся от остального мира.

Через несколько минут после того, как остановленные двигатели смолкли, пассажирская дверца приоткрылась. Двое ближайших солдат оцепления настороженно взяли автоматы наизготовку. Затем дверца со ступеньками на внутренней поверхности откинулась, превратившись в лестницу. В проеме показался человек в оливковом мундире и плоской фуражке, с жестким, бескомпромиссным выражением лица цвета жиденького чая, почти черными глазами и орлиным носом. Погладив пальцем густые черные усы, он бесстрастным взором окинул кольцо солдат, после чего неспешно сошел на землю. За ним последовали еще два человека с продолговатыми, резкими лицами: один — в традиционном ближневосточном халате и чалме, а второй — в дорогом костюме.

Навстречу им, миновав кордон, направились трое северокорейских офицеров. Старший по званию, отдав честь, произнес официальное приветствие и подождал, пока другой — переводчик — перескажет его по-арабски.

— Генерал Ким Дон Ил приветствует вас в Корейской Народно-Демократической республике, полковник Гурани, и выражает надежду, что полет из Дамаска доставил вам удовольствие.

Полковник Хазни Гурани, заместитель начальника сирийских стратегических ракетных войск, в знак признания склонил голову.

— Поблагодарите генерала за то, что потрудился нас встретить лично, несмотря на столь поздний час. Скажите ему, что наш полет воистину доставил нам удовольствие, поскольку мы летели над Афганистаном и смогли опорожнить содержимое санитарно-технической системы самолета на американских оккупантов.

Услышав перевод, корейцы дружно рассмеялись. Гурани продолжал, обращаясь непосредственно к переводчику:

— Я рукоплещу мастерству, с которым вы владеете нашим языком, но полагаю, наши дела пойдут более гладко, если мы будем говорить по-английски, — и Гурани перешел на этот язык. — Как я понимаю, генерал Ким, мы оба говорим на языке нашего общего врага.

Генерал поморгал.

— Да, я нахожу, что, зная образ мыслей империалистов лучше, чем они — мой, я получаю над ними преимущество, — откликнулся он. И, чуть помолчав, добавил: — А еще я немного говорю по-японски, — явно рассчитывая произвести впечатление.

— А я немного на иврите, — без промедления парировал Гурани, оставляя последнее слово за собой.

— Похоже, мы оба преданы своим странам и нашему делу.

— Уничтожению Америки.

— Уничтожению Америки, — эхом отозвался генерал Ким, по глазам араба увидев, что в его груди пылает тот же огонь.

— Слишком уж долго они навязывали свое влияние во всех уголках земного шара. Они мало-помалу удушают планету, сперва посылая солдат, а затем отравляют народ своим тлетворным духом.

— Их войска стоят и на ваших границах, и на наших. Но мою страну они атаковать боятся, ибо знают, что наше возмездие будет молниеносным и окончательным.

— А скоро, — подхватил Гурани с масляной ухмылкой, — они будут страшиться и нашего возмездия. С вашей помощью, разумеется.

Ким ухмыльнулся под стать сирийцу. Эти двое из разных уголков планеты были родственными душами, ярыми ненавистниками всего западного. Эта ненависть сформировала их характер, саму душу, год за годом накладывая на них свой отпечаток. И неважно, что один исповедовал искаженный образ благородной религии, а другой свято верил в непогрешимость государства, результат все равно получался один и тот же. Оба видели красоту в жестокости и находили вдохновение в хаосе.

— Мы позаботились о доставке вашей делегации на военно-морскую базу Мунчхон близ Вонсана на восточном побережье, — сообщил Гурани генерал Ким. — Не разместить ли ваших пилотов в Пхеньяне?

— Весьма щедрое предложение, генерал. — Гурани снова погладил усы. — Но самолет нужен в Дамаске как можно скорее. Один из пилотов отсыпался почти всю дорогу сюда, чтобы вести машину обратно в Сирию. Если бы вы могли распорядиться о дозаправке, я бы хотел, чтобы они вылетели тотчас же.

— Как пожелаете.

