Глава десятая
КЕША, ГЕША И ВИТЬКИНЫ ШТУЧКИ
К полудню Кешу помиловали. Звонил Иван Николаевич и объяснил маме, что Кеша выполнял его ответственнейшее поручение, о котором пока никому говорить нельзя. Это тайна. Кеша разговор этот слышал — правда, односторонне — и утверждал, что Ивану Николаевичу здорово от мамы влетело за «использование детей в служебных целях». Но Иван Николаевич держался стойко, и Кеша попал под амнистию.
Он тут же примчался к Геше, и они до обеда караулили Сомова. Сомов в свою очередь караулил телефон, но профессор Пичугин о себе пока знать не давал. То ли он ещё не заметил пропажи, то ли вообще из дому не выходил. Второе вероятнее, потому что пропажу инструментов можно не заметить, а спущенное колесо сразу в глаза бросится.
Говорун передал, что Витька звонил Сомову, спрашивал о делах и заодно сообщил, что некий шкет обозвал его ворюгой. Сомов разволновался и спросил, что шкет имел в виду. Витька успокоил его, сказал, что шкет имел в виду его, Витькины, водопроводные дела, что он родителей шкета знает и чёрта с два теперь будет им что-нибудь чинить, пусть хоть потоп в квартире, а шкету ещё перепадёт за язык.
— Когда это ты его ворюгой назвал? — поинтересовался Кеша.
— Утром, — сказал Геша. — Он меня по лбу щёлкнул.
— А где была твоя выдержка? Ты мог погубить всю операцию! Наше счастье, что этот дебил ничего не понял.
— Как ты думаешь, — спросил Геша, — что означают слова: «шкету ещё перепадёт»?
— Это означает, что Витька тебе ещё всыплет.
— Плохо, — расстроился Геша.
Конечно же, он расстроился из-за того, что Витькина месть может повредить его, Гешиному, участию в заключительной операции. А вовсе не из-за того, что испугался Витьки. Геша не из пугливых. Да и Кеша рядом. Как там поётся в старой пиратской песне: «Мы спина к спине у мачты — против тысячи вдвоём!»
А Кинескоп сказал сварливо:
— Ты его не боись, Витька-то. Не обломится ему. А ежели полезет — навтыкаем…
— Кинескоп! — воскликнул Кеша. — Откуда у тебя этот ужасный жаргон?
— Откуда, откуда… Посмотри с моё телевизор, не так заговоришь.
— Вредная у тебя работа, Кинескоп, — подвёл итог Геша.
А Кеша спросил:
— Интересуюсь, почему в домоуправленческом «пикапе» дух не прописан, а в водопроводе Водяной живёт, хотя и там и там Витька руку прикладывает? Верней, не прикладывает…
Похоже, не прошли для Кеши даром вечерние раздумья пополам со стыдом — о вещах без души и бездушных хозяевах вещей. А может, не только вечерние. Кто знает, о чём размышлял он, сидя под домашним арестом?
— Сра-авнил, — протянул Кинескоп. — За водопроводом у людей не один Витька следит. Водопровод большой, длинный, одних труб, считай, тыща километров. Не менее. Да и прокладывали его в своё время на совесть. Есть где хорошему духу себя показать. А «пикап» — что! Так, машинка на слом…
— Интересно рассуждаешь, — возмутился Геша. — Совсем как Витька. Машинка на слом, холить её нечего, доломаем — купим новую, государство у нас богатое. Так?
И тут случилось совсем уж невероятное: Кинескоп покраснел. Сначала заалели уши-лопушки, потом цвет пошёл по щекам, загустел помидорным наливом. Кинескоп прижал ладошки к лицу, раздвинул чуть-чуть пальцы, чтобы видеть, сказал враз охрипшим голосом:
— Виноват, ребяточки, сморозил глупость аховую. Язык мой — враг мой. — Он отнял руки от лица, высунул язык, скосил глаза, чтобы разглядеть врага получше. Разглядел, успокоился, даже краснота со щёк сползла — как не было.
