Часть вторая

Солнце уходило за горизонт, окрашивая небо и руины домов в красное, словно мир еще не насытился этим цветом. Едкий дым причудливым серпантином стелился по дороге, заполняя пустоту улиц мертвого города, который уже привык к звукам выстрелов и визгу гранатных осколков, но все равно каждый раз будто сжимался, словно они высекали на его стенах летопись нового мира…

Смерть примиряет. Всех — и правых, и виноватых. Тех, кто любил, и тех, кто ненавидел. Кто в последней попытке выжить вжимался в землю, повторяя слова всплывшей в памяти молитвы, и тех, кто рванул навстречу пулям, презирая саму сущность небытия. Так они и легли, устилая своими телами дорогу, ведущую на восход. А над ними, умершими и умирающими, простиралось голубое безоблачное небо, словно и не было ничего. Не было жизни, не было смерти. Ничего, кроме узкой полоски дороги, где насмерть, с бессмысленной жестокостью, схлестнулась горсточка людей, забывших, что такое мир.

Тела на расчерченном пулями асфальте — словно эскизы неизвестного автора, который создавал батальное полотно. На небольшом перекрестке, уткнувшись капотом в дерево, догорала машина — в пулевых пробоинах, расстрелянная почти в упор, с распахнутыми настежь дверьми и разбитыми стеклами. Рядом с ней, раскинув руки, словно пытаясь обнять весь мир, лежал мужчина. В его открытых глазах, как в зеркале, отражалась синева неба — недостижимая обитель покоя, мира и тишины. Неподалеку, прижимаясь щекой к плиткам тротуара, умирал еще один — безусый паренек лет восемнадцати — двадцати. Он еще сражался за остатки своей жизни, которая с кровью вытекала из ран, заполняя тело смирением перед неизбежной вечностью. Юноша скреб окровавленными пальцами по камням, потом вдруг резко вывернулся на спину и уже невидящими глазами посмотрел вокруг, словно хотел забрать с собой последнюю картину Жизни. Уже теряя сознание, он вдруг улыбнулся, словно сумел заглянуть по ту сторону. Кто теперь скажет, что предстало перед ним в эти последние минуты? Разве это важно для нас? Оставим эти картины — это его мир.

Даже налетевший ветер не смог разогнать этот отвратительный запах гари и крови. И вместе с дымом вверх устремились человеческие души, словно желая увидеть с высоты то, что было им недоступно при жизни…

Вымотались мы за последние пять дней — врагу не пожелаешь. Сил хватало лишь на то, чтобы добраться до кровати; мне даже сны перестали сниться. Да и какие тут, к черту, сны! Изредка кажется, что все это — один нескончаемый кошмар. Это ведь даже не война, где знаешь, что за твоей спиной мирная жизнь. Пусть далеко, пусть до нее «два срока по контракту», но она есть. Есть мирные города, тихие улочки, утопающие в зелени, малыши, играющие во дворах… Сейчас такого нет. Вообще нет. Нигде. Есть новая жизнь, где каждый только за себя, где стреляют быстрее, чем думают, и уже твердо усвоили нехитрую истину: «безопасных мест не существует». Прошло чуть меньше месяца с начала эпидемии, и новый, ужасный по своей сути мир уже стал привычным, словно так было всегда. Нас словно забросило в другую реальность, где с каждого содрали тонкий налет цивилизации, обнажив настоящую сущность человека — зверь.

