Глава 13
После пожара
Дом сильно обгорел, но не сгорел совсем: пожарные успели потушить его. У Риткиного татки обгорели волосы и ресницы, он обжег себе плечо и спину. Но как ни уговаривали приехавшие врачи отправиться с ними в больницу лечить ожоги, он только отмахивался: дайте, мол, мази, и все само заживет.
На Ритке не было ни царапинки, она только надышалась дымом и у нее сильно болела голова.
Мамка, опомнившись, обнимала ее и плакала, рядом вилась перепуганная Гелька.
Ритка была счастлива, что спасла свой портфель.
Не многое уцелело в доме.
Когда перестали дымиться бревна и крыша, залитые водой, и уехали пожарные, мамка с соседками вошли в дом, собрали то, что могло пригодиться в хозяйстве. Жить пока можно было в сарайке, а уцелели кое-какая одежда, висевшая на гвоздях в сенцах, сундук (только он был почти пустой), две железные кровати (они закоптились, а подушки и одеяла на них прогорели во многих местах), чашки, ложки и тарелки… Стол сгорел, сгорели занавески и табуретки, и весь дом изнутри, даже там, где не было обгоревшего дерева, покрылся черной липкой копотью.
Мамка перестала плакать, она собирала вещи, вытаскивала их на двор, и лицо ее было непривычно собранным и серьезным. Ритка никогда ее такой не видела: это была какая-то новая, незнакомая мамка.
К вечеру кое-как устроились на временное житье в сарайке. Там было темно без окон, так что распахнули настежь дверь, завесив ее от комаров простыней. Соседи принесли подушки, матрасы, белье — кто что мог, электроплитку принесли, чтоб можно было вскипятить воду. Железные кровати мать оттерла, застелила постель.
Кто-то пригнал стадо, брошенное таткой в лугах. Снежка прошла на свое место под лабазом, не замечая горелых стен дома, привычно ткнулась мордой в лохань. Счастливая Снежка, ничего в ее жизни не изменилось.
Мать подоила ее и налила всем молока. А еды на ужин нанесли соседи: кто-то принес пирогов, кто-то полную кастрюлю супа.
Дети поели, и тут пришла Муратовна.
— Пусть сегодня дети у меня переночуют, что им тут, — предложила она.
Гелька было вскочила, но Ритке не хотелось оставлять татку и мамку одних.
А на следующее утро явился к ним главный директор.
Прошли они с таткой по сгоревшей избе, потом вернулись в сарайку, присели к столу. Мать чаю налила. С печеньем — и печенья вчера принесли соседи.
Ритка не очень поняла, о чем они говорили, поняла только, что главный директор поможет отстроить дом.
— Отстроим, вон ради малых ваших. А и то еще удивительно, как вы его раньше не спалили с пьянками-гулянками такими, — хмуро сказал главный директор.
Татка молчал, насупившись. А потом сказал:
— Николай Михайлович, нам деньги будут нужны. Дети вон остались в чем были, не побираться же нам идти… Корову сейчас мы продадим, а все-таки мало это. Ты бы вот что…
Ритка видела, что у татки есть какая-то мысль, но он не решается ее высказать.
Она подошла к нему и встала у плеча. Тронуть его за плечо Ритка боялась — там были перевязанные доктором ожоги, наверное, болело, потому что татка держал руку на весу и, когда его никто не видел, морщился.
— Николай Михайлович, — снова заговорил татка. — Я понимаю, что веры мне мало. А только зарплата у пастуха, сам знаешь, какая. Никакая, можно сказать. За кормежку да за копейку работаю — дают кому что не жалко. Я ведь инженер. Был когда-то. Возьми меня на работу. Хоть кем. Механиком возьми. Электриком.
Директор вздохнул. Посмотрел на Ритку почему-то. Потом уже на татку.
— Ладно, Феликс Иванович. Приходи завтра в контору, подумаем. С коровой погоди пока. Может, еще обойдется, выкрутитесь. Но только смотри, если что…
Татка радостно выдохнул:
— Знаю, знаю!
Тут нерешительно вступила мать:
— Отпраздновать бы договор, обмыть…
Но татка вдруг стукнул кулаком по столу:
— Хватит, напраздновались уже. Не заработали еще на праздник-то!
Мамка испуганно отскочила:
— Ладно-ладно! Тогда чаю еще, по чашечке?
Стадо в тот день погнали в луга два девятиклассника: Митька и Сашка.
Ритка весь день бродила по двору, слушала, как возится в доме татка, стучит чем-то, выносит на двор горелые доски.
Ничего не делала, но устала к вечеру. И опять заболела голова. Муратовна, к которой Ритка зашла, когда начало темнеть, заохала, дала розовую кислую таблетку от головы и опять предложила переночевать у нее. Но Ритке почему-то хотелось ночевать дома, с родителями, хотя ее дом был теперь — темная сарайка в углу двора.
— Хорошо, Муратовна, что твой дом не загорелся, — сказала Ритка. — А мы наш заново построим, к нам главный директор приходил, сказал, что поможет. Они с таткой вдвоем-то быстро все починят.
— Да ты что, думаешь, директор будет топором у вас в доме махать? Он досок даст, бревен, вот его помощь. А то, может, мужики помогут твоему татке. Трудно одному-то строиться.
Ритка махнула рукой: все равно хорошо, если будет, как директор сказал, и получится корову не продавать.
Хоть и боится Ритка корову, а как представила, что нет ее — и так жалко стало Снежку: своя ведь она, родненькая.
О корове, о новом будущем доме, в котором вдруг да удастся сделать все как у людей, думала Ритка, пытаясь заснуть в тот светлый вечер. В ухо ей сопела сомлевшая Гелька. Она ни о чем не думала: у Гельки думы короткие и голова глупая.
А еще думала Ритка, что директор назвал ее татку Феликсом Ивановичем, а не Феличитой.
И это Ритке очень понравилось.
