А в четырехстах километрах от Форт-Форо на западе Сахары наступал тихий рассвет; ни единый порыв ветерка не тревожил воздух над пустынными, безликими и безлюдными песками. Единственный звук доносился от приглушенных выхлопов двигателя вездехода, скользящего по пустыне, подобно черному муравью по пляжу.

Джордино наблюдал, как на бортовом компьютере вычислялся их прямой путь без отклонений, которые им приходилось делать, чтобы объезжать непреодолимые овраги и огромные пространства дюн. Дважды им пришлось сделать крюк километров в двадцать от основного курса.

Согласно цифрам, вспыхивающим на маленьком экране, Джордино и Штайнхольм потратили почти двенадцать часов, чтобы преодолеть четыреста километров от Форт-Форо до границы с Мавританией. То, что они отдалились от железной дороги, стоило им потери драгоценного времени. Но слишком высока была ставка, чтобы рисковать наткнуться на войска, патрулирующие железную дорогу, или быть разнесенными в клочья барражирующими над ней малийскими истребителями.

Последняя треть Пути пролегала по твердой поверхности, усеянной камнями, в основном гладко отшлифованным мелким гравием. Камни попадались разных размеров – от рисового зернышка до футбольного мяча – и превращали вождение машины в кошмар, но даже это не могло заставить гонцов снизить скорость. Они скакали по этой неровной поверхности с постоянной скоростью девяносто километров в час, терпя выматывающую душу тряску со стоической решимостью.

Усталость и боль улетучивались, как только они вспоминали о том, что может случиться с оставшимися в форте мужчинами и женщинами, ждущими помощи. Джордино и Штайнхольм слишком хорошо понимали, что если у них и была надежда, то только на обнаружение отряда американских спецвойск, причем обнаружение быстрое, чтобы успеть со спасательной миссией до того, как Казим устроит в форте резню. Обещание Джордино вернуться к полудню теперь мучило его. Эта перспектива выглядела весьма туманной.

– Как далеко до границы? – спросил Штайнхольм по-английски с акцентом Арнольда Шварценеггера.

– Не могу сказать, – ответил Джордино. – Ведь она же не представляет из себя видимую черту, на которой написано «Добро пожаловать».

– Хорошо, что уже светло. Хотя бы определиться можно.

– Малийцам тоже легче накрыть нас днем.

– Я за то, чтобы двигаться на север, к железной дороге, – сказал Штайнхольм. – Стрелка горючего почти на нуле. Еще тридцать километров, и мы пойдем пешком.

– О'кей, ты убедил меня.

Джордино еще раз посмотрел на компьютер и указал на компас, установленный на приборной панели.

– Поворачивай на пятьдесят градусов на северо-запад, чтобы мы по диагонали уперлись в железнодорожное полотно. Это даст нам выигрыш в несколько километров, если мы все еще не заехали на территорию Мавритании.

– Вот это правильный совет, – сказал Штайнхольм, улыбаясь. Он вдавил педаль до пола, выруливая между камней и песка, поднимая фонтаны гравия и пыли. Одновременно он повернул руль и направил свой вездеход через пустыню к железной дороге Массарда.

Истребители вернулись к одиннадцати часам и возобновили бомбардировку форта ракетами. Когда они закончили свою атаку, за дело взялись танки, и над пустыней повисло эхо от непрекращающегося грохота разрывов. Для защитников крепости все это казалось бесконечным, а тут еще наземные войска подошли на триста метров и открыли по руинам минометный и снайперский огонь.

Такой концентрации огня не знал весь французский Иностранный легион в битвах с туарегами за все время его столетнего пребывания на территории Западной Африки. Снаряд за снарядом падали дождем, и их разрывы сливались в один непрекращающийся раскат грома. Остатки стен продолжали рассыпаться от непрерывных разрывов, которые поднимали высоко в воздух камни, обломки раствора и песок, пока мало что в старом форте стало напоминать его былую мощь. Теперь он походил на древние развалины.

Самолет генерала Казима приземлился в близлежащем сухом озере. Его, а также начальника штаба Згира Чейка и Исмаила Йерли встретил капитан Мохаммед Батутта, который отвез их на своем полноприводном джипе к спешно организованному командному пункту полевого командира полковника Нугума Мансы. Тот вышел навстречу начальству.

– Вы их полностью окружили? – спросил Казим.

– Да, генерал, – быстро ответил Манса. – Я планирую постепенно продвигать к форту наши линии перед решающим штурмом.

