Эпилог
– Зеленая сестра, я пришла по вашему зову.
– Дитя, собери свои вещи и ожидай в Белой комнате. Там к тебе подойдет Белая сестра и скажет все что нужно.
Так хочется еще спросить, что все это означает, но Зеленые сестры много не разговаривают. Одна-две фразы – и все. Белые сестры по правилам могут говорить сколько надо, но они, как и все другие здесь, немногословны. У нас, «детей», ограничений на речь нет, но чем дольше находишься в Храме, тем говоришь все меньше и меньше. В том числе и потому, что глядишь на другую девушку и понимаешь, что она хочет сказать, пока она только открывает рот. Должно быть, это такая тут аура места, потому что раньше я такого не могла.
Белая сестра уже ждала меня. Вообще Белая комната предназначена для новоприбывших, где с ними занимаются Белые сестры по обучению здешним Правилам. Они и сами в свободное время могут приходить сюда и разговаривать вволю и сколько угодно громко. Даже петь песни. Звуки оттуда не расходятся и никому не мешают. Недавно прибывшие часто занимаются здесь и рукоделием, чтобы можно было при этом болтать друг с другом, петь песни – совсем как у себя дома. Я уже привыкла к тишине и могу рукодельничать в Зеленой комнате, где разговаривают только по делу и коротко.
Сестра ответила на приветствие, приказала сесть и прошлась по комнате. Подошла к окну, потрогала раму, передвинула горшок со «Слезами Надежды» левее, чем он стоял. Я ждала.
– Алина, милостью богини твой срок нахождения здесь закончен. Ты обязана вернуться в свой дом.
Пауза. Но знака разрешения говорить нет, поэтому надо ждать. Однако меня не назвали «дитя», и это значит, что все решено.
– После третьей молитвы отправляется в путь барон Эльсевин. С ним ты доедешь до Твери. Подойдешь сейчас к его мажордому, он уже знает о тебе.
Знака опять нет, значит, она еще что-то скажет.
– Ты должна знать – это не немилость к тебе, это Дар богини. О таком многие могут только мечтать.
Вот теперь можно говорить, потому что Белая сестра скрестила руки на груди.
– Сестра, я хотела спросить. У меня началось какое-то непонятное состояние, которое напомнило мне то, что было в прежние времена. Но это же сейчас невозможно!
– Это тоже Дар. Иди, Алина.
Руки Белой сестры заняли позицию, которая означает, что она больше говорить не будет.
– Да будет благословение богини над вами, сестра.
Сестра сделала благословляющий жест и вышла. А у двери меня дожидалась прислужница с теплым плащом и небольшой сумочкой в руках. Она же и повела меня в общедоступную часть Храма, где я не бывала уже столько лет…
Машины барона стояли уже с прогретыми моторами, дружинники сидели по местам. Мажордом в фиолетовом с желтым плаще бегал от машины к машине и вполголоса ругал водителей.
– Скорее садитесь в третью машину. Барон сейчас выйдет, и мы поедем! Поторопитесь!
Машина в той, далекой жизни называлась «копейкой». Странно, что я еще это помню. Дружинник распахнул мне переднюю дверцу, и я с трудом вскарабкалась в кабину. Водитель поздоровался со мной и представился: «Арно». Я тоже поздоровалась и представилась.
– Вот уже, уже!
Арно спешно захлопнул свою дверцу и стал выворачивать руль. Я даже и не заметила, как подошел барон и как он сел в машину.
– Арно, а как зовут твоего барона, и к кому он приезжал сюда?