— А имел я в виду совсем иное. Говорил раньше — должны помнить! — что один дух ничего без людей сделать не в силах. Попади он в такой «пикап» — верная ему гибель. От горя да бессилия. Думаете, духи бессмертны? Фига два. Сколько водяных погибло, когда в их озёра да речки отходы спускать стали! Сколько духов на производстве в конце кварталов нервным расстройством занедуживает! Прав Гешка, вредная у нас работа — что ваша людская! Нет ничего страшнее, ребяточки, чем вещь без души. И от нас, духов, здесь мало что зависит. Всё в людских руках… — Помолчал секундочку и заорал: — Поняли меня?
— Поняли, — ответил несколько опешивший Геша.
— А раз поняли, марш отсюда. Отдыхать буду от ваших вопросов, пока в нервную депрессию не впал. — Умостился на диване, пледом накрылся, ворчал: — Стрессы, дистрессы, напридумали болезней, жить невозможно… — Замолчал, засопел намеренно громко: мол, сплю, сплю и сны гляжу.
Кеша и Геша вышли из комнаты на цыпочках, аккуратно, стараясь не щёлкнуть тугим замком, прикрыли входную дверь. Потом они пообедали у Кеши, стойко отбиваясь от расспросов любознательных Кешиных родителей. Их, видите ли, интересовало поручение Ивана Николаевича. Сказано же было: тайна. Пока тайна. А позже можно будет и рассказать. Когда позже? Ну, завтра. Или, в крайнем случае, послезавтра.
— Пойдём навестим Колесо, — предложил после обеда Кеша. — Познакомишься с ним…
— Он не покажется, — усомнился Геша. — На улице, да ещё среди бела дня…
— Тогда скажем ему пару слов — и домой, к телефону.
Это было опрометчивое решение, и Геша, как более выдержанный и серьёзный человек, должен был понимать или хотя бы почувствовать его опрометчивость. Но он не понял и не почувствовал, помчался с Кешей вперегонки — за школу, к выезду на набережную Москвы-реки, где стоял красный красавец «Ява-350».
Они остановились около него, и Кеша по-хозяйски погладил тёплую кожу сиденья, покачал машину, спросил:
— Ты здесь, Колесо?
Ответа не последовало.
— Что я говорил? — сказал Геша.
— Ничего страшного. Он-то нас слышит.
— Кто это вас слышит? — поинтересовались сзади, и, обернувшись, Кеша и Геша увидели пятерых парней, которые стояли у ворот — руки в карманах, на губах улыбочки, причёски с чубчиками, с залихватскими чубчиками на глаза.
— Кто это вас слышит? — повторил вопрос самый старший из пятерых, на вид лет пятнадцати.
И Кеша вспомнил, что как-то видел этого парня вместе с Витькой. Шли они тогда по улице Дунаевского, шли в обнимочку, как лучшие друзья, хотя Витька намного старше парня — может даже, на целых пять лет.
— В чём дело? — спокойно спросил Кеша. — Что вас интересует?
— Нас интересует, кто из вас Геша, — засмеялся парень, и остальные четверо тоже засмеялись, как будто парень сказал что-то ужасно остроумное, весёлое до невозможности.
— Я Геша.
— Ты-то нам и нужен, — заявил парень. — А второй может идти домой к папе и маме.
Ну, это уж было совсем не в правилах Кеши.
— С вашего разрешения, к папе и маме я пойду позже, — ледяным тоном сказал он.
И опять парень засмеялся. И остальные опять засмеялись. А парень обернулся к своим дружкам, спросил у них:
— Разрешим ему?
И один из четверых ответил, всё ещё посмеиваясь:
— Пусть остаётся, если дурак.
Как просто было бы сейчас сорваться с места, побежать назад, во двор, мимо школы, нырнуть в подъезд, уйти от этих парней, пожаловаться Ивану Николаевичу. Но разве смогли бы они потом простить себе эту лёгкую трусость, открыто посмотреть друг другу в глаза? Нет, не смогли бы… И надо было остаться здесь, у набережной, двое против пятерых, остаться, чтобы не вспомнить через год, и через пять лет, и через десять, как они жалко струсили. И не мучиться при этом от невозможности исправить прошлое. Нельзя его исправить: это известно даже в тринадцать лет. Просто надо попробовать не ошибаться вовремя…
— Я не дурак, — сказал Кеша, — и поэтому я останусь.