– А вы не делали попыток заставить сдаться эту группу ООН?

– Уже четыре раза. Но каждый раз мне решительно отказывал их главарь, полковник Левант.

Казим цинично улыбнулся:

– Ну, если они так стремятся умереть, мы им поможем.

– Их, должно быть, уже немного осталось, – заметил Йерли, глядя в телескоп, установленный на треноге. – Эта крепость от дыр уже похожа на решето. Их всех, должно быть, уже похоронило под упавшими стенами.

– Мои люди рвутся в бой, – напыщенно заявил Манса. – Они горят желанием показать свое умение любимому руководителю.

Казим выглядел польщенным:

– И у них будет такая возможность. Приказываю начать штурм форта через час.

В непрекращающемся грохоте не было пауз. Внизу, в арсенале, теперь забитом почти шестьюдесятью человеками – коммандос и бывшими узниками Форт-Форо, – камни, поддерживающие арочный потолок, и скрепляющая их известка начали осыпаться, падая на спрессованную массу людей.

Ева сидела у лестницы, перевязывая женщину-бойца, у которой плечо в нескольких местах было пробито мелкой шрапнелью, когда у верхнего входа разорвалась мина. Ее швырнуло на женщину, за которой она ухаживала, а в голову угодил камень, выбитый из кладки взрывной волной. Она потеряла сознание и очнулась позже, уже лежащей на полу среди раненых. Ее перевязывал один из медиков, в то время как Питт, сидя на корточках, держал ее за руку. Его посеревшее от усталости лицо с потеками высохшего пота и побелевшей от пыли бородой было озарено нежной улыбкой.

– Добро пожаловать обратно, – сказал он. – Ты заставила нас здорово переволноваться, когда рухнула лестница.

– Так мы в ловушке? – пробормотала она.

– Нет, когда надо будет, мы выберемся.

– Почему здесь так темно?

– Капитан Пемброк-Смит со своей командой расчистили входное отверстие ровно настолько, чтобы можно было дышать. Света мало, зато шрапнель не залетает.

– Я чувствую, как у меня все онемело. И странно, что нет боли.

Медик, молодой рыжий шотландец, ухмыльнулся:

– Я напичкал вас успокаивающими лекарствами. Мне не хотелось, чтобы вы очнулись, пока я собирал ваши нежные косточки.

– Что со мной?

– Все нормально, если не считать сломанных правой руки и ключицы, одного или более треснувших ребер – без рентгена я не могу сказать точнее, – сломанной большой берцовой кости и вывихнутой лодыжки. Плюс куча синяков и возможные внутренние повреждения.

– Вы на редкость откровенны для медика, – сказала Ева, мужественно пытаясь улыбнуться в ответ.

Тот похлопал ее по здоровой руке:

– Простите мою дурную манеру, но я думаю, что вам лучше знать суровую правду.

– Я оценила это, – слабым голосом ответила она.

– Пару месяцев отдыха – и вы будете готовы купаться в речке.

– Спасибо, а то я терпеть не могу бассейны.

Пемброк-Смит, как обычно неутомимый, расхаживал по арсеналу, набитому людьми, и подбадривал их. Подойдя к Еве, он опустился рядом с ней на колени:

– Ну-ну, да вы у нас просто железная леди, доктор Рохас.

– Мне сказали, что я буду жить.

– Но какое-то время не сможете страстно предаваться сексу, – поддразнил ее Питт.

Пемброк-Смит скроил комичную физиономию.

– Вот бы оказаться рядом, когда она поправится.

Но Ева уже не отреагировала на эту шутку. Он еще не кончил говорить, как она вновь потеряла сознание.

Питт и Пемброк-Смит переглянулись, и на их лицах не было и тени улыбки. Капитан кивнул на автоматический пистолет, пристегнутый у Питта под мышкой.

– В самом конце, – сказал он спокойно, – окажешь ей эту услугу?

Питт серьезно кивнул:

– Я позабочусь о ней.

Подошел Левант, мрачный и усталый. Он знал, что его закаленные бойцы могут терпеть долго и вытерпеть многое. Но новое бремя – наблюдать, как страдают женщины и дети, – потрясало его стойкий профессиональный дух. Он просто не мог смотреть, как страдают мирные люди и его любимая тактическая команда, обреченная на гибель. Его охватил самый настоящий жуткий страх, когда прекратилась бомбардировка, и он мог лишь беспомощно наблюдать, как ободренные зрелищем разбитого форта малийцы спешат устроить резню.