Генерал Ким бросил пару слов подчиненному, тот передал приказ начальнику оцепления. Как только двое помощников Гурани закончили выгружать багаж, подъехал заправщик, и рабочие принялись разматывать шланг.

Автомобиль оказался лимузином китайского производства, накрутившим на спидометре никак не менее двухсот тысяч миль. Сиденья промялись настолько, что едва не проглотили субтильного северокорейского генерала, внутри разило табачным перегаром и квашеной капустой. Кумгансанское шоссе, связывающее Пхеньян с Вонсаном — одно из лучших в стране, однако и оно терзало подвеску лимузина до отказа, пока тот под натужный скрежет двигателя петлял по серпантину над краем пропасти. Отбойников вдоль шоссе почти не было, а фары автомобиля больше смахивали на тусклые карманные фонарики. Если бы не холодный свет луны, ехать было бы попросту невозможно.

— Несколько лет назад, — поведал Ким, пока они взбирались все выше в горы, проходящие через всю страну, как становой хребет, — мы дали разрешение одной компании с юга проводить турпоездки по этим горам. Некоторые считают их священными. Мы требовали, чтобы они построили дороги и променады, а также рестораны и отели. Они даже должны были воздвигнуть собственные портовые сооружения, чтобы швартовать свои круизные суда. Какое-то время компания возила сюда уйму народу, но ей приходилось брать по пятьсот долларов с пассажира, чтобы отбить свои инвестиции. Однако ностальгирующих оказалось не так уж много, и бизнес быстро зачах, особенно когда мы расставили часовых вдоль дорог и донимали туристов как могли. Больше они сюда не наведываются, но все еще выплачивают миллиард долларов, который гарантировали нашему правительству.

Это заставило улыбнуться полковника Гурани — единственного сирийца, владевшего английским.

— Но лучше всего то, — продолжал Ким, — что их отель теперь стал казармой, а их порт — причалом корвета класса «Наджин».

На этот раз Гурани от души расхохотался.

Через два часа после выезда с аэродрома лимузин наконец спустился с гор Кумгансан и пересек прибрежную равнину, свернув к северу от Вонсана и прибыв к ограде военно-морской базы Мунчхон.

Часовые отдали честь лимузину, открыв для него ворота, и машина поползла по территории, миновав ряд громадных зданий ремонтных мастерских и свыше полумили верфей. У причала были пришвартованы четыре обтекаемых патрульных катера, а один эсминец стоял на якоре в гавани площадью в квадратную милю, окуривая ночное небо белым дымом, штопором возносящимся из его трубы. Обогнув портовый кран, водитель припарковал автомобиль параллельно четырехсотфутовому сухогрузу в конце верфи.

— «Звезда Азии», — провозгласил генерал Ким.

Полковник Гурани бросил взгляд на часы. Час ночи.

— И когда же мы отплываем?

— Здесь, в бухте Йонгхун-ман, приливы сказываются слабо, так что можете отправляться в любой момент. Корабль загружен топливом и полностью обеспечен провизией.

Повернувшись к одному из своих сопровождающих, Гурани по-арабски спросил: «Как думаешь?» — выслушал пространный ответ, несколько раз кивнув, после чего обернулся обратно к генералу, сидевшему в лимузине напротив него.

— Ассад Мухаммад — наш технический специалист по ракетам «Нодонг-1». Он хотел бы осмотреть их перед отплытием.

Выражение лица Кима не изменилось, но мысль об отсрочке ему явно не понравилась.

— Вы наверняка можете провести осмотр в море. Уверяю вас, что все десять ракет, приобретенных вашей страной, находятся на борту.

— Боюсь, Ассад плохо переносит морские прогулки. Он бы предпочел осмотреть ракеты сейчас, потому что все плавание, скорее всего, будет вынужден провести в своей каюте.

— Странно, что вы взяли такого человека сопровождать ракеты обратно в Сирию, — холодно бросил Ким.

Гурани посмотрел на него с прищуром. Его страна выложила за стратегические ракеты среднего радиуса почти сто пятьдесят миллионов отчаянно необходимых долларов. У Кима нет ни малейшего права подвергать его слова сомнению.

