НАСЛЕДСТВО
17 сентября 1876 года
Абердин, Шотландия
Вскоре после того как Скагс возвратился в Абердин, компания «Карлайл энд Данхилл» предложила ему взять под команду «Каллоден», самый новый и самый великолепный парусник, и заняться перевозкой чая из Китая в Англию. Задира без колебания согласился. Совершив шесть изнурительных переходов и установив два рекорда, капитан в сорок семь лет вышел в отставку и удалился на покой.
Капитаны парусных клиперов старели раньше времени. Плавание на судах, быстроходнее которых не было в мире, требовало серьезных жертв от тела и духа. Многие из тех морских волков умерли совсем молодыми: одни от измождения, другие в результате кораблекрушений. Особые это были люди — железные капитаны, водившие деревянные корабли на неслыханных скоростях в романтическую эру освоения морских просторов. Они сходили в могилы либо погружались в воду, гордые тем, что командовали лучшими парусниками из когда-либо построенных человечеством.
Крепкий, как бимсы «Каллодена», Скагс в последнее путешествие отправился в пятьдесят девять лет. Он вложил деньги за четыре перехода в акции родной компании, так что наследники внакладе не остались.
А смерть его настигла, можно сказать, случайно.
Схоронив горячо любимую жену Люси, Скагс собственноручно построил небольшое двухмачтовое судно и начал ходить под косыми парусами по лиманам Шотландии. Как-то он отправился морем в Питерхед навестить сына и внуков, продрог на зимнем ветру и заболел.
За несколько дней до кончины, 17 сентября 1876 года, Скагс послал за своим давнишним другом и бывшим работодателем Абнером Карлайлом. Уважаемый судовладелец, наживший совместно с Александром Данхиллом немалое состояние, Карлайл был самым заметным жителем Абердина. Помимо судоходной компании он владел торговой фирмой и банком. Объектами его благотворительности служили местные библиотека и больница. Карлайл был худ, жилист и совершенно лыс. Глаза его лучились добротой. Ходил же он, основательно прихрамывая: сказывалось падение с лошади в молодости.
Карлайла встретила дочь капитана, которую магнат знал с рождения. Коротко обняв гостя, Дженни взяла его за руку.
— Хорошо, что вы пришли, Абнер. Отец каждые полчаса про вас спрашивает.
— Как он держится, старый морской волк?
— Боюсь, дни его сочтены. — Дженни опечалилась.
Карлайл оглядел уютную комнату, похожую на корабельную каюту из-за стен, увешанных морскими картами. На этих картах были обозначены маршруты рекордных переходов Скагса и указано, сколько миль он покрывал за день при каждом таком переходе.
— Мне будет не хватать вашего дома, — сказал Карлайл.
— Братья говорят, что для семьи лучше продать его.
Дженни проводила Карлайла наверх и открыла перед ним дверь в спальню.
— Отец, Абнер Карлайл пришел.
— Давно пора, — проворчал Скагс.
Дженни чмокнула Карлайла в щеку.
— Пойду приготовлю вам чай.
Капитан лежал в постели. Хотя выглядел он далеко не блестяще, в оливково-серых глазах по-прежнему горел огонь, что приятно удивило Карлайла.
— У меня для тебя есть новое судно, Задира, — сказал он, усаживаясь в кресло.
— Чертовски рад слышать, — проскрипел Скагс. — Какая у него оснастка?
— Никакой. Это пароход.
Лицо Скагса налилось краской, когда он натужно приподнял голову.
— Господь проклянет эти вонючие корыта, поганящие моря.
Как раз на такой ответ Карлайл и надеялся. Задира Скагс мог загнуться, но смириться был не способен.
— Времена изменились, мой друг. «Катти Сарк» да «Фермопилы» — единственные из известных нам с тобой парусников, которые до сих пор ходят по волнам.
— У меня не так-то много времени на пустую болтовню. Я попросил тебя прийти, чтобы ты выслушал мою предсмертную исповедь и исполнил последнюю просьбу.
Карлайл взглянул на Скагса и сказал не без иронии:
— Пьяницу какого-нибудь измордовал или в постель к девчонке залез в шанхайском борделе?
— Я о «Гладиаторе» говорю, — пробурчал Скагс. — Соврал я про него.
— Он затонул во время тайфуна. Какое тут вранье?
— Он и впрямь утонул, только ни пассажиры, ни экипаж вместе с ним ко дну не пошли.
Несколько мгновений Карлайл безмолвствовал, потом заговорил осторожно:
— Чарлз Задира Скагс, ты самый честный из всех известных мне людей. Мы полвека знакомы и всегда доверяли друг другу. Ты уверен, что это не болезнь в тебе говорит?
— Клянусь тебе, я двадцать лет прожил с ложью, исполняя долг.
Карлайл недоуменно воззрился на капитана:
— Так что же ты хочешь мне поведать?
— Историю, которую никому не рассказывал. — Скагс откинулся на подушки и устремил взгляд мимо Карлайла, в одному ему ведомую даль. — Историю плота из «Гладиатора».
Спустя полчаса Дженни принесла чай и зажгла в спальне керосиновые лампы.
— Отец, ты должен немного поесть. Я твою любимую рыбную похлебку сварила.
— У меня нет аппетита, дочка.
— Тогда Абнер, наверно, с голоду помирает. Могу поспорить, что он съел бы чего-нибудь.
— Дай нам еще часок, — попросил Скагс.
Как только дочь вышла, Скагс продолжил повествование:
— На берег выбралось восемь человек. Из команды «Гладиатора» выжили только я, Томас Кохран, корабельный плотник, и Альфред Рид, очень толковый матрос. Из осужденных уцелели Джесс Дорсетт, Бетси Флетчер, Мэрион Адамс, Джордж Прайор и Джон Виклеман. Восемь из двухсот тридцати одной души, которые отправились в плавание из Лондона.
— Извини, дорогой дружище, — сказал Карлайл, — но все это звучит, мягко выражаясь, сомнительно. Десятки людей, дерущихся на плоту посреди океана, трапезы из человечины, спасение от зубов белой акулы благодаря вмешательству морского змея… Ты хоть сам веришь тому, что говоришь?
— Это не бредни умирающего, — слабым голосом возразил Скагс. — Рассказ правдив от первого до последнего слова.
Карлайлу очень не хотелось понапрасну огорчать Скагса. Старый морской волк многое сделал для процветания его судоходной империи. Карлайл ободряюще потрепал друга по руке:
— Рассказывай дальше. Мне не терпится узнать, чем дело кончилось. Что произошло после того, как вы ступили на тот остров?
Следующие полчаса Скагс излагал, как они пили и не могли напиться сладкой и чистой воды из ручья; как поймали и разделали ножом большую черепаху; как, найдя у кромки воды кремнистый камень, высекли из него с помощью ножа огонь и развели костер; как приготовили черепашье мясо; как посрывали с деревьев диковинные плоды…
— Несколько дней мы только и делали, что ели. Наконец, восстановив силы, мы отправились смотреть остров. Формой он напоминал рыболовный крючок, пять миль в длину и чуть меньше мили в ширину. На противоположных концах его располагались две вулканические горы: тысяча двести и полторы тысячи футов высотой. Лагуна имела три четверти мили в длину и с моря была ограждена коралловыми рифами.
— Остров был необитаемым? — уточнил Карлайл.
— Если не считать птиц, то да.
— Какие-нибудь признаки кораблекрушений?
— Ничего.
— После всех бедствий остров, должно быть, показался вам раем, — заметил Карлайл.
— Красивее места я на земле не видел, — подтвердил Скагс с такой интонацией, будто отзывался о любимой женщине. — Великолепный изумруд на сапфире моря. — Он помолчал, воскрешая в памяти вид этой драгоценности. — Мы быстро втянулись в идиллическую жизнь. Я распределил обязанности между людьми, назначил время для ловли рыбы, сооружения и починки жилища, сбора фруктов и прочей снеди, велел постоянно поддерживать огонь и подавать сигналы любому судну, какое возникнет на горизонте. Так мы мирно прожили несколько месяцев.
— Распря вспыхнула среди женщин, верно? — оживился Карлайл.
Скагс слабо качнул головой:
— Точнее, из-за женщин среди мужчин.
— С вами, стало быть, произошло то же, что и с командой «Баунти».
— Увы. Я понимал, что беды не миновать, а потому составил график пользования женщинами. Чтобы никому не было обидно. Женщин-то было две, а мужчин — шестеро. Не всем, конечно, это понравилось. Только другого способа избежать кровопролития я не нашел.
