Буксирование длилось не один день. Последние часы в ясном голубом небе ярко светило солнце, приятный ветерок неторопливо гнал зеленые волны в барашках пены.

С раннего утра четыре судна береговой охраны курсировали меж многочисленных яхт, катеров, частных судов, которые шныряли по гавани взад-вперед, соперничая за местечко, с которого удобнее было бы разглядывать корпус и надстройку легендарного лайнера.

Подобно назойливым мухам, в воздухе над гаванью кружили маленькие самолеты и легкие вертолеты. Летчики демонстрировали класс пилотажа, чтобы пассажиры на борту могли с наименьшего расстояния и под наиболее выигрышным углом заснять «Титаник».

С высоты пяти тысяч футов казалось, что вокруг огромной рыбины вьются бесчисленные комары и белые муравьи.

Буксировщик «Томас Дж. Морз», висевший, как большая бусина на тросе, который начинался от кормы «Самуэла Р. Уоллеса» и продолжался до носовой части «Титаника», был дополнительно сцеплен с лайнером стальной перлинью, чтобы облегчить маневры легендарного мастодонта при прохождении в Верразано-Нэрроуз; затем все три судна поднялись по Ист-ривер и завершили свое путешествие у доков Бруклина. На подходе к верфи выстроились еще несколько менее мощных буксировщиков, готовых в случае необходимости тотчас прийти на помощь. Капитан Бутера под занавес приказал сократить длину троса до двухсот ярдов для удобства лавирования.

Юркий лоцманский катер подошел и остановился в считанных футах от «Уоллеса», лоцман поднялся на борт буксировщика. Через считанные минуты катер доставил лоцмана к «Титанику», о ржавый борт которого катер чуть притерся, издав глухой скрежет. По веревочному трапу главный лоцман Нью-Йоркского залива взобрался на грузовую палубу.

Питт и Сэндекер приветствовали его и проводили на мостик, где главный лоцман по-хозяйски огляделся, покрепче уперся ногами и так сильно обхватил руками парапет, словно сам желал сделаться частью легендарного судна. Оттуда, с высоты мостика, все оглядев и прикинув, лоцман милостиво кивнул буксировщикам, чтобы продолжали работу, тащили. Питт помахал рукой над головой, и Бутера со своего судна ответил гудком. Затем капитан буксировщика отдал приказ «самый медленный вперед» и решительно направил свой «Уоллес» в главный пролет моста Верразано-бридж, соединявшего Лонг-Айленд и Стейтен-Айленд.

Как только необычная кавалькада появилась в Верхнем Нью-Йоркском заливе, Бутера принялся расхаживать от борта к борту, поглядывая на ведомый лайнер, справляясь о погодных условиях и скорости ветра, лично осматривая буксировочный трос, — и все это делалось с таким деловым видом, как будто Бутера был нейрохирургом и готовился к уникальной операции.

Еще с прошлой ночи по обоим берегам выстроились многотысячные толпы народа. Улицы Манхэттена опустели, офисы затихли: все, кто смог, пришли на берег реки; не сумевшие по каким-либо причинам сделать этого бросили работу и прилипли к окнам своих контор, к заводским окнам, обращенным в сторону реки. Вошедший в залив «Титаник» вызывал у зрителей чувство благоговейного ужаса и восхищения.

Находящийся на берегу Стейтен-Айленда репортер газеты «Нью-Йорк Таймс» Питер Халл принялся строчить в блокноте:

«Говорят, что привидений не бывает… Очень даже бывают в нашей жизни и привидения. Я знаю это, поскольку сам видел привидение ранним мглистым утром. К моему крайнему недоумению, прямо перед глазами двигалось оно, похожее ни монстра, который умер, оказался в аду, но был отвергнут, тамошними чертями и потому вынужден возвратиться на землю. „Титаник“ в невидимом шлейфе феерической легенды, окруженный душами сотен людей, некогда плывших на корабле, напоминал экспонат давно ушедшей от нас эпохи. При взгляде на лайнер в душе пробуждались чувство гордости и чувство печали…»

Комментатор телекомпании «Си-Би-Эс» был настроен менее лирически:

— «Титаник» наконец завершил свой первый в истории рейс. Это произошло сегодня, через семьдесят шесть лет после того, как лайнер вышел из Саутгемптонских доков…

К полудню «Титаник» проследовал мимо статуи Свободы и многочисленных зевак на Баттери. Никто из зрителей не позволял себе говорить иначе, как шепотом. Весь город странно притих. О прежней цивилизованной жизни напоминали разве только раздававшиеся время от времени гудки таксомоторов. Создавалось впечатление, что весь многоликий Нью-Йорк вдруг превратился в огромный собор.

Многие плакали, не скрывая слез. Среди плакавших были и трое пассажиров, некогда взошедших на борт «Титаника». Казалось, сам воздух был напоен трагедией. Впоследствии, пытаясь описать охватившие их тогда чувства, люди вспоминали только состояние оцепенения, как будто всех в одночасье временно парализовало. Это чувство не разделяли буквально единицы, среди которых был сурового вида пожарный по имени Артур Муни.

Муни был капитаном одного из пожарных судов порта. Он принадлежал к нью-йоркским ирландцам, и подобного многим из этнических ирландцев, был высоким, крепко сложенным, с озорным прищуром. Девятнадцать лет кряду он тушил морские пожары. С силой шарахнув кулаком по нактоузу, он сбросил оцепенение и заорал на свою команду:

— А ну, парни, поднимайте зады, расселись тут, понимаешь! Это вам не театр, — его мощный голос был слышен во всех углах судна. Для того чтобы отдать команду, Муни не приходилось пользоваться рупором — в этом просто не было нужды. Корабль возвращается из своего безумного плавания. Ну-ка, покажем «Титанику», как искони принято встречать в нашем порту долгожданные суда.

— Да, но, капитан… — отважился возразить один из матросов, — это же не «Норманди», и даже не «Королева Елизавета II». Этот корабль — обыкновенная ржавая калоша, которой давным-давно пора на свалку.

— Сам ты ржавая калоша, задница! — заорал на матроса Муни. — Этот корабль — самый славный корабль всех времен и народов, и заруби это себе на носу! Другое дело, что он несколько подгнил и чуть припозднился с прибытием, но это все не суть важно. Так что, давай, щенок, сигналь на полную!

Все это напоминало как бы второй акт действа по поднятию «Титаника». Брандспойты на корабле Муни представляли собой настоящие фонтаны с мощными рассыпчатыми струями, а от мощнейшего гудка океанского пожарного судна мелко дрожали стекла даже в отдаленных небоскребах. Вслед за Муни еще один капитан пожарного судна дал гудок, затем еще один и еще один. К пожарным судам присоединились и сухогрузы, которых, в свою очередь, поддержали водители нью-йоркских такси. Сплошной гул стоял в Нью-Джерси, Манхэттене и Бруклине. Миллионы глоток выкрикивали радостные приветствия, адресованные «Титанику».

Начавшийся с корабля Муни концерт превратился в сплошной какофонический бедлам, повисший над городом. Впрочем, и событие того стоило.

Лайнер «Титаник» входил в порт.