Его обуревала ярость. Впрочем, ярость обуревала его с той самой минуты, как он убил Маарет – как стоял, согнувшись, сжимая в руках мачете и мучительно осознавая, что же он натворил, а еще более мучительно – что ничего исправить уже нельзя.

И теперь, когда Виктор был у него в руках – чего так неистово требовал Голос, Рош злился еще сильнее: на Голос, на себя, на весь мир, в котором ему удалось просуществовать так долго, но в котором он нынче угодил в такую ужасную западню. Он был уже не уверен ни в чем, кроме одного: он не хотел всего этого! Никогда, никогда не хотел!

Он стоял на широкой деревянной веранде своего дома в Монтауке на берегу Лонг-Айленда, глядя на холодные сверкающие волны. И что, черт возьми, ему теперь делать? Как выполнить требования Голоса?

Радиоволны уже разнесли по всему миру весть о похищении Виктора. Бенджи Махмуд оказался на диво изобретателен, но вместе с тем и осторожен: неизвестный бессмертный, проявив верх подлости (да, злобный маленький Эд Мэроу вампирского мира использовал именно это выражение), украл «человека, взятого под опеку вождями нашего племени», засим он, Бенджи, призывает всех Детей Ночи по всему миру бдить – не удастся ли кому услышать злобное сердце этого бессмертного и вызнать его злодейские замыслы. Пусть тот, кто обнаружит чудовище и его беспомощную жертву, немедленно звонит во «Врата Троицы»!

Бенедикт сидел в просторной и, как это было нынче модно, почти не обставленной гостиной роскошного загородного дома всего в нескольких часах езды от Нью-Йорка. Вперив взор в экран лэптопа, он слушал передачу Бенджи.

– Прибыл Лестат де Лионкур! К нам присоединилось уже несчетное множество старших и мудрых членов нашего племени. Но я снова предостерегаю вас, Дети Ночи: не выходите из укрытий. Не стекайтесь сюда. Дайте встретиться старшим. Дайте им шанс остановить хаос. И ищите, ищите этого злодея, похитившего того, кто нам дорог. Ищите, но будьте осторожны. Древний бессмертный способен скрывать свои мысли, однако не в состоянии утаить могучего биения сердца – не может и совсем приглушить исходящее от него тихое гудение.

Звоните нам с любыми новостями! А все остальные, пожалуйста, не занимайте телефонные линии, пока жертва похищения не будет найдена или же пока у вас самих не появятся какие-либо ценные сведения.

Бенедикт выключил звук и поднялся с низкой кушетки, обитой искусственной кожей, от которой слегка попахивало бензином.

– Пустая болтовня, – сказал он. – Во всей округе ни одного молодого вампира – все сбежались в Нью-Йорк, причем уже давно. Мы ведь просканировали окрестности. На много миль – никого, кроме нас. А даже если они нас и найдут – какое это имеет значение, если все равно я остаюсь рядом с ним, пока ты договариваешься с Фаридом?

Как и совсем недавно, в амазонских джунглях, Рош поразился, что с тех пор, как вся эта отвратительная история приняла серьезный оборот, Бенедикт проявил столько таланта к сражениям и интригам.

Ну кто бы ожидал, что изнеженный, кроткий и любящий Бенедикт рубанет мачете по черепу Маарет, когда сам Рош застыл, объятый паникой?

Кто бы ожидал, что он так небрежно оттащит отчаянно вырывающегося, но совершенно беспомощного Виктора в спальню на втором этаже и запрет его в просторной и глухой, без единого окошка, ванной комнате, хладнокровно заметив: «Самое подходящее место для смертного».

Кто бы ожидал, что Бенедикт выкажет столько сноровки в обращении с купленными в отделе хозтоваров навесными замками и цепочками и преловко навесит дополнительные запоры на дверь ванной комнаты, да вдобавок припасет поблизости груду досок, гвозди и молоток на случай, если понадобится принимать дополнительные меры безопасности?

И кто, кроме Бенедикта, заранее снабдил бы эту импровизированную темницу всеми возможными удобствами – ароматизированными свечами, туалетными принадлежностями, даже популярными журналами, а также микроволновкой, чтобы разогревать там содержимое множества консервных банок, и изрядным запасом пластиковых ножей, вилок и ложек наряду с бумажными тарелками и стаканчиками. Он установил в ванной даже небольшой холодильник, куда помимо газировки поставил бутылку наилучшей русской водки, а на плиточный пол бросил несколько одеял и подушек, чтобы мальчик мог устроиться «поудобнее», когда усталость наконец возьмет над ним верх.

– Мы же не хотим, чтобы он запаниковал, – сказал Бенедикт. – Нам надо, чтобы он вел себя спокойно и сотрудничал, и мы бы наконец со всем этим покончили.

Доски и гвозди не дадут Виктору сбежать днем, а до тех пор, если он вдруг запаникует, то всегда может нажать кнопку интеркома и поговорить со своими похитителями.

Впрочем, пока он этой возможностью не воспользовался. Должно быть, от ярости все еще не мог изъясняться членораздельно. Оно и неудивительно.

Одно было несомненно. Кто-то очень могучий научил этого смертного полностью отгораживать разум от любого телепатического вторжения. По этой части юноша не уступал любому многоученому члену Таламаски. Насколько Рош знал, ни смертный, ни бессмертный не в состоянии открыть телепатический канал кому-то избирательно, не став при этом открытым и для всех других. А значит, Виктор не пытается втихаря рассылать панические сообщения друзьям. Может, просто не умеет. Вырастившие его вампиры могли научить мальчишку многому – но не человеческой телепатии.

Строго говоря, Рошаман в человеческую телепатию вообще не верил. Впрочем, хватит думать обо всем этом! Хватит на всевозможные лады представлять себе, что именно может пойти не так в этом головокружительном гамбите! Этак додумаешься до того, что лучше бы позвонить во «Врата Троицы», вернуть пленника, а самому отдаться на милость собравшимся там вампирам.

– Совсем спятил! – прикрикнул Голос. – Из ума выжил? Они же тебя уничтожат! Да с какой бы стати им проявлять к тебе милосердие? С каких это пор у вампиров есть честь?

– Лучше бы она у них все-таки была, иначе твой план просто не сработает, – заметил Рош.

Бенедикт знал, что он разговаривает с Голосом вслух, и внимательно прислушивался, отчаянно желая знать, что происходит.

– Вот что я тебе скажу по поводу лично моей чести, – промолвил Рош снова вслух – не только для Голоса, но и для Бенедикта. – Первое, что я сделаю, обретя могущество – это убью мелкого бедуина! Выдавлю из этого шумного, наглого, назойливого гаденыша жизнь голыми руками. Жизнь, кровь и мозги. Высосу досуха, а остатки разорву на клочки. Прямо на глазах у его разлюбезной Сибель, его разлюбезного Армана и его разлюбезного создателя, Мариуса.

– А как именно ты собираешься добиться могущества? – кротко полюбопытствовал Бенедикт.

– Не утруждайся отвечать своему мечтательному ученичку, – вставил Голос. – Все без толку. Я уже сам сколько раз ему растолковывал. Как только я войду в тебя, тебе уже никто не сможет повредить! Ты станешь неприкосновенным – как Мекаре.

Мекаре.

Как Рош хотя бы посмел, хотя бы попробовал сдвинуть ее с места – без Бенедикта? Бенедикт снова взял на себя роль главаря.

На следующую ночь после убийства Мекаре, пока Рош названивал своим смертным поверенным, чтобы снять жилье в Северной Америке, Бенедикт отправился в джунгли и нашел для Мекаре добычу – нежную молодую дикарку из местного племени. Бенедикт принес эту перепуганную и покорную девушку прямо в руки Мекаре, а потом нежно уговаривал Мекаре пить, нашептывал, что ей нужны силы, что им предстоит долгое путешествие – и терпеливо сидел подле нее, выжидая, пока спящий внутри нее зверь проснется, почуяв запах крови. А тогда он медленно, точно великую тяжесть, поднял левую руку Мекаре и положил на грудь распростертой жертвы.

Мекаре с быстротой молнии сомкнула зубы на нежной девичьей шейке и принялась медленно высасывать из нее кровь, пока сердце жертвы не остановилось. Но даже и тогда она пила и пила, втягивая кровь всем своим могучим сердцем, и оторвалась от добычи только тогда, когда от той осталась лишь бледная съежившаяся оболочка. Когда же Мекаре выпрямилась, глаза ее были пусты, как и прежде, но крепко сжатые розовые губы окрашены кровью. И ни малейшего проблеска разума.

Именно Бенедикт предложил завернуть ее – найти в жилище близнецов самые лучшие покрывала или одежды и завернуть в них Мекаре, точно мумию. Тогда, сказал он, можно будет в целости и сохранности перенести ее на север.

