11
Около двух часов дня Джон Эссекс, подняв воротник пальто для защиты от резкого холодного северного ветра, приступил к проверке поддонов с искусственно выращиваемыми моллюсками. Сложное фермерское хозяйство Эссекса, расположенное в Коулз-Пойнт, Виргиния, занималось искусственным выращиванием устриц в прудах около реки Потомак.
Старик занимался забором проб воды, когда услышал, как кто-то позвал его. Женщина в голубой шинели офицера военно-морского флота стояла в проходе между прудами, хорошенькая женщина, если ему не изменяли его семидесятипятилетние глаза. Он убрал свои аналитические приборы и медленно пошел ей навстречу.
— Мистер Эссекс? — спросила она с теплой улыбкой. — Я звонила сегодня. Меня зовут Хейди Миллиган.
— Вы не назвали свое звание, коммандер, — сказал он взглянув на погоны.
Затем его губы расплылись в дружеской улыбке.
— Не использую это против вас. Я старинный друг военно-морского флота. Не хотите ли пройти в дом на чашку чая?
— Звучит превосходно, — ответила она. — Надеюсь, я ничему не помешала?
— Нет, всё можно отложить до наступления более теплой погоды. Я у вас в долгу за то, что вы, наверное, спасли меня от пневмонии.
Она почувствовала запах, которым был насыщен воздух.
— Пахнет, как на рыбном рынке.
— Вы любите устрицы, коммандер?
— Конечно. В них образуются жемчужины, не так ли?
Он засмеялся.
— Так может сказать только женщина. Мужчина восхвалял бы их гастрономические качества.
— Не хотите ли вы сказать, что они возбуждают сексуальные желания?
— Ничем не оправданный миф.
Она сделала кислую мину.
— Боюсь, у меня никогда не возникнет любовь к сырым устрицам.
— К счастью для меня, у многих людей она уже есть. В прошлом году пруды вокруг нас дали более пятнадцати тысяч тонн с акра. И это уже после извлечения из раковины.
Хейди попыталась принять заинтересованный вид, пока Эссекс распространялся на тему разведения устриц, когда они шли по дорожке, покрытой гравием, к колониальному кирпичному дому, расположенному среди цветущих яблонь. Удобно устроив ее на кожаном диване в кабинете, он принес чайник. Хейди внимательно изучала мужчину, пока он наливал чай.
У Джона Эссекса были сияющие голубые глаза и выдающиеся скулы. Нижняя половина лица скрывалась под роскошными белыми усами и бородой. Его тело не покрылось жирком пожилого горожанина. Даже когда он был одет в старый комбинезон, водонепроницаемую куртку и длинные болотные сапоги до колена, светская манера поведения, которая когда-то украшала американского посла в Лондоне, все еще давала знать о себе.
— Итак, коммандер, этот визит официальный? — спросил он, передавая ей чашку чая с блюдцем.
— Нет, сэр, я здесь по персональному делу.
Брови Эссекса удивленно поднялись.
— Юная леди, тридцать лет назад я мог бы подумать, что это начало флирта. Сейчас же мне грустно говорить об этом, но вы смогли всего лишь пробудить прежнюю любознательность старого анахорета.
— Едва ли можно назвать старым анахоретом одного из самых уважаемых дипломатов страны.
— Давно минувшие времена, — улыбнулся Эссекс. — Чем могу услужить?
— Во время исследований для докторской диссертации мне попалось письмо, написанное президентом Вильсоном Герберту Асквиту.
Она сделала паузу, достала рукопись из сумочки и передала ее ему.
— В этом письме речь идет о договоре между Англией и Америкой.
Эссекс надел очки и дважды прочитал письмо. Затем взглянул на девушку.
— Откуда у вас уверенность, что письмо подлинное?
Не отвечая, Хейди передала ему две увеличенные фотографии и ждала, как он прореагирует на них.
Уильям Дженнингс Брайан, мужчина довольно плотного телосложения и с широкой улыбкой, наклонился, чтобы сесть в автомобиль. За ним стояли два человека, явно добродушно беседуя друг с другом. Ричард Эссекс, безукоризненно одетый и элегантный, широко улыбался, Харви Шилдс, отклонив голову назад, весело смеялся, показывая два больших выступающих верхних зуба, окруженных золотыми коронками. Шофер, который открыл дверь автомобиля, стоял в застывшей позе со строгим выражением лица.
Пока Эссекс рассматривал снимки, его лицо ничего не выражало. Через несколько мгновений он взглянул на Хейди.
— За чем вы охотитесь, коммандер?
— Североамериканский договор, — ответила она. — В исторических архивах или в записях Государственного департамента нет никакого намека на него. Я считаю совершенно невероятным, чтобы пропали все следы такого важного документа.
— И думаете, что я могу что-нибудь сообщить об этом?
— Человек на снимке с Уильямом Дженнингсом Брайаном — ваш дед, Ричард Эссекс. Я проследила связи вашей семьи, надеясь, что он оставил документы или корреспонденцию, которые могут хоть немного разъяснить это.
Эссекс предложил сливки и сахар. Хейди взяла два кусочка.
— Боюсь, вы напрасно теряете время. Все его личные бумаги переданы в Библиотеку Конгресса после его смерти, каждая строчка, каждый листик.
