31
Ослепительный свет внезапно погас, несмолкаемый шум растворился в ночи.
Питт остановился и застыл на месте в полном непонимании происходящего, выжидая, когда его глаза вновь адаптируются к темноте. Поднял голову, прислушался. Не слышно ни звука, кроме шепота северного ветра. Он чувствовал, как холод обжигает ему обнаженные руки, слушал, как бьется сердце.
Прошли две полные минуты, ничего не произошло. Он медленно пошел по заброшенной насыпи, останавливаясь каждые несколько ярдов и изучая снежный покров. Кроме его следов, ведущих в противоположном направлении, снежный покров не был ничем нарушен.
В полном замешательстве он прошел еще полмили, внимательно глядя под ноги, хотя и ожидая обнаружить признаки механического фантома, но и сомневаясь в возможности этого. Ему ничего не попадалась на глаза. Всё было так, словно поезда никогда не было.
Он споткнулся обо что-то твердое, неуклюже упал на площадку, покрытую гравием, очищенную ветром от снега. Проклиная свою неловкость, ощупал руками всё вокруг. Пальцы наткнулись на две параллельные полосы холодного металла.
«Боже мой, да это же рельсы!»
Дирк вскочил на ноги и побежал вперед. Обогнув резкий поворот, увидел голубое свечение телевизора в окнах дома. Оказалось, что рельсы подходили прямо к дому.
В доме залаяла собака, вскоре дверь дома открылась, освещая подходы к нему. Питт спрятался в тени. Огромный лохматый пёс, овчарка, прыгнул на шпалы, понюхал ледяной воздух, и, не желая более задерживаться, поднял заднюю лапу, сделал свои дела и вернулся в комфорт гостиной, где в камине горели дрова. Дверь закрылась.
Подойдя ближе, Питт в полной темноте различил очертания огромного черного корпуса, припаркованного на запасном пути. Это был локомотив с кочегаркой и служебным вагоном, прицепленным к нему. Он осторожно забрался в кочегарку и дотронулся до топки. Металл был ледяным. На руках осталась ржавчина, бойлеры не растапливали в течение длительного времени.
Перейдя через железнодорожное полотно, Дирк подошел к дому и постучался в дверь.
Собака залаяла, исполняя свой долг, вскоре на пороге появился человек в мятом банном халате. Свет падал на него сзади, поэтому черты лица оказались в тени. Он был почти такой же широкий, как и дверной проем, и напоминал борца.
— Чем могу помочь? — спросил он голосом, словно из бочки.
— Простите, что побеспокоил, — ответил Питт, улыбаясь по-домашнему, — но нельзя ли мне поговорить с вами?
Человек холодно осмотрел Питта сверху вниз, затем кивнул.
— Конечно, входите.
— Меня зовут Питт, Дирк Питт.
— Энсел Маджи.
Имя показалось Питту очень знакомым, но, прежде чем он у него возникли какие-либо ассоциации, Маджи повернулся и громко произнес:
— Анни, у нас гость.
Из кухни появилась высокая женщина, худая, как карандаш, полная противоположность Маджи. Питт догадался, что она когда-то была известной моделью. Волосы пепельного цвета, стильная прическа, облегающий красный халат и соответствующий ему передник. В одной руке посудное полотенце.
— Моя жена Анни.
Маджи сделал соответствующие жесты рукой.
— Это мистер Питт.
— Здравствуйте, — тепло сказала Анни. — У вас такой вид, что чашечка кофе не будет лишней.
— С удовольствием, — сказал Питт. — Черный, спасибо.
У нее расширились глаза.
— У вас кровоточат руки, разве вы не видите?
Питт посмотрел на содранную на ладонях кожу.
— Ободрал руки, когда забирался на насыпь. Они совершенно занемели от холода, я ничего не замечал.
— Садитесь поближе к огню, — сказала Анни, провожая его к круглой софе. — Сейчас обработаю их.
Она быстро ушла на кухню и налила теплую воду в миску, потом отправилась в ванную за антисептиком.
— Я приготовлю кофе, — вызвался Маджи.
Овчарка стояла и тупо смотрела на Питта. «По меньшей мере, — подумал он, — хоть собака смотрит на меня». На глаза собаки падали густые пучки шерсти.
Он осмотрел интерьер гостиной. Мебель была изготовлена по индивидуальному современному дизайну. Каждый предмет, включая светильники и многочисленные художественные работы, был изящно окантован полиэтиленовой смолой, выкрашенной в белый или красный цвет. Комната представляла собой жилую художественную галерею.
