«Убийца из театра»

Венский государственный оперный театр — гордость столицы Австрийской Республики. Во время войны здание было разрушено, позже с большими усилиями и огромными затратами его удалось реставрировать. В настоящее время здесь опять десять месяцев в году даются представления, и каждый сезон в театре проходит прекрасный оперный фестиваль.

Во вторник 12 марта 1963 года давали оперу Вагнера «Валькирия». Спектакль начинался в восемнадцать часов, однако исполнители и служащие театра должны были быть на своих местах уже в семнадцать. Гертруда Гросс работала в театральной уборной, отвечала за парики и прически артисток. В 17.05, уже переодетая в белый халат, она шла привести себя в порядок в женскую душевую, расположенную в боковом крыле здания, где также находятся репетиционные залы и раздевалки балерин и статистов. В «Валькирии» не задействованы артисты балета, поэтому здесь было пусто.

— Опишите, пожалуйста, что вы увидели, — начал допрос комиссар Кронер.

Гросс не знала, с чего начать. Ей было 22 года, нервы у нее должны были быть еще здоровыми, но она дрожала всем телом и сначала беззвучно шевелила губами.

— Так, значит, Гертруда, вы открыли дверь… — подсказал ей комиссар.

— Открыла дверь в душевую и на полу увидела ее тело. Столько крови, столько крови…

— Вы включили свет?

— Нет. Даже не потянулась к выключателю.

— Как же вы разглядели?

— Из коридора падало достаточно света.

— Что вы сделали, когда пришли в себя?

— Позвала нашего пожарника.

— Почему именно пожарника?

— Не знаю. Затем он привел нашего врача.

— Вы имеете в виду театрального врача, находившегося на дежурстве?

Врач установил, что 10-летняя девочка, со страшными колотыми ранами в левой груди и животе, мертва.

Исполнители уже приготовились в гримерных, оркестранты расположились на своих местах, а главный дирижер Герберт фон Караян надел фрак.

Перекрыли ближайшие кварталы, вызвали подкрепление, на улицы Оперинг, Филармоникерштрассе, Кертнерштрассе и Оперигассе прибыли патрульные машины. Специалисты из отдела по расследованию убийств выставили охрану возле места происшествия. Душевые находились на втором этаже здания, в них не было окон, к ним можно было подойти только со стороны центральной лестницы, которая вела на четвертый этаж, а также через запасной выход, отделенный от коридора дверью-вертушкой из непрозрачного стекла.

Душевая была оборудована как обычно: две раковины с зеркалами и четыре душевых кабины. У стены напротив двери стояла простая деревянная скамейка.

Убитая лежала на спине, ноги частично находились под деревянной скамейкой. На левом запястье у нее были часы. Они шли. Девочка лежала в луже крови. Слева от трупа валялась голубая шерстяная кофточка, на вешалке висело серо-зеленое клетчатое зимнее пальтишко и пестрый шерстяной шарф. В кармане у нее нашли ключ и автобусный билет. Девочка приехала в оперный театр маршрутом № 6. Почему она здесь оказалась? Осмотрели ее сумку, но не обнаружили ничего существенного. Несколько конфет, носовой платок, шерстяные рукавицы, товарный чек и программка спектакля.

— Это убийство вызвало среди венцев панику, господин старший комиссар, — сказал советник Хегер своему подчиненному. — Необходимо ускорить расследование.

— Пока мы не намного продвинулись, господин надворный советник, — сказал старший комиссар Кронер. — Следы крови нам ни о чем не говорят. Это кровь только убитой. Нож не был обнаружен, единственный отпечаток подошвы из искусственной резины на полу может, но не обязательно, принадлежать убийце. Поэтому единственными следами являются пятна крови на двери в фойе и у выхода на улицу Кертнерштрассе, через который убийца покинул здание.

Что понадобилось убитой девочке в здании театра? Она могла быть членом детской балетной труппы. Старший комиссар в первую очередь ознакомился со списком всех учениц. Шестой автобусный маршрут ведет к Девятому району. И парагон, найденный у убитой, был куплен в москательном магазине этого района. Старший комиссар еще раз изучил список девочек детского балетного ансамбля и установил, что в Девятом районе проживает только Дагмар Фурих, 11-летняя ученица женской гимназии, расположенной в районе Вена-IX. В детском ансамбле она танцует уже два года, живет с матерью и 16-летней сестрой Сильвией. Из дома она вышла примерно в пятнадцать минут пятого, т. к. в пять часов вечера у нее начиналась репетиция.

