У мужчин сложился свой кодекс чести: самоубийство как искупление позора военных поражений. Этот ритуал подобен ритуалу харакири — побежденный бросается на воткнутый меч или слуга пронзает своего хозяина мечом. Примеры таких самоубийств мы встречаем в жизнеописании многих знаменитых римских царей, воинов и политических деятелей. Эти жизнеописания составлены по Плутарху и другим древним авторам.

Клеомен III (ок. 260–219 гг. до н. э.) — царь Спарты в 235–221 гг. до н. э. Провел реформы: кассация долгов, увеличение числа полноправных граждан и т. п. Преобразования его были отменены после его поражения от руководителя Ахейского союза Арата в битве при Селласии (222–221 гг. до н. э.).

«Решительное сражение произошло недалеко от Спарты, около города Селассии. Судьба боя была решена натиском вдвое превосходящих численностью македонян. 16 000 спартанцев были изрублены на месте, не отступив ни на шаг; спаслись только сам царь Клеомен с 1000 спартанцев и 4000 наемников.

В Спарте ничего не знали об исходе битвы. Оставшиеся в городе граждане, кто чем мог, хотели помочь сражающимся: двери домов были открыты, жители оказывали помощь раненым. Вдруг с немногочисленными спутниками прискакал царь Клеомен, забрызганный кровь и грязью, и сообщил о страшном несчастье.

О дальнейшем сопротивлении нельзя было и думать. Клеомен сам советовал гражданам покориться, умоляя их „сохранить себя для лучших дней родины“.

Смерти Клеомен не боялся, но робким, малодушным показалось ему предложение одного из друзей покончить самоубийством. Царь направился к берегу моря, с несколькими друзьями сел на корабль и отплыл в Египет. Он надеялся еще склонить царя Птоломея к новой войне против Македонии и решился ожидать благоприятной перемены обстоятельств.

Вскоре македоняне заняли Спарту. Против ожидания, Антигон обошелся с населением милостиво, сохранив гражданам жизнь и собственность. Все реформы Клеомена были отменены, земля и имущество снова возвращены богачам, восстановлены герусия и эфорат, царская власть отменена. Спарта должна была войти в Ахейский союз.

Когда Клеомен со спутниками прибыл в Александрию, столицу Египта, египетский царь Птоломей III, много лет воевавший с Македонией, принял Клеомена с почетом и обещал послать его в Грецию с флотом и войском для восстановления на престоле, а пока назначил ему ежегодное содержание в 24 таланта. Привыкший жить скромно, царь Клеомен расходовал большую часть суммы на помощь спартанским изгнанникам в Египте, которых набралось до трех тысяч человек.

Вскоре, однако, царь Птоломей III Эвгерт умер. На престол вступил Птоломей IV Филопатор — ничтожный человек и пьяница. Новый царь все время находился во власти постоянных страхов и подозрений, ловко разжигаемых его любимцами. Придворные внушали, что Клеомен, этот „лев среди овец“, как они говорили, представляет для него опасность, так как греческие наемники, служившие в египетской армии, и пелопоннесские изгнанники стоят на стороне Клеомена и по первому его знаку готовы взяться за оружие.

Между тем положение дел в Греции и Пелопоннесе звало Клеомена настоятельным образом на родину. Антигон умер, и после его смерти в Пелопоннесе начались новые волнения и война между ахрейцами и этолийцами.

Клеомен, отчаявшись получить от египтян флот и вспомогательное войско, стал просить царя отпустить его одного с друзьями в Грецию.

Однако царь Птоломей не отпускал Клеомена. Более того, он подверг спартанского царя и его друзей домашнему аресту, не разрешая им выходить из дому. Клеомен понял, что его не выпустят из заключения, и вместе со своими спутниками решился бежать, чтобы вернуться на родину или умереть со славой.

Когда царь Птоломей уехал из Александрии, Клеомену и его друзьям удалось напоить стражу и вырваться на свободу. С оружием в руках, с громкими криками спартанцы призывали жителей столицы к восстанию и свободе. Однако жители в страхе разбегались, прячась по домам при виде кучки храбрецов.