Сегодня у нас первый более-менее спокойный вечер. Я устроился в кресле на веранде и, нещадно дымя, делаю записи в дневнике, в который записываю все, что произошло с первых дней эпидемии. На спинке кресла, свесив на мои плечи пушистый хвост, дрыхнет Левка — олицетворение безмятежности и покоя. Слышно, как у ворот о чем-то спорят Альгис с Николаем; наверное, и Юрка рядом с ними, как всегда, стоит и молчит, тихоня эдакий. Напрягает он меня — не люблю таких. Остальные жители «форта», как окрестил нашу базу Альгис, скорее всего, устроили посиделки в доме Николая, с чаем и разговорами. Остальные — это Валера со своей семьей и Колины домочадцы. Несмотря на то, что мы все живем одним хозяйством, мы редко общаемся. Во-первых, говорить не о чем, во-вторых, у каждого свои дела. Напротив меня, развалившись в кресле и забросив ноги на перила, сидит Айвар. Он задумчиво чистит пистолет и что-то насвистывает себе под нос — идиллия в стиле вестерн…

За эти пять дней мы хорошо потрудились, одна коптильня на острове чего стоила! А забор? Пахали не разгибаясь. Старушку уговорили создать у нее на хуторе запасную базу — Айвар постарался. Ему только дай возможность языком потрещать — дьявола уговорит. Фауст от бизнеса, блин. У Виды спрятали один автомат с боекомплектом, пистолет, ящики с армейскими пайками и несколько коробок с лекарствами. Кто знает, вдруг пригодится. Каролис тоже там остался, перебираться к нам наотрез отказался. Несколько раз возили к нему Асту, та сначала ужаснулась, но потом успокоилась и начала лечить. По ее словам, опасности нет, от заражения крови его судьба уберегла, так что выкарабкается. Через пару месяцев будет как новенький. Вида за ним как за маленьким ребенком, ухаживает — видимо, своих детей вспоминает. То, что Каролис принял такое решение, понятно. Если военные узнают, что он у нас, долго думать не будут, весь поселок зачистят, раз такие интересные схемы вырисовываются. У них для таких дел наверняка несколько штурмовых взводов есть. Если бойцам правильно акценты расставить, да еще и выделить их из общей массы военных — мол, мир спасаете, то все — только успевай цели указывать. Ладно, мы еще с ними поговорим.

Кстати, наш дачный поселок пришел в движение. Жители поняли, что помощи ждать неоткуда, слоган «Запад нам поможет» остался в прошлом, на страницах классиков. Что же, лучше поздно, чем никогда. Насмотревшись на нас, они наконец-то озаботились созданием совместных хозяйств. Объединяются по три-четыре семьи, обносят территории забором, активно разбирают на стройматериалы пустующие дома — строят сарайчики для живности. Один из наших соседей даже несколько свиней привез. Наверняка украл где-нибудь — слишком уж хрюшки ухоженные.

Из дома вышла Аста с двумя кружками чая. Поставила перед нами на стол, взяла сонного Левку на руки и, поглаживая ему пузо, присела рядом:

— Роберт…

— Да, Аста, знаю, о чем хочешь спросить. В Клайпеду мы поедем через два дня. — Я поднял голову. — Ты ведь это хотела услышать?

Она кивнула и, словно извиняясь, добавила:

— Мне хочется знать… Я понимаю, что шансов мало, но самое плохое — это сидеть и терзать себя надеждой, находясь в неизвестности. Так послезавтра?

— Да. Завтра мы с Айваром съездим в гости. — Коллега удивленно поднял голову и посмотрел на меня. — Недалеко. А послезавтра стартуем. Годится такой план?

— Спасибо…

— Не за что. Дай бог, чтобы нашли. Живыми или по-настоящему мертвыми.

За ее спиной Айвар посмотрел на меня, покачал головой и покрутил пальцем у виска. Ну а что мне ей сказать? Что шансов обнаружить ее семью живой практически нет? Не умею я женщин успокаивать. Да и нужно ли? Лучше быть готовым к самому плохому, чем лелеять призрачные мечты в надежде на чудо. Грубо? Жестоко? Может быть, и так.

Аста осторожно поставила недовольного Левку на пол и ушла в дом, тихо прикрыв за собой дверь.

— Робби, я всегда знал, что ты болван, но не знал, до какой степени. — Айвар пожал плечами и, положив пистолет на стол, уставился на меня: — Тебе что, трудно соврать что-нