Он снова проголодался и злился, что его потревожили так скоро. Он прислушался – и был поражен царящей вокруг пустотой. Он лежал в пещере в блаженной темноте и одиночестве. Их больше нет – думал он. Никого нет.

Безмолвные города вокруг. Безмолвная земля. Лишь крики, грохот да человеческие голоса.

Вот только этот голос по радио – этот вампир из Америки, что вещает при помощи компьютера или телефона где-то тут, в токийской глуши.

– Голос теперь один из нас. Голос – основа нашего племени.

Что бы это могло означать?

Сирил выскользнул в теплую ночь.

По радио, кажется, выступал уже кто-то другой – причем не очередной впавший в отчаяние юнец, со слезами взывающий к Бенджи Махмуду об утешении и помощи. Ничуть. Спокойный голос непринужденно вещал что-то о тишине и покое, что объяли «весь наш мир».

Еще до полуночи Сирил посетил тишину Пекина и тишину Гонконга.

Что разбудило его на самом деле – жажда или любопытство? Случилось что-то очень важное – такое же важное, как пробуждение Царицы много лет назад, как появление Голоса.

Все куда-то делись – все остальные!

Он перенесся в Мумбаи, потом в Калькутту, оттуда – в города Двуречья и к могучему Нилу.

Никого. Исчезли, все исчезли – все эти разнесчастные мелкие чудовища, отчаянно сражающиеся за ступеньку на лестнице, что ведет к вечной жизни.

И вот наконец в ранний час перед рассветом он стоял в древней Александрии – в огромном городе, ненавистном ему из-за того, сколько костей и крови было погребено под его каменными мостовыми в древних катакомбах, где некогда поклонялись злобной Царице, что вырвала его из жизни много-много веков назад.

Даже здесь из радио лился голос Бенджи Махмуда – только теперь уже в записи:

– Настала новая эра! Новое время. Мы – народ Тьмы, мы – Народ Вечной Жизни. Принц сказал свое слово. Принц правит нами.

Принц? Сирил что-то ничего не понимал. Какой еще принц?

Он прошел по узкой улочке, прислушиваясь к передаче, пока не оказался в маленькой темной таверне, полной ленивыми пьянчугами-смертными, легкой добычей. Ошметки всех наций. Ненавистная пульсирующая, дерганая музыка. А в углу, на грязном маленьком столике рядом с отгороженной занавеской из бусинок стенкой – компьютер, через который Бенджи Махмуд обращался к миру.

Хорошенькая смертная девчонка, затягиваясь длинной розовой сигареткой, слушала Бенджи Махмуда и тихонько смеялась. Вот она увидела Сирила. Иди сюда, красавчик, ближе, ближе… Кожа у нее была усыпана комочками слипшейся пудры, глаза обведены сурьмой. А улыбка – алая улыбка маленькой ведьмы.

Сирил присел рядом с ней в тени. Вонища кругом царила отвратительная, но он не задержится. Зато кровь девчонки пахла чисто. Ложь умирает в крови. Зло очищается кровью.

– Знаешь, – сказала она ему по-английски, – наслушаешься его, сам вампиром захочешь стать.

И снова засмеялась циничным гортанным смехом, поднимая стакан с желтым напитком и обливая черное платье.

– Забудь, – сказал он, целуя ее.

Когда его зубы пронзили шею девушки, она беспомощно дернулась, пытаясь оттолкнуть его. Продана в двенадцать лет. О, крошка, давай, расскажи мне все! А кровь пела и пела древнюю, незыблемую и неизменную песнь.

Он шел прочь от города.

Прочь от влажного дымного воздуха Средиземноморья, в глубь материка, к вековечным пескам. Он ляжет спать там, в египетских землях, в краю своего рождения. Заснуть – быть может, на много лет. А почему бы и нет?

И вот он уже стоял один-одинешенек под безбрежным черным небом, вдали от человеческих звуков и запахов. Холодный ветер пустыни омывал его, счищая налипшую в чужеземных краях грязь.

Вот тогда-то в голове у него и вздохнул Голос.

– О, только не это! – вскричал Сирил. – Уходи! Убирайся! Не мучь меня здесь!

Однако Голос обратился к нему с новыми, неслыханными ранее модуляциями, новой звучной глубиной. Это было прекрасно. И все же – это был прежний Голос, а сказал он вот что:

– Сирил, возвращайся домой. Вернись к своему народу. Наконец мы стали единым целым.