ГЛАВА 32

Сильный самум свистел и выл над аэродромом, взметая затмевавшие небо облака пыли. Чартерный самолет «Ситэйшн» во время посадки едва не сдуло с ВВП влево.

Шасси, лязгнув, мягко ударились о полосу, пилот выпустил тормозные щитки. Турбины еще некоторое время ревели, чтобы удержать самолет.

Единственному пассажиру машины было не до метеоусловий, не до опасного приземления. Во время коммерческого рейса из Ниццы в Лондон, а затем из Лондона в Даллас, где его дожидался арендованный служебный самолет, он неотрывно глядел на монитор ноутбука, быстро перебирая пальцами по клавиатуре.

Когда Эрик измыслил план запустить российскую баллистическую ракету, эта идея была лишь очертанием, контурами идеи в целом. Он не думал, что столкнется с таким колоссальным объемом данных, необходимых, чтобы упомянутый план сработал. Орбитальные скорости, векторы, вращение Земли, масса вольфрамовых стержней и добрая сотня других составляющих — и все это необходимо было принять в расчет в ходе вычислений.

Имея за плечами военно-морское образование, он не сомневался, что понял все необходимые математические расчеты, хотя отнюдь не был против, если бы ему подсобил Мерф. У Марка был врожденный дар к тригонометрическим вычислениям, что значительно упростило бы дело. Но нет, всем руководить будет он, и Председатель к нему прислушался. Просто квалификация Марка была повыше, чем Эрика.

Поскольку все сводилось к задачам коммуникационного характера, то есть к связи между спутником и компьютером, вполне естественно, что всплыла фигура Хали Касима. Но Хали, как на грех, приболел после карнавальных удовольствий и работать не мог.

Эрику по силам было то, на что способны были очень немногие. Ничего, в свое время он об этом напомнит и себе и другим, но сейчас предстояло копаться в цифрах. Он известил Джани Даль о необходимости заняться этим, приукрасив опасность, но толком ничего не объяснив. А поскольку Марк увяз на «Золотых небесах», можно было и заняться симпатичной молодой норвежкой. Она числилась в списке его любовных похождений под номером восьмым и едва не перекочевала в номер девятый, когда он пытался объяснить ей, почему вынужден убраться с этого кораблика. Хотелось бы ему знать, что это означало, когда Джани, вздернув нос, уже хотела что-то сказать, перед тем как он оставил ее в изоляторе.

Следовало спросить доктора Хаксли.

Самолет приземлился, опасно балансируя на двух колесах пару секунд, пока пилот не смог выровнять машину. Рулежка была долгой, они забрались довольно далеко — взлетно-посадочная полоса была в длину свыше трех миль — и, наконец, причалили к внушительному ангару, рядом с еще одним стоявшим чуть поодаль служебным самолетом без опознавательных знаков. Над въездом в ангар красовалось название полузабытой авиакомпании. Турбины смолкли, и из кабины появился второй пилот.

— Прошу прощения, мистер Стоун, но мы не можем въехать в ангар в такую бурю. Однако не беспокойтесь, к вечеру она утихнет.

Эрик уже просмотрел с десяток погодных интернет-сайтов и знал с точностью до минуты, когда этот холодный фронт продолжит путь дальше. К полуночи от него и легкого бриза не останется.

Захлопнув ноут, Эрик взял ручной багаж — видавший виды портплед, еще со времен службы в ВМФ, с которым не расставался с самого Аннаполиса.

Второй пилот открыл дверь, и Эрик с трудом стал спускаться вниз по откидному трапу. Выл ветер, песок резал глаза. Кто- то махал ему, стоя у дверей в ангар. Пробежав сорок футов до дверей, он нырнул внутрь. Незнакомец тут же захлопнул ее. В центре ангара стоял большой самолет, крытый непромокаемым брезентом. Его форму было трудно разобрать, но машина мало походила на все виденные до сих пор.

— Окаянная пыль, все самолеты занесло, — досадовал незнакомец. — Вы, должны быть, Эрик Стоун. Я — Джек Тэггарт.

— Для меня большая честь видеть вас, полковник, — с оттенком подобострастия ответил Эрик. — Я еще ребенком много читал о вас.