Поиски убийцы пока не дали никаких результатов. У полицейских не было ни одной зацепки. В здании во время убийства было много театральных работников, а вскоре театр заполнили две тысячи зрителей. Если и были оставлены какие-нибудь следы, то после выхода зрителей из театра найти их было уже невозможно.

Уже в тот же вечер в полицию позвонил чиновник управления национальной безопасности и сообщил, что его дочь, также воспитанница детской балетной труппы, рассказала некоторые подробности, которые смогут заинтересовать следователя. Кронер сел в машину и отправился к родителям девочки. Ее разбудили.

— Я поднималась по черному ходу, — рассказывала Зузана, — на втором этаже встретила какого-то господина.

— Где это было, Зузанка? — спросил старший комиссар. — Скажи точно.

— У двери-вертушки. На задней лестнице.

— Что было потом?

— Я поздоровалась, он также, потом стал спускаться вниз. Но мне этот господин почему-то не понравился, поэтому я поднялась на третий этаж и сверху стала наблюдать за ним. Он повернулся и снова пошел наверх. Мне показалось странным, что он сначала пошел вниз, а потом стал возвращаться.

— Куда он направился?

— К вращающимся дверям. Около них остановился.

— А потом?

— Потом я уже его не видела. Пошла дальше, чтобы он не узнал, что я за ним подсматривала.

— Как выглядел этот господин, Зузанка?. Ты могла бы его описать?

— Конечно, господин комиссар. Ему примерно 32 года, рост около 172 сантиметров. Он толстоват, но не очень. У него овальное грубое лицо. Под мышкой он нес портфель.

— Какие у него были волосы?

— Каштановые.

— Что на нем было надето?

— Серая одежда.

— На нем был плащ? Ведь сейчас холодно.

— Нет. Я подумала, что это какой-то служащий театра, может быть, рабочий сцены.

Это было весьма многословное описание подозреваемого. Вероятно, Зузанка хотела доставить удовольствие своему отцу, служившему в полиции, а также подчеркнуть свою наблюдательность. Но это было лучше, чем ничего.

— Ты видела во второй половине дня Дагмар Фурих?

— Нет. Она не пришла на репетицию.

— Она не встретилась тебе в гардеробе? Не переодевалась?

— Нет. Просто не пришла.

Старший комиссар доложил об услышанном надворному советнику, немедленно приказавшему разослать описание подозреваемого во все полицейские участки, а также сотрудникам пограничной службы. На телетайпе стояла отметка «23. 26». Таким образом, еще до полуночи стали известны приметы подозреваемого. Но все равно это ничего не дало. На следующее утро были допрошены водители автобусов шестого маршрута, швейцары служебного театрального входа со стороны Кертнерштрассе, но никто из них не вспомнил ни девочку, ни мужчину соответствующей внешности.

Полиции было известно почти точно время, когда Дагмар Фурих вышла из дома и отправилась на автобусную остановку. Старший комиссар Кронер нашел девочку такого же возраста и с ее помощью проверил, сколько времени потребовалось Дагмар, чтобы добраться до театра. Фурих должна была приехать на Кертнерштрассе приблизительно в 16.31, а с убийцей могла встретиться около вращающихся дверей где-то в 16.38. Это было все. Пятна крови на дверях, вероятно, остались от прикосновения окровавленной перчатки или рукава, но это не были отпечатки пальцев. Представлялось маловероятным, что преступник сам поранился и измазал дверь собственной кровью. Из лаборатории вскоре поступило сообщение: речь идет о крови той же группы, что и у убитой Дагмар Фурих.

Судебный врач установил, что орудием убийства послужил кинжал или нож шириной примерно 14 мм и длиной не менее 12 см. Приняв во внимание силу, с которой были нанесены семнадцать колотых ран, он пришел к выводу, что это был не складной нож, а кинжал с прочно закрепленным клинком. Сообщения о вероятном орудии убийства попали в газеты вместе с описанием преступника, и в полицейском управлении беспрерывно звонили телефоны. Несколько человек были убеждены, что видели, как убийца выходил из здания театра, одна женщина даже утверждала, что на рукаве ее шубы были следы крови: возможно, он вытерся о ее рукав. Согласно одному утверждению, на убийце было зимнее пальто, но у него не было портфеля, в других сообщениях говорилось, что он был только в сером пиджаке. То он был молодой с красивым лицом, то лицо его было изрыто оспой. То он был высокий, стройный, то маленький и коренастый. Преступником мог быть кто-то из работников театра, т. к. судя по всему, он хорошо ориентировался в здании театра, однако это мог быть и любой человек, открывший двери и вошедший внутрь, поскольку для входа в здание не требовалось никакого документа, и посетители у дежурных при входе не отмечались. К тому же у боковых входов, которые были также открыты, вообще никто не дежурил.

Убийство 11-летней Дагмар Фурих взбудоражило общественное мнение. В газетах стали появляться все более острые статьи, в которых критиковалась беспомощность полиции. Волнение возрастало. Полицейские проверили четырнадцать тысяч подозрительных мужчин, перебрали известных садистов, насильников, сексуальных маньяков, душевнобольных, обнажавшихся в общественных местах. Инспекторы старшего комиссара Кронера обыскали склады химчисток и прачечных. Но все усилия были напрасными. Не удалось обнаружить ни единого следа. Однако они сошлись в одном: убийцей Дагмар Фурих был ненормальный, сексуально неуравновешенный преступник, т. к. отсутствовал какой бы то ни было мотив убийства. Было более чем вероятно, что такой преступник повторит свое ужасное злодеяние. Этому не могли помешать ни полиция, ни венская общественность. Старший комиссар Кронер и его шеф, надворный советник Хегер, беспомощно ждали следующего преступления, надеясь, что на этот раз убийца совершит ошибку. Так прошло целых три месяца.

В понедельник 17 июня 1963 года две подруги-студентки отправились в кинотеатр непрерывного сеанса, расположенный на венской площади Ам Грабен. Время приближалось к шести часам вечера, и на улице еще было светло. Когда они вошли в темный зал, Вальтрауд Энгельмайер почувствовала сильный удар в область поясницы. Она быстро обернулась и увидела силуэт мужчины, спешащего к выходу. Студентки сели на свободные места. Вальтрауд потрогала поясницу и почувствовала, что идет кровь. Ее подруга позвала билетершу, которая вызвала скорую помощь. В больнице выяснилось, что у нее глубокая колотая рана в области поясницы. Раненая не могла помочь полиции описать преступника, поскольку вошла с солнечной улицы в темный зал кинотеатра. В ту минуту, когда ее ударили, она почти ничего не видела. Но спешившего мужчину видела билетерша:

— Примерно шестидесяти пяти лет. Крепкий, с темными курчавыми волосами. На нем была какая-то темная спортивная куртка. Брюки? Думаю, что темные.

Естественно, была проведена параллель между двумя преступлениями. Нападение на студентку в полумраке кинозала было таким же бессмысленным, как и убийство юной балерины в театре. И на этот раз отсутствовал какой-либо мотив преступления. Но и в первом, и во втором случае преступник исчез без следа.

Американская студентка Вирджиния Шиф путешествовала во время каникул по европейским странам. Посетила и Австрию. 29 июля она поехала из Зальцбурга в Вену, переночевала в студенческом общежитии в Петсляйндорфе и на следующий день осматривала достопримечательности города. Посетила Августинский храм на Августинштрассе. Она вошла в храм и присела на одну из задних скамеек. Ноги ее гудели от усталости. Едва она присела, как от главного алтаря справа к ней подскочил неизвестный, схватил ее за грудь, затем ударил в лицо прямо над правым глазом. Она вскочила и побежала по направлению к главному алтарю. Нападавший бросился было к боковому входу, однако через несколько шагов обернулся, вытащил нож, догнал студентку и несколько раз ударил. Поскольку Вирджиния Шиф была американкой, то подумала, что на нее напали, чтобы завладеть сумочкой. Поэтому она несколько раз на ломаном немецком языке пыталась объяснить нападавшему, что у нее нет денег. Затем стала звать на помощь, и это, по всей вероятности, спасло ей жизнь. Нападавший бросился наутек. К раненой студентке подбежали туристы, а гид группы иностранцев вызвал скорую помощь. В больнице выяснилось, что Шиф получила несколько очень опасных колотых ран.