– Барон Арнульф Четвертый, владетель Севина, Инара и Рэ, наследник Инна и Клонделя, Верховный Меч Жэне. Правда, сейчас у хозяина другие владения, но он требует называть по-старому. И герб тоже прежний. А приезжал он к матери. Старая баронесса здесь уже лет десять, с тех пор как умер барон Арнульф Третий. Еще мы в Тверь заедем, поглядим, как учится самый младший сын барона…
Арно еще что-то рассказывал про то, как барона ценит ярославский князь и что даже существует проект поженить баронова младшего сына Рамо на младшей дочери Владимира. Вот пусть она еще на пару лет подрастет, и можно будет… А меня как-то укачало. Меня и раньше укачивало в машине, а сейчас с непривычки я постепенно так и задремала. А болтовня Арно помогла убаюкать.
…Проснулась я уже в городке, от того, что меня осторожно трогали за плечо. Уже начинало темнеть. Разбудил меня Арно, сказавший, что мажордом Исидор уже подходил, но я тогда еще не проснулась. Велел передать, что для меня снята комната на втором этаже. Если я хочу есть, то барон со свитой ужинают в зале гостиницы.
Я поблагодарила Арно, подхватила свои две сумки и пошла по двору. Было холодно и ветрено.
Когда мы ехали в Убежище, я мало смотрела по сторонам, поэтому точно не помнила, далеко ли этот вот городок от Храма. Помню, что мы где-то ночевали, а где – уже не помню. В обеденном зале гостиницы меня встретила волна запахов – жареного мяса, пива, кожи, плохо мытого тела, так что даже стало нехорошо.
Ко мне подошел хозяин гостиницы, лысый толстяк в кожаном фартуке и красной рубашке, спросил, чего я хочу поесть и попить. Я же с трудом сдерживала тошноту, потому от всего отказалась и попросила отвести меня в комнату. Комнатка была совсем тесной, в ней с трудом помещались кровать, сундук и умывальник. Девушка, отведшая меня туда, поклонилась и убежала вниз. Я же, чувствуя себя совсем ослабевшей, прилегла на кровать. С чего это мне так тяжело? Совсем недавно я работала в саду и на огороде, а сейчас совсем раскисла – ноги словно колоды, подташнивает и страшная слабость. Словно я не на второй этаж поднялась, а переплыла Великую.
Ну ничего, полежу немного, а потом займусь умыванием и приготовлениями ко сну. Я устроилась поудобнее и достала ту самую небольшую сумочку, что мне дали на прощание в Убежище.
Сумочку вышивал, наверное, кто-то из таких, как я. Но не я точно, потому что так бы не смогла вышить петуха, прямо как живого. Внутри два небольших холщовых мешочка и кошелек, расшитый бисером. В мешочках орехи и сушеные фрукты – это то, что надо. Я всегда любила орехи, да и Юрий от них не отказывался. И сейчас орехи и сушеные яблоки организм не отторгает. Поела, запила водой, с тревогой прислушалась к себе: нет, вроде ничего, не тошнит. А внизу еле выдержала. Прямо совсем как когда носила детей. Но сейчас это же невозможно?! Невозможно, значит, я чем-то заболела. Но чувствую я себя все же не настолько плохо, чтобы лежать и ощущать, что вот пришел последний час и бог Рисс уже готов открыть свои владения! Нет, и хватит. Доеду до Твери, а там Юрий поглядит, что со мной. Он ведь не только Владеющий, но и может лечить другими способами. Правда, иглоукалыванием я бы не хотела. Попрошу его что-то другое придумать для моего лечения.
Я не видела его столько времени, но я не теряла связи с ним. Когда он приезжал сюда, в Убежище, я могла знать, о чем он думал. А недавно он даже приехал не один, а привез котенка, из-за которого он сильно переживал, разрешат ли сестры зверю тут присутствовать. Иногда я могла разговаривать с ним во сне. Богиня ведь не запирает нас в Убежище, как в тюрьме. Мы там не отбываем наказание. Хотя… пожалуй, не все. В длинные зимние ночи между нами, «детьми», иногда тоже устанавливается такая же связь, оттого я про многое знаю…
Мой отец, когда решил отречься от попыток овладеть троном, сменил имя на одно старое родовое прозвище и посвятил себя истории. Он много рассказывал мне о минувшем. Потом появился Юрий и тоже много беседовал с отцом. Оставшиеся от отца бумаги Юрий читал регулярно. Иногда он спрашивал меня, как следует читать вот эту фразу, ибо пришлые не всегда могут хорошо понять наш язык. Юрий хорошо его понимал, но когда пытался говорить по-вилларски, я с трудом удерживалась от смеха – такое было произношение! Но способностью к языкам его боги не обделили. Он понимал многие языки, хотя говорить не мог или почти не мог. Он шутил, что достоин герба с изображением собаки, ибо как собака все понимает, но сказать не может.