— Учитывая сложившиеся обстоятельства, вынужден признать, что ты поступил правильно.
— Добиться мне удалось только одного: ускорить неизбежное. Осужденный Джон Виклеман убил матроса Рида из-за Мэрион Адамс, а Джесс Дорсетт отказался делить Бетси Флетчер с кем бы то ни было. Когда Джордж Прайор попытался учинить насилие над Флетчер, Дорсетт булыжником вышиб ему мозги.
— И тогда вас осталось шестеро.
Скагс моргнул.
— Спокойствие на острове воцарилось, когда Джон Виклеман женился на Мэрион Адамс, а Джесс — на Бетси.
Карлайл фыркнул:
— Женились? Как это возможно?
— Абнер, ты забыл? — Легкая улыбка тронула тонкие губы Задиры. — Капитан имеет право заключать браки.
— Тогда должен тебе сообщить, что этим правом ты воспользовался не вовремя. Ты не стоял на палубе судна.
— Зато мы все жили в мире и согласии.
— Разве у тебя и Кохрана не было чувственных порывов?
Скагс засмеялся и следом раскашлялся. Карлайл протянул ему стакан воды. Сделав пару глотков, Скагс сказал:
— Как только желание начинало меня донимать, я вызывал в памяти облик милой Люси. Ведь однажды я поклялся ей в вечной верности.
— А плотник?
— Кохран, так уж судьбе было угодно, предпочитал компанию мужчин.
Пришел черед смеяться Карлайлу:
— Странных ты людей набрал в команду.
— Это ты зря. Мастерство Кохрана очень нам пригодилось, когда мы нашли инструменты.
— И как же это случилось?
— Примерно год спустя у южной оконечности острова разбился французский шлюп-сторожевик. Мы попытались спасти людей, но тщетно: экипаж погиб в бушующих волнах. Через два дня море успокоилось, и мы выловили четырнадцать тел. Похоронив их рядом с Джорджем Прайором и Альфредом Ридом, я и Дорсетт, как самые сильные пловцы, провели операцию по извлечению из шлюпа всего мало-мальски ценного. Ныряли целых три недели. В итоге у нас с Кохраном появились средства для того, чтобы построить судно, способное достичь Австралии.
— А что женщины? Как поживали Бетси и Мэрион? — осведомился Карлайл.
Глаза Скагса погрустнели.
— Бедняжка Мэрион, она была доброй и искренней девушкой. Ее поймали на воровстве из хозяйской кладовки и осудили на три года каторги. Она умерла при родах, оставив Виклеману дочь. Джон от горя просто помешался. Он даже пытался убить дитя. Мы держали его связанным четыре дня, пока он не оправился. Но прежним он так и не стал.
— А Бетси?
— Эта была слеплена совсем из другого теста. Сильная женщина, с любым мужиком потягаться могла. За два года родила двух мальчиков да еще и дитя Мэрион вынянчила. Дорсетт с Бетси были созданы друг для друга.
— Почему они не уплыли с вами?
— Побоялись. Я вызвался обратиться к губернатору с просьбой об их освобождении, но они решили не искушать судьбу. И правильно сделали. Высадись они в Австралии, полицейские приставы сграбастали бы детей и рассовали по приютам. Бетси отправили бы на прядильную фабрику, а Джесс наверняка кончил бы свои дни на какой-нибудь ферме. Скорее всего, они никогда бы больше не увидели ни своих мальчиков, ни друг друга. Я дал им слово: пока жив, они будут числиться погибшими на «Гладиаторе».
— И Виклеман?
— Да. Он удалился в пещеру на северной оконечности острова.
Карлайл задумался над историей, поведанной Скагсом.
— И у тебя хватило выдержки молчать об этом двадцать лет…
— Если бы я нарушил данное мной слово, то этот мерзавец, что сидел губернатором в Новом Южном Уэльсе, послал бы за ними корабль. Он был готов ад перевернуть, лишь бы схватить убежавшего заключенного. — Скагс устремил взгляд через окно на суда в гавани. — Какое трогательное было прощание, до слез! Бетси с Джессом и дети стояли на берегу и махали нам вслед руками. Видит бог, счастливее людей не было и нет на свете. Они устроили себе жизнь такую, какой никогда не имели бы в цивилизованном мире.