— Он здесь потому, что разбирается в ракетах. Он работал с иранцами, когда те купили у вас свои «Нодонги». То, что в море ему не по себе, не ваша забота. Он осмотрит все здесь, и мы выйдем в море с рассветом.

Генералу Киму было приказано оставаться с сирийцами, пока корабль не отчалит. Он сказал жене, что не вернется в Пхеньян до утра, но, оставаясь с посланцами Ближнего Востока, он автоматически лишался нескольких часов в обществе своей последней любовницы. Тяжко вздохнув, он внутренне примирился с жертвами, на которые идет во имя государства.

— Хорошо, полковник. Я уведомлю начальника порта, что «Звезда Азии» не уйдет до рассвета. Почему бы нам не подняться на борт? Я покажу ваши каюты, чтобы вы могли разложить свой багаж, а затем мистер Мухаммад сможет осмотреть ваши новые игрушки.

Водитель распахнул заднюю дверцу, и когда Ким уже повернулся, чтобы выйти, полковник Гурани положил ладонь на рукав его мундира. Взгляды их встретились.

— Спасибо вам, генерал.

Ким ответил совершенно искренней улыбкой. Несмотря на культурные различия и присущие этой миссии подозрительность и секретность, он чувствовал к полковнику настоящую симпатию.

— Нет проблем.

Каждому из троих сирийцев отвели собственную каюту, но всего через минуту после того, как их расквартировали, все они собрались в каюте полковника. Ассад Мухаммад сел на койку, поставив рядом атташе-кейс, а Гурани уселся за письменный стол перед единственным в каюте иллюминатором. Старейший из троих — профессор Валид Халиди — прислонился к переборке, скрестив руки на груди. А затем Гурани проделал нечто странное: коснулся уголка глаза и тряхнул головой, затем указал на ухо и утвердительно кивнул. Потом указал на светильник в центре потолка и дешевую настольную лампу с латунными деталями, привинченную к столу. И спросил:

— Ассад, сколько, по-твоему, займет осмотр?

Ассад Мухаммад извлек из кармана пиджака миниатюрный диктофон и нажал на клавишу воспроизведения. Голос в цифровой записи — вообще-то принадлежащего самому Гурани, поскольку по-арабски говорил здесь лишь он один, произнес:

— Думаю, не более пары часов. Больше всего времени уходит только на то, чтобы снять смотровые панели. Протестировать цепи несложно.

К этому моменту Гурани тоже вынул диктофон из внутреннего кармана пиджака и поставил его на стол. Как только закончил говорить Ассад, он тоже нажал на кнопку «Воспроизведение», и разговор продолжился, хотя люди хранили молчание. В заранее предусмотренный сценарием момент включил в беседу свой диктофон и Валид Халиди. Как только все три диктофона стали проигрывать видоизмененные варианты голоса Гурани, троица «сирийцев» беззвучно переместилась в дальний угол каюты.

— Всего два жучка, — тихонько проронил Макс Хэнли. — Корейцы в самом деле доверяют своим сирийским клиентам.

Хуан Кабрильо, глава «Корпорации» и капитан торгового судна «Орегон», сорвал с верхней губы фальшивые усы. Кожа под ними оказалась светлее, чем слои автозагара, с помощью которого он изменил цвет лица.

— Напомните, чтобы я сказал Кевину в «Волшебной Лавке», что гримерный клей у него совсем никудышный. — Достав пузырек сомнительного клея, он нанес на усы свежую полоску.

— Вы смахивали на Снидли Виплэша, пытающегося удержать эту штуковину на месте, — вставил Хали Касим, ливано-американец в третьем поколении, его только-только повысили до поста директора службы безопасности и слежения «Орегона». Он был единственным членом команды, не нуждавшимся в гриме и латексных накладках, чтобы сойти за выходца с Ближнего Востока. Единственная проблема заключалась в том, что его арабского не хватило бы даже для того, чтобы сделать заказ в ресторане.