По его подсчетам, против них было брошено от тысячи до полутора тысяч солдат. Число же оставшихся под его началом боеспособных мужчин и женщин сократилось до двадцати девяти, включая Питта. Да еще приходилось считаться с четырьмя танками. Он не мог и представить, как долго смогут они продержаться. Час, может быть, два, но вряд ли дольше. Но они будут сражаться, в этом нет сомнения. Странно, но бомбардировка в чем-то сработала на них: большинство камней обрушившихся стен упали наружу, затрудняя атакующим войскам подход, заставляя их карабкаться по булыжникам.

– Капрал Вадилински докладывает, что малийцы выстроились в боевой порядок и двигаются к нам, – сообщил он Пемброк-Смиту. – Атака неизбежна. Расширьте выход к лестнице и проинструктируйте ваших людей, чтобы выбирались наружу и занимали позиции сразу же, как прекратится стрельба.

– Слушаюсь, полковник.

Левант обернулся к Питту:

– Ну, мистер Питт, полагаю, настало время опробовать ваше изобретение.

Питт встал и вытянулся.

– Если только его не разнесло вдребезги.

– Когда я несколько минут назад осматривал окрестности, ваша катапульта стояла в целости и сохранности под прикрытием оставшегося куска стены.

– Значит, больше не пить мне текилы.

– Ну, пока все не так круто, я надеюсь.

Питт посмотрел в глаза Леванту:

– Вы не будете возражать, если я спрошу, что вы ответили на требования Казима сдаться?

– Тот же самый ответ, что мы, французы, дали при Ватерлоо, – merde.

– Иными словами, дерьмо, – перевел Пемброк-Смит.

Левант улыбнулся:

– В общем, мы любезно отказались.

Питт вздохнул:

– Вот уж не думал, что сын миссис Питт закончит свои дни, как Дэви Крокетт и Джим Боуи при Аламо.

– И не забудьте о нашей малочисленности и превосходстве врага в вооружении, – напомнил Левант. – Должен сказать также, что вариант остаться в живых представляется мне далеко не лучшим в сложившейся ситуации.

Тишина наступила так внезапно, словно на подземный арсенал сверху набросили ватное одеяло. Все замерли и уставились в потолок, словно могли видеть через три метра камня и песка.

Прятавшиеся и обстреливаемые в течение шести часов бойцы тактической команды – те из них, кто был еще в состоянии сражаться, – отбросили в сторону камень, прикрывавший вход, выбрались в жару и палящее солнце и рассредоточились среди руин. Форт почти невозможно было узнать. Он походил на склад, над которым поработала бригада подрывников. Черный дым поднимался от транспортеров и развалин строений. Пули свистели и отлетали рикошетом среди груд камней, как обезумевшие осы.

Бойцы тактической команды ООН были потными от жары, грязными, голодными и смертельно уставшими, но у них напрочь отсутствовал страх, и они были злее черта, готовые сразиться хоть со всеми малийцами сразу. Сдержанные и вежливые в повседневной жизни, в битве с врагом они преображались в настоящих берсерков. Занимая оборонительные позиции, бойцы мысленно клялись, что будут драться до последнего и нападающие дорого заплатят за их жизни.

– По моей команде открываем прицельный огонь, – приказал Левант по радио в своем шлеме.

Боевой план Казима был до смешного прост: танки прорываются через разбитые ворота в северной стене, а пехота наваливается со всех сторон. В бой он бросил всех имеющихся в его распоряжении людей – тысячу четыреста семьдесят человек. В резерве не осталось никого.

– Мне нужна полная победа, – объявил Казим своим офицерам. – Никаких полумер. В плен никого не брать, раненых коммандос ООН добивать на месте.

– Никаких пленных? – с удивлением переспросил полковник Чейк. – Благоразумно ли это, мой генерал?

– А вас тут что-то смущает, мой старый друг?

– Когда международная общественность узнает, что мы казнили целый отряд войск ООН, против нас могут быть приняты серьезные контрмеры.

Казим поднялся:

– Я не собираюсь поощрять безнаказанные вторжения через наши границы. И мир скоро узнает, что с малийцами нельзя обращаться как с каким-то сбродом.

– Я согласен с генералом, – поддакнул Йерли. – Враги вашей страны должны быть уничтожены.

