Глава двадцать восьмая
Про то, как королева пришла в цирк

— Эва, а где Миска? — взволнованно спросил ослик, когда Эва открыла дверь фургона на его стук.

— Вон она, спит в уголке. А что случилось?

— Понимаешь, Льдинка пропала. Ее нигде нет. Может, Миска найдет ее по следу?

Эва, осторожно подбирая слова, ответила:

— Миска, конечно, может это сделать. Но, Филипп, Льдинка взрослая и самостоятельная лошадь. Возможно, она решила вернуться в конюшню. И она ведь не должна была непременно посвящать тебя в свои планы?

— Ах, Эва! Не могла Льдинка уйти, не попрощавшись со мной, не сказав ничего! Поверь мне, это невозможно, ведь я ее друг! Она, наверное, просто бродила в тумане и заблудилась!

На крыльцо, потягиваясь, вылезла Миска и вступила в разговор:

— Я тоже думаю, что Льдинка не могла уйти насовсем, не сказав ничего ослику. Я могу ее поискать, мне это легко.

Ослик с благодарностью посмотрел на Миску:

— Ты умная и хорошая, Эва, но, по-моему, ты ничего не понимаешь в дружбе! А вот Миска понимает.

Эва пожала плечами:

— Ну ладно, ладно, я не спорю. Я просто не знала, что у этой белой красавицы с тобой дружба. По-моему, она чаще разговаривала с Душкой.

— Но, Эва, разве суть дружбы в долгих разговорах? Мне не надо было слов, чтобы знать, что она ценит мое отношение.

— Не будем терять времени, — перебила их Миска. — Я советую тебе не ходить за мной — так я буду двигаться по следу быстрее. Я приведу Льдинку, если она и вправду заблудилась. Ждите!

И Миска спрыгнула с крыльца.

Сперва она покружила по берегу реки, беря след, а потом побежала, уткнув нос в землю, — следы Льдинки читались очень легко.

Миновав три-четыре городские улицы, Миска пошла чуть медленнее: запахов на мостовой было очень много, и собака два раза чуть не сбилась со следа.

А потом собака услышала приближающиеся приглушенные туманом голоса.

— Я не могу сказать вам большего, ваше величество, но если кто и способен дать дельный совет, то это она.

— Король хотел позвать на помощь астрономов и философов… Я отказалась. Теперь я выслушиваю советы белой лошади, а она предлагает мне обратиться к клоуну.

— Я хочу вам помочь. Знаете, об этом никто не говорит вслух, но, по-моему, эта Эва — немного волшебница. По крайней мере, она такая странная — совсем не похожа на обычного человека.

— Может быть, ты и права. То, как исчезла принцесса, напоминает сказку. Очень страшную сказку. Хочется проснуться и узнать, что все это просто приснилось. Но с каждой минутой мне становится все страшнее, все холоднее. Если поверить, что вернуть дочку может чудо, то как жить потом, когда туман рассеется и я вспомню, что чудес не бывает?

— Значит, нам надо успеть сейчас, пока еще все в тумане. Садитесь верхом, скорее. Только, — запнулась в смущении Льдинка, — я боюсь, что мне трудно будет отыскать дорогу назад.

«Как кстати я появилась», — подумала Миска.

Маленькая Китценька была немного простужена. И сырой туман был ей совсем не на пользу. Но, несмотря на это, она бродила по поляне, уткнувшись носом в траву.

«Конечно, — думала Китценька, — Филипп попросил именно Миску пойти по следам лошади. Я совсем плохо умею брать след, а теперь еще и насморк. Но надо тренироваться каждую минуту, чтоб стать настоящей взрослой собакой, которая умеет все, что полагается уметь собакам».

Белую собачку в белом тумане было почти не видно. А она хорошо видела, как на краю поляны появились три тени. Льдинка, Миска и королева, поняла Китценька, подойдя поближе. Нет, она не собиралась подслушивать и подсматривать, но ведь она могла просто так бродить в тумане рядом с ними.

Сделав еще несколько шагов, Китценька неожиданно уткнулась головой в чей-то подол. Она подняла морду и увидела, что перед ней стоит фрейлина в горошек.

— Ах, — тихо сказала фрейлина, — какая встреча! Пушинка, моя малышка, неужели это ты?

— Меня зовут Китценька, — смущенно сказала собачка, — но вы звали меня Пушинкой.

— Какое счастье, что ты нашлась, — все так же шепотом сказала фрейлина.

«Сомнительное счастье, — подумала Китценька, — и как неловко. Что я ей скажу?»

— Вы искали здесь меня? — опасливо поинтересовалась собачка.

— Нет. То есть вообще-то я тебя искала, но не думала, что найду именно здесь.

— А почему мы разговариваем шепотом? — заинтересовалась Китценька.

— Потому что королева не должна меня заметить!

«Похоже, события развиваются все таинственнее, — обрадовалась Китценька. — Пожалуй, если я буду расспрашивать ее о королеве, мы уйдем от обсуждения щекотливого вопроса насчет судьбы Пушинки».

— Дело в том, — продолжала фрейлина, — что королева, охваченная горем, ушла из дворца куда глаза глядят. А король, тоже охваченный горем, не распорядился, чтоб ее сопровождали. И тогда я схватила теплую шаль и побежала вслед за королевой. Два раза я чуть не потеряла ее из виду в этом ужасном тумане, один раз меня чуть не заметила черная собака. И еще я потеряла правую туфлю. Я не хотела, чтоб королева меня видела — не стоит мешать ей, если она хочет побыть одна. Я даже планировала появиться из клубов тумана неожиданно сзади, набросить ей на плечи шаль и раствориться, неузнанная, как добрый гений.