Попытка спартанцев завладеть городской тюрьмой и выпустить заключенных также потерпела неудачу. Теперь им оставалось отдаться в руки палачей или покончить жизнь самоубийством. Они предпочли смерть, достойную спартанцев, и перебили друг друга. Один за другим падали доблестные спартанцы от рук своих друзей. Наконец, остались в живых только двое: царь Клеомен и юный Пантей, любимец царя, некогда первым занявший Мегалополь. Пантей нанес Клеомену смертельный удар, поцеловал его и затем покончил с собой. Так умер царь Клеомен в 219 г. до н. э.

Весть о самоубийстве Клеомена и его товарищей быстро распространилась по городу. Мать Клеомена, Крастесиклея, обняв своих внуков горько заплакала. Неожиданно старший мальчик вырвался из ее рук и бросился с крыши вниз головой; однако он не расшибся до смерти, получив только тяжкие увечья.

Узнав о восстании, царь Птоломей велел распять на кресте труп Клеомена, детей же его вместе с бабкой Крастесиклеей и сопровождавших их женщин — казнить.»

Гай Гракх (153–121 гг. до н. э.) — римский народный трибун. Пытался проведением демократических земельных реформ приостановить разорение крестьянства.

Отношения между сторонниками Гая Гракха и аристократами так обострились, что столкновение могло произойти в любой момент. Так и случилось.

Однажды во время жертвоприношения, совершавшегося консулом, один из ликторов грубо крикнул стоявшим рядом друзьям Гая: «Эй вы, негодяи! Уступите место порядочным людям!»

Это вызвало такой взрыв возмущения, что оскорбитель тут же был убит. Узнав о случившемся, Гай пришел в отчаяние: «Что вы наделали? Вы что, не понимаете, что наши враги только и ждут предлога, чтобы обнажить мечи? Сейчас они получили этот предлог».

Действительно, едва весть об убийстве ликтора облетела народ, на улицах стали собираться толпы вооруженных людей. Только хлынувший ливень разогнал всех по домам.

На другой день перед зданием, где совещались сенаторы, появилась толпа, оглашавшая воздух громкими воплями и рыданиями. Сенаторы, услышав шум, вышли на площадь, и консул Опимий, делая вид, что ему непонятна причина волнения, спросил пришедших: «Граждане, что случилось? Почему на вас траурные одежды? Что означают ваши рыдания?» — «Совершилось неслыханное злодеяние. Сторонники Гракха убили вчера ликтора, служителя закона», — отвечали люди, несшие труп. Их притворные вопли и показная скорбь, так же и искусно разыгранное удивление и возмущение Опимия, — все это должно было возбудить римлян против Гая, оправдать расправу с ним и его сторонниками.

Но многие граждане по-прежнему стояли за Гракха. Они возмущались: «Сенаторы еще говорят о правосудии! А где было правосудие, когда Тиберий пал под ударами убийц? Где были сенаторы, когда труп народного трибуна волокли через весь город?»

Они понимали, что гибель ликтора только предлог, чтобы начать расправу с Гаем и его сторонниками. Сенаторы прибегали к чрезвычайным мерам. Опимий получил диктаторские полномочия. Он приказал сенаторам и всадникам явиться при оружии в сопровождении вооруженных рабов.

Потрясенный происходящим, Гай был печален. Долго стоял он на площади перед статуей своего отца. По его щекам текли слезы. Видевшие это люди были глубоко тронуты горем своего вождя. Огромная толпа провожала Гая до дома и охраняла его всю ночь.

Наутро сторонники Гая отправились на Авентийский холм, где они решили обороняться от нападения.

