13
Вылезти с моей стороны было невозможно: кабина лежала на земле. Чем-то у меня были обожжены руки, я не обратил на это внимания. Единственной моей мыслью было поскорее выбраться отсюда. Я попробовал открыть правую дверцу, она была надо мной. Дверца не открывалась, ее перекосило. К счастью, стекол в ней не было. Я осторожно подтянулся и, упираясь одной ногой в сиденье, другой – в руль, вылез из кабины, спрыгнул на землю, огляделся вокруг и увидел следующую картину.
Моя машина лежала на боку, в обрыве, привалившись кузовом к дереву. Но удерживало ее не дерево, а трос, привязанный к машине Ивашкина. Он был натянут как струна, моя машина висела на нем. От машины по косогору тянулась полоса взрытой земли и сломанного кустарника – метров двадцать Игорь волочил меня по обрыву.
Машина Игоря стояла на дороге. Игорь, высунувшись из кабины, смотрел на меня. Не вылезал, боялся снять ногу с тормоза. Он был бледен. На подножке стоял Шмаков Петр, он не был бледен. Внизу стоял Вадим. Он стоял почти на дне оврага, и я не видел – бледен он или нет.
Все трое с ужасом смотрели на меня. Однако не двигались с места. Думали, что я убит, и боялись подойти.
Но я был жив. Даже не ушибся. Только обжег руки. И тут до моего сознания дошло, что я обжегся кислотой из аккумулятора. Зуев поставил его в кабине временно, чтобы доехать до Москвы. Но это не страшно. В аккумуляторе не стопроцентная серная кислота, а электролит, раствор, им не обожжешься. Пощиплет и пройдет.
– Крош, ты жив? – закричал Вадим и побежал ко мне.
– Умер, – ответил я.
Шмаков тоже подошел. Они смотрели на меня так, точно я действительно вернулся с того света.
– Не узнали? – сказал я.
– Как тебя угораздило? – спросил Шмаков.
Я пожал плечами. Сам не понимал, как все получилось, как я попал в овраг. Руля из рук не выпускал, сознания не терял. Я только хорошо помнил, что руль вдруг перестал меня слушаться. Вернее, машина перестала слушаться руля. И ее потащило в овраг.
– Подойдите сюда! – закричал Игорь.
Он, бедняга, не мог снять ноги с тормоза. Мы подошли.
– Что случилось? – спросил Игорь.
– Сам не видишь!
– Но как это произошло?
– Черт его знает! Ты стал дергать, и машина потеряла управление.
У Игоря задрожали губы:
– Когда я стал дергать?!
– Тогда! Вадим кричал, чтобы ты остановился, а ты перся вперед.
– Неправда! – вскипел Игорь. – Я тут же остановился.
Я усмехнулся:
– Интересно... Кто же меня тащил но обрыву? Двадцать метров... Пушкин?
– Но как ты не удержал руля?
– Я-то удержал... Только машина перестала слушаться руля. Может быть, в ней рулевое управление не в порядке... Ведь мы эту машину не знаем. Буксировать не надо было, вот что! Прокатиться захотелось.
– А кто первый завел машину? Кто первый поехал? – сварливо возразил Игорь.
– Не будем торговаться, – мрачно сказал я, – ведь ты всегда прав. Подумаем, что делать.
Никто не знал, что делать.
Шмаков предложил:
– Подложим камни под эту машину, чтобы и ее не стащило вниз.
Мы подложили под все колеса по большому камню. Игорь осторожно снял ногу с тормоза. Машина стояла на месте.
– Можешь вылезать, – сказал я, – только оставь ее на ручном тормозе и на скорости.
– Не ты один такой умный, – ответил Игорь и вылез из кабины.
Мы спустились к моей машине.
– Был бы в ней бензин, обязательно случился бы пожар, – сказал Вадим.
Но нам было неинтересно думать, что могло еще случиться. С нас было достаточно того, что произошло.
– Будет грандиозный скандал! – не унимался Вадим.
Я сказал:
– Уговор: никого не продавать.
Ребята согласились. Возьмем вину на всех.
Мы стали думать, как нам вытащить машину. Буксир был крепкий, но обрыв был очень крутой, и машина лежала на боку.
Все же Игорь предложил попробовать.
– Опасное дело! – сказал Шмаков. – Загоним сюда и вторую машину. Снимем с тормоза, ее и потащит вниз.
– Что же делать?
Нам не пришлось думать, что делать. На дороге появились Ивашкин и Зуев.
Не буду передавать нашего разговора. Вместо слов, произнесенных Ивашкиным, ставлю многоточие...
Однако вместе с многоточием до нас доносился запах водки. Лицо у Ивашкина было красное, как помидор.
Между тем Зуев присел и осмотрел место, где был привязан трос. Потом поднялся и спокойно сказал:
– Так и есть!
– За тягу? – спросил Ивашкин, и лицо его налилось кровью.
– Именно.
Опять понеслись многоточия. Пока они неслись, я присел и посмотрел под машину. И сразу понял причину аварии. Буксирный трос был закреплен не за раму, как полагается, а за поперечную рулевую тягу. От рывка тяга вывернулась, и машина потеряла управление. Поэтому я и полетел в канаву. Привязывать буксирный трос за какую-нибудь часть рулевого управления – грубейшая техническая ошибка. Она неизбежно кончается катастрофой. Мы еще легко отделались. Развей машины побольше скорость, да еще на шоссе, где идут встречные машины, – от нас с Вадимом осталось бы одно воспоминание.
Меня мороз продрал по коже, когда я подумал об этом. Что было бы с мамой! Страшно подумать!
Я посмотрел на Игоря и на Шмакова Петра. Это они привязывали трос. Игорь стоял бледный как полотно, он ужасно боялся ответственности. А Шмаков ничего. Цвет лица у Шмакова был обычный.
Машину в конце концов вытащили. Провозились мы с этим до вечера. Нам помогали ребята из «Б» и дачники в пижамах. Дачники рассуждали и давали советы.
Ребята из «Б» упорно расспрашивали, как все произошло. Мы им ничего не рассказали. Произошла авария, и все! Подробности в афишах...
Начало быстро темнеть. Обе машины стояли на дороге. Все разошлись. Остались Ивашкин, Зуев и мы четверо.
Ивашкин объявил, что тащить ночью машину, да еще с испорченным рулевым управлением, невозможно, собрал инструмент, кинул в кузов трос и крикнул Зуеву:
– Поехали!
– Лезьте в кузов, ребята! – сказал Зуев.
Я спросил:
– Бросим машину?
– Еще рассуждает! – заорал Ивашкин.
– Не беспокойся, парень, ничего с машиной не случится, – сказал Зуев.
Но я твердо решил остаться:
– Нет! Мы не можем бросить машину, мы отвечаем за нее. Поезжайте и скажите, пусть утром за нами пришлют «техничку».
– Ну и оставайтесь! – крикнул Ивашкин и полез в кабину.
Но Зуев не хотел нас оставлять. Он уговаривал нас поехать.
Все это время Игорь молчал. Потом отвел нас в сторону и сказал:
– Кому-то из нас надо ехать в город. Во-первых, сообщить дома про тех, кто остался. Во-вторых, организовать помощь.
– Я вижу, тебе очень хочется уехать, – ответил я, – и поезжай. И Вадима бери с собой. Ему, наверно, тоже хочется домой.
Игорь притворился, что не заметил моей иронии:
– Я думаю, так будет правильно. Вадим оповестит ваших родных, а я разыщу директора, он тут же вышлет «техничку». С ней и я приеду.
Никакого директора Игорь сейчас, конечно, не найдет, да никто и не будет ночью высылать «техничку». Но ему очень не хотелось оставаться.
Я насмешливо сказал:
– Поезжай, поезжай, никто тебя не держит.
Игорь опять пропустил мимо ушей мою насмешку и сказал:
– Так будет лучше, увидишь. Впрочем, поезжайте вы со Шмаковым, а мы с Вадимом останемся.
Я знал, что он ни за что не останется:
– Поезжай, довольно болтать!
– Вы поедете или нет? – рявкнул Ивашкин из кабины.
– Сейчас, сейчас! – крикнул Игорь и спросил меня: – Значит, решили?
– Решили, – угрюмо ответил я.
– Поехали, Вадим! – сказал Игорь.
Вадим вдруг ответил:
– Я не поеду!
– Почему?
– Останусь с ребятами.
– Не валяй дурака! – рассердился Игорь. – Сказали тебе – поезжай, значит, поезжай!
– Если будешь орать, я тебе так вмажу!.. – ответил Вадим.
И я убедился, что Вадим окончательно вышел из-под влияния Игоря.
– Ну и черт с тобой! – сказал Игорь и полез в кузов.
Машина тронулась. Через минуту красный огонек ее стоп-сигнала скрылся в лесу.
Мы остались втроем у поломанной машины.