Тэггарту было немногим больше шестидесяти, обветренное лицо, светло-голубые глаза. Мужчина был красив той характерной для ковбоев красотой, что подчеркивается массивной нижней челюстью и коротко стриженными волосами с проседью. Полковник был в летней хлопчатобумажной форменной рубашке и, невзирая на жару, в кожаной куртке, какие носят представители бомбардировочной авиации. Рукопожатие у этого авиаковбоя было железным, на бейсболке гордо сияла эмблема одной из ранних миссий «Шаттла». Когда-то он был пилотом космического челнока.

— Вы готовы к поездке, которая изменит всю вашу жизнь? — спросил Тэггарт по пути в кабинет, расположенный тут же, в углу ангара. Говорил он с легким протяжным техасским акцентом.

— Готов, сэр, — усмехнулся в ответ Эрик.

В кабинете было еще двое мужчин. Одного Эрик узнал сразу же по внушительным пышным бакенбардам. Это был легендарный авиаконструктор Рик Баттерфилд. Другой — высокий, седовласый, его внешности было свойственно нечто от аристократа, что подчеркивалось костюмом-тройкой, какие носят банкиры, и цепочкой студенческой организации «Фи-бета-каппа», свисавшей с жилетки. По прикидкам Эрика, этому человеку должно было быть уже явно ближе к семидесяти.

— Мистер Стоун, — сказал он, протягивая руку. — Нечасто у меня получается выбраться для встречи с кем-нибудь из команды Хуана.

— Вы — Лэнгстон Оверхольт? — с трепетом в голосе спросил Эрик.

— Да, мой мальчик, это я и есть. Хотя вы никогда меня прежде не видели, да и вряд ли увидите в будущем. Понимаете, о чем я?

Эрик кивнул.

— Мне на самом деле не следовало бы появляться здесь. В конце концов, это частная сделка «Корпорации» и компании мистера Баттерфилда.

— Ну, не совсем. Раз уж вы грозились насовать мне палки в колеса при подаче мною заявления в Федеральное авиационное агентство и НАСА…

Эрика поразил высокий голос Баттерфилда.

Оверхольт повернулся к нему:

— Рик, никто вам палки в колеса совать не собирался, это было всего лишь дружеское напоминание о том, что ваш самолет пока что не прошел официальные испытания. И это напоминание избавило от множества волокиты.

— Знаете, вам лучше бы не дергать меня лишний раз.

Мне кажется, что мой временный сертификат для этого полета — свидетельство тому, как я к вам отношусь.

Хоть выражение лица Баттерфилда по-прежнему оставалось кислым, было видно, что он в целом смягчился.

— Сколько времени нам на это потребуется? — спросил он Эрика.

— Используя мониторинг данных от ПВО, по моим расчетам, перехват может быть осуществлен в восемь часов четырнадцать минут и тридцать одна целая и шесть десятых секунды. Завтра утром.

— Я не могу гарантировать вам такую же точность во времени. Нам потребуется только час на то, чтобы достичь нужной высоты, и еще шесть минут на включение двигателя.

— Ну, минутой больше, минутой меньше, это особой роли не играет, — успокоил его Эрик. — Мистер Баттерфилд, я хочу, чтобы вы уяснили всю серьезность этой ситуации. Речь идет без всякого преувеличения о миллионах жизней. Понимаю, это звучит как фраза из дурного шпионского романа, но это так. Если мы в чем-то допустим просчет, это будет означать страшные страдания для людей во всем мире.

Он открыл свой ноутбук, чтобы показать часть отснятого на борту «Золотого рассвета» материала. Кадры сами говорили за себя, и Эрику даже не было нужды комментировать их. После просмотра он сказал:

— Большинство погибших — ответственные за производство вируса. Тот, по чьему распоряжению они действовали, решил устранить их, чтобы они унесли его тайну в могилу.

Баттерфилд поднял взор от компьютера. Его лицо, несмотря на фермерский загар, приобрело пепельный оттенок.

— Я с тобой, парень. На сто процентов.

— Благодарю вас, сэр.

— Тебе приходилось испытывать серьезные перегрузки, сынок? — поинтересовался Тэггарт.

— В ВМФ. Приблизительно три «же», может, три с половиной.

— И ты не блюешь при этом?

— Именно поэтому здесь я, а не другой мой товарищ. Я — член Общества любителей американских горок. И все каникулы с них не слезаю. И что-то не припомню, чтобы блевал.