Слово «цивилизованном» старый моряк произнес презрительно, будто сплюнул.
— А Кохран? Почему он обо всем не разболтал?
Скагс перевел повеселевший взгляд на Карлайла.
— Я же тебе говорил: у него была маленькая тайна, которую он не желал раскрывать. Он сгинул в Южно-Китайском море в шестьдесят седьмом году вместе с «Занзибаром».
— М-да, любопытно было бы узнать, как поживают твои островитяне.
— А я знаю, — улыбнулся Скагс.
Карлайл в удивлении вздернул брови:
— Буду признателен, если разъяснишь откуда.
— Через четыре года после моего отплытия остров заметило американское китобойное судно, и команда спустилась на берег, чтобы пополнить запасы пресной воды. Джесс и Бетси встретили моряков и обменяли фрукты и свежую рыбу на ткани и кухонную утварь. Капитану они сказали, что были миссионерами и попали на остров по причине кораблекрушения. Потом и другие китобои стали заходить на остров за водой и продуктами. Одна из таких команд снабдила Бетси семенами в обмен на шляпы, сплетенные из пальмовых листьев, и рацион семейства Дорсетт пополнился овощами.
— Откуда тебе обо всем этом известно?
— Из писем Бетси. Китобои оказались хорошими почтальонами.
— Так значит, твои островитяне до сих пор живы?
Взгляд Скагса погрустнел.
— Джесс погиб на рыбалке шесть лет назад. Налетел шквал и перевернул лодку. Бетси думает, что он ударился обо что-то головой. Ее последнее письмо — вместе с посылкой — пришло два дня назад. Ты найдешь его в среднем ящике моего стола. Она написала, что умирает от болезни желудка.
Карлайл, поднявшись, прохромал к обшарпанному столу. Выдвинув указанный ящик, он достал клеенчатый мешочек и сложенный вчетверо лист бумаги. Вернувшись в кресло, он надел очки и взглянул на послание.
— Для простолюдинки она пишет очень хорошо.
— Первые ее письма пестрели ошибками, но Джесс был человек образованный, и под его присмотром она выучилась грамматике.
Карлайл принялся читать вслух:
— «Дорогой мой капитан Скагс! Молюсь, чтоб были вы в добром здравии. Это будет моим последним письмом к вам, поскольку у меня какая-то гадкая болезнь желудка — так, по крайней мере, сказал мне корабельный врач с китобойного судна „Эми энд Джейсон“. Так что скоро я свижусь со своим Джессом. Есть у меня просьба, какую молю вас уважить. В первую неделю апреля этого года оба моих сына и Мэри, дочка Мэрион, покинули остров на борту китобойного судна, которое направлялось в Окленд, поскольку нуждалось в ремонте, после того как его протащило по коралловым рифам. В Окленде дети должны пересесть на любой корабль, отправляющийся в Англию, а потом прибыть к вам в Абердин. Прошу вас, самый дорогой мой друг, приютить детей и позаботиться об их образовании в самых лучших школах, какие только есть в королевстве. Вечно буду вам признательна и знаю, что те же чувства испытывал бы и Джесс, будь он жив. Присовокупляю мое наследство. Пусть оно пойдет в счет оплаты за образование детей. Они у меня очень смышленые и в учении не подкачают. С великим почтением шлю вам горячий прощальный привет. Бетси Дорсетт. Да, вот еще что. Змей шлет вам глубокий поклон». — Карлайл глянул поверх очков. — Опять змей?
— Ну да. Тот, который спас нас от большой белой акулы, — пояснил Скагс. — Он живет в лагуне. Я видел его по меньшей мере четыре раза.
Карлайл снял очки и посмотрел на старинного друга так, будто капитан вдруг рехнулся. Подумав, он счел за лучшее не вникать в это дело.
— Бетси отпустила в далекий путь малых детей без сопровождения?
— Не таких уж малых, — сказал Скагс. — Самому старшему сейчас лет девятнадцать.
— Если они покинули остров в начале апреля, то могут оказаться на пороге твоего дома в любое время.
— Да. Если не застряли в Окленде.
— Боже мой, старина, ты в безвыходном положении.
— Ты хотел сказать, на пороге смерти?