— Он выглядел вполне прилично, — сказала она позднее старшему комиссару Кронеру. — Его рост примерно 178 см, ему где-то 28 — 30 лет. Стройный, коротко остриженные светлые волосы. С загорелым лицом.

— Вы узнали бы его на фотографии?

— Думаю, что да, — уверенно ответила она, но полицейские не могли показать ей фотографию, ее просто не было. Тем не менее они с самого начала полагали, что речь идет о том же самом преступнике. Ведь у убийства в театре и нападений на студентку в кинотеатре и на американку в церкви имелись характерные признаки: они были абсолютно бессмысленными, отсутствовал какой-либо мотив, убийца не пытался ограбить своих жертв. И вот что еще: все нападения были совершены в Первом венском районе.

2 августа произошло очередное преступление. На этот раз жертвой оказалась продавщица табачного киоска Мария Бруннер сорока одного года.

— Было немногим более семи часов вечера, когда я закрыла киоск, — рассказывала она. — Я шла домой. По дороге еще задержалась в городском парке и присела на скамейку недалеко от памятника Иоганну Штраусу. Стоял прекрасный теплый вечер и посидеть под деревьями было одно удовольствие.

— Как долго вы задержались в парке? — спросил комиссар. — Около часа. Вдруг почувствовала удар в спину. Сначала я подумала, что в меня попал мяч, — два мальчугана неподалеку играли в футбол. Больше я ничего не почувствовала. Я встала, чтобы идти домой. Одна дама, ее зовут Тоуркофф, сказала, что у меня идет кровь, и указала на парня, который меня ударил.

— Вы его видели?

— Конечно. Он спешил к выходу из парка.

— Вы заметили, как он выглядел?

— Да. Другие тоже его видели. Ему было примерно 25 лет, рост около 172 см, стройный, темные волосы зачесаны назад.

— Как он был одет, госпожа Бруннер?

— Зеленая рубашка, темный костюм и светлый галстук. Он был похож на студента.

Продавщицу табачного киоска Марию Бруннер доставили в больницу, где врачи обнаружили восемнадцатисантиметровую колотую рану.

Полицейские не знали, что и предпринять. Согласно показаниям свидетелей, убийцей мог быть едва ли не каждый мужчина, не весивший добрый центнер и у которого не было лысины. После пятницы 2 августа преступник, державший в напряжении всю Вену, сделал короткий перерыв. Но уже в жаркий летний день 6 августа с вилкой в руках напал на госпожу Лаш. Однако пенсионерка не испугалась и помогла его задержать.

Полиции недостаточно арестовать убийцу, необходимо доказать его виновность. У старшего комиссара Кронера были вполне обоснованные подозрения, что Вайнвурм и есть убийца из театра. Однако ему необходимо было получить признание, подозреваемого в совершении преступлений. Он понимал, что многократно судимый Вайнвурм будет все отрицать, поэтому решил прибегнуть к психологическому трюку. Он устроил очную ставку преступника со свидетелями и жертвами нападений, и все его узнали. Однако об убийстве в театре на допросе Кронер не обмолвился ни словом. Наоборот, он всячески уводил в сторону от этого случая внимание подозреваемого и пытался косвенными вопросами выяснить, где Вайнвурм появлялся, куда ходил и ездил, с кем встречался в период с момента выхода на свободу из тюрьмы в Геллерсдорфе и до 12 марта 1963 года, когда была убита маленькая Дагмар.

В это время в газетах были напечатаны фотографии Вайнвурма и призыв к общественности с просьбой, чтобы в полицию обратились все, кто его знает. В первый же день позвонили по телефону, а затем пришли два официанта и заявили, что он был завсегдатаем их бара. Приходил, усаживался за стойки, заказывал две порции белого вина и смотрел телевизор. С кем он встречался? С каким-то щеголем старше его. Согласно одной версии, это был 54-летний гомосексуалист, многократно судимый, бывший официант, согласно другой — виолончелист из оркестра кабаре, с которым он познакомился в тюрьме в Штайне. С пасхальных праздников Вайнвурм жил у него.