Старший парень подошёл к нему, взял двумя пальцами за подбородок, посмотрел в глаза.
— Получи конфетку! — Размахнулся левой, целясь в глаз.
А Кеша убрал голову, и кулак парня просвистел мимо, задев ухо. Здорово задев… И боль придала Кеше и решимости, и силы. Он вспомнил уроки отца, поймал руку парня, резко вывернул её. Парень согнулся от неожиданной боли, и Кеша сильно ударил его коленом в подбородок, отпустил и снова ударил — правой в солнечное сплетение. Конечно, парень был покрепче Кеши и посильнее, но он никак не ожидал сопротивления со стороны сопливого пацана, и пацан всё сделал по правилам, успел сделать — парень схватился за живот и сел на корточки, безуспешно глотая открытым ртом воздух.
Кеша не стал добивать поверженного врага. Он бросился на помощь Геше, которого атаковали трое, врезался в кучу малу, кому-то вмазал в подбородок, кому-то — в живот, кто-то всё-таки попал ему в глаз, и Кеша на секунду ослеп, только радужные искры замелькали в мозгу. И в это время на них откуда-то обрушился поток холодной воды.
Кеша мгновенно прозрел — только глаз дико болел, — отскочил в сторону, обернулся. Пожарный шланг, которым дворники поливали мостовую и зелёный газон у школы, сам собой развернулся и, приподняв над асфальтом металлический наконечник, будто узкую змеиную головку, сильной струёй поливал дерущихся.
Собственно, ребята уже не дрались. Они прикрывали лица руками от сильной холодной струи, отступали к воротам, а шланг извивался на земле, и струя снова настигала их, хлестала по ним, явно пытаясь попасть по лицу.
— Геша, сюда! — крикнул Кеша, и Геша подбежал к нему, встал рядом, вытирая ладонью кровь из разбитого носа, спросил гнусавым голосом:
— Это ты включил?
— Нет.
— Кто же?
— Не знаю, — ответил он, хотя догадывался, чьи это были штучки.
Он вспомнил вроде бы безобидные и хвастливые слова Кинескопа насчёт «навтыкаем» и подумал, что духи никогда и ничего не говорят просто так. Они помнят все свои обещания и точно выполняют их. А главное, вовремя.
Другое дело, что странное поведение водопроводного шланга плохо увязывалось с заявлением Кинескопа: дух, мол, не может причинить человеку ощутимого вреда. Хотя какой же это вред — душ холодный, отрезвляющий? Ни тебе увечий, ни тебе опасного членовредительства. Скорее — польза: в такую-то жару…
Впрочем, парни думали иначе и пользы в душе не видели. Один из них, увернувшись от струи, подбежал к крану и начал лихорадочно закручивать его. Пожарная кишка, как огромная змея анаконда, живущая в джунглях Амазонки, встала на дыбы, обрушила на хитрого парня холодный душ. Он сжался под душем, но кран не бросил, закрутил, и кишка-анаконда бессильно упала на асфальт. Парень поднатужился и снял её с крана.
Потом встряхнулся, как кот, пошёл к Кеше и Геше, сжав кулаки:
— Ну, гады, сейчас получите!
И остальные тоже пошли, только вожак всё ещё не мог отдышаться, сидел на асфальте, держась за живот: видимо, Кеша ему здорово врезал.
Кеша и Геша медленно отступали к воротам. Между ними и бандой было всего шага четыре, и они держали дистанцию, как две враждующие армии. Кеша и Геша, пятясь, прошли арку ворот, очутились на пустынной в этот час набережной, и неоткуда было ждать помощи, и стоило рассчитывать на себя, только на себя.
Но в этот момент тяжёлые чугунные створки ворот сдвинулись с лязгом, неожиданно разделив две враждующие армии прочной границей.