Маджи вернулся с чашкой кофе, над которой поднимался пар.
Наконец-то на свету Питт узнал доброе лицо, как у сказочного эльфа.
— Вы Энсел Маджи, скульптор.
— Боюсь, что существует целый ряд искусствоведов и критиков, которые не согласятся с этим, — добродушно засмеялся Маджи.
— Вы скромничаете, — сказал Питт. — Однажды мне пришлось выстоять огромную очередь, чтобы попасть на вашу выставку в Национальной художественной галерее в Вашингтоне.
— Вы знаток современного искусства, мистер Питт?
— Едва ли я могу считать себя даже дилетантом. На самом деле мое любимое занятие — древние машины и механизмы. Коллекционирую старые автомобили и самолеты.
Это была правда.
— У меня также страсть к паровым локомотивам.
А это еще одна очередная ложь.
— Тогда у нас с вами много общего, — сказал Маджи. — Я сам поклонник старых поездов.
Затем протянул руку и включил телевизор.
— Я заметил, что у вас частная железная дорога.
— Паровоз типа 4-4-2, — ответил Маджи, словно декламируя. — Выпущен заводом «Болдуин» в тысяча девятьсот шестом году. Возил «Оверленд лимитед» из Чикаго до Каунсил-Блаффс, штат Айова. В свое время был настоящим скоростным.
— Когда работал в последний раз?
Питт сразу же почувствовал, что использовал неправильную терминологию: это подчеркивало кислое выражение на лице Маджи.
— Я растапливал его два лета назад после того, как построил полмили железнодорожного полотна. Катал соседей и их детишек. Отказался от этого после последнего сердечного приступа. С тех пор бездельничаю.
Анни вернулась и начала промывать раны Дирка.
— Простите, но смогла найти всего лишь старую склянку с йодом. Он жжет.
Она ошибалась. Руки Питта до сих пор не восстановили чувствительности. Он молча наблюдал, как она делала перевязку. Затем откинулась назад и стала нахваливать свою работу.
— Конечно, не заслуживает медицинской награды, но полагаю, что продержится, пока вы не доберетесь до дома.
— Всё замечательно, — сказал Питт.
Маджи устроился в своем кресле в виде тюльпана.
— А теперь, мистер Питт, скажите нам, что у вас на уме?
Питт перешел сразу к сути дела.
— Собираю данные о «Манхеттен лимитед».
— Понимаю, — сказал Маджи, но было ясно, что он ничего не понимает. — Полагаю, что вас интересует его последний рейс, а не история железнодорожного полотна.
— Да, — согласился Питт. — Существует несколько аспектов трагедии, которые ранее не объясняли со всеми подробностями. Я познакомился со статьями в старых газетах, но появилось больше вопросов, чем ответов.
Маджи подозрительно смотрел на него.
— Вы репортер?
Питт отрицательно покачал головой.
— Директор специальных проектов Государственного агентства подводных и морских научных исследований.
— Вы заодно с правительством?
— Дядюшка Сэм платит мне зарплату, это так. Но мое любопытство к катастрофе на мосту Дьювилль-Гудзон носит чисто личный характер.
— Любопытство? Скорее похоже на навязчивую идею, сказал бы я. Что еще может заставить человека бродить по сельской местности в морозную погоду глухой ночью?
— У меня напряженный график, — терпеливо объяснял Питт. — Должен быть в Вашингтоне завтра утром. Это мой единственный шанс осмотреть площадку, где был мост. К тому же, когда я прибыл сюда, был еще день.
Казалось, Маджи расслабился.
— Простите меня за допрос, которому я подвергаю вас, мистер Питт, но вы единственный незнакомец, который забрел в мое убежище. Кроме нескольких избранных друзей и коллег по бизнесу, общественность полагает, что я своего рода таинственный анахорет, лихорадочно отливающий формы в заброшенном складе в восточном районе Нью-Йорка. Вся эта фикция придумана специально. Я ценю свое затворничество. Если мне пришлось бы иметь дело со всеми этими критиками, газетчиками и любопытствующими бездельниками, то я не смог бы сделать ни одной скульптуры. Здесь, прячась в долине Гудзона, могу творить без стычек и скандалов.
— Еще кофе? — спросила Анни.