— Что вы делали 12 марта, господин Вайнвурм? — спросил старший комиссар.

— Сразу после обеда уехал в Зальцбург, а оттуда на следующее утро в Мюнхен, — не раздумывая, ответил Йозеф Вайнвурм.

— Чем вы добирались до Зальцбурга?

— Поездом.

Для полиции нетрудно установить, кто, когда и куда ехал. Кассиры, контролеры, проводники — у них у всех хорошая память на пассажиров. Коллеги старшего комиссара быстро установили, что Йозеф Вайнвурм действительно выехал в Зальцбург, но вечером — двенадцатичасовым экспрессом «Винер вальцер», а значит во время убийства в театре он еще находился в Вене.

Старший комиссар сообщил ему об этом. Подозреваемому показали протоколы показаний опознавших его жертв и снова подчеркнули, что признание вины является смягчающим обстоятельством для суда. Но он продолжал утверждать, что не имеет ничего общего с убийством, ни на кого не нападал ни в кинотеатре, ни в костеле Святого Августина.

— Дело ваше, Вайнвурм, — сказал старший комиссар. — Я предоставил вам последнюю возможность облегчить вашу совесть. Вы не сможете вечно лгать.

Однажды тяжесть ваших преступлений раздавит вас.

Преступник не выдержал и двух недель. Во вторник 27 августа он постучал в дверь камеры и сообщил надсмотрщику, что хочет говорить с главным комиссаром Кронером. Когда его привели к комиссару, он сказал:

— Это действительно был я. На всех этих женщин нападал я. И маленькую Дагмар убил я.

— Зачем вы это сделали?

— Не знаю. Вдруг на меня что-то нашло. Это ужасно, я понимаю это.

Глаза его бегали, руки тряслись, лоб покрылся испариной. Он смотрел по сторонам, будто искал нужные слова на стенах, посматривал на дверь… Наконец Вайнвурм стал рассказывать.

— Я направлялся в город. Я каждый день ходил в город. Больше всего любил прогуливаться по улицам Первого района. Я хотел где-нибудь, что-нибудь украсть. Что-нибудь незначительное. Подошел к Кертнерштрассе, к театру. Увидел, что много людей входит в театр и выходит из него. Я присоединился к группе каких-то мужчин и вошел в здание.

— Что вы делали внутри?

— Ничего. Бродил, смотрел, как все выглядит.

— Вас никто не заметил?

— Кажется, нет.

— Никто вас ни о чем не спрашивал?

— Нет.

— Сколько времени вы там пробыли?

— Часа два.

— Значит, вы уже там хорошо ориентировались?

— Конечно. Подошел также и к дамскому туалету. А незадолго до шести очутился в месте, где затем все и произошло.

— Откуда вы знаете, что было около шести?

— Я посмотрел на часы. Мне пришло в голову, что уже пора уходить. Было 17.50. Такой темный коридор! Я пошел к выходу, но услышал какие-то голоса.

— Что вы делали весь день? С самого утра, когда встали? Позавтракал и примерно в десять часов вышел на улицу.

— А где вы ночевали?

— У своей матери. Взял старый портфель из искусственной кожи, в нем были мои документы и нож.

— Какой нож?

— Автоматически раскладывающийся. Я купил его не так давно. Так вот, я пошел в центр.

— У вас была какая-нибудь цель?

— Кажется, нет. Но мне было не совсем хорошо. С самого утра было какое-то странное чувство. Поэтому я зашел выпить белого вина.

— Хотели набраться смелости?

— Вероятно. Не знаю. У меня с утра было предчувствие, что сегодня что-то случится. Я всегда перед этим чувствовал волнение, возникала дрожь. Ни на чем не мог сосредоточиться. И меня охватывала злость, что я не могу ни на что решиться.

— Вы чувствовали ярость?

— Да.

— На кого?

— На женщин.

— А после того, как вы выпили вино?

— Мне стало лучше. Тогда я уже понял, что кого-нибудь зарежу.

— Как вы вошли в здание театра?

— Через маленькие двери. Как и перед этим. Подождал, пока стало заходить много людей и смешался с ними.