— Открывай, — приказал отдышавшийся вожак, и один из четверых дёрнул створку, но она не поддалась. Тогда он дёрнул сильнее, и остальные помогли ему, навалились вчетвером на ворота.
Но они всё равно не открывались, словно кто-то держал их, не давал сдвинуть створки, и парень крикнул вожаку:
— Они не открываются.
Кеша с Гешей переглянулись, поняли друг друга без слов. И Кеша спросил ехидно:
— Силёнок не хватает? Может, помочь?
И тут он увидел совсем невероятную картину: позади парней, всё ещё силящихся открыть ворота, брезентовая змея шланга медленно ползла к водопроводному крану. Вот она доползла до него, приподняла конец, сама наделась на кран, и тот начал раскручиваться. Если бы Кеша не знал, чьи это проделки, то он бы просто не поверил собственным глазам, решил бы, что перегрелся на солнце, схватил солнечный удар и ему мерещится бог знает какая ерунда! Но Кеша превосходно знал, чьих это рук дело. И он с упоением глядел, как напор воды идёт по шлангу, распрямляет его, как разворачивается шланг и — великолепное зрелище! — бьёт струёй по спинам хулиганов.
— Кто пустил воду? — заорал вожак, отбегая от струи.
Но шланг хитро извернулся, лёг на пути, и вожак споткнулся об него, грохнулся на асфальт.
И тут — уж совсем неожиданно! — тронулся мотоцикл «Ява». Он тронулся бесшумно, подогнул под себя короткие ножки-подставки, разгоняясь, помчался на парней. И это было настолько страшное зрелище — бесшумно несущийся мотоцикл без водителя, — что нервы у вожака не выдержали.
— Ребя, атас! — во всю глотку закричал он и первым бросился бежать прямо по газону, мимо школы.
И вся его насквозь промокшая, перепуганная банда рванулась за ним, забыв о Витькином поручении проучить шкета и наверняка не думая о том, что Витька будет недоволен: поручение-то не выполнено. Только наплевать им было и на Витьку, и на шкетов-пионерчиков, потому что непонятное поведение пожарного шланга, чугунных ворот и бесхозного мотоцикла было куда страшнее вполне реального и привычного гнева Витьки. Ну, выругается он. Ну, по шее накостыляет. Так это же знакомо. Это обычно. Это вам не самодвижущийся мотоцикл!
— С мистикой шутки плохи, — всё ещё гнусавя, сказал Геша: нос его распух и сильно напоминал по форме и цвету нос старика Кинескопа.
— Какая же это мистика? — возразил Кеша, чей глаз посинел и заплыл, оставив узкую щёлочку для зрачка. — Это духи…
— Кто, кроме нас, знает о духах? Никто. А значит, поверить в происшедшее невозможно, оно нереально.
— Слушай, — с сомнением сказал Кеша, — а если бы мотоцикл задавил кого-нибудь?
— Ты что? — удивлённо воззрился на него Геша. — Кинескоп же ясно сказал: вред причинять нельзя. Расчёт был точный — на испуг. Духи не ошибаются.
Кеша и Геша легко открыли ворота, вошли во двор. Мотоцикл спокойно стоял на привычном месте, задрав вверх переднее колесо: ножки-подставки его надёжно упирались в асфальт. Пожарный шланг лежал у стены, аккуратно свернувшись, — словом, так, как его оставили дворники после утренней поливки. И трудно было представить — даже Кеше и Геше, — что эти бездушные вещи только что вели себя вполне одушевлённо. Но как ни сомневайся, а это было именно так. И Кеша с Гешей знали души этих вещей. Вернее, их духов.
Кеша подошёл к мотоциклу, постучал по бензобаку:
— Спасибо, Колесо, выручил. — Потом наклонился к водопроводному крану, сказал: — И тебе, Водяной, спасибо.
Ответа не последовало. На незапланированное общение духи выходить не желали. Что ж, обижаться Кеше и Геше было нельзя: без духов им сегодня пришлось бы худо. Да и было уже общение, и как раз незапланированное. Вызванное дурацкой болтовнёй Геши.