— Этого для меня вполне хватит. Рик?

— Я не собираюсь умолять вас подписать пачку бумажек. Просто я ручаюсь за мою «птичку», как вы за собственное здоровье.

— Каждые полгода наша компания проводит медосмотры. Так что пока со мной все в порядке, очкарики сами признают это.

— В таком случае все отлично. Нам до утра предстоит куча работы. — Баттерфилд взглянул на массивный «Ролекс» на запястье. — Моя группа будет здесь минут через двадцать. Вам предстоит проверить вес и баланс, и я думаю, до самого полета вам не следует отходить от самолета. А ваши пилоты пусть остановятся в отеле в городе. Один из моих парней отвезет их туда.

— Это вполне мне подходит. Да, мистер Баттерфилд, у меня к вам будет одна просьба.

— Слушаю.

— Мне хотелось бы взглянуть на самолет.

Баттерфилд кивнул и вышел из кабинета, Эрик, Тэггарт и Оверхольт потянулись за ним. На длинном кабеле с зачехленного самолета свисало какое-то устройство. Он нажал на кнопку, и лебедка стала снимать брезент.

Окрашенная в глянцевый белый цвет с небольшими синими звездами по бокам, авиаматка, прозванная «Кенга», не походила ни на один другой самолет. У нее были крылья как у чайки, такие, как у почтенного «Корсара» времен Второй мировой, но они начинались высоко на фюзеляже и под углом шли вниз, так что корпус располагался на довольно высоком шасси. Машина была оснащена двумя реактивными двигателями, размещавшимися над одноместной кабиной.

Внимание Стоуна привлекло то, что покоилось под брюхом самолета. «Кенгуру» представлял собой планер-моноплан с реактивным двигателем, крыло которого откидывалось вверх для уменьшения сопротивления после того, как топливо было израсходовано. Будучи способен развивать скорость свыше двух тысяч миль в час, «Кенгуру» представлял собой суборбитально-космический летательный аппарат, и хотя не был первым, изготовленным вне рамок госпрограмм, все же успел поставить рекорд высоты — около 120 километров (75 миль) над землей.

«Кенгуру» до высоты 38 тысяч футов поднимала авиаматка «Кенга». После отделения на этой высоте включался ракетный двигатель «Кенгуру», и машина устремлялась к небесам по баллистической параболе, по которой ей через 60 миль предстояло достичь цели. А потом «Кенгуру» возвращался домой на основную базу для дозаправки.

Баттерфилд и его инвесторы намеревались взять на борт еще и добровольцев, любителей острых ощущений, которые в суб- орбитальном полете получили бы возможность испытать все прелести невесомости у края космического пространства. Эрику Стоуну предстояло стать их первым платным клиентом, хотя он не принадлежал к числу любителей острых ощущений. Его целью было оказаться к тому моменту, когда «Кенгуру» будет в апогее, в пределах диапазона поврежденной антенны платформы российского оружия. С помощью кодов, раздобытых Хуаном у Керикова, Эрик репозиционирует спутник таким образом, что он выпустит одну из своих мощнейших ракет как раз над островом Эос. Кинетической энергии вольфрамового стержня весом в 1800 фунтов вполне достанет на то, чтобы стереть с лица земли все, в том числе и КНЧ-передатчик.

— Жуткая уродина, вам не кажется? — не без гордости произнес Баттерфилд и любовно погладил машину вдоль комбинированного фюзеляжа.

— А как она ведет себя в воздухе? — полюбопытствовал Эрик.

— Даже и не знаю. Думаю, сердце в пятки уйдет.

Вмешался летчик-испытатель Тэггарт:

— Сынок, эта штуковина враз отучит тебя от твоих американских горок. После нее они тебе покажутся детскими качелями.

Оверхольт откашлялся:

— Джентльмены, я никак не могу оставаться здесь — с минуты на минуту прибывают люди мистера Баттерфилда — и вынужден откланяться.

Он обменялся рукопожатиями со всеми по очереди, довольно крепкими для его возраста.

— Мистер Стоун, пожалуйста, пройдитесь со мной до моего самолета.

— Разумеется, сэр.

Эрик вынужден был ускорить шаг, чтобы поспеть за Овер- хольтом.