Когда Гай выходил из дома, его остановила жена с маленьким сыном на руках. Упав на колени перед мужем, она умоляла его не идти на Авентин. Но слезы и мольбы жены не удержали Гая. Он молча вышел из дома и в сопровождении друзей отправился к своим сторонникам. Когда все собрались, ближайший друг Гая Фульвий Флакк послал своего младшего сына на переговоры с сенаторами. Тот почтительно обратился к консулу Опимию и сенаторам и сообщил им условия, на которых еще возможно было примирение. Большинство сенаторов, стремясь избежать гражданской войны, не возражали против переговоров. Они хорошо помнили, какую ненависть заслужили в Риме убийцы Тиберия Гракха.

Но Опимий грубо ответил посланцу: «Я не намерен вести переговоры через мальчишку! Пусть Гай и Фульвий сами придут сюда и попросят пощады».

Узнав об ответе Опимия, Гай хотел сам отправиться на площадь и убедить консула и сенаторов не допускать кровопролития. Но друзья не пустили его: коварство врагов было слишком известно. Тогда Фульвий снова послал своего сына. Опимий приказал схватить ношу, а сам во главе вооруженных воинов двинулся к Авентину. Критские лучники, наемники Опимия, еще издали стали поражать противника. Началась паника. Один за другим гибли друзья Гракха. Фульвий и его старший сын укрылись в заброшенных банях, но были обнаружены и убиты. Гай не хотел участвовать в битве, не хотел поднимать оружие на сограждан. Уйдя в храм Дианы, он намеревался покончить с собой.

«Пусть боги накажут римский народ за неблагодарность, — сказал он друзьям. — Народ, который покидает своих вождей в беде, вполне достоин вечного рабства».

Друзья все-таки уговорили Гая бежать. Горстке людей удалось незаметно покинуть храм и устремиться к воротам в стене, окружавшей Авентин. К несчастью, Гай оступился и вывихнул ногу. Враги, напавшие на след беглецов, настигли их. Друг Гая Помпоний взялся задержать преследователей. В крепостных воротах завязался рукопашный бой. Силы были неравны, и через несколько минут герой пал мертвым.

Тем временем Гай, с трудом ступая на больную ногу, спускался к Тйбору, надеясь по мосту перебраться на противоположный незаселенный берег. Встречные сочувствовали Гаю и подбадривали его. Но напрасно он молил дать ему коня, чтобы спастись от преследователей. Страх перед местью аристократов пересиливал жалость. На мосту преследовавшие Гая враги вновь были остановлены. Сподвижник Гая Лициний повторил подвиг Помпония: несколько минут отражал он удары врагов, пока не погиб.

Когда Гай в сопровождении верного раба достиг священной рощи, крики преследователей раздавались уже совсем рядом. «Друзей у меня больше нет, а врагам не хочу достаться живым», — сказал Гай своему рабу и показал на меч. Тот понял желание господина и нанес ему смертельный удар.

Брут Марк Юний (85–42 гг. до н. э.) в Древнем Риме глава заговора 44 г. до н. э. против Юлия Цезаря. Возглавил республиканцев в борьбе со вторым триумвиратом.

Брут и его друзья ничего не добились. Они устранили Цезаря, но не могли восстановить республику. У власти остались цезарианцы. Во главе их стоял Марк Антоний, близкий Цезарю военачальник — храбрый, горячий, но нерешительный. Вторым вождем цезарианцев был начальник конницы при Цезаре Марк Эмилий Лепид. Третьим был молодой внучатый племянник Цезаря Октавиан. Они составили правительство, известное как второй триумвират, и разделили между собой власть.

Брут и его друзья бежали в Грецию, готовясь к борьбе. Брут проявил замечательные качества полководца и правителя. В короткое время он собрал значительные силы. Малая Азия, Сирия, Греция были за него. К нему стеклись бывшие солдаты и офицеры Помпея. Царьки Малой Азии доставляли ему оружие и деньги.

Еще недавно Брут и Кассий покинули Италию беглецами, без денег, без оружия, не имея ни одного корабля, ни одного города на своей стороне. А через несколько месяцев у них был отлично снаряженный флот, пехота, конница, богатая казна и обширная территория на востоке Римского государства.