– Помнишь, Мариус же завернул Царя и Царицу перед тем, как увозить их из Египта.

Что да, то да. Если, конечно, Мариус не врал.

План сработал. На великолепной зеленой тунике Мекаре из шелка и хлопка, расшитой золотом и драгоценными камнями, не оказалось ни пятнышка, даже переодевать не надо. Лишь завернуть – медленно-медленно, нашептывая слова ободрения, слой за слоем укутать ее в чистые простыни и одеяла. Казалось, ей даже приятно было прикосновение шелкового шарфа, которым ей завязали глаза. Или ей просто было все равно. Ее уже давно ничего не волновало и не заботило. Она давно перестала замечать, если что-то вокруг шло не так. Что мы, мы сами, стали такими чудовищами! Нет, даже думать невозможно. Рош передернулся.

Гладкий ход процедуры прервался лишь на миг, на один пугающий миг. Обернув голову Мекаре шелковой тканью, Бенедикт вдруг попятился, чуть не упал, стремясь как можно скорее отойти в сторону, и замер, во все глаза уставившись на нее.

– В чем дело? – спросил Рош. Паника – штука заразная. – Да говори же!

– Я что-то видел, – прошептал Бенедикт. – Видел что-то, что, кажется, видит она.

– Да тебе померещилось. Ничего она не видит. Давай, заканчивай.

Что это было? Что привиделось Бенедикту?

Рош даже знать не хотел – и не смел хотеть. Но не мог не гадать.

После того как Мекаре надежно и прочно, точно покойницу в саван, обернули разноцветными шелками, ее можно было наконец уносить прочь отсюда, из этого жуткого места, оскверненного убежища Маарет. Рош уже вдосталь насмотрелся на комнаты и кладовые, на книги, пергаменты, древности и диковинки, на столы, компьютер и все остальное – более, чем насмотрелся! Все кругом пропиталось смертью. Можно было, пожалуй, взять себе золото или драгоценности, но ничего такого ему не требовалось, да он и не притронулся бы к ним. Даже мысль о том, чтобы похитить сокровища умершей, казалась святотатством. И никакими доводами разума Рош не переубедил бы себя.

Стоя у садовой ограды, он обернулся и, вытащив чеку из принесенной с собой гранаты, швырнул гранату в освещенный дверной проем. Прогремел взрыв. Над зданием взметнулись языки пламени.

Потом Рош с Бенедиктом перенесли свою безмолвную ношу на это побережье, в заранее выбранное убежище, снятое для них смертными поверенными из расчета «чтобы побыстрее», и уложили в прохладном подвале с крохотными окошками, которые предприимчивый Бенедикт в два счета заколотил. Лишь доносящийся из туго спеленутого свертка стук сердца выдавал присутствие жизни.

Бенедикт стоял рядом с Рошем у перил. Ветер с Атлантики был восхитительно прохладен: не резок, как ветра северных морей, но чист, свеж и бодрящ.

– Ну да, я понимаю, ты получишь неприкосновенность, но как тебе удастся получить такую власть над всеми остальными, чтобы, скажем, убить Бенджи Махмуда прямо у всех на глазах?

– А что они сделают? – вопросил Рош. – Предположим, я пригрожу, что улягусь на рассвете спать прямо на солнце – к слову говоря, прежде я и вправду так делал, хотя теперь уж не стану. Захотят ли они, чтобы молодых вампиров пожрало пламя, когда мое тело, тело Источника, подвергнется этакому надругательству?

– А я разве не умру тогда? – спросил Бенедикт. – Если ты это сделаешь, когда получишь Священный Источник?

– Да. Но я ведь никогда не сделаю этого! – прошептал Рош. – Разве не понимаешь?

– Тогда что толку грозить? Если они знают, что ты меня любишь?..

– Но они же не знают! – вмешался Голос. – В том-то вся и штука. Они не знают. Им вообще почти ничего о тебе не известно. – Голос снова пылал негодованием. – И ты можешь укрепить своего друга, сделать его сильнее – дав ему свою кровь. Тогда он, конечно, пострадает, но не погибнет! Почему ты все эти века не давал ему больше крови? Опять же, твоя кровь станет Кровью Источника, а значит – самой сильной. Ты почувствуешь, как в тебе просыпаются новые механизмы силы, мощные моторы, наполняющие тебя новой энергией и яростью…

– Предоставь это мне, – сказал Рош Бенедикту. – И нет, ты вовсе не обязательно умрешь, даже если я и исполню свою угрозу. Обожжешься – да, но не умрешь. И я поделюсь с тобой кровью.

Внезапно он ощутил себя полным дураком, слепо повинующимся приказам Голоса.

– Но ты никогда не сможешь создать нового вампира, – заметил Бенедикт, – потому что в таком случае не сможешь больше угрожать…

– Хватит болтать, – оторвал его Рош. – Теперь у меня уже нет выбора, кроме как идти до конца! Я должен заставить Фарида пересадить в меня Священный Источник. Не говоря уж обо всем остальном. Главное – помни мои указания. Будь готов и в любой момент жди звонка.

– Я готов.

– И что бы ни случилось – сам не звони мне. Держи телефон под рукой. А когда я позвоню и прикажу тебе пытать мальчишку – если они меня вынудят – значит, пытай. Пусть они слышат по телефону его крики.

– Хорошо, – с отвращением произнес Бенедикт. – Но ты же понимаешь, что я никогда прежде никого не пытал.

– Хватит тебе! Ничего тут сложного нет. Посмотри, сколько всего ты уже сделал. У тебя тоже нет выбора, сам знаешь. Придумай, как заставить его кричать. Ну, пальцы переломай, что ли, один за другим. Их десять штук.

Бенедикт вздохнул.

– Пойми же, они ничего мне не сделают, пока мальчишка в наших руках. А когда я вернусь вместе с Фаридом, мы займемся богиней в подвале. Ясно?

– Да, – ответил Бенедикт с тем же горьким смирением.

– Тогда я стану Избранным! А ты будешь моим возлюбленным – как и всегда был.

– Отлично.

Сказать правду, Рош всей душой сожалел о том, что убил Маарет и Хаймана. Всем сердцем мечтал сбежать ото всей этой ситуации. Кровное убийство. Преступное кровопролитие! Ибо именно так называлось то, что он совершил. Тысячи лет назад, еще мальчиком на Крите, он узнал, что кровное убийство – это когда убиваешь кого-то из своих. А Маарет с Хайманом не были ему врагами.

– Ой, ну до чего же жалкая поэзия, жалкая философия, – фыркнул Голос. – Она собиралась прыгнуть с сестрой в жерло вулкана. По меткому выражению нынешнего поколения, ты сделал то, что должен был сделать. Забудь обычаи древних культур. Ты – вампир, наделенный огромной физической и духовной мощью. И я тебе объясню, что такое грех и что такое вина. А теперь ступай к ним, выдвини свои требования, а помощничка своего оставь тут, и пусть он отрежет мальчишке голову, если они не захотят тебе уступить.

– Когда они узнают…

– Они уже знают, – парировал Голос. – Включи звук на компьютере. Бенджамин Махмуд как раз им все рассказывает.

Это была правда.

Рош сел на кушетку рядом с мерцающим экраном лаптопа. Вебсайт Бенджи Махмуда как раз показывал не что иное, как его самого: не застывшую фотографию – видео. Под черной шляпой сверкал взгляд острых глаз, круглое лицо было взволновано.

– Лестат с нами! Лестат побывал в амазонских джунглях в поисках Божественных Близнецов, хранительниц Священного Источника, и Лестат вернулся, дабы поведать нам: великая Маарет убита. Ее спутник Хайман убит. Останки их брошены в постыдном виде – едва забросаны землей. Дом осквернен. А безмолвная и бездеятельная сестра, отважная и стойкая Мекаре, исчезла. Мы не знаем, кто сотворил это, но знаем вот что: мы все сплотимся и вместе дадим злодею отпор.

Рош со вздохом откинулся на спинку белой кушетки.

– Чего же ты ждешь? – спросил Бенедикт.

«Дом осквернен»!

– Пусть себе собираются, – заявил Голос. – Пусть взвесят свои потери. Пусть взвесят, что им грозит потерять. Пусть научатся послушанию. Полночь еще не пробила. А когда пробьет, они уже успеют осознать, как беспомощны.

Рош не удосужился отвечать.

Бенедикт продолжал о чем-то спрашивать.

– Ступай к пленнику, – велел Рош Бенедикту, а сам снова отправился на веранду – посмотреть на море и всерьез прикинуть: не утопиться ли. На самом-то деле, конечно, утопиться он не мог. Оставалось одно: доиграть партию до конца.