— А зачем это нужно — кидать в королеву шалью? — заинтересовалась Китценька.

— Затем, что у королевы с детства слабое здоровье. Я ведь знаю ее много лет — мы жили по соседству. Девочкой она часто простужалась, особенно осенью. Когда у тебя прохудились ботинки, а на дворе ноябрь, как тут не подхватить насморк, кашель и так далее?

— Королева ходила в дырявых ботинках? — Китценька была потрясена. — Что за нелепость? Как же ей позволяли так рисковать здоровьем?

Фрейлина вздохнула:

— Не то чтобы про это было запрещено упоминать, но все стараются забыть о том, что королева в детстве была совсем не богата. Даже крайне бедна. Мы жили по соседству, матери у нее не было, а отец, похоже, мало обращал внимания на ребенка. Идочку любили все соседи — очень милая и умная девочка, училась отлично. Вот только одета была все время не по сезону, потому и простужалась то и дело. И необычайно гордая: если заподозрит, что ее жалеют, — куска хлеба не возьмет. Мы все, конечно, старались как-то помочь. А потом, когда она подросла, все соседи подписали прошение, и Идочке дали стипендию для обучения в королевском университете.

— А потом она стала королевой? — восхитилась Китценька. — Здорово! А вы всегда были фрейлиной?

Но фрейлина, кажется, была больше не расположена обсуждать свою и королевскую биографии.

— Послушай, я оставлю шаль тут на скамейке. Попроси кого-либо из людей передать ее королеве. А я побегу назад. Король, наверное, волнуется, я успокою его, что с королевой все в порядке.

— Вы не заблудитесь? — озабоченно спросила Китценька.

— Нет, я помню, как идти от поляны до дворцовой площади.

И тут фрейлина спохватилась:

— Пушинка, но я так жалела, что ты ушла от меня. Ты живешь в цирке?

— Да, я работаю тут дрессированной собачкой. Прыгаю через обруч, кувыркаюсь, ну и все такое. Простите меня, я вас обманула.

Фрейлина наклонилась и поцеловала Китценьку в нос.

— Главное, что я тебя нашла. Жалко, что ты не можешь быть моей собачкой. Что если я приду посмотреть на твое выступление?

— Конечно, — смутилась Китценька.

И фрейлина ушла.

Льдинка, проводив королеву к фургончику Эвы, решила поговорить с Филиппом:

— Миска сказала, что это ты попросил найти меня. Удачно вышло, спасибо!

Ослик покачал головой:

— Я не верил, что ты уйдешь навсегда, не сказав мне ни слова.

Льдинка смутилась.

— Если честно, я просто не думала, куда я иду и зачем. Так, брела, куда вели ноги, и размышляла.

— Ты очень умная, Льдинка, и очень хорошая. Если тебе надо было побыть одной, так бы и сказала. Но я боялся, что ты могла заблудиться.

— Так и есть, в сущности, я заблудилась. И мне показалось, что я совсем одна на этом свете, никому не нужная и глупая лошадь. А потом появилась королева — еще более одинокая, чем я. А потом откуда-то вышла Миска и довела нас назад. Это было чудо, и, оказывается, именно ты попросил ее нас найти.

Льдинка помолчала, потом вздохнула:

— Я все-таки довольно глупая лошадь. Ты волновался обо мне, Миска меня искала, а еще главный конюх пришел утром и сказал, что все ждут моего возвращения и скучают. А я обидела его.

— Так ты вернешься в конюшню? — спросил ослик, стараясь, чтоб его голос не дрогнул.

Льдинка подошла к нему поближе и заглянула в глаза:

— Филипп, милый, я все же не цирковая, а скаковая лошадь. Скачки снятся мне каждую ночь. Но я была бы счастлива приходить сюда в гости. Ведь ты мой друг, и я буду скучать по тебе.

— У тебя там нет недостатка в желающих дружить, — с ноткой ревности ответил ослик.

— Ну конечно, — улыбнулась Льдинка. — Думаю, что жеребец Стивен ждет моего возвращения, я знаю, что он ко мне неравнодушен. И он мне тоже нравится, если честно. Но дело в том, что любой самый прекрасный жеребец в нашей конюшне годится лишь на роль жениха. Это прекрасно, но недостаточно. И только ослик может быть мне братом. Если, конечно, он этого хочет, — закончила Льдинка немного смущенно.

— Он хочет, — радостно кивнул ослик.

На душе у него стало легко:

— Так, значит, ты будешь приходить к нам?

— Да, и вы приходите ко мне, и ты, и тетушка Аделаида Душка, и все-все. Но ты приходи когда захочешь, ладно? Почаще.

Филипп чувствовал, что от радости у него словно выросли крылья. «Бывают крылатые лошади, но крылатых ослов история не знает, — подумал Филипп. — Если бы у меня появились крылья, я был бы первым».

Осталось только выяснить один вопрос:

— Льдинка, а кто из нас старше?

— По-моему, ты, Филипп.

— Так, значит, я буду тебе не просто братом, а старшим братом, так?

— Получается, что так.

— Тогда иди надень попону, а то в такой сырости ты простудишься. И, кажется, ты еще не полдничала. Надо беречь желудок, ступай-ка поешь.

И он строго глянул на нее снизу вверх.

«Заботливый старший брат, — подумала Льдинка. — Это ужасно приятно».

И отправилась к кормушке.