Несмотря на различие характеров обоих вождей-республиканцев — Брута и Кассия, они прекрасно ладили друг с другом. Кассий был суров, даже жесток к подчиненным и беспощаден к врагу. Брута даже враги уважали за прямоту, великодушие, честность и незлопамятность.

Кассий захватил остров Родос, где беспощадно расправился с теми жителями, которые противились республиканцам. Он говорил, что от того, кто не пощадил Цезаря, нельзя ждать милости.

Брут осадил город Ксанф (в Ликии), обитатели которого предпочитали капитуляции смерть в огне. Брут награждал тех воинов, которые спасали из огня горожан. После этого другой ликийский город, Патары, сдался Бруту без сопротивления. Завоевав эти города, Брут обратился к жителям острова Самоса:

— Ксанфяне, отвергнув мои милостивые предложения, превратили свою родину в могилу, в пепелище. Патарцы, доверившись мне, сохранили и жизнь, и свободу. Выбирайте!

Самосцы, получив это письмо, достойное по краткости древних спартанцев, сдались Бруту.

Брут и Кассий сосредоточили свои силы в Македонии, у города Филлипы.

Триумвиры, готовясь к борьбе, тоже собирали армию для разгрома республиканцев. Вскоре Марк Антоний и Октавиан привели верные им легионы в Македонию. Их войска расположились лагерем неподалеку от республиканцев.

Силы противников были приблизительно равны. Только у Брута и Кассия было больше конницы.

Обе армии стояли друг против друга в бездействии. Республиканцы не хотели решительной битвы. Они рассчитывали, что, после того как отрежут противника от источников снабжения, его войска вынуждены будут сдаться.

Однако Антоний и Октавиан сумели навязать республиканцам сражение.

Противников разделяло обширное болото. Антоний задумал преодолеть его и зайти в тыл врагу. Для вида Антоний ежедневно производил смотр своих солдат, а втайне часть легионеров сооружала насыпь на болоте, чтобы сделать его проходным. Через десять дней насыпь построили, и по ней, без лишнего шума, ночью двинулось войско. Силы Кассия оказались окруженными.

Кассий быстро принял ответные меры: его воины соорудили поперек болота стену. Легионы Антония бросились на штурм стены. Так завязалось сражение при Филлипах. Когда правое крыло Антония зашло в тыл, конница Кассия, не думая о сопротивлении, стала отступать. Оставшись без прикрытия, пехота также дрогнула. Все попытки Кассия остановить воинов не увенчались успехом. Пришлось отступить и ему. В лагерь ворвались враги. В это время спутники Кассия увидели быстро приближавшихся к ним всадников. Это был передовой отряд Брута, спешивший на помощь. Но Кассий решил, что это неприятельская погоня. Его уговорили послать на разведку человека. Им был некий Титиний, близкий друг Кассия. Всадники узнали его и встретили радостными криками, многие спешились, обнимали его. Но это привело к несчастью. Кассий решил, что Титиний попал в руки врагов. В отчаянии Кассий бросился на меч.

Узнав о поражении Кассия, Брут поспешил к нему, но застал своего друга уже мертвым. Оплакивая соратника, Брут сказал, что это был последний римлянин, ибо человека такой силы духа нам уже не видать. Брут ободрил солдат Кассия, обещал каждому награду и уверял, что окончательная победа близка. Ведь ему удалось одержать победу над Октавианом. Воины Брута ворвались в лагерь противника, но Октавиана там не застали, он успел выбраться за лагерные укрепления.

Роковой для республиканцев оказалась двойная ошибка полководцев: Брут был уверен, что Кассий победил и потому не сразу пришел к нему на выручку, а Кассий считал, что Брут погиб, и потому не дождался его помощи.

Брут занялся восстановлением лагеря Кассия. Республиканский полководец решил не штурмовать вражеских позиций, пока не будут собраны воедино все силы. Это решение было ошибкой. Многие командиры и воины Кассия были недовольны, что ими командует Брут. Дисциплина в войске республиканцев упала, как и вера в победу.