— Всегда можно сделать попытку, — сказала Хейди, не соглашаясь с ним.
— Вы были в библиотеке?
— Сегодня утром провела там четыре часа. Какой деятельный человек ваш дед! Том с его посмертными документами просто огромный.
— А вы смотрели бумаги Брайана?
— Там тоже ничего не получилось, — ответила Хейди. — Несмотря на его религиозную преданность и вдохновенное ораторское искусство, Брайан не был слишком плодовитым автором меморандумов во время службы госсекретарем.
Эссекс задумчиво и медленно пил чай.
— Ричард Эссекс был очень точным и внимательным человеком. Брайан целиком полагался на него в вопросах политики и подготовки дипломатической корреспонденции. Бумаги деда свидетельствует почти о патологическом внимании к деталям. Только немногие документы проходили через Государственный департамент без его пометок.
— Я считаю, что он был довольно скрытным человеком.
Эти слова вырвались у Хейди непроизвольно.
Глаза Эссекса потемнели.
— Почему вы так говорите?
— Его записи как заместителя министра по вопросам политики очень хорошо документированы. Но невозможно понять, каким человеком был Ричард Эссекс. Конечно, я нашла обычную краткую биографию в справочнике «Кто есть кто», в которой указано место рождения, родители и школы, всё в последовательном хронологическом порядке. Но нигде мне не попалось описание его личности или характера, его предпочтений, того, что ему не нравилось. Даже все его документы написаны от третьего лица. Он похож на портрет человека, который художник забыл дописать.
— Вы что же, хотите сказать, что он не существовал? — саркастически спросил Эссекс.
— Да нет, — покорно сказала Хейди. — Вы сами живое доказательство его существования.
Эссекс пристально смотрел в свою чашку чая, словно видел на дне какую-то неясную картину.
— Это правда, — наконец произнес он. — Кроме его ежедневных наблюдений за жизнью Госдепартамента и нескольких снимков в семейном альбоме, на память от моего деда осталось очень немногое.
— Вы можете что-нибудь вспомнить о том, каким он был в ваши школьные годы?
Эссекс торжественно покачал головой.
— Нет, он умер молодым, когда ему было всего сорок два. В тот же год я родился.
— Тысяча девятьсот четырнадцатый.
— Двадцать восьмого мая, если быть абсолютно точным.
Хейди метнула на него изумленный взгляд.
— Через восемь дней после подписания договора в Белом доме.
— Думайте, что хотите, коммандер, — терпеливо сказал Эссекс. — Договора не было.
— Но вы же не можете отбросить доказательство?
— Брайан и мой дед неоднократно наносили визиты в Белый дом. Подпись на обороте снимка является ошибкой, вне всяких сомнений. Что же касается письма, то вы просто не понимаете его смысла.
— Факты говорят сами за себя, — настаивала Хейди. — Сэр Эдвард, о котором пишет Вильсон, — это сэр Эдвард Грей, министр иностранных дел Британии. И заем, предоставленный Британии на неделю раньше даты, указанной в письме, на сумму сто пятьдесят миллионов долларов, зарегистрирован со всеми подробностями.
— Предоставлен, хотя эта сумма была огромной по тем временам, — сказал Эссекс понимающе. — Но перед Первой мировой войной Великобритания проводила программу социальных реформ, приобретая одновременно вооружение для приближающего военного конфликта. Скажем просто, ей нужны были доллары, чтобы продержаться до тех пор, пока примут законы о более высоком налогообложении. Едва ли этот заем можно назвать каким-то особенным. По сегодняшним международным стандартам его можно рассматривать как довольно обычное соглашение.
Хейди встала.
— Извините, что побеспокоила вас, мистер Эссекс. Более не могу позволить себе занимать ваше время сегодня.
Его глаза заблестели вновь.
— Можете беспокоить меня в любое время.
В дверях Хейди обернулась.
— Еще одно. В библиотеке есть полный комплект ежемесячных дневников вашего деда, кроме последнего за май. Оказывается, он отсутствует.
Эссекс пожал плечами.
— Здесь нет никакой тайны. Он умер раньше, чем успел закончить его. Возможно, пропал во время реорганизации, когда всё выносили из его офиса.
Эссекс стоял около окна, пока машина Хейди не исчезла среди деревьев. Его плечи ссутулились. Он почувствовал себя старым и усталым. Он прошел по украшенному резьбой античному залу и повернул голову одного из четырех херувимов с отсутствующими глазами, которые были расставлены по углам. Внизу всего в одном дюйме выше ковра показался небольшой плоский ящичек. Внутри лежала тонкая книга в кожаном переплете, обложка с гравировкой потрескалась от времени.
Он сел в очень мягкое кресло, утопая в нем, поправил очки и приступил к чтению. Это с давних пор стало ритуалом, повторяющимся с различными интервалами в течение многих лет. Его глаза давно не видели слов на страницах; за многие годы он выучил их наизусть.
Он оставался в таком положении, когда солнце уже село, а тени вытянулись и растаяли в темноте. Эссекс прижал книгу к груди, его душа металась от ужаса, разум разрывался от нерешительности.
Одинокий старик в темной комнате погрузился в прошлое.