— Мне бы хотелось, чтобы вы, когда будете беседовать с Председателем, передали ему, что я переговорил с нашими друзьями в Агентстве национальной безопасности. Они также засекли КНЧ-передатчик — как мне представляется, это был ваш, — и еще один чуть раньше. Уже одно то, что некто готов был пойти на нешуточные расходы для строительства такого передатчика, говорит очень и очень о многом, как вы понимаете. А если к этому приплюсовать и то, что вам вместе с вашими коллегами удалось разузнать… но, к сожалению, прямых доказательств у нас нет.

Эрик уже раскрыл было рот, чтобы возразить.

— Знаю, знаю, вы действуете вопреки правилам Министерства юстиции, но все-таки существует такое понятие, как законность, и ей необходимо следовать, разоблачая группу Сэверенса. Я помог вам в вашей акции, назначенной на завтрашний день, таким образом, вы убедились, что и я воспринимаю эту угрозу всерьез, но уж если мы собрались представить движение респонсивистов монстрами, каковыми они и являются, мне необходимы неопровержимые факты, а не какие-то домыслы. Вы меня понимаете?

— Конечно, мистер Оверхольт. Но и вы, согласитесь, должны понять, что без нас и без методов, какими мы действуем, миллионы людей будут выданы на растерзание вирусу, пока мы будем бегать в поисках, как вы изволили выразиться, «законности» и «неопровержимых фактов».

Эрик ни за что бы не подумал, что сможет вот так четко и без обиняков выложить все этому ветерану ЦРУ.

Лэнгстон хохотнул:

— Теперь я понимаю, почему Хуан вас нанял. В вас есть решимость и ум. Передайте Хуану, что здесь идет работа, которая поможет разнести в куски передатчик Сэверенса.

Они приостановились у входа в ангар, потому что снаружи на ветру не очень-то разговоришься.

— Я так и не в курсе, кому принадлежит эта сумасбродная идея воспользоваться русским реликтом «холодной войны», который Советы в свое время просто бросили в космосе.

— Мне, — ответил Эрик. — Я был уверен, что Хуан отклонит мою первоначальную идею уговорить вас снабдить нас ядерной бомбой.

Эрик заметил, как побледнел Оверхольт.

— Совершенно справедливо.

— Необходимо было найти какую-то альтернативу, и когда Иван Кериков упоминал о «Сталинском кулаке», я изучил вопрос и выяснил, что нам это подходит как нельзя лучше.

— Вы знаете, что это Кабрильо организовал диверсию на спутнике, верно?

— Да, он вскользь упоминал об этом.

— Насколько я его знаю, Кабрильо рассказал вам не все. Хуан семь месяцев провел за железным занавесом, под именем некоего Юрия Маркова, техника в Байконуре. И столь длительное пребывание в этой роли, и вечный страх, что тебя раскроют, — все это наложило на него определенный отпечаток. Когда он вернулся, то, по общепринятой практике, был подвергнут соответствующему обследованию в целях определения его дальнейшей пригодности к работе. И я видел заключение врача. Оно уложилось всего в одну строчку: «Самый спокойный пациент, с которым мне когда-либо приходилось встречаться». Лучше, как говорится, не скажешь.

— Вопрос из чистого любопытства: что произошло с настоящим Марковым? Хуан не имел к этому…

— То есть не убил ли он Маркова? Боже упаси, нет, конечно. Мы вывезли Маркова в награду за то, что он первым сообщил нам об орбитальном баллистическом снаряде. В последний раз я слышал о том, что он работает на космическое подразделение «Боинга». Но я знаю и другое: будь у Хуана приказ ликвидировать Маркова, он ни минуты не колебался бы. Это человек строгих правил, самых строгих из всех, какие я знал.

Цель оправдывает средства — вот девиз Кабрильо и ему подобных. Я понимаю, в нынешнем политкорректном мире такие убеждения бесят очень многих, но тем, что они живут в условиях свободы, они обязаны именно Хуану и ему подобным. Муки совести им неведомы. А вот Хуан понимает, что к чему. А они испытывают чувство совершенно неоправданного морального превосходства, не понимая того, чего все это стоит. А вы попробуйте бросьте эдакого защитника животных в клетку с голодными и разъяренными хищниками! И он никуда не денется — перестреляет их всех, чтобы самому выжить. Да, ему будет тяжело на сердце, его будут мучить угрызения совести, но думаете, он будет сожалеть о содеянном? Как бы не так! Потому что выбор невелик — либо ты, либо тебя. Именно к этому и идет наш мир, и, боюсь, люди пока что боятся принять это за непреложную истину.