Казим уже не мог сдерживать внутреннего волнения. До этого ему еще не доводилось водить войска в бой: ведь его стремительное продвижение к власти было результатом коварных интриг, и до этого он лишь отдавал приказы другим, если требовалось убить какого-нибудь оппозиционера. Теперь же Казим представлялся себе великим воином, призванным покарать неверных чужестранцев.

– Приказываю выступать, – высокопарно произнес он. – Это исторический момент. Мы вступаем в бой с врагом.

Малийские войска бежали по пустыне в классическом, как в учебнике, порядке атаки: припасть к земле, чтобы прикрыть огнем другие ряды наступающих, а затем перебежать вперед самим. Первая волна отборных войск, не встречая ответного огня, открыла стрельбу за двести метров до форта. Идущие перед ними танки не стали расходиться веером, а двигались эшелоном.

Питт решил попытаться остановить последний из них. С помощью пяти коммандос он разобрал пружинный лук и перетащил его на открытое место. В древности осадные орудия натягивали с помощью ворота и талей. В модели же Питта вилы подъемника можно было наклонять так, что зубцы выгибали рессорные пружины лука в горизонтальную линию. В то время как одну продырявленную бочку с дизельным топливом погрузили на пружинный лук, пять других, составляющих весь боезапас Питта, поставили рядом.

– Ну, давай, детка, – пробормотал Дирк, когда стартер провернул скрипящее устройство подъемника. – Не время сейчас капризничать.

В карбюраторе что-то зачихало, запыхтели выхлопные газы, и мотор заурчал на холостом ходу.

Еще ранее в предрассветной тьме Левант выходил из форта, чтобы воткнуть в песок вешки в качестве отметки огневых рубежей по всему периметру. Подпускать атакующих на расстояние, когда обороняющиеся могли видеть белки их глаз, означало бы верную смерть – слишком велико было численное преимущество малийцев, чтобы вступать с ними в рукопашную схватку. Левант установил вешки на расстоянии семидесяти пяти метров.

Теперь, когда тактическая команда ожидала приказа открыть огонь, все взгляды были устремлены на Питта. Если танки не остановить, нападающим малийцам придется лишь безо всяких хлопот добивать раненых.

Питт вынул нож и сделал отметку вертикальной наводки в том месте, где изгиб рессор встречался с пусковой планкой, чтобы определять зависимость дальности полета от натяжения. Затем он забрался на балки основания устройства и вновь поглядел на танки.

– В какой вы целитесь? – спросил Левант.

Питт указал на слегка отставший танк в конце колонны:

– Я думаю начать с последнего, а потом перенесу огонь на остальные.

– Чтобы в передовых танках не сразу узнали, что делается сзади, – вслух прокомментировал Левант. – Ну что ж, будем надеяться, это сработает.

Палящая солнечная жара пронизывала бронированные корпуса танков. Более чем уверенные в том, что не столкнутся в форте ни с чем опасным, разве что с мертвыми телами, малийцы вели танки с открытыми люками, расстреливая снарядами остатки крепостной стены форта.

Когда Питт уже почти мог различить черты лица водителя переднего танка, он поджег факел и поднес его к топливу, разлитому на верхней крышке продырявленной бочки. Пламя вспыхнуло мгновенно. Затем Питт воткнул факел в песок и дернул за веревку, освобождающую спуск, сделанный им из дверного замка. Тугая нейлоновая веревка и трос, сдерживающий пружины, хлопнули, освобождаясь, и рессоры грузовика рывком распрямились.

Пылающая бочка с дизельным топливом взлетела над разрушенной стеной, подобно сверкающему метеору, и, воспарив высоко над задним танком, ударилась на значительном расстоянии от него, прежде чем взорваться.

Питт застыл в изумлении.

– Эта штука действует даже лучше, чем я предполагал, – пробормотал он.

– Пониже метров на пятьдесят и на десять метров правее, – небрежно заметил Пемброк-Смит, словно речь шла о футбольном матче.

Как только люди Леванта установили другую бочку, Питт сделал еще одну отметку на пусковой планке, соответствующую намеченному расстоянию. Затем с помощью гидравлики подъемника вновь согнул пружинный лук. Пошел в дело факел, освободился спусковой механизм, и вот уже вторая бочка с топливом взметнулась ввысь.

Она ударилась в нескольких метрах перед задним танком, перевернулась, а затем закатилась под танк между гусеницами, где и взорвалась. Танк был мгновенно охвачен огнем. Члены экипажа, стараясь поскорее выбраться из него, отчаянно отталкивали друг друга от люков. В результате из четверых уцелели двое.

