ГЛАВА 4

Бандит мертвой хваткой вцепился в горло Джани Даль, зажимая ей нос и рот. Она задыхалась, и чем отчаянней пыталась стряхнуть его с себя, тем сильнее становилась хватка. Вырвавшись на какое-то мгновение, ей удалось сделать спасительный вдох, не давший потерять сознание. Джани лягалась и изворачивалась, но все тщетно.

Еще чуть-чуть, и она лишится чувств, но Джани была беспомощна. Она словно тонула — хуже смерти и представить невозможно, когда страх парализует каждую клеточку тела и ледяная вода медленно, но верно заполняет легкие, но причиной ее смерти станет не вода, а лапы незнакомца.

Джани изо всех сил рванулась в последней безнадежной попытке спастись…

Хрипя и захлебываясь, она очнулась на койке, вскочила и тут же повалилась обратно. Прозрачная пластиковая канюля, подававшая кислород в легкие, обмоталась вокруг горла и душила ее как при приступе астмы, которой она страдала.

Все еще не отойдя от кошмаров, сопровождавших каждый приступ, Джани шарила по тумбочке в поисках ингалятора, едва осознавая, что до сих пор находится в госпитале корабля. Засунув мундштук в рот, она несколько раз нажала на клапан, впрыскивая вентолин как можно глубже в легкие.

С каждым вдохом становилось все легче, лекарство расширяло забитые дыхательные пути, позволяя вдыхать новую порцию. Джани устранила самые острые симптомы приступа, но сердце до сих пор бешено билось — то ли от кошмара, то ли от того, что один из концов канюли выскочил и кислород поступал лишь в одну ноздрю. Джани поправила пластиковую трубочку и тут же почувствовала разницу. Взглянув на мониторы, она увидела, как растут показатели кислорода. Она откинулась на подушку и укуталась в одеяло.

Вот уже третий день Джани была прикована к больничной койке, третий день умирала от скуки в четырех стенах, проклиная свои слабые легкие. Ее часто навещали друзья, но задерживаться тут надолго не хотел никто. И Джани их не винила. Кому охота смотреть на ее страдания? Она даже не позволяла медсестре менять постельное белье. Вряд ли она пахла розами.

Штора у ее койки отъехала в сторону. Джани не слышала, как доктор Пассман вошел в палату. Это был кардиохирург из Англии, лет шестидесяти. Он бросил работу сразу после развода с женой и пошел работать доктором на «Золотом рассвете» в поисках тишины и спокойствия, а также чтобы лишить бывшую жену алиментов.

— Я слышал крики, — сказал он, уделяя больше внимания мониторам, нежели пациентке.

— Очередной приступ. — Джани выдавила улыбку. — Уже третий день подряд. Кстати, этот был полегче. Кажется, я иду на поправку.

— Это уж позволь мне решать. — Он заботливо взглянул на нее. — Да ты вся синяя. У моей дочки хроническая астма, но чтобы так…

— Я привыкла. — Джани пожала плечами. — Первый приступ у меня был в пять лет, так что астма со мной почти всю жизнь.

— Кстати, у кого-то из родственников такое было?

— Ни братьев, ни сестер у меня нет, родители этим не болели, хотя мама как-то говорила, что у ее матери была астма в детстве.

Пассман кивнул:

— Это семейное. Чистый морской воздух должен был облегчить твое состояние.

— Я тоже так думала. Собственно, потому-то и устроилась на круизное судно. Ну и чтобы выбраться из унылого городка, где единственное развлечение — наблюдать за кораблями в порту.

— Скучаешь, наверное, по родителям?

— Я потеряла их два года назад, — тень грусти легла на ее личико, — в автокатастрофе.

— Мне жаль. Смотри-ка, ты розовеешь. — Пассман попытался сменить тему. — И дышать вроде легче.

— Так вы меня выпишете?

— Боюсь, нет, милая моя. Не нравятся мне твои легкие.

— Напоминать вам о сегодняшней вечеринке, я так понимаю, бесполезно? — с разочарованием спросила она. Если верить часам на противоположной стене, праздник начался лишь несколько часов назад.

