Глава 4
Я лежу, свернувшись калачиком на софе, когда Брайан возвращается домой, – в руке у меня книга, на прикроватном столике – чашка кофе, пятками я упираюсь в собственные ягодицы. Все до боли знакомо: можно подумать, что лежит обыкновенно счастливая Сью, но… но я пью уже третий бокал вина, а страницу в книге перечитала раз семь.
– Привет, родная!
Муж быстро оглядывает гостиную и запросто машет мне рукой, точно так же, как его сын часов двенадцать тому назад.
– Я только на минуту обратно в машину, я кое-что привез, и сразу вернусь!
Я одобрительно кивнула, но тело мое напряглось. И дело даже не в том, что муж может снова изменять, не это мучает меня. А то, что он использовал в качестве прикрытия трагедию с нашей дочерью! Я весь день провела как на иголках, пролистывая свой собственный дневник и копаясь в ящиках мужниного стола в поисках хоть какого-то знака… но в ящике не было ничего стоящего, кроме какой-то порванной записки. И если бы не позвонил Марк, у меня бы последнее подозрение развеялось как дым.
– Здравствуй снова, дорогая!
Брайан опять машет мне рукой, проходя в комнату, а рядом с ним семенит Милли. Когда он приближается к софе и аккуратно целует меня, я отодвигаюсь, и он садится.
– Как прошел день, Сью?
– Нормально.
Подушка за спиной явно мешает Брайану, он ее нащупывает одной рукой и, не глядя, отбрасывает прочь, в кресло. Потом откидывается со вздохом облегчения, смотрит на меня.
– Вот просто «нормально» и все? Я думал, ты выберешься в город, купишь себе новое платье или…
– Я…
Еще секунду, еще одну секунду, и ничего не рухнет, все будет действительно нормально. Словно мы с мужем в обыкновенной нашей манере болтаем о прошедшем дне… но я помню. Все совсем не «нормально».
– Я никуда не ездила, была слишком занята.
– Ах так…
Брайан приподнимает бровь и ждет объяснений, но я меняю тему разговора.
– Утром заезжал Оли.
– И мы с ним снова разминулись, да? – Вид у Брайана разочарованный. – Чего он хотел?
– Да ничего особенного. Он заезжал по пути в Саутгемптон, собрался в пеший поход или вроде того. Думаю, он может еще раз заехать к нам по пути обратно.
– Ну и славно, – улыбка снова возвращается на лицо мужа. Отношения с сыном у Брайана не такие, как с Шарлоттой, они более… сложные, запутанные. Пока Оливер был ребенком, их с отцом объединяла горечь утраты. Оба страшно горевали, когда мать Оли умерла. Когда мальчик подрос – отношения достигли пика непонимания, но потом постепенно выровнялись до взаимного уважения. Можно описать эти отношения примерно так: крепкая дружба, сдобренная схожим (родственным) чувством юмора и подогреваемая расходящимися взглядами на политику. Они вместе легко находят общий язык, когда им весело. Но когда они ссорятся, это напоминает настоящую битву титанов. И каждый норовит прикрыться то мной, то Шарлоттой.
Я поворачиваюсь, чтобы положить книгу на столик и туда же поставить недопитый бокал вина. При этом стараюсь прятать лицо от мужа. Должно быть, он все же заметил, что выгляжу я, мягко говоря, не очень. Стараюсь вести себя как обычно, в то время как больше всего на свете мне хочется выместить на Брайане всю свою ярость. Но кричать на него я не могу. Меньше всего сейчас нужно, чтобы со мной повторился один из моих припадков. Нужно успокоиться. Мыслить логически. Ну соврал мне, ну и что. Это же не улика в чистом виде.
– Ты в порядке?
В голосе Брайана я слышу нотки заботы.
– Да, я в норме. – Я поворачиваюсь к нему лицом. – Как дела на работе?
– Фу, – Брайан морщится и проводит пальцами по волосам. Когда-то эти волосы были огненно-рыжими, как сейчас у Оливера, но сейчас Брайан почти весь седой. – Довольно отвратительно.
– Как путешествие на поезде?
Брайан смотрит на меня вопросительно. Обычно я не вдаюсь в подробности, расспрашивая о том, как прошел день.
– Говоря твоими словами – нормально, – отвечает он, перемещаясь по софе, и похлопывает меня по коленке. – Слушай, с тобой точно все ок? Ты выглядишь какой-то напряженной…
Пальцы мои прочно сцеплены, неужели я ими хрустела, пока Брайан со мной говорил? Надо же, как иногда нас может выдать собственное тело! Я перевожу взгляд с пальцев на мужа, но его тело мне ни о чем не говорит, он расслаблен и вполне доволен собой, как всегда.
– Ну и зачем ты мне соврал, Брайан?
У меня не хватает терпения, чтобы сохранить спокойствие и мыслить трезво. У Брайана почти отвисает челюсть, и он говорит:
– Что, прости?
– Ты вроде как ушел на работу…
– Когда?
– Сегодня утром. Но ты ведь туда не пошел, верно?
– Нет, я пошел туда.
– Тогда почему Марк говорит, что тебя там не было?
– Марк? – Брайан убирает руку с моего колена. – А с какой стати ты звонила в мой офис?
– А я и не звонила, – парировала я. – Позвонил как раз Марк.
– И что ему было нужно?
– Сказал, что должен обсудить с тобой что-то чрезвычайно важное. Интересно, успел ли он это обсудить, если ты, конечно, сегодня был в офисе?
– Я был в офисе. И да, – муж чуть подвинулся, сменил позу, теперь он смотрел прямо на меня, – то, что он хотел со мной обсудить, действительно не терпело отлагательств.
– Ну и круто, – я удерживаю взгляд Брайана, – где же ты был сегодня утром, дорогой?
Пару секунд Брайан ничего не отвечает. Проводит рукой по своему лицу и делает несколько глубоких вдохов. Я гадаю, что это: успокаивает ли он себя, стараясь что-то скрыть, чтобы я не поняла, врет он или говорит правду, – теперь, когда я его спровоцировала.
– Я… – он смотрит на меня, нахмурившись. – Я собирался к Шарлотте.
– Никуда ты не собирался! Мы там были с тобой вдвоем, когда врач сказал, что…
– Сью, – Брайан поднимает руку, прося меня замолчать, и я замолкаю. – Я планировал повидать Шарлотту этим утром. Я это планировал уже несколько дней тому назад. Я ведь знаю, что ты не выносишь, когда она остается одна, поэтому я хотел сделать тебе сюрприз, что ли, чтобы ты могла поехать в город и сходить на маникюр, постричься, купить новое платье, или что там обычно делают женщины, – а я в это время посидел бы с Шарлоттой. Но прошлым вечером врач сказал, что будут делать новые тесты, и это резко изменило мои планы, я не смог сделать, как задумал, так что…
– И что?
Я говорю так громко и резко, что Милли поднимает голову и внимательно смотрит на меня.
– И я отправился в город. Посетил библиотеку, поплавал в бассейне, прошелся по магазинам и просто провел время, – Брайан поежился, – думаю, ты называешь все это именно так: провести время.
– Провести время?
– Ну да, – муж смотрел мне прямо в глаза.
– Правильно ли я поняла тебя, что ты хотел подарить мне возможность потратить время для себя самой, но когда врач сказал о предстоящих тестах для Шарлотты, ты решил изменить планы?
– Вроде того, – Брайан повел плечом, было видно, что ему не очень комфортно.
– Ну а почему ты об этом не сказал мне?
– Когда я мог это сказать?
– Да хотя бы сейчас, когда пришел. Почему. Ты. Не. Сказал. Мне?
– Да бога ради, Сью, – Брайан качнулся ко мне, обхватывая голову руками, – я не хочу так, правда, не хочу, понимаешь?
– Но… – я не успела закончить предложение. Вся ситуация вдруг высветилась перед мной в каком-то комедийном свете, и я спросила саму себя, почему я продолжаю выяснять отношения с Брайаном? Брайан хотел подарить несколько свободных часов мне, но так получилось, что подарил их себе. И это логично. Да, он не сказал мне об этом прямо с порога, и что в этом такого? Я же не его владелец, он не должен передо мной отчитываться за каждый свой шаг, я же перед ним не отчитываюсь. Я на это не способна – после того, что пережила с Джеймсом.
Я смотрю на противоположный конец софы. Она горбится, но у нее красивая обивка, я фиксирую это, не знаю зачем. Брайан был таким отдохнувшим, таким оптимистичным, когда десять минут назад вошел в дом. А сейчас он выглядит на десять лет старше.
– Прости меня, – я кладу руку на его плечо.
Брайан молчит в ответ.
– Прости, пожалуйста, – повторяю я.
Дедушкины часы в углу комнаты отсчитывают еще десять минут тишины.
– Брайан, – я стараюсь говорить как можно мягче, – пожалуйста, посмотри на меня.
Кажется, проходит целая вечность, прежде чем Брайан убирает руки от лица и смотрит на меня.
– Сью, у меня нет желания спорить, не после того, что случилось.
– И у меня нет.
Я трясу его за плечо, а он своей ладонью накрывает мою. Тепло его руки действует успокаивающе, и я тяжело вздыхаю.
– Идет? – Брайан ищет ответ в моих глазах.
Я уже почти готова его обнять, чтобы затеряться в его теплом, мужском запахе, но мысль пронзает меня.
– А в бассейне, где ты плавал, было много народу?
Брайан выглядит обескураженным, но потом улыбается.
– Полно! Кругом одни дети, ведь сейчас середина семестра, что я ожидал?
«Не знаю, что ты там ожидал, – думаю я про себя, пока Брайан притягивает меня к себе и обнимает все крепче, – но бассейн был, скорее всего, не то что безлюден, в нем даже воды не было. Потому что две недели назад его закрыли на ремонт».
* * *
Мы сидим у кровати Шарлотты очень тихо. Я держу ее за одну руку, Брайан – за другую. В углу палаты ритмично и неумолимо пищит прибор, фиксирующий сердцебиение нашей дочери. По пути мы с мужем не сказали друг другу ни слова. Но мы часто дружно молчим, как бы понимая друг друга, особенно когда в машине работает радио. Пока мы ехали, Брайан спокойно вел, а я молча смотрела на пейзаж за окном. Я пыталась решить, что делать: продолжить выяснять отношения, сказав, что бассейн-то на ремонте, или же прикусить язык и притвориться, что все чудесно. Сейчас, пожалуй, нужно выбрать второе.
– Они все еще не нажали кнопку тревоги, – говорю я, и мой голос звучит страшно громко в маленькой палате.
Брайан разглядывает неряшливую желтого цвета салфетку, прикрывающую красную кнопку в изголовье кровати Шарлотты.
– Нечему удивляться. Думаю, они даже каналы в телевизоре не переключают.
Я дотягиваюсь до пульта и включаю ящик, там показывают «Удачную покупку» – мы смотрим секунд тридцать, а потом по экрану идут сплошные помехи. Я его выключаю.
– Какова ирония момента, – Брайан действительно поражен, – я ведь работал – и получил бюджет, чтобы улучшить финансирование этой больницы. А тут все так же, как было, и даже хуже. Я пришел сюда с улицы, а меня даже не проверили на наличие стафилококка, вдруг я заражу Шарлотту? А ты обратила внимание на то, какие тут грязные подоконники? Чем тут вообще заняты уборщицы? Распыляют дезинфектант в каждой комнате, словно это духи, а потом идут домой с тяжелой работы?
– Сурово ты говоришь, – я достаю антисептическую салфетку из мешочка, который прикреплен к кровати Шарлотты, протираю подоконник, потом – каретку кровати, на которой лежит моя дочь, следом – дверную ручку. – Думаю, они просто перегружены работой, не успевают ничего толком.
Брайан вздыхает и шуршит газетой, которую взялся читать. У мужа есть привычка зачитывать вслух интересные или вызывающие полемику статьи. Понятно, что Шарлотта никак на них не реагирует, но этот нехитрый ритуал позволяет наполнить визит к дочери смыслом.
Покончив с уборкой, я возвращаюсь к Шарлотте. Расправляю складки на ее ночной рубашке, расчесываю волосы, протираю лицо влажной салфеткой, втираю крем в ее кисти, потом на секунду замираю у края кровати, чувствуя, как едва заметно дрожат мои руки. Волосы Шарлотты не были спутаны, лицо не испачкано, кожа на руках не пересохла, но что же еще делать с ней, как не заботиться? Можно просто держать ее за руку. Словами не передать, как сильно я ее люблю. Я могу только молиться, чтобы она снова очнулась, открыла глаза, вернулась к нам. Могу не молиться, а плакать. Могу дождаться, пока останусь с ней в палате один на один, прильнуть к кровати, обнять ее всю и спросить: ну почему?! Почему я не заметила, что ей так больно, что она скорее умрет, чем проживет еще хотя бы один день? Доченька моя, как могла я не заметить этого? Не почувствовать? Возможно, я плохая мать. Возможно, в ее детстве я с ней мало проводила времени, мало носила на руках, мало ей пела, мало прижимала к себе. Может быть, как раз те два дня – сразу после ее появления на свет, – когда я не могла взять себя в руки и все время рыдала, – может, именно тогда во мне повредился этот самый ген материнства? Как еще объяснить, что я осталась равнодушной к страданиям собственного ребенка?
Я могу возложить надежды на бога, например. Молить его, чтобы он поменял меня и Шарлотту местами, – чтобы она снова могла улыбаться, смеяться, ходить по магазинам, навещать друзей, смотреть кино, слишком долго торчать в Интернете.
Чтобы она могла ЖИТЬ вместо меня.
Но я уже проделывала все эти трюки: молилась, плакала и снова молилась. Так много раз проделывала, что потеряла счет времени, и ничто, ничто не налаживалось.
– …простите, но за один раз больную могут посещать не более трех человек. Боюсь, одному из вас…
Я поворачиваюсь, чтобы увидеть, кто говорит. Медсестра преграждает путь парочке молодых людей, юноша и девушка стоят как раз на пороге палаты. Я узнаю в высоком худощавом блондине Дэнни Арджента, одного из приятелей Оливера. Рядом с Дэнни стояла не известная мне девушка.
– Но как же… – И тут мы с Дэнни встретились глазами: – Привет, Сью!
– Дэнни! – Я взглядом показываю Брайану, что пришел Дэнни. Брайан хмурится. – Что ты здесь делаешь?
Дэнни заходит в палату. Медсестра громко протестует, но парень не обращает никакого внимания.
– Мы… – Дэнни оборачивается на свою подружку, привлекательную девушку смешанных кровей, – Кейша и я, мы хотели повидать Шарлотту. Можно?
Брайан прокашливается, дело в том, что у них с Дэнни нет особого взаимопонимания с тех пор, как нам пришлось – несколько лет назад – ехать в больницу, чтобы забрать оттуда Оливера, после их с Дэнни пьяной вечеринки. Сначала Брайан стал белее простыни, когда увидел сына, лежащего в полубессознательном состоянии на больничной каталке, – потом покраснел, увидев Дэнни, который тренировался с колесом каталки, пиная его. Дэнни он никогда не простит – за то, что тот позволил его сыну напиться в стельку, но при Оливере он ни разу не позволил себе неуважительно высказаться о лучшем друге сына.
У Дэнни теперь просто нет шанса поступить неправильно. Если он, конечно, благодаря заботам Брайана хочет остаться директором ночного клуба.
– Сью? – Дэнни снова зовет меня. Он кивает в сторону Кейши, которая с надеждой улыбается мне.
Я смотрю на Брайана. Случайному человеку мой муж может показаться образцом нормального человека, но я-то знаю, что творится у него в голове, что скрывается за этим взглядом. Вот прямо сейчас Брайан скорее всего прикидывает, мог ли Дэнни иметь отношение к аварии, в которую попала Шарлотта. Брайан сжимает кулаки уже из-за одного того, что видит Дэнни в одной палате со своей дочерью. Лично у меня к Дэнни особых претензий нет. Он, разумеется, тщеславный, самовлюбленный и крайне материалистического склада человек; я бы сама вряд ли выбрала в друзья Оливеру именно его. Но он не так уж плох, он не опасен. Например, он всегда относился к Шарлотте как к сестре, и ей это, надо сказать, не всегда нравилось. Но тут я не могу пойти поперек Брайана, даже представить себе не могу, что пойду против мужа. Но это только ради Шарлотты, не ради Брайана.
– Я не знаю, хорошо ли… – я перевожу взгляд с Дэнни на Брайана и обратно на Дэнни. – Можно ли..
Слышно, как скрипнул стул Брайана, и он встал.
– Хочу выпить кофе, – муж многозначительно смотрит на меня. – Я тебя найду, Сью. Оставайся здесь.
И Дэнни, и я удивлены – каждый по-своему, – Брайан делает в сторону Дэнни предупреждающий кивок и только после этого покидает палату. Проходит несколько томительных минут тишины, пока кто-то из нас решается произнести что-то вслух.
– Заходите, заходите же, – в конце концов я приглашаю их войти, дублируя слова жестом. Кейша проскальзывает в палату и сразу же прижимается к Дэнни так тесно, что он едва может сохранять равновесие. Ту же повадку я наблюдала у Милли, когда она прислонялась к Брайану. Она обычно так давила на колени мужу, что он едва мог устоять на ногах. У Милли это знак наивысшей преданности, и, глядя на лицо Кейши, могу с полной уверенностью сказать, что ее поведение значит то же самое.
А Дэнни едва обращает внимание на Кейшу. Если бы он не приобнял ее за плечи и не положил ладонь на основание шеи, я бы усомнилась, что он вообще замечает ее. Он глаз не мог отвести от Шарлотты – по крайней мере, последние пять минут.
– Как она? – спросил Дэнни.
Я пожимаю плечами. Это очень удобный и распространенный ответ. Полуобман-полуправда.
– Врачи говорят, что худшее уже позади.
– Так почему же… – он хмурится, – почему она не просыпается?
– Они этого не знают, – я глажу руку Шарлотты. Она лежит такая тихая и спокойная, кажется, она холодная как лед, но нет, – теплая, живая.
– Правда? А как вы считаете, врачи смогут…
Раздается громкое всхлипывание, и мы оба – я и Дэнни – поворачиваемся к Кейше. Слезы градом бегут по ее щекам.
– Ну вот… давай прекращай, слышишь? Ты меня этим просто бесишь.
Я инстинктивно напрягаюсь от его тона. Джеймс вел себя точно так же – холодно и жестко, – даже если кто-то рядом плакал.
Кейша закрывает лицо руками, но слезы она остановить не может. Они просачиваются сквозь пальцы и капают с подбородка, оставляя на розовом топе красные мокрые пятна.
Я было протягиваю руку, чтобы утешить ее, но сижу слишком далеко.
– Кейша, ты в порядке?
Она кивает и правой рукой вытирает щеки. Левой держится за борт кожаного пиджака Дэнни.
Ей, вероятно, восемнадцать, максимум – двадцать, но ведет себя как пятилетний ребенок.
– Просто… – она слегка захлебывается в рыданиях, – просто… очень грустно…
Я удивлена ее акцентом. Не думала, что она ирландка.
– Да, грустно. – Грудь Шарлотты вздымается и опадает на выдохе. Трубки убрали четыре недели назад, с тех пор она дышит сама. – Мы не теряем надежды, нет причин сомневаться, что она не…
Кейша тихо стонет, словно у нее разрывается сердце, и отпускает Дэнни.
– Кейша, Кейша, прекрати немедленно, – на лице Дэнни нервно играет желвак.
– Не могу, – Кейша обхватывает себя руками и пятится к двери.
– Кейша? – Я встаю со стула и медленно иду к ней. Протягиваю руку ладонью вверх, словно передо мной раненый жеребенок или олень. – Кейша, что с тобой, что такое?
Она видит мою руку и трясет головой.
– Простите меня, – она снова пятится к двери, все ближе и ближе к порогу. С головы до пят она дрожит, это видно. – Мне так жаль…
– Нам всем очень жаль, – я стараюсь сохранять спокойствие, но сердце бьется, как птица в клетке, – не нужно так сильно расстраиваться, Шарлотта действительно попра…
– Я не о том. Я о…
– Кейша! – Дэнни говорит так громко, что мы обе подпрыгиваем. – Заткни к чертям собачьим свою пасть!
– И не подумаю, – Кейша переводит взгляд с лица Шарлотты на лицо своего приятеля. – Она должна знать.
– Знать что?
О чем она говорит?
– Что я должна знать, Кейша?
Какое-то время они с Дэнни пялятся друг на друга, словно их загипнотизировали. У Дэнни глаза превратились в бойницы. Он уже спокойно и тихо просит ее заткнуться.
– Кейша!
Мне нужно, чтобы она на меня посмотрела. Я должна разрушить заклинание, которое Дэнни на нее наложил.
– Кейша, прошу тебя!
– Сью, ты почему кричишь? – Брайан появляется в дверном проеме за спиной у Кейши, в руке у него чашка дымящегося кофе.
Я смотрю на мужа с изумлением. Как долго он тут, когда успел вернуться?
– Я так и думал, – Брайан косится на Дэнни, – я знал, что, черт подери, будут проблемы, стоит тебя пустить…
Но он не успевает закончить фразу, потому что Кейша тихо вскрикивает и, оттолкнувшись от плеча Дэнни, толкая Брайана, выбегает из палаты. Кофе выплескивается на холодный линолеум.
– Кейша! – Дэнни бросается за ней следом.
Самый ужасный момент – когда Дэнни и Брайан сталкиваются лицом к лицу в дверях, и я почти уверена, что кто-то из них ударит другого, но вот Брайан уступает дорогу Дэнни… я слышу, как Кейша что-то хрипит, когда ее дружок догоняет ее в коридоре, и после этого больница снова погружается в тишину.
Аппарат, фиксирующий сердцебиение Шарлотты, пищит и пищит.
Брайан смотрит на меня со смешанным выражением смущения и шока на лице.
– Что тут вообще произошло?
В его вопросе слышится невысказанное обвинение, он смотрит на Шарлотту, обеспокоенный.
– Я аж с другого конца коридора услышал, как кричит эта девчонка, и удивлен, что не пришла медсестра. Или даже охрана.
Я сажусь на стул возле кровати Шарлотты, мышцы в ногах внезапно ослабевают. Беру дочь за руку. Секунду я и Брайан сидели в тишине, молча, а потом он спросил:
– Что она хотела тебе сказать?
Брайан ставит недопитую чашку кофе на столик и берет Шарлотту за другую руку.
– Кто?
– Та девчушка, что была с Дэнни. Она что-то кричала, пока бежала по коридору.
– Я ничего не расслышала.
Брайан очень пристально смотрит на меня.
– Сью, она кричала что-то вроде «тупая чертова кукла, она мне доверяла, она думала, что я ее лучшая подруга, и теперь посмотри, что случилось».
* * *
Суббота, 9 сентября 1990
В среду позвонил Джеймс. Он дико извинялся, сказал, что ему помешали чудовищные обстоятельства, поинтересовался, смогу ли я когда-нибудь его простить за то, что он так долго держал меня в подвешенном состоянии. Я очень хотела разозлиться, объяснить, что заслуживаю лучшего отношения и что с его стороны довольно самонадеянно вот так просто ждать, что я прощу его потому, что он позвонил и попросил. Но вместо этого я сказала:
– Купи мне пива, и я подумаю об этом.
Он назвал меня ангелом. Он даже не сомневался, что я поведу себя правильно и все пойму.
Когда мы встретились, чтобы выпить пива, я попыталась разузнать побольше об ужасных обстоятельствах, что помешали ему позвонить, когда он обещал. Но Джеймс быстро свернул разговор, уверив, что все расскажет чуть позже, когда мы будем вместе чуть дольше, чем сейчас (интересно, а это «мы» действительно существует?).
Неизбежно мы оказались в постели.
Мы сидели в клубе «Рука и сердце» в Клэптон Коммон, и, когда сделали последний заказ, я предположила, что мы поедем на метро ко мне в квартиру, потому что у меня дома была пара бутылок вина, их следовало опустошить. Джеймсу идея понравилась. Он сказал, что ему не терпится увидеть, где я живу, и послушать, что ему расскажут мои вещи обо мне. Как выяснилось позже, все, что он смог рассмотреть и запомнить – после того, как мы прошли в квартиру, – это стены цвета магнолии и белый потолок. Насытившись, мы лежали в объятиях друг друга, слушая песенку «Обезьянка отправилась на небеса» группы «Пиксиз». Песенка играла снова и снова, потому что нам было лень подняться с кровати и сменить кассету. Я спросила Джеймса, когда он пригласит меня к себе. Словно туча омрачила его лицо, и он ответил:
– Надеюсь, что никогда.
Когда я спросила, что значит это «никогда», Джеймс пожал плечами и пошел в туалет. Когда он вернулся, я рассмеялась, потому что мы заговорили уже совсем о другом. И да, я легко переключилась с темы на тему, как обычно. Но в следующий раз я не сдамся без боя…