— Скажите спасибо, что корейцы оставили своего переводчика в аэропорту, — мягко ответил Кабрильо. — Ты отчаянно переврал коротенький монолог, заученный наизусть и процитированный во время поездки. Предлагаемый тобой осмотр ракет больше смахивал на проктологию, чем на технику.

— Извините, босс, — отозвался Касим, — у меня никогда не было способностей к языкам, и, сколько бы я ни упражнялся, для меня это все эти слова так и остались китайской грамотой.

— Для любого араба тоже, — поддел его Хуан Кабрильо.

— Что у нас со временем? — поинтересовался Макс Хэнли.

Будучи президентом «Корпорации», он распоряжался всеми делами на судне, особенно его великолепными магнитогидродинамическими двигателями. Пока Кабрильо вел переговоры о контрактах «Корпорации» и отвечал за разработку почти всех ее планов, на широкие плечи Макса ложился долг позаботиться, чтобы «Орегон» и его экипаж были готовы выполнить любую задачу. И хотя с формальной точки зрения команду «Орегона» составляли наемники, в своем предприятии они придерживались корпоративной структуры. Помимо своих обязанностей главного инженера корабля, Хэнли управлялся с повседневной администрацией и играл роль начальника отдела кадров.

Под халатом и чалмой Хэнли скрывался человек чуть выше среднего роста с наметившимся брюшком, бдительными карими глазами. Настоящий же цвет остатков волос, покрывающих обветренный скальп, был темно-рыжим. Он был рядом с Хуаном с самого дня основания «Корпорации», и Кабрильо считал, что без своего второго номера вышел бы из дела много лет назад.

— Будем предполагать, что Малыш Гундерсон поднял «Дассо» в воздух при первой же возможности. Сейчас он, наверное, уже в Сеуле, — сказал председатель Кабрильо. — У Эдди Сэна было две недели, чтобы выйти на позицию, так что если он еще не пристроил свою подлодку рядом с этой посудиной, то уже и не появится. Он не поднимется на поверхность, пока мы не плюхнемся в море, а к тому времени трубить отбой будет слишком поздно. А раз корейцы не упоминали, что отловили в гавани мини-лодку, будем полагать, что он наготове.

— Значит, как только мы поставим аппарат?..

— У нас будет пятнадцать минут, чтобы пересечься с Эдди и убраться.

— Будет больно, — угрюмо заметил Хали. Кабрильо прищурился.

— Им будет больнее, чем нам.

Этот контракт, как и многие другие, исполненные «Корпорацией», поступил по обходным каналам от правительства Соединенных Штатов. Хотя «Корпорация» и коммерческое предприятие, люди, служащие на «Орегоне», по большей части бывшие американские военные и предпочитают брать работу, идущую на благо Соединенных Штатов и их союзников или хотя бы не ущемляющую интересы Америки.

И пока террористической войне конца-края не видно, не будет конца и веренице контрактов для команд вроде собранной Кабрильо — специалистов по секретным операциям, не сдерживаемых ни Женевской конвенцией, ни парламентским надзором. Впрочем, это отнюдь не означает, что они шайка пиратствующих головорезов, не берущих пленников. Они чрезвычайно щепетильны, однако понимают, что в XXI веке очертания линии фронта несколько смазались.

И эта миссия — типичный образчик.

Северная Корея имеет полное право продать Сирии десять одноступенчатых тактических ракет, и Соединенным Штатам пришлось бы, хоть и неохотно, допустить такую сделку Однако перехваченные разведкой сообщения показали, что настоящий полковник Хазни Гурани планировал сделать на «Звезде Азии» крюк, сгрузить два «Нодонга» и пару мобильных пусковых установок в Сомали, чтобы передать Аль-Каиде, а та через насколько часов запустила бы их по целям в Саудовской Аравии — скорее всего, по святым городам Мекке и Медине, с изуверским намерением подтолкнуть свержение саудовской королевской династии. Также складывалось впечатление — впрочем, неподтвержденное, — что Гурани действует с молчаливого одобрения сирийского правительства.