Дискотека была единственной возможностью персоналу как следует оторваться, с тех пор как «Золотой рассвет» покинул Филиппины пару недель назад. Все с нетерпением ждали этого вечера: официанты, горничные и свободные от работы члены экипажа, который, по счастливой случайности, состоял в основном из чертовски привлекательных норвежцев. Кажется, даже кто-то из пассажиров собирался посетить мероприятие. Все только об этом и говорили.

— Именно так.

Дверь распахнулась, и в палату, благоухая духами, впорхнули Эльза и Карин, лучшие подружки Джани на «Золотом рассвете». Они были на пару лет старше ее, обе из Мюнхена и проработали здесь уже больше трех лет. Эльза была кондитером, а Карин работала в одну смену с Джани. Разодеты они были как павы. На Карин черное платье на бретельках, подчеркивающее пышную грудь, а на Эльзе — коктейльное платье, и, судя по отсутствию других полосок под облегающей тканью, больше ничего. На обеих были тонны макияжа.

— Ну как ты тут? — Не обращая внимания на Пассмана, Эльза присела на краешек койки Джани.

— Завидую.

— Ты не сможешь прийти? — Карин сердито уставилась на доктора, будто это была его вина.

Джани убрала мокрую челку со лба.

— Даже если и пошла бы, на вашем фоне у меня просто нет

шансов.

— Думаешь, Майклу понравится? — завертелась Карин.

— Еще как! — убедила подругу Эльза.

— Уверена, что он вообще придет? — Джани с радостью поддержала разговор, пытаясь забыть про боль в груди. Майкл — один из пассажиров, атлетически сложенный голубоглазый блондин из Калифорнии. Он слыл самым привлекательным парнем на корабле. Джани слышала, что между ним и Карин что-то было.

Карин смахнула мнимую пылинку с плеча.

— Он сам мне сказал.

— А тебя не смущает, что он респонсивист? — вмешался в разговор Пассман.

Карин бросила взгляд на доктора:

— Я росла с четырьмя братьями и тремя сестрами. Поверьте, без детей не так уж плохо.

— Респонсивизм — это не только детей не заводить, — заметил он.

Карин была уязвлена. Как смеет он думать, что она чего-то не знает об этой религии!

— Да, респонсивисты также оказывают огромную услугу человечеству, предоставляя возможность создавать семьи миллионам женщин Третьего мира и облегчая бремя, возложенное людьми на планету. В семидесятых, когда доктор Лайделл Купер основал это движение, на Земле было три миллиарда человек. Сейчас — вдвое больше, и темпы роста численности населения не замедляются. В данный момент в мире живет 10% людей за всю историю человечества.

— Да-да, я тоже читал их развешанные повсюду плакаты, — ехидничал Пассман, — только не кажется ли тебе, что это выходит за рамки заботы о благе человечества? А как тебе то, что женщинам для вступления в организацию необходимо перевязать маточные трубы? По мне, так больше смахивает на культ.

— Майклу постоянно приходится выслушивать это. — Карин упрямо продолжала защищать любимого. — Вы не имеете права осуждать его религию, не зная всей правды о ней.

— Верно, но ведь… — Пассман запнулся. Какой даже самый разумный аргумент ни приводи, у двадцатилетней девчонки с переизбытком гормонов всегда найдется ответ. — Впрочем, неважно. Полагаю, вам пора оставить Джани в покое. Потом расскажете о вечеринке, — уходя, добавил он.

— Справишься тут без нас, зай? — Эльза положила руку Джани на плечо.

— Да все в порядке. Повеселитесь там хорошенько. Завтра жду захватывающих подробностей!

— Хорошие девочки не хвастаются… — заулыбалась Карин.

— Так станьте плохими на один вечер.

Немки вышли вместе, но Карин тут же вернулась и подсела к Джани на койку.

— Знаешь, я собираюсь сделать это.

Джани поняла, о чем она. Майкл был не просто ее мимолетным увлечением, помимо ласк и поцелуев они часами разговаривали о его убеждениях.

