Сначала корнет был для Джона Вогеля просто еще одной реставрационной работой. Художественной ценности дизайн инструмента не представлял, да и его конструкция не заинтересовала бы ни одного коллекционера музыкальных инструментов. Когда корнет впервые оказался в руках у Вогеля, он вообще не вызвал у него интереса, клапаны коррозировали и вообще не двигались, латунь покрылась странным налетом, напоминающим плесень. Внутри воздухо-проводящих труб было полно какой-то, похожей на гниль, склизкой дряни со стойким рыбным запахом.

При первом взгляде на инструмент Вогель решил, что мастеру его квалификации негоже вычищать грязь из рядового корнета, и хотел передать его кому-нибудь из помощников. Сам Вогель предпочитал возвращать к жизни экзотические инструменты; именно это было его специальностью: китайские и римские трубы с непомерно вытянутыми телами и пронзительным звучанием, сплюснутые трубы, некогда принадлежавшие мэтрам американского джаза, инструменты, связанные с кем-нибудь из известных исторических личностей. Эти последние Вогель реставрировал с таким видом, будто имел дело не с металлом, а с хрупким тонким стеклом, и возвращал инструментам первозданный вид и звучание.

Вогель аккуратно завернул корнет в старую наволочку и положил в дальний угол мастерской, от глаз подальше.

Стоящий на рабочем столе экзекьютон издал мягкий сигнал.

— В чем дело, Мэри?

— К вам адмирал Джеймс Сэндекер из Национального агентства надводных и подводных работ, звонит из города. — Голос секретарши, пройдя через селекторную систему, делался скрипучим и неприятным, как будто на том конце кто-то царапал ногтем по линолеуму. — Он просит вам передать, что хотел бы переговорить по неотложному вопросу.

— Ладно, соедини меня. — Вогель поднял трубку: — Джон Вогель слушает.

— Господин Вогель, с вами говорит Джеймс Сэндекер.

Удивление вызвало то, что адмирал Сэндекер позвонил сам, не передоверив этого секретарше, а кроме того, Вогель был приятно удивлен тем, что собеседник не поспешил назвать свое, без сомнения, высокое звание.

— Слушаю вас, адмирал, чем обязан?

— Скажите, пожалуйста, вам эту штуку передали?

— Какую еще штуку?

— Ну, этот, как его, горн!

— А, вас, должно быть, интересует корнет? — догадался Вогель. — Да, я нашел корнет у себя на столб сегодня утром. Никакой записки, никаких объяснений Я решил, что кто-то готовит подарок музыкальному музею.

— Прошу меня извинить, господин Вогель, мне, разумеется, следовало бы прежде позвонить вам и объясниться, однако я был настолько занят, что вовремя не успел этого сделать.

Разговор начинался с извинений, стало быть…

— Чем могу быть полезен, адмирал?

— Я очень бы просил вас посмотреть эту штуку и рассказать мне все, что вы сможете рассказать о ней буквально каждую мелочь. Кто и когда производил такие корнеты, ну и так далее, поскольку меня интересует решительно все.

— Лестное предложение. А почему вы решили обратиться именно ко мне, если не секрет?

— Как же! Ваша кандидатура показалась мне и моим коллегам самой подходящей, поскольку вы главный консультант Музыкального музея. А кроме того, один наш общий знакомый, услышав во время обсуждения ваше имя, сказал, что в ту минуту, когда вы приняли решение избрать научную стезю, мир потерял нового Гарри Джеймса.

«Боже мой, — подумал Вогель, — это, должно быть, Президент. Да, этому Сэндекеру не так-то просто отказать, когда у него такие советчики и знакомые…»

— Ну, спасибо, конечно… А когда именно вам нужен мой отчет, назовем его так?

— Когда вам удобнее. Что же касается меня, то чем скорее я его получу, тем лучше.

Вогель беззвучно усмехнулся: тонкий намек на толстые обстоятельства, так это называется.

— Металл очень старый, придется долго отмачивать в растворителе, прежде чем сойдет вся грязь. Это длительный процесс, так что в случае, если все будет нормально, к завтрашнему утру я, возможно, что-нибудь и смогу вам сообщить.

— Спасибо, господин Вогель, — сказал Сэндекер. — Буду вам очень признателен.

— Будьте добры, а не располагаете ли вы какой-нибудь информацией о том, где, при каких обстоятельствах был найден этот корнет. Мне бы такого рода сведения очень помогли.

— Если позволите, я воздержусь от объяснений. Мне и моим коллегам очень важно получить сведения от человека, который абсолютно не связан с находкой этого корнета и даже не знает, где был обнаружен инструмент.

— Иными словами, вы хотите сравнить мою информацию с той, которой уже располагаете?

Голос Сэндекера, сохраняя вежливые ноты, сделался более категоричным:

— Мы хотим, господин Вогель, чтобы вы подтвердили наши надежды и наши догадки. К сожалению, больше вам ничего не могу сказать.

— Сделаю все, что сумею, адмирал. Всего доброго. До встречи.

— Успехов.

Несколько мгновений Вогель сидел, держа руку на телефоне и глядя на наволочку в углу мастерской. Затем он очнулся, нажал клавишу экзекьютона и отчетливо распорядился:

— Мэри, меня ни для кого нет. Никаких звонков. Пошлите за пиццей с канадским беконом. Да, и полгаллона бургундского.

— Вы опять собираетесь запереться в мастерской? — проскрипел ее голос по селекторной связи.

— Да, — признался он. — У меня очень много работы.

Начал Вогель с того, что сделал несколько фотографий корнета, всякий раз помещая объектив фотоаппарата под новым углом. Затем он составил словесное описание инструмента, отметив размеры, общее состояние видимых простым глазом частей, размеры коррозированных участков, характер внешнего загрязнения. Все эти и многие другие наблюдения он записал в особый гроссбух. Чем внимательнее приглядывался он к инструменту, тем более отчетливым становился его профессиональный интерес. Оказалось, что перед ним не просто рядовой инструмент, но корнет очень высокого класса. Латунь была весьма качественная, а по фактуре внутренней стороны канала и устройству клапанов он мог безошибочно сказать, что произведен этот корнет был до 1930 года. Также он понял, что части, показавшиеся сначала ржавыми, были просто-напросто покрыты слоем сухой грязи, которая легко счищалась обыкновенным резиновым мастихином.

Затем Вогель наполнил специальную ванночку разбавленным средством для смягчения воды — «калгоном», перемешал раствор, ненадолго погрузил в него корнет, а вытащив и обтерев, убрал отставшую грязь, после чего снова наполнил ванночку и повторил процедуру, а затем еще и еще раз.

К полуночи вся поверхность инструмента была уже совершенно очищена от грязи. После этого, взяв специальную щетку, Вогель принялся с помощью слабого раствора хромовой кислоты наводить блеск, добиваясь идеального состояния поверхности. И вот очень медленно, как из некоего сна, принялись выступать на поверхности инструмента тонкий рисунок и несколько сложно выписанных букв.

— Боже! — простонал в тиши мастерской Вогель. — Презентационная модель!

Он взял с полочки большое увеличительное стекло и внимательно исследовал надпись. Когда же он положил наконец увеличительное стекло и потянулся за телефонной трубкой, его руки дрожали.