Соединенные Штаты могли отправить военный корабль для перехвата «Звезды Азии» в Сомали, но капитан судна наверняка заявил бы, что свернул только для ремонта, и все десять ракет прибыли бы в Дамаск. Куда лучше было бы затопить «Звезду» по пути, но если правда вдруг раскроется, поднимется международный хай, а террористические организации, контролируемые Дамаском, не преминут нанести ответный удар. И тогда Лэнгстон Оверхольт IV, высокопоставленный офицер ЦРУ, предложил более удачную альтернативу — обратиться к «Корпорации».

Кабрильо дали всего четыре недели, чтобы разработать способ устранить проблему тихо и никого не подставляя. Кабрильо интуитивно догадывался, что лучший способ не допустить доставки ракет заказчику (хоть легальному, хоть какому) — просто не дать им покинуть Северную Корею.

Как только «Орегон» вышел на позицию неподалеку от бухты Йонгхун-ман, Кабрильо, Хэнли и Хали Касим направились на авиабазу Баграм под Кабулом в Афганистане точно на таком же «Дассо Фальконе», как у полковника Гурани.

Агентура ЦРУ в Дамаске подтвердила, что самолет Гурани вылетел в Пхеньян вовремя, и выделенный для этого комплекс ДРЛОиУ начал слежение за коммерческим реактивным самолетиком, огибавшим половину мира. Как только тот вошел в афганское воздушное пространство, из Баграма вылетел стелс-истребитель F-22 «Раптор», срочно прибывший туда специально для этого. «Фалькон» «Корпорации» вылетел буквально вслед за ним, свернув на юг, подальше от сирийцев. И хотя все радарные станции, которые могли зарегистрировать то, что должно было вот-вот случиться, находились под контролем США, было крайне важно, чтобы никаких свидетельств подмены не осталось.

В одной из пары-тройки зон, не покрываемых ни одним радаром, шеф-пилот «Корпорации» Малыш Гундерсон начал разворот обратно на север. Вот только на сей раз «Дассо Фалькон» был не одинок: компанию ему составил скрытный бомбардировщик В-2 с авиабазы Уайтман в Миссури. Бомбардировщик был крупнее, чем «Фалькон», но невидим для радаров, и потому Малыш постоянно держал свой самолетик в пятидесяти футах над «летающим крылом». Обнаружить В-2 не мог ни один наземный радар, и, прикрыв собой «Фалькон», он скрыл самолет «Корпорации» при сближении с машиной Гурани.

На высоте сорока тысяч футов сирийский «Фалькон» достиг своего потолка, а стремительно приближающийся к нему «Раптор» мог бы спокойно провести перехват и четырьмя милями выше. Все решали буквально доли секунды. Когда В-2 отставал от машины Гурани на какие-то полмили, «Раптор» открыл отсек вооружения и выпустил пару всепогодных управляемых ракет класса «воздух — воздух» AIM-12 °C.

Если у сирийцев и был радар обнаружения угрозы, то он показал бы, что ракеты появились словно из ниоткуда. Но на самом деле на старом самолете французской постройки таких систем не было, так что обе ракеты врезались в турбовентиляторные двигатели Garrett TFE-731 совершенно неожиданно. В тот момент, когда «Дассо» разлетелся на кусочки, пилот В-2 резко вильнул в сторону от «Фалькона» Малыша Гундерсона. Увидев мимолетную огненную вспышку на такой высоте, наземный наблюдатель попросту счел бы ее метеором. А все следившие в этот момент за экраном радара увидели бы, как сирийский самолет на миг пропал, но тут же появился в полумиле западнее, после чего продолжил полет как ни в чем не бывало. И даже если бы придали инциденту значение, сочли бы его простым сбоем системы.

Теперь, когда Кабрильо, Хэнли и Касим благополучно оказались на борту «Звезды Азии», осталось лишь заложить бомбу, незаметно покинуть корабль, встретиться с мини-субмариной Эдди Сэна, улизнуть из самой охраняемой гавани в Северной Корее и добраться до «Орегона», прежде чем кто-либо догадается, что на «Звезде» устроили диверсию.

Типичным такой денек для членов «Корпорации» не назовешь. Как, впрочем, и нетипичным тоже.