— Карин, это очень серьезное решение. Ты слишком мало его знаешь.

— Я все равно никогда не хотела заводить детей, так какая разница, проводить операцию сейчас или через пару лет.

— Не позволяй ему запудрить тебе мозги, — настаивала на своем Джани.

Карин, конечно, очень милая девушка, но порой ей не хватает силы воли.

— Ничего он не пудрит! — возмутилась она. — Я долго думала над этим. Не хочу становиться старухой к тридцати, как моя мать. Ей сорок пять, а выглядит на семьдесят! Спасибо, не надо нам такого счастья. Да и потом, — улыбнулась она, — все равно ничего не произойдет, пока не прибудем в Грецию.

Джани взяла Карин за руку:

— Это решение определит всю твою дальнейшую жизнь. Просто… подумай над этим хорошенько, ладно?

— Да… — протянула Карин, как подросток отмахивается от надоедливых родителей.

Джани приобняла ее:

— Вот и хорошо. Иди, оттянись там за меня!

— О, не сомневайся.

После ухода подруг в воздухе еще долго витал аромат духов.

Джани напряженно думала. До Пирея плыть еще неделю, и, возможно, им с Эльзой еще удастся отговорить Карин. Одним из условий принятия в репонсивистское движение являлась стерилизация. Вазэктомия для мужчин, перевязка маточных труб — для женщин. Эта дань их завету не давать новых жизней на и без того перенаселенной планете — серьезный шаг, тяжелый, недешевый, а порой и необратимый. Глупо соглашаться на это ради обычного красавчика.

Незаметно для себя Джани уснула, а проснулась уже через несколько часов. До нее доносился приглушенный гул двигателей, но она едва ли чувствовала убаюкивающее покачивание корабля в волнах Индийского океана.

Интересно, что там ее подруги делают на вечеринке…

Час спустя она снова очнулась. Что может быть хуже постельного режима? Здесь так скучно и одиноко… На секунду Джани даже захотела схватить свои вещи из-под кровати и прокрасться в зал, взглянуть хотя бы одним глазком. Но ее организм оказался слишком слаб, и глаза в очередной раз закрылись сами собой.

Послышался грохот, бандит снова схватил ее за горло и стал душить.

Джани пришла в себя и потянулась было за ингалятором, как вдруг во вспышке ослепляющего света распахнулась дверь палаты. Задыхаясь от астмы, она не вполне осознавала, что происходит. В палату, шатаясь, ввалился доктор Пассман. Он был босиком, в одном лишь купальном халате. Лицо и халат в крови. Джани судорожно нажимала на клапан ингалятора, пытаясь сморгнуть остатки сна.

Из груди Пассмана вырвался душераздирающий вой, и изо рта прыснула новая струя крови. Джани отпрянула. Доктор сделал еще два нетвердых шага, и тут его коленные чашечки будто растворились. Он опрокинулся, и тело с чмокающим звуком упало на линолеум. Джани увидела бегущую по его телу рябь, будто внутренности плавились, и в считаные секунду доктор оказался распластанным в вязкой луже собственной крови.

Закрыв поплотнее шторы, Джани вцепилась в ингалятор. Затем в палату зашел еще один человек. Это была Карин в своем черном вечернем платье. Она мучительно кашляла, отхаркивая на нол струи крови. В ужасе от происходящего Джани сама боролась с приступом кашля.

Карин попыталась заговорить, но раздалось лишь сдавленное бульканье. Вытянув руки, как бы прося помощи, она умоляюще смотрела на подругу. Джани ненавидела себя за то, что отпрянула от нее, но ничего не могла поделать. Багровая слеза сверкнула в глазу Карин и скатилась вниз, оставляя за собой алый след.

Как ранее Пассман, Карин рухнула ничком. Когда она ударилась о пол, казалось, у нее и вовсе не осталось кожи. Кровь залила все вокруг, тело Карин разлагалось на глазах. Решив, что сходит с ума, Джани потеряла сознание.