С женской проницательностью она выбрала самый подходящий момент, чтобы прервать мужа.
— Пожалуйста, — ответил Питт.
— А как насчет яблочного пирога?
— Звучит прекрасно. Ничего не ел после завтрака.
— Тогда позвольте мне приготовить вам что-нибудь.
— Нет, нет, яблочного пирога вполне достаточно.
Сразу после того, как она ушла, Маджи продолжил беседу.
— Надеюсь, вы понимаете, к чему я затеял наш разговор, мистер Питт.
— У меня нет причин разоблачать ваше уединение, — сказал Питт.
— Верю, что вы не сделаете этого.
К рукам Питта стала возвращаться чувствительность, они страшно разболелись. Анни Маджи принесла яблочный пирог, и Дирк набросился на него с жадностью батрака.
— Вы любите поезда, — сказал Питт, жуя пирог. — Живя здесь, вы наверняка составили свое собственное представление о крушении, которого нельзя найти в старых газетных подшивках.
Маджи пристально и долго смотрел на огонь, затем начал говорить безучастным голосом.
— Конечно, вы правы. Я изучил странные инциденты, сопровождающие крушение «Манхеттен лимитед». В основном, раскапывал местные легенды. Мне повезло, я взял интервью у Сэма Хардинга, станционного агента, дежурившего в ночь трагедии. Несколько месяцев назад он умер в доме престарелых в Джермантауне. Ему было девяносто восемь. Но память сохранил, как в банке данных компьютера. Боже, это было похоже на разговор с самой историей. Я почти видел, как события той трагической ночи разворачивались у меня на глазах.
— Всё внимание на том самом моменте, когда проходил поезд, — сказал Питт. — Грабитель, который не пустил станционного агента просигналить машинисту и спасти сотню жизней. Это звучит как фантастика.
— Никакая не фантастика, мистер Питт. Это произошло точно так, как Хардинг описал полиции и газетным репортерам. Телеграфист Хайрам Мичум получил пулю в бедро — вот доказательство.
— Я знаком с описанием, — кивнул Питт.
— Тогда вы должны знать, что грабителя так и не поймали. Хардинг и Мичум совершенно точно опознали его как Клемента Масси, или Даппера Дойля, как его называли в прессе. Франт, совершивший несколько ловких грабежей.
— Странно, что земля разверзлась и поглотила его.
— Перед войной, которая должна была покончить со всеми войнами, времена были другими. Представители закона не были такими умудренными, как сейчас. Дойль был не очень глупым человеком. Несколько лет за решеткой за грабеж — одно дело. А причинение, пусть косвенно, смерти сотне мужчин, женщин и детей — совершенно другое. Если бы его поймали, суду хватило бы пяти минут, чтобы отправить его на виселицу.
Питт доел пирог и откинулся на софе.
— Есть какие-нибудь соображения по поводу того, что поезд не подняли со дна реки?
Маджи покачал головой.
— Полагают, что он ушел в зыбучие пески. Местный клуб подводного плавания со специальным дыхательным аппаратом до сих пор занимается поиском артефактов. Несколько лет назад прожектор старого локомотива подняли со дна реки в миле по течению. Народ считает, что он от «Манхеттен лимитед». Я думаю, что это только вопрос времени: дно реки сдвинется, и покажутся обломки.
— Еще немного пирога, мистер Питт? — спросила Анни Маджи.
— Очень соблазнительно, но нет, благодарю, — сказал Питт, поднимаясь. — Мне пора уходить. Должен успеть на самолет в аэропорт Кеннеди через несколько часов. Благодарю вас за гостеприимство.
— Перед тем, как вы уйдете, — сказал Маджи, — хочу показать вам кое-что интересное.
Скульптор поднялся с кресла и прошел к двери в дальней стене. Он открыл ее в темную комнату и исчез внутри. Через несколько мгновений вновь появился, держа в руках зажженную керосиновую лампу.
— Сюда, — сказал, приглашая Питта.
Питт вошел, его нос сразу распознал затхлые запахи старого дерева и кожи, образующиеся в результате взаимодействия с парами керосина, глаза разглядывали тени, дрожащие в мягком пламени лампы.
Он увидел, что интерьер комнаты оформлен в виде офиса, заставленного старинными предметами. В центре комнаты на полу стояла печь, дымоход был выведен непосредственно через крышу. В оранжевом свете виднелся сейф, стоявший в углу, дверь украшал рисунок крытой повозки в прерии.