— Тебе рано говорить о смерти, — сказал Карлайл, глядя Скагсу прямо в глаза.
— Нет, — твердо выговорил Скагс. — Абнер, ты отличный делец. Никто не знает этого лучше меня. Поэтому я и хотел встретиться с тобой, прежде чем отправиться в последнее плавание.
— Ты предлагаешь мне взять заботу о детях Бетси на себя?
— Они поживут в моем доме, пока ты не поставишь их на якорь в самых лучших учебных заведениях, куда только можно попасть за деньги.
— Те жалкие крохи, которые Бетси выручила, продавая шляпы и фрукты, и в малой степени не покроют расходов на несколько лет пансиона в дорогих школах. Им понадобятся приличная одежда и частные учителя, чтобы натаскать до нужного уровня знаний. Неужели ты мечтаешь разорить меня?
Скагс глазами указал на клеенчатый мешочек:
— Открой.
Карлайл ослабил тесемки и высыпал содержимое мешочка на ладонь.
— Это что, шутка? Тут ничего нет, кроме обыкновенных камешков.
— Ошибаешься, Абнер. Они необыкновенные.
Карлайл надел очки, выбрал камешек размером со сливу и принялся внимательно разглядывать. Поверхность камешка была гладкой, по форме он напоминал восьмигранник.
— Ну и что особенного?
— Отнеси камни Леви Страузеру, тогда узнаешь.
— Ювелиру?
Скагс моргнул. Долгий разговор утомил его.
— Как пожелаешь, дружище.
Судовладелец убрал в один карман очки и достал из другого часы. Посмотрев на циферблат, он сказал:
— Завтра прямо с утра отправлюсь к Страузеру и вернусь рассказать тебе, во что он оценит это барахло.
— Спасибо, — пробормотал Скагс. — Все остальное само о себе позаботится.
Ранним утром под моросящим дождичком Карлайл отправился в старинный деловой район возле Каслгейт. Сверившись с адресом, направил шаги к одному из множества ничем не примечательных домиков, сложенных из местного серого гранита, которые всему Абердину придавали вид цельный, если не сказать тусклый. Латунная табличка на двери возвещала: «Страузер и сыновья». Карлайл потянул за ручку звонка. Открывший дверь клерк препроводил его в спартански обставленную контору, предложил сесть в кресло и принес чашку чая.
Прошла томительная минута, прежде чем через боковую дверь вошел приземистый мужчина с поседевшей бородой до самой груди, облаченный в длинный сюртук. Вежливо улыбнувшись, он протянул руку:
— Я Леви Страузер. Чем могу служить?
— Меня зовут Абнер Карлайл. Меня послал к вам мой друг капитан Чарлз Скагс.
— Капитан Скагс предупредил меня через посыльного, что вы придете. Для меня честь принимать в своей скромной конторе самого знаменитого купца Абердина.
— Мы с вами встречались когда-нибудь?
— Не думаю. Вы не из тех, кто тратится на драгоценности.
— Моя жена умерла молодой, и больше я не женился. Вот и незачем было покупать дорогостоящие безделушки.
— Я тоже рано потерял жену, но, к счастью, нашел прекрасную женщину и она родила мне четырех сыновей и двух дочерей.
За много лет Карлайлу частенько случалось вести дела с евреями-купцами, но никогда не приходилось сталкиваться с ювелирами. Попав в незнакомую сферу, он чувствовал себя неловко. Он достал клеенчатый мешочек и положил на стол:
— Капитан Скагс просил вас оценить находящиеся внутри камни.
Страузер постелил на стол белую бумагу и высыпал на нее содержимое мешочка. Посчитал камни. Их было восемнадцать. Без спешки, через лупу, Страузер рассмотрел каждый камень. Затем вытянул на ладони самый большой и самый маленький.
— Будьте добры потерпеть немного, мистер Карлайл, я хочу устроить этим двум камням кое-какую проверку. Я попрошу сына угостить вас еще одной чашечкой чая.
— Да, благодарю вас. Мне нетрудно подождать.
Страузер вернулся в комнату через час. Карлайл хорошо разбирался в людях. В двадцать два года он купил свое первое судно и с тех пор с успехом провел переговоры по более чем тысяче сделок, требовавших коммерческой сметки. А потому понял: Леви Страузер нервничает. Внешне это не было заметно: никаких дрожащих рук, никаких мелких подергиваний уголков губ, никаких капель пота. Волнение таилось в глазах. Страузер походил на человека, узревшего Бога.
— Позвольте спросить, откуда эти камни?
— Точно указать место не могу, — признался Карлайл.
— Копи Индии выработаны, и ничего подобного не может прийти из Бразилии. Вероятно, какое-нибудь новое месторождение в Южной Африке?
Карлайл пожал плечами:
— А что? Эти камни чего-то стоят?
— Вы не знаете, что это такое?! — спросил пораженный Страузер.
— Я не специалист в минералах. Мое дело — судоходство.
Подобно древнему чародею, Страузер сомкнул пальцы над кучкой камней.
— Мистер Карлайл, это алмазы! Самые прекрасные необработанные алмазы, какие я только видел.
Карлайл по коммерческой привычке скрыл изумление.
— Не смею ставить под сомнение вашу порядочность и компетентность, мистер Страузер, но неужели вы говорите серьезно?
— Наш род, мистер Карлайл, имеет дело с драгоценными камнями на протяжении пяти поколений. Верьте мне, когда я говорю: перед вами лежит целое состояние. Камни не только отличаются потрясающей чистотой, но и имеют изысканный фиолетово-розовый оттенок. Благодаря своей красоте и редкости они стоят дороже самых лучших бесцветных камней.
Понадобилось время, чтобы Карлайл снова обрел твердость духа.
— Сколько же за них можно выручить?
— Сейчас трудно сказать, поскольку подлинные свойства алмаза становятся очевидными лишь после огранки и шлифовки. Самый маленький из камней весит в сыром виде шестьдесят карат, а самый крупный — более девятисот восьмидесяти. Это крупнейший из известных необработанных алмазов в мире.
— Насколько я могу судить, с точки зрения вложения средств правильнее будет отдать их обработать, прежде чем продавать.
— Я готов предложить вам хорошие деньги за необработанные камни.
Карлайл принялся укладывать алмазы обратно в мешочек.
— Нет, благодарю вас. Я представляю своего умирающего друга. И мой долг — обеспечить ему самый высокий доход, какой только возможен.
Страузер быстро сообразил, что уговорить проницательного шотландца расстаться с неограненными камнями не удастся. Шанс заполучить алмазы, огранить их, а потом продать на лондонском рынке с невероятной выгодой ему не выпал. «Лучше получить хорошую прибыль, чем вовсе никакой», — мудро рассудил ювелир.
— Вам незачем идти куда-то еще, помимо этой конторы, мистер Карлайл. Мои сыновья прошли обучение в лучшем заведении по огранке алмазов в Антверпене. Они ничем не уступают в мастерстве лондонским специалистам. Если вы решите довериться им, то я с удовольствием стану вашим посредником при продаже камней.
— А почему бы мне самому их не продать?
— По той же причине, почему я приду к вам, когда понадобится отправить товар в Австралию, а не буду покупать судно и перевозить его сам. Я член Лондонской алмазной биржи, а вы нет. Вам никогда не удастся продать бриллианты выгоднее меня.
Карлайлу хватило здравого смысла для того, чтобы, поднявшись с кресла, протянуть руку ювелиру:
— Отдаю камни в ваши руки, мистер Страузер. Верю, что наше соглашение окажется прибыльным и для вас, и для людей, которых я представляю.
— Можете твердо положиться на это, мистер Карлайл.
Уже переступая порог конторы, магнат обернулся и посмотрел на хитрого еврея:
— И все-таки. Сколько, по-вашему, могут стоить камни после обработки?
Страузер закатил глаза к потолку и вообразил гору сверкающих бриллиантов.
— Если эти камни прибыли из копей царя Соломона, то их нынешние владельцы вот-вот сказочно обогатятся.
— Простите, но ваша оценка звучит как-то причудливо.
Страузер посмотрел через стол на Карлайла и улыбнулся:
— Поверьте мне: эти камни после обработки можно будет продать за миллион фунтов стерлингов.
— Боже праведный! — воскликнул Карлайл. — Так много?
Страузер осторожно, словно чашу Святого Грааля, поднял самый крупный алмаз и произнес с благоговением:
— Или больше, намного больше.