— Понял теперь, с кем имеешь дело? — наставительно спросил Кеша, а Геша только кивнул: мол, понял. И вопрос этот мог одинаково относиться и к Витьке, и к духам…
Дома у Геши ребят встретил Кинескоп. Он стоял в дверях комнаты в Гешиных тапочках, и позади него выглядывали смеющиеся рожицы Рыжего и Красного.
— Красавцы, — сказал Кинескоп, разглядывая Кешу и Гешу. — Орлы.
— Ты смотри, Кинескоп, — захихикал Рыжий. — У Геши нос как у тебя.
— Это он из любви ко мне, — издевался Кинескоп. — А что ж, Кеша, тебя так несимметрично украсили? Или просил плохо?
— Кончай, Кинескоп, — смущённо сказал Кеша. — Ну, влипли мы в историю, сами виноваты. А за помощь спасибо.
— То-то и оно. Не подоспей Водяной вовремя, плохо бы вам пришлось. — И добавил с некоторым восхищением: — А ты этого верзилу неплохо скрутил. По всем правилам.
Кеша даже удивился:
— Видел ты, что ли?
— А то нет? Мы с братьями всю драку по телевизору смотрели. Захватывающее зрелище…
— Как по телевизору? — Кеша был просто ошарашен.
— Разве я не могу сам себе показать, что во дворе происходит? Антенна-то на доме стоит. И проводка кругом. А силёнки у меня ещё есть.
Кеша и Геша с изумлением смотрели на Кинескопа. Этот маленький человечек, то есть дух, мог вести прямую трансляцию со двора, как с хоккейной площадки Дворца спорта в Лужниках. Поистине возможности духов безграничны, и Кеша с Гешей сегодня ещё раз убедились в этом. И сейчас они особенно гордились тем, что из всех мальчиков Москвы для великой миссии выбраны именно они — Кеша и Геша.
— Что Сомов? — спросил Кеша.
— Ждёт Сомов, — сказал Кинескоп. — Нервничает.
И в этот момент звякнул телефон.
— Это Говорун. — Кинескоп поднял трубку и послушал, потом переспросил:
— На когда?.. Понятно. Спасибо.
— Ну что? — в один голос спросили Кеша и Геша.
— Выезжает Сомов. Через полчаса, сказал, выезжает. Мол, повезло профессору: как раз есть у него инструмент для «Волги». И недорого: за двойную цену отдаст.
— А профессор что?
— Профессор ждёт.
— Поехали, — решительно сказал Кеша.
Но Кинескоп задержал его:
— Поедете сами. Колесо днём не сможет: заметят, да и хозяин вот-вот вернётся.
— И братья не поедут?
— Мы тоже не можем днём, — грустно сказали братья.
— Надо позвонить Ивану Николаевичу, — нерешительно заметил Геша. Он хотя сначала и не собирался предупреждать оперуполномоченного — всё-таки обиделся на него, — теперь мучился угрызениями совести: как же без милиции?
— Позвони, — решил Кеша.
Он тоже понимал, что без милиции будет трудно.
Геша набрал номер телефона народной дружины, долго слушал длинные гудки.
— Никто не подходит.
— А ты в отделение милиции позвони, — посоветовал Кеша.
Отделение милиции откликнулось мгновенно:
— Дежурный слушает…
— Будьте добры, позовите Ивана Николаевича, если можно, — вежливо попросил Геша.
— Кто его спрашивает? — поинтересовался дежурный.
— Это говорит Геннадий Седых. Я сегодня уже беседовал с Иваном Николаевичем и хочу ещё что-то ему сообщить…
— Нет его, Геннадий Седых, — ответил дежурный. — Уехал на задание. Но я ему передам, что ты звонил.
— Спасибо, — сказал Геша. — До свидания. — И повесил трубку. — Нет его. На какое-то задание уехал.
— Что же, — решил Кеша, — будем действовать сами. Пошли, Гешка.
— Ни пуха ни пера! — крикнули вдогонку близнецы.
И Кешка с чистым сердцем отозвался:
— К чёрту!