У триумвиров положение тоже было не лучше. Продовольствие заканчивалось. Лагери стояли в низине, в болоте. Все со страхом ожидали зимних холодов. В довершение бед пришло известие о поражении на море: корабли Брута уничтожили суда, которые везли пополнение и продовольствие.

Когда Антоний и Октавиан получили это сообщение, они решили поторопиться с битвой, стремясь завершить борьбу до того, как Брут узнает о победе его моряков.

Пасмурным ноябрьским утром войско республиканцев стало строиться в боевой порядок. Ждали приказа о начале сражения. Но Брут безмолвствовал. Его словно подменили. Он колебался, не принимал решения. Многие республиканцы перебегали к противнику. Брут перестал доверять даже друзьям. Только к вечеру он дал сигнал к битве. Войско пришло в движение. Началась вторая битва при Филлипах (ноябрь 42 г. до н. э.). Сражение первое время шло успешно для республиканцев. Во главе левого фланга Брут повел своих солдат на врага. Противник был смят и стал отступать. Но правое крыло Брута было слишком ослаблено. Оно не выдержало удара врага и отступило. Армия Брута попала в окружение и почти вся была уничтожена.

В этот грозный час Брут показал чудеса храбрости и мастерство полководца; но переломить ход битвы было уже невозможно. Его воины сражались не так, как когда-то, особенно те, которые попали к нему из отряда Кассия. Многие сдавались в плен, но лучшие соратники Брута пали, сражаясь до конца. Некоторые из них пытались спасти Брута. Так, один из друзей, Луцилий, увидев, что всадники врага мчатся к Бруту, бросился наперерез, крича, что он Брут и что он сдается на милость Антония. Обрадованные воины с торжеством отвели мнимого Брута в шатер Антония. Сохраняя спокойствие, Луцилий сказал:

— Марка Брута никто не захватил в плен и, надеюсь, никогда не захватит. Я обманул твоих солдат и за это готов претерпеть любой наказание.

Присутствующие были одновременно и растеряны и поражены смелостью и хладнокровием Луцилия. К их удивлению Антоний сказал:

— Мы овладели добычей, которая лучше той, какую искали. Искали врага, а приобрели друга. Клянусь богами, не знаю, что бы я сделал с Брутом, попадись он мне. А такие люди, как этот Луцилий, пусть всегда будут друзьями Антония, а не врагами!

С этими словами он обнял Луцилия, который на всю жизнь оставался ему преданным.

Тем временем Брут бежал. Он переправился через реку, берега которой поросли густым лесом. Уже стемнело, когда он остановился в лощине у подножия высокой скалы. Брут долго сидел в глубоком раздумье. Потом он стал громко оплакивать друзей, которые пали защищая его в бою. Каждого он называл по имени, никого не пропуская. Всем спутникам он приказал позаботиться о спасении.

Наступила самая тихая и темная пора ночи. Брут наклонился к преданному ему рабу Клиту и что-то ему шепнул. Клит ничего не ответил и заплакал. Брут подозвал своего оруженосца Дардана и довольно долго говорил с ним с глазу на глаз. Дар дан угрюмо молчал. Тогда Брут обратился к своему другу Волумнию, напомнил об их долгой дружбе и сказал:

— Окажи мне теперь последнюю услугу: я возьму меч, а ты положи руку поверх моей, чтобы прибавить силы удару.

Волумний наотрез отказался. Тут кто-то заметил, что враг приближается и надо бежать. Брут встал.

— Да, надо бежать, — сказал он, — но я буду действовать не ногами, а руками.

Он был совершенно спокоен. С улыбкой простился со всеми по очереди, поблагодарил друзей за верность. Напоследок он снова призвал всех позаботиться о спасении жизни и отошел в сторону. Трое двинулись за ним следом, в том числе грек по имени Старатон, давний приятель Брута. Брут велел ему стать рядом с ним, упер рукоятку меча в землю и, придерживая меч обеими руками, бросился на него. Острие пронзило его насквозь. Так окончилась жизнь Марка Юния Брута.