— Увы, их принятие — не показатель для сил, ополчившихся на нас, — сказал Эрик.

Оверхольт протянул ему на прощание руку.

— Именно поэтому наша работа так трудна. Когда я воевал, мы все понимали, где черное, а где белое. С тех пор кто-то убедил нас, что существует еще и серое. Вот что я хочу сказать тебе, сынок: нет и не может быть серого, и неважно, о чем речь.

Оверхольт выпустил руку Эрика.

— Было приятно с вами познакомиться, мистер Стоун. Удачи вам завтра, и да поможет вам Бог.

«Орегон» прорезал воды Средиземноморья, как острый нож тончайший шелк. По возможности они избегали морских трасс; таким образом, магнитно-гидродинамические двигатели работали на пределе, не привлекая ничьего внимания к бешеной скорости сухогруза. Темпы решили сбавить только однажды, проходя через Мессинский пролив, отделявший носок итальянского сапога от острова Сицилия. К счастью, погода благоволила им. Вода была как зеркало; не наблюдалось ни ветерка, когда они мчались через Ионическое море и входили в Эгейское.

Хуан почти каждый бодрствующий час проводил в командном пункте с неизменной кружкой кофе. В верхней части главного монитора, на электронных часах шел безжалостный обратный отсчет. Немногим более чем через восемнадцать часов остров Эос будет стерт с лица земли. И Макс Хэнли вместе с ним, если он, Кабрильо, что-нибудь не придумает.

Судно для этого подходило меньше всего. Эрик с Марком должны быть за передними пультами, управлять кораблем и держать в готовности вооружение на случай обороны. Место Макса было в командном пункте — он должен следить за работой машинного отделения. Линда должна была оставаться здесь и броситься на любой участок, где потребуется ее помощь. Эдди и Линк, должно быть, испытывали схожие чувства. Они были редкими гостями в командном центре, но, если стольким друзьям грозила опасность, другого более подходящего места для них просто не было.

— Ничего, Председатель, — доложил Хали со своей станции по правому борту.

Линда и Марк вот уже в третий раз пропустили назначенное время регистрации. Хали связался с круизной линией, и его заверили, что никаких проблем со связью с «Золотыми небесами» не было. Он даже вызвонил центр связи судна, выдав себя за брата одного из пассажиров, собиравшегося известить о том, что один из родителей совсем плох. Услужливая секретарша заверила его, что непременно доставит сообщение в каюту В123, причем Хали назвал первую цифру, которая пришла ему в голову. Пассажир так и не перезвонил, но это ни о чем не говорило, поскольку он, вполне возможно, уже был сиротой и счел это дурацкой шуткой. Хуан отверг идею повторить прием, ибо дежурный явно что-то заподозрит.

Даже со своим неисчерпаемым арсеналом «Орегон» без связи был беспомощен. Оставалось ждать и еще раз ждать, когда они окажутся в зоне досягаемости Эоса, и уповать на то, что свою возможность предоставит ее величество Фортуна. Макс изыскал наконец способ вынудить своих церберов подать знак, хоть на то и ушла прорва времени, но этот старикашка, хоть и стреляный воробей, как-нибудь уж смирится еще с парочкой трюков. Хуан обязан был изыскать возможность помочь.

И потом, насчет Марка и Линды. Хуан понятия не имел, что происходило на борту «Золотых небес». Все, что он мог знать, так это то, что их вычислили как безбилетников и посадили под замок где-нибудь на корабле, который — в этом сомнений не могло быть никаких — Сэверенс заразил вирусом. Они все еще никак не могли разобраться, что имел в виду Макс, утверждая, что этот вирус не убивает, что он способен на куда более худшее, чем просто умертвить человека. Но это уже не играло роли. Если они проколются с передатчиком, две из его ключевых фигур окажутся под ударом.

Хуан ввел команду в компьютер. Цифра обратного отсчета времени исчезли с монитора. Они так противно быстро сменялись, что он уже просто не мог смотреть на них. Обычные часы и минуты в правом нижнем углу экрана — вполне полноценное напоминание о быстротечности времени.