Два письменных стола стояли у стены с окнами. Один из них — бюро с убирающейся крышкой и телефоном старой модели на столешнице, на втором, длинном и плоском, стоял шкаф с отделениями для бумаг. На краю перед стулом, отделанном кожей, с наклоняющейся назад спинкой, был телеграфный ключ, провода которого, загибаясь, уходили в потолок.
На стенах часы, плакат, рекламирующий передвижное развлекательное шоу Паркера и Шмидта, картина в раме с изображением перезрелой девицы с подносом в руках, уставленным бутылками пива, рекламирующим пивоварню Рупперта на 94-ой улице в городе Нью-Йорк, календарь страховой компании «Фини энд Кампени», датированный маем 1914 г.
— Офис Сэма Хардинга, — гордо сказал Маджи. — Я воссоздал его точно в таком виде, который у него был в день ограбления.
— Тогда ваш дом…
— Оригинальная станция Уэкетшира, — закончил Маджи.
— Фермер, у которого я купил эту недвижимость, использовал его как хранилище для кормов. Мы с Анни восстановили здание. Жаль, что ты не увидишь его при дневном освещении. Архитектура отличается ярко выраженными особенностями. Украшения по крыше, изящные изгибы. Восходит к тысяча восемьсот восьмидесятым годам.
— Вы проделали огромную работу по восстановлению, — польстил Питт Маджи.
— Да, у этого здания лучшая судьба, чем у большинства старых железнодорожных станций, — сказал Маджи. — Мы изменили только немногое. Ту часть, что раньше предназначалась для хранения грузов, превратили в спальни, наша гостиная — бывший зал ожидания.
— А обстановка оригинальная? — спросил Питт, дотрагиваясь до телеграфного ключа.
— В подавляющем большинстве. Бюро Хардинга стояло здесь, когда мы купили дом. Печку вытащили из груды мусора, Анни спасла сейф, нашла в магазине скобяных товаров в Селкирке. Но главный приз — вот это.
Маджи снял кожаный кожух, предохраняющий от пыли, под которым стояла шахматная доска. Фигуры, вырезанные вручную из черного дерева и березы, потрескались и потрепались с годами.
— Шахматы Хайрама Мичума, — объяснил Маджи. — Его вдова отдала их мне. Пулевое отверстие от выстрела Масси так и не залатано.
Питт молча изучал доску в течение какого-то времени. Затем посмотрел на темные окна.
— Почти ощущаешь их присутствие, — наконец сказал он.
— Часто сижу здесь в одиночестве, стараясь воспроизвести ту злосчастную ночь.
— Вы видите проносящийся мимо «Манхеттен лимитед»?
— Иногда, — мечтательно сказал Маджи. — Если моему воображению ничто не мешает…
Он остановился и подозрительно посмотрел на Питта.
— Странный вопрос. Почему вы задали его?
— Поезд-фантом, привидение, — ответил Питт. — Говорят, что он до сих пор совершает свой призрачный пробег по старому железнодорожному полотну.
— Долина Гудзона — плодородная почва для мифов, — усмехнулся Маджи. — Есть и те, кто утверждают, что видели даже всадника без головы, спаси Господи. То, что начинается с небылицы, быстро превращается в слухи. Приукрашенные временем и преувеличенные местным фольклором, слухи превращаются в полноправную легенду, выходящую за грань реальности. Явления поезда-фантома начались через несколько лет после разрушения моста. Некоторые верят, что «Манхеттен лимитед» никогда не сможет прийти в великое депо на небесах, пока не пересечет реку.
Питт рассмеялся:
— Мистер Маджи, вы великий скептик.
— А я и не отрицаю этого.
Питт посмотрел на часы.
— Мне пора.
Маджи проводил его, они пожали друг другу руки на старой станционной платформе.
— Я провел замечательный вечер, — сказал Питт. — Большое спасибо вам и вашей жене за гостеприимность.
— Мы также рады вашему визиту. Возвращайтесь к нам. Мне нравится беседовать о поездах.
Питт колебался.
— Существует одна вещь, которую вам стоит иметь в виду.
— Что же это?
— Легенды — забавная штука, — сказал Питт, взглядом ища глаза Маджи. — Как правило, они зарождаются из правды.
В лучах света от дома добродушное лицо немного помрачнело и стало задумчивым, не более. Затем Маджи уклончиво пожал плечами и закрыл дверь.
