Обыкновенные убийства
Трое полгода держали в страхе полуторамиллионный город. Когда они, наконец, предстали перед судом, город мог бы посмеяться над недавним своим страхом — так ничтожны оказались те, кого перепуганная молва наделяла черной мифической силой. Но городу было не до смеха — слишком много слез, слишком много горя успел накопить город за те месяцы, что позволял троим безнаказанно развлекаться в многолюдной своей пустыне. Сколько же дали им натворить!
Вот сообщения, наполнявшие город тревогой, тоской, ужасом. Попробуйте запомнить элементы одежды — вещам суждена впечатляющая жизнь.
«Управлением внутренних дел Новосибирского облисполкома разыскивается без вести пропавшая Исаенко Елена Антоновна, 1963 года рождения, которая ушла из дома 24 августа 1989 года и не вернулась. Ее приметы: рост 177 см, среднего телосложения, волосы русые, средней длины, брови дугообразные, была одета — юбка из джинсовой ткани „варенка“, свитер серого цвета… При себе имела сумку красного цвета в черный горошек…». «13 ноября 1989 года в 21 час несовершеннолетняя Артюшенко Лена на Красном проспекте возле ВПШ села в легковую машину… Приметы пропавшей: на вид 17-19 лет, рост 164, худощавого телосложения… Была одета: шапка-формовка из меха рыжей лисы…»
«…Разыскиваются пропавшие без вести Калюжная Виолетта Владимировна, 1971 года рождения, и Китаева Лариса Владимировна, 1966 года рождения, которые 1 марта 1990 года около 20 часов вышли из парикмахерской по улице Коммунистическая с целью поймать такси и поехать домой и пропали.
Приметы Калюжной: на вид 16 — 17 лет, рост около 150 см, худощавого телосложения, одета — черное кожаное пальто с песцовым воротником, спортивные брюки темно-синего цвета „Адидас“…
Приметы Китаевой: на вид 18 лет, рост 153 — 155 см, среднего телосложения, одета — на голове шарф белого цвета, коричневая дубленка с меховым воротником…»
Телеэкран подолгу держал фотографии пропавших. Эффектная, цветущая женщина. Прелестная юная первокурсница. Две милые девушки — задорная и задумчивая. Жизнь в моментах безмятежного запечатлевания — и шоковая информация. Пропали без вести?! В тысячеглазой городской толчее?!
Труп Леночки Артюшенко был обнаружен выехавшим с семьей на отдых горожанином в лесопарке возле села Мочище в воскресенье, 19 ноября.
На трупы Китаевой и Калюжной наткнулся 27 марта прохожий в перелеске Академгородка.
Трупы кричали: убийцы (или убийца?!) не только насильники, но и алчные грабители — не пренебрегали даже старенькими женскими брюками «Адидас»…
Елена Исаенко исчезла бесследно. Экстрасенсы сказали безутешной матери: дочери нет в живых, искать надо недалеко от города, там, где березы, березы, березы…
Но в городе, в одном из частных гаражей, милиция нашла красную сумочку в черный горошек с косметичкой, портмоне, зонтиком, продуктовыми талонами. Мать в рыданиях опознала вещи потерявшейся дочери. Скоро найдется и дочь — точнее, ее останки. За городом, в березах.
Зачитывая с телеэкрана сообщения о без вести пропавших, капитан милиции Владимир Чеплыгин, известный новосибирцам как ведущий «уголовной хроники» в местной программе «Панорама», настойчиво призывал женщин не садиться в частные машины.
При дурном состоянии городского транспорта пользы от таких предупреждений немного, но милиция просила и просила горожанок быть осторожнее с частниками. Горожанки пугались у домашних экранов, а на улицах после долгого нервозйого топтания на остановках с беспечной благодарностью впархивали в любезно тормознувший автомобиль. Об убийствах знал весь город.
Мелкие происшествия иного свойства милиция огласке не предавала — щадила женщин, переживавших то, о чем не кричат на каждом углу. Да и отношение, по-видимому, к этим происшествиям у милиции было неоднозначное.
Поступают такие, к примеру, заявления. (Фамилии потерпевших, разумеется, не называю. И подробности надругательства опускаю — противопоказано этой мерзости тиражирование.)
Двадцатилетняя Галя:
— Около 24 часов стояла на остановке… Голосовала. Остановились «Жигули» белого или бежевого цвета. Трое парней согласились меня подвезти. Один, назвавшийся Максимом, предложил мне выпить за прошедший праздник — День Советской Армии и Военно-Морского Флота. Я согласилась. Меня в жизни никогда не обижали, и я в тот период ничего опасного от них не ожидала. Сначала выпил парень в красной куртке. Он постоянно говорил, что ему в этой жизни ничего не надо, кроме как выпить, он любит весело пожить. Потом Максим налил водки мне в стакан. Там было граммов пятьдесят, я выпила и скоро почувствовала слабость, меня прошиб холодный пот, стала бить лихорадка, я заплакала. У меня было такое состояние, что я ничего не соображала и не понимала…
Разбудили они меня у моего общежития. Я была в каком-то тумане…
Когда я проснулась, то увидела, что у меня исчезли золотые украшения…
Двадцатилетняя Марина:
— Возвращалась с подругой из гостей около полвторого ночи. Увидели «Жигули» светлого цвета. Стали махать руками, машина остановилась. За рулем мужчина, лицо худощавое, вытянутое, назвался Олегом, второй, рядом, сказал: «Максим». Мы с Викой сели на заднее сиденье. Вика предложила пригласить парней ко мне, выпить-посидеть, кто-то из них ей понравился. Я согласилась, мне было все равно.
Когда я и Вика выпили по стакану вина, Максим сказал, что он работает в цирке и может показать фокусы. Для фокуса он попросил шапку… Мы с Викой еще выпили вина — налил Максим, и скоро я почувствовала слабость, сонливость… Когда проснулась, во рту сухо, голова дурная… У нас исчезли деньги, шапки, вещи, плащ черный…
Не испытывала милиция ни потрясения, ни большого сочувствия к заявительницам — их собственное легкомыслие было очевидным, а розыски шапок и колечек не вдохновляли правоохранителей на подвиги. Ссылки же потерпевших на «слабость, сонливость, невменяемость» воспринимались, возможно, даже не без снисходительной усмешки — перебрали девочки…
Незнакомцы, конечно, мерзавцы, но если гоняться за мерзавцами, то кто же будет ловить негодяев?
Тридцатилетняя Светлана:
— В половине девятого вышла с работы. Села в «Жигули» возле театра. В машине трое. Поехали. Сворачивают не туда. Чувствую — беда. Попыталась на ходу открыть дверь — не открывается. Стекло не открывается. Начала бить в стекло. Они были очень агрессивны. Один ударил меня сначала по лицу — заставлял водку пить. Я вообще не пью… Напоили силой… Останавливались на каком-то пятачке… Я уснула… потом какая-то стройка… Первым насиловал водитель. Он очень долго меня мучил… Потом тот, который назвался Федей… Выставили на улицу. Попросила отдать шапку — на улице холодно. А, говорят, так ты ничего не поняла?! Я поняла, что надо спасаться, пока жива… В машине, когда от меня требовали гнусность и я отказывалась, кто-то из них проводил мне лезвием топорика по шее…
Тридцатисемилетняя Наталья Сергеевна:
— …машина проехала нужный поворот. Я заволновалась. Водитель не останавливался. В какой-то момент неожиданно услышала голос с заднего сиденья. «Закрой окно», — требовательно сказал мужчина сзади. Удивилась. Сколько ехали, не ощущала присутствия в машине кого-то еще. Хотела повернуться, но сидящий сзади схватил меня за шею и стал душить. Я не могла даже оглянуться. А второй мужчина навалился на меня и вытащил нож… Потом водитель снял с меня украшения… Второй выбросил меня из машины… выкинул сапоги… шуба осталась в машине…
Нина, двадцати восьми лет:
— Села в машину в начале второго. Заставили выпить водки. Не хотела. Тогда получила кулаком в челюсть. Потеряла сознание. Очнулась от свежего воздуха. Выбросили где-то у забора. В больницу попала в начале пятого…
Дело возбуждалось, приостанавливалось и прекращалось — «в связи с неустановлением лиц, совершивших преступление».
Город и дня не живет без происшествий, но эти, множась, выстраивались в цепочку случаев не случайного сходства. А обесчещенные и ограбленные гражданки в описаниях автомобиля и преступников были неточны, сбивчивы, противоречивы. Унижение, бессилие, страх, стыд лишали наблюдательности.
Следствие по делу об исчезновении Елены Исаенко было прекращено 14 марта 1990 года, следствие по факту убийства Елены Артюшенко приостановлено 20 марта. А 28 марта областная прокуратура приняла постановление о создании следственной группы в связи с убийством Китаевой и Калюжной.
В тот день, когда город узнал еще о двух трупах, милиция получила очередное заявление от некой Ольги.
По сути происшедшего заявление не отличалось от предыдущих.
Ольга сообщала:
— …Когда я поняла, что везут меня в другую сторону, стала возмущаться: «Что за дела? Куда едем?» — «Покатаемся», — говорят. Попыталась открыть окно — ручек не было. Выехали на колыванскую трассу, шел дождь, погода мерзкая. Я ни выйти, ни кричать — все закрыто. Съехали с трассы, поехали по каким-то полям. Но машина застряла, и они остановились. Водитель говорит: «Давай!» Я ему говорю: «Зачем так, столько женщин стоит у дорог?!» Он говорит: «Когда сами хотят, неинтересно». Достали пистолет, стали угрожать: «Раздевайся!» Водитель говорит: «Если добровольно дашь, то мы тебя по очереди, а если будешь сопротивляться, то мы тебя всяко-разно…» Что мне было делать?! Сначала водитель — мерзко, долго… Второй быстренько… Водитель хотел продолжать… И тогда я сказала: «Поедем ко мне домой, в машине не удобно. Дома нет родителей, есть две сестры. И спиртное». Они колебались. Я уговаривала. Поверили… Когда открыли дверь, я успела заскочить и захлопнуть ее перед носом поднявшегося со мной водителя…
По сути, ничего нового, но последняя жертва, оказалась человеком решительным, находчивым и в стрессе мобилизующимся. Потом, во время суда, Ольга скажет мне, что у нее хорошая зрительная память. А тогда она смогла добавить к заявлению нечто для следствия более существенное, чем ее собственные оценки и ощущения: описала преступников увереннее и точнее других.
Но и следствие, приостанавливая дела, осмысливало «материал». Переварив заложенные в нее данные, ЭВМ выдала относительно небольшой список подозреваемых «Жигулей».
30 марта в автомобиле ВАЗ-21063 были задержаны Олег Семко и Максим Олешко.
Потерпевшая Ольга «прямо указала на Семко как на совершившего в отношении нее изнасилование». Олешко она не знала.
Семко назвал соучастника, но его надо было искать. Александр Ишимов находился в «бегах» — в деревне, у родственников. Там его и арестовали 9 апреля.