Питт, не теряя времени, вновь взводил пружинный лук. Еще одна бочка была вручную установлена на место и полетела к приближающимся танкам. На этот раз Питт стрелял прямой наводкой. Бочка взлетела по дуге над стеной и упала прямо на башню следующего танка, где и взорвалась, превратив машину в пылающий крематорий.

– Работает, в самом деле работает, – торжествуя, приговаривал Питт, готовя пружинный лук к следующему выстрелу.

– Чертовски веселое зрелище! – прокричал обычно сдержанный Пемброк-Смит. – Ты попадаешь этим чертовым обезьянам в самые уязвимые места.

Питт и коммандос, торопливо устанавливающие бочку на пусковую планку, не нуждались в понуканиях. Левант вскарабкался на единственный уцелевший парапет и оглядел поле боя. Неожиданное уничтожение двух танков Казима несколько замедлило наступление. Левант очень радовался успехам Питта, но понимал, что если хотя бы один танк в целости доберется до форта, то и его хватит, чтобы уничтожить всех защитников разваленной крепости.

Питт нажал на спусковой механизм, отправляя четвертую бочку. Она полетела точно, но командир танка, уже получивший представление о мощи огневых атак из форта, приказал водителю перейти на зигзаг. Его предосторожность оправдала себя, поскольку бочка пролетела в четырех метрах от левой гусеницы. Затем она взорвалась, но лишь часть горящей жидкости попала в хвостовую бронированную часть, и танк неумолимо продолжал приближаться к форту.

Бойцам, затаившимся среди камней, наступающие орды малийцев напоминали армию мигрирующих муравьев: их было так же много, и они шли практически вплотную друг к другу. Выкрикивая боевые кличи, малийцы стреляли не переставая.

Первая волна наступающих была уже в нескольких метрах от колышков Леванта, но он не спешил отдавать приказ открывать огонь, надеясь, что Питт все-таки разберется с оставшимися двумя танками. Его желание сбылось, когда Питт, предугадав следующий маневр танкистов, спустил свой пружинный лук так, что пятая горящая ракета влетела чуть ли не в люк водителя.

Переднюю часть танка охватило пламя, и он взорвался. Наступающие приостановились, в изумлении наблюдая, как танковая башня вращается высоко в небе пустыни, прежде чем упасть и врезаться в песок, подобно отяжелевшему бумажному змею.

Питт устанавливал последнюю бочку с дизельным топливом. Он уже так измучился от физических усилий на этой иссушающей тело жаре, что еле стоял. Ему трудно дышалось, сердце выскакивало из груди от постоянного напряжения.

Огромный шестидесятитонный танк неясно вырисовывался сквозь пыль и дым, подобно гигантскому стальному чудовищу, ищущему жертву. Было видно, как командир танка отдает приказы водителю и указывает стрелку цель для стрельбы прямой наводкой.

Все в форте напряглись и затаили дыхание, когда Питт установил в боевую готовность свой пружинный лук. Многие подумали о наступающем конце: это был его последний выстрел единственной оставшейся бочкой с горючим.

Ни один футболист не выходил на поле с таким решительным намерением добиться победы. Он знал, что если промажет, то погибнут многие, включая его самого и тех детей внизу, в арсенале.

Танк шел прямо, его командир и не собирался маневрировать. Машина была так близко, что Питту пришлось приподнять заднюю часть натяжного лука, чтобы ослабить давление на спусковую планку. Он нажал на спуск и положился на удачу.

И в этот же момент выстрелил стрелок танка. В фантастическом капризе совпадения тяжелый снаряд и пылающая бочка встретились в воздухе.

В суматохе боя стрелок внутри танка зарядил бронебойный снаряд, который пробил бочку, и все ее пылающее содержимое выплеснулось на танк. Стальной монстр мгновенно скрылся в фонтане огня. В панике водитель дал задний ход, тщетно пытаясь избежать гибели, и налетел на горящий сзади танк. Сцепившись вместе, гигантские бронированные машины вспыхнули в одном пожаре, прерываемом лишь разрывами их снарядов и топливных баков.

И над грохотом огня вознесся восторженный рев коммандос. Их худшие опасения устранил наспех сколоченный пружинный лук Питта, несколько удачных попаданий подняли их боевой дух, и они еще решительнее настроились на предстоящую схватку. В эти минуты в старом, разбитом Форт-Форо не было места отчаянию.

– Выбрать цели и открыть стрельбу, – официальным тоном приказал Левант. – Теперь наша очередь заставить их помучиться.