Иванова выглянула в окно и замерла от удивления. Молодой человек я синей болоньевой куртке с черным дипломатом свернул к их дому. Она живет здесь второй десяток лет и хорошо знает всех жильцов. А незнакомец тем временем уверенно вошел в подъезд. Кто же это такой? Любопытство разгорелось еще больше, когда парень поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру Коло диной. Неужели пенсионерка завела шуры-муры с этим молоденьким повесой? Ведь он наведывается к ней уже не первый раз.

Увы, разгоревшееся любопытство через минут десять сменилось чувством ужаса. Колодина не своим голосом орала: «Спасите, помогите!». Соседи, преодолевая страх, столпились у дверей квартиры несчастной женщины. Но на стук и звонки никто не открыл. Некоторые выбежали на улицу, пытаясь через окна разглядеть происходящее в квартире. Иванова оцепенела, когда увидела, что все тот же незнакомец в синей куртке выбирается из окна квартиры Колодиной. Кто-то уже вызвал милицию, позвонил в «скорую помощь». Поэтому люди подняли такой шум, что незнакомец предпочел скрыться в квартире. Воспользовавшись тем, что все выбежали на улицу, он попытался выскользнуть из подъезда. Но мужики схватили беглеца и передали прибывшему наряду милиции.

Сержант Овечкин бегло обыскал незнакомца. В кармане пиджака обнаружил куски веревки. Но не придал им значения, сунул их обратно. Когда незнакомца доставили в райотдел, веревок при нем не оказалось. Он выбросил их в машине. В дипломате нашли мокрые медицинские перчатки, металлический предмет, похожий на шило. Медики называют его троакар.

— Что, Казора, за старое взялся? — спросик задержанного пожилой майор милиции, который сразу узнал в незнакомце насильника, арестованного в 1988 году. Тогда майор был еще капитаном и хорошо помнит, как Казора написал явку с повинной, в которой признал спою вину в убийстве трех женщин. Однако потом от своих показаний отказался. Долго тянулось следствие, через год Гомельский облсуд приговорил Казору к семи годам лишения свободы, но обвинение в убийстве трех женщин Верховный суд снял с него за недоказанностью. Ныне трудно судить, кто в этом виноват. То ли коллеги следствие вели из рук вон плохо, то ли у Казор^ы появился «опытный» консультант, который своими «советами» сумел развалить всю систему доказательств. Так или иначе, но Казору осудили лишь за изнасилование, угрозу убийством и использование поддельного студенческого билета. Семь лет лишения свободы за содеянное трудно назвать суровым наказанием, но и оно для Казоры сократилось, благодаря амнистии, которую объявили в 1991 году. И хотя он имел 8 нарушений режима содержания, в том числе дважды водворялся в карцер, неотбытый срок наказания ему сократили наполовину. В августе 1993 года Казора оказался на свободе.

Капитан за это время стал майором, из уголовного розыска перешел в оперативные дежурные. Служба не менее хлопотная, но дающая хоть какой-то отдых от убийств, грабежей, краж, которые буквально захлестывают розыск и следствие уголовными делами. Появилась возможность поразмышлять над природой преступления, эффективностью наказания.

Майор был далек от мысли, что сократившийся срок наказания каким-то образом повлиял на Казору. Это нормальный человек благодарил бы судьбы и за версту обходил бы ситуации, которые могли бросить тень на его репутацию. А Казору словно какая-то неведомая сила вновь тянула на преступную стезю. Вначале жил в деревне у родителей. Она хоть и называется Новая Гута, но образ жизни в ней все тот же, что и много веков назад. Нескончаемый тяжелый труд: посадили картофель — коси сено; заготовили сено — пора картофель копать. А еще надо заготовить дрова, ежедневно ухаживать за скотиной... Не выдержал Александр Ка-зора, уехал в Гомель к брату, устроился в медучилище рабочим по ремонту и обслуживанию здания.

Казалось, ныне устроить личную жизнь — не проблема. Объявлений — полным полно в каждой газете. Но Казора познакомился с пенсионеркой: ему — почти тридцать, ей — почти шестьдесят. Уж какие планы строил — никто ни узнает. Но в апреле 1994 года затеяли они ремонт в квартире Колодиной. В тот роковой день пришел к ней, как потом заявил на следствии, чтобы отказаться от участия в ремонте. Возникла перебранка. Он хотел уйти, но женщина попыталась удержать. Схватил на полочке какой-то предмет, ударил Колодину. Что было дальше — не помнит.

Да, поднаторел Казора в таких делах. «Не помню» — и все тут.

— А кроме тебя, кто еще был в квартире?

— Никого.

— Выходит, никто, кроме тебя, убить ее не мог.

— Выходит, так, но ничего не помню...

Это хорошо, что соседи не остались безучастными, считай, на месте преступления задержали Казору, а так вновь пришлось бы доказывать, что именно он буквально изрешетил бедную женщину. Эксперты потом насчитали шестьдесят три удара на теле убитой.

На суде Казора преминул воспользоваться версией: кто-то другой убил Колодину, только не он. Он ничего не помнит. Одним словом, если и лишил жизни пенсионерку, то лишь в состоянии патологического аффекта, при отсутствии контроля над собой. Но этот «непомнящий» и «неконтролирующий себя» на стук соседей дверь не открыл, попытался удрать из квартиры через окно. Увидев внизу людей, не бросился на мостовую, а вернулся в комнату. Не забыл забрать дипломат. Прежде чем выйти из квартиры, убедился, что в подъезде никого нет. При задержании говорил, что не был в квартире Колодиной, четко ориентировался в обстановке, хорошо понимал обоснованность применения наручников.

Жила женщина-труженица. 24 года отдала фабрике «8 Марта».

Последнее время работала санитаркой. Надеялась встретить старость в спокойствии и достатке, а пришлось принять такую жестокую смерть. За что, за какие прегрешения? Словно застыл немой вопрос в ее глазах.

Казора возомнил, что ему позволено вершить чужие судьбы, но никак не мог смириться, когда судьи стали определять его судьбу. Он считал, что в «беспамятстве» нашел удобную лазейку, чтобы уйти от ответственности. Но не учел, что общество ограждает себя от нелюдей, которые «не помнят, что творят».

23 декабря 1994 года областной суд признал Казору виновным в умышленном убийстве с особой жестокостью и приговорил к исключительной мере наказания — расстрелу.

«Меня считают опасным для общества, — написал Казора в ходатайстве о помиловании на имя президента республики, — но ведь я жил и работал среди людей и никто не считал, что я опасен.:.»

Колодина тоже считала его нормальным человеком, а он оказался убийцей, поднял руку на беззащитную женщину, которая ему в матери годится. Это не судьи — он сам себе подписал смертный приговор. Троакар в руках хирурга — средство исцеления. В руках Казоры он стал средством убийства. И никто не может дать гарантии, что, сохранив жизнь Казоры, мы не отнимем ее у невинного человека, который, не дай Бог, встанет у него на пути. Президент не взял на себя такую ответственность, в помиловании Казоре отказал. Приговор приведен в исполнение.

(М. Тимофеев. // Уголовное дело. — 1996, № 9)