— Что вы делали внутри?

— Ходил.

— В конце концов вы оказались на втором этаже возле балетных залов.

— Да. И все время встречал только женщин.

— Куда они направлялись?

— Большей частью сразу же скрывались за какими-то дверьми или входили в лифт. Я стал спускаться по лестнице вниз. Там мне повстречалась какая-то женщина, и я последовал за ней на третий этаж. Она вошла в какое-то помещение, а я достал нож и добрых десять минут поджидал ее. Она не вышла. Тогда я плюнул на нее и вернулся в коридор, из которого был вход в репетиционные залы. По коридору шла девочка. Я направился за ней. Но затем я услышал шаги и увидел какого-то парня. Он шел по лестнице вверх. Тогда я быстро завернул за угол. И в эту минуту я услышал женские голоса. Наверху шли дети. Я спрятался за стеклянными дверьми. Там было довольно темно. Никто меня не заметил. Затем я увидел ее.

— Дагмар Фурих?

— Я не знал, как ее зовут.

— Что вы сделали?

— Вышел из темноты и спросил, куда она идет?

— Что она сказала?

— Сначала поздоровалась. Сделала небольшой реверанс и сказала, что идет в балетный класс. На репетицию. Я сказал, что это чудесно и что тоже иду туда, но репетиция будет в другом месте. Предложил ей идти со мной, пообещав показать, где будут занятия. И отвел ее к душевой.

— Почему именно к душевой?

— Потому что при первом посещении театра я услышал, что там кто-то принимал душ, и подсмотрел в замочную скважину. Увидел там женщину, и мне подумалось, что не плохо бы ее в душе заколоть.

— И девочка с вами сразу же пошла? Ей не показалось все это подозрительным?

— Нет. Я спросил, отметилась ли она уже? Она ответила, что нет. Тогда я вошел с ней в душевую.

— Ей не показалось странным, что именно в душевую?

— Показалось. Она хотела уйти. Но я сказал, чтобы она раздевалась. Она не захотела. Тогда я ударил ее, она отлетела к стене и упала. Стала звать на помощь.

Сначала я ее душил и, может быть, даже задушил. Я был очень зол. Потом вытащил кинжал и стал наносить ей удары, словно ополоумев. Потом выскочил из душевой, быстро спустился и вышел через боковой вход на Кертнерштрассе.

Никто не заметил преступника, никто не задержал. Он обнаружил, что запачкал в крови пальто, поэтому быстро его снял. Окровавленные перчатки тоже. Вошел в первое попавшееся кафе и украл в гардеробе пальто. Затем убийца побежал во двор Хофбурга и спрятал пальто и перчатки за ящиком с садовыми инструментами. Примечательно, что эти вещи не были никем обнаружены.

Он все рассказал. Ему стало легче, и он заулыбался. Хотел освободиться от всего груза сразу, поэтому даже припомнил, в какой канал выбросил нож; полицейские нашли его в указанном месте. Через некоторое время ему стало жаль ножа, и он отправился к мастеру, который его изготовил, и хотел купить точно такой же. Но таких уже не было.

— Тогда я купил себе другой. Но это уже было не то. При нападении на женщину в парке он сломался, поэтому мне пришло в голову, что можно использовать и вилку. Я пошел в трактир, заказал гуляш и украл вилку. Она была острой, как нож.

— Вы сожалеете, что совершили свои преступления, Йозеф Вайнвурм? — спросил старший инспектор.

— Да. Сожалею. Но я не мог поступить иначе.

— Вы признаете себя виновным?

— Я? Нет! Все преступления на совести тех, кто преждевременно освободил меня из тюрьмы. Вам придется вынести меня из камеры вперед ногами, или же я снова примусь за старое. Помните это, господин комиссар, — вперед ногами!

Он предстал перед судом 6 апреля 1964 года. Специалисты дискутировали о его психическом состоянии, решали, способен ли он отвечать за свои поступки. Наконец они пришли к заключению, что способен, т. к. он является сексуально извращенным патологическим преступником, но ни в коей мере не душевнобольным. Суд приговорил его к пожизненному заключению со строгим режимом, и Вайнвурм согласился с наказанием. Присутствовавшим даже показалось, что он с облегчением вздохнул.