А вот сын языков не любит. Ему всегда нравилось разбирать что-то металлическое, чтобы узнать, что там внутри, и вновь собрать. Юрий часто ходил с ним на рынок, где они копались в грудах разного железного лома и покупали что-то старое и ржавое. А потом Валё их превращал в груды обломков. А выбрасывала уже я, потому что он был не в силах выбросить хоть крохотный обломочек! Но так с ним было, когда он был еще маленьким. Потом, когда подрос, он по-прежнему покупал с отцом разную железную или бронзовую мелочь с рынка, но уже мог и полностью восстановить. Или хотя бы придать железке приятный вид – придумывал, как отчистить глубоко въевшуюся ржавчину или восстановить покрытие. Когда не мог сам – шел к отцу, а тот ему пояснял, что нельзя Силой восстановить стершуюся позолоту. Вот убрать далеко забившуюся грязь – это можно. Когда ему исполнилось четырнадцать, сын заявил, что только он будет чинить все в доме! Мы с Юрием смеялись сначала, но ведь он чинил! Ему только машина не поручалась для починки. Юрий был очень доволен, потому что сам не любил возиться со сломавшимся железом. Он мне говорил, что железо ощущается им как то, что как-то сопротивляется ему, поэтому он с трудом представляет, почему оно портится, и оттого часто исправить не может. Вот к дереву он ощущал душевное сродство и никогда не отказывался починить что-то деревянное.
И отцовского Дара – владеть Силой – Валё не унаследовал. Юрий специально смотрел и пришел к выводу, что сын способен ощущать движение Силы и даже направление магических потоков, но сам Силу не может направлять. Конечно, Юрию хотелось, чтобы сын пошел по его стопам (ведь многие мужчины этого хотят), но он сильно не переживал из-за этого. Самое главное, чтобы Валё что-то умел и хотел этим заниматься.
Я собиралась поразмышлять о том, кем могла стать Ана, но прервала себя. Мне это до сих пор больно, и годы не помогли снять этой боли. Потом.
Как выяснилось, ноги довольно сильно отекли, словно я долго и много ходила. Но ведь я с утра работала в оранжерее, а потом ехала в машине? Что-то непонятное происходит. Я видела, что у людей с больным сердцем отекают ноги, иногда на них даже страшно смотреть, такие они распухшие. Но у меня они отчего отекли?
Я перестала думать о непонятном и стала мыться. Распухшим ногам от холодной воды стало даже легче, не так ощущалась в них тяжесть. Надо уже ложиться спать. В комнатенке нету печки, потому придется укрыться всем, что есть, чтобы ночью не замерзнуть. Ой, и поясницу как-то ломит, словно я уже совсем старой стала… Но полежу, может, к утру лучше станет.
…Утром действительно стало полегче, отек с ног ушел, только вот запах еды опять вызывал тошноту, так что я ничего есть не стала.
На ходу меня опять укачало, потому я проснулась уже на въезде в Тверь, когда нас проверяли на воротах. Дальше нам было не по пути, я простилась с Арно, мажордомом, дружинниками, пожелала им счастливого пути и удачного возвращения и пошла своей дорогой. Улицы нашей части сильно не изменились, я встретила только три новых дома и две новые лавки. Меня никто не узнавал, да и я, признаться, тоже знакомых лиц не видела. Но, может, это потому, что хозяева сейчас на работе, а подросших детей сейчас не узнать, так они выросли? Я свернула на нашу Холмскую улицу, теперь через квартал будет наш дом. Только бы Юрий был дома! А то пойдет к больным, а мне до вечера сидеть на крыльце и ждать его!
Калитка закрыта. Я поддела щеколду снизу лезвием ножа и распахнула калитку. Двор завален желтой листвой, много ее нанесло и на крыльцо. Юрий в этом году покрасил постройки, а до дома руки не дошли. Стекла на окнах относительно чистые, но я их все равно помою. Дров – полная поленница, молодец. А вот мужа дома нет – гостевой амулет в сторожевом положении. А как же я зайду?
Но, может, он ушел ненадолго, в лавку? Тогда посижу на крыльце. Я устроилась поудобнее. Сколько же придется ждать его? Будь это летом, я бы посидела с удовольствием, но сейчас не хочется простудиться, тем более что я прихварываю.
Рядом послышалось кошачье мурлыканье, и на коленях у меня оказался довольно крупный котик редкой раскраски: черно-коричневые лапки, хвост и ушки, цвет шерсти как у топленого молока. А мордочка плоская и тоже как пятно черного цвета. Никогда не видала таких котов! Может, это тот котик, которого муж привозил в Храм и очень беспокоился, не выставят ли его сестры? Я погладила. Котик прогнул спину под рукой. Ласковый.
– Это здесь живет твой хозяин?
Котик посмотрел на меня, словно хотел ответить «Да». Действительно, неужели он понимает речь человека, или это я так, подумала вместо котика?
– А как же нам попасть внутрь?
Котик соскочил с колен, повернулся ко мне, глянул голубыми глазенками и, подбежав, потыкал носом в доску настила. Ах он умничка, ведь под этой доской мы раньше прятали ключи от двери! Я приподняла специально так прибитую доску и взяла ключи. Но как теперь пройти мимо гостевого амулета? Раньше-то он отключался аурой всех, кто жил дома, а сейчас? Ведь меня сколько лет не было, как же теперь сработает амулет? А надо попробовать. Я со страхом протянула руку, и огонек на амулете погас. Все, ура, он отключился! Теперь можно зайти в дом и не дрожать на ветру! И даже можно выпить чаю! Ой, а как же тошнота? Ну, может, на один чай не будет. Или на чай и орешки.
Замок отперся туговато – надо бы его смазать. Котик мурлыкнул и, опередив меня, заскочил вперед, в сени. Он словно проверяет, нет ли там опасности. Какой умный котик, но что за глупые мысли лезут мне в голову?
Мои тапочки по-прежнему на месте, только ссохлись как-то. Или это они не лезут на вновь отекшие ноги? А, надену Юрины! Он всегда так потешно ругался, когда я или дети обуют его тапки, а потом забудут поставить на место! Отперла внутреннюю дверь, а сумку оставила в сенях. Котик опять опередил меня. Ну прямо фамилиар, а не котик. Только я не магичка, мне фамилиар не положен. Впрочем, не все маги берут себе фамилиара. Юрий как-то рассказывал почему, но я уже забыла. Но почему бы это ни было, я вообще магией не владею! Оттого он – не мой фамилиар! А может, он Юрин и теперь помогает и мне?
Я обошла комнаты. Хорошо здесь убирались недели две или даже больше назад, а с тех пор только так, пыль смахивали. И даже не везде. В гостиной оставлены все домашние зеркала и часы, в том числе мои маленькие. А что бы это значило? Наверное, вчера, ну или позавчера Юрий какие-то обряды проводил? Вот не буду это все трогать, пусть придет и сам убирает. В кабинет я не пошла. Потом. Все же чай мне нужен, а то как-то холодно. Прямо не так холодно, как в прохладную погоду в нетопленом доме, а как-то неприятнее.
Хлеба дома почти что нет, картошки и овощей достаточно на пару готовок. Крупы… еще есть, но не надолго. Коробка с сахаром показывает дно. Котик потерся об ноги. Он, наверное, тоже чего-то поесть хочет. А что тут есть для него? Мясная обрезь, холодная отварная курятина, колбаса… Немало. Когда я рассматривала курятину, котик активнее стал тереться об ноги. Ага, это для него. Вот мисочка для него стоит и поилка с водой. На вот, ешь. А я пока разожгу газовую плиту, чтобы быстрее чай закипел. А потом… потом что-то сделаю. Раз у меня тут двое мужчин – их надо кормить! А то удерут туда, где кормят лучше и чаще!
Покормившись, мы оба пошли в кабинет. Здесь чище – наверное, Юрий здесь проводит все время, а в остальных комнатах бывает только когда надо. На столе стопка бумаг, придавленных сверху револьвером. А вот пристроюсь я на печку-лежанку, которую Юрий называл диванчиком! Рядом как раз старые газеты, сейчас их туда закину, и лежанка быстро согреется. Она для того специально и сделана, чтобы очень быстро согреваться и хозяину можно было не топить пока все печки. Устроилась поудобнее, а котик вскочил ко мне под бок. Ну да, кошкам и котам на теплом пристроиться – это как женщине мимо продажи не пройти!
Котик прижался к моему животу, мурлычет, а сам смотрит внимательно мне в лицо своими голубыми глазками. Надо будет у Юры спросить, не называл ли он такие большие глаза у котика блюдцами? Думаю, что обязательно называл! Котик глядит на меня, глядит, а мне почему-то вновь задремать хочется. И ночью спала, и в кабине спала, а сейчас согрелась – и опять в сон клонит. Или это такой снотворный котик Юре попался? Надо его спросить, откуда взялся такой красавчик, никогда таких не видела… Сквозь засыпающее сознание медленно, но настойчиво продирается сообщение, похожее на мыслеречь у Коричневых сестер, которые с нами вообще вслух не говорят:
– Спи, хозяйка. Придет весть. Я охраняю.
И сплю, коль мне так сообща-а-ают…
Весть пришла, и, проснувшись, я залилась слезами. Собственно, вестей было две, и, поплакав от первой, я продолжила из-за второй, хотя вторая не была горем, а совсем наоборот. Но женщины плачут не только от горя.
Когда слезы иссякли, я пошла умыться. Никто бы не упрекнул меня, что я при такой вести сидела зареванная, но надо следить за собой. Никогда не считала правильным показывать истинные чувства на публике. Их можно показывать лишь при своих, а не при всех. Да и малышу будут вредны мамины слезы. Да, это действительно Дар – ожидающий рождения ребенок, да еще и такой! Что же сделал Юрий перед уходом за черту, что его так отблагодарили боги?
Может, на столе в бумагах найдется объяснение этому?
Оно нашлось. Я читала до самого вечера, пока не пришлось пойти за дровами. Котик сопровождал меня, забегая вперед и топорща усы. Отчего-то он внушал доверие, хоть и был не таким большим, как рысеподобные кошки, что охраняют некоторых владетелей.
Теперь набьем лежанку дровами, и будет тепло всю ночь. А пока пойдем покормим маленького защитника. Да и мне пара орешков не помешает. Считается, что если будущая мама хорошо ест орехи, то молоко будет жирным и дитя хорошо вырастет. До этого еще рано, но пусть будет так.
Иди сюда, защитник и помощник моего сына. Тебе еще много придется помогать ему, когда он родится и будет расти и осваивать владение Силой. Лучше бы, конечно, помогал отец, но… нет, я не плачу, не надо… Выучится и так всему, что нужно. Завтра я напишу письмо Валё – хватит ему одиноко жить в Царицыне. Пусть приезжает к нам и заживет в семье. Работа ему и здесь найдется.
Неси меня, Река Снов, может, я в тебе увижу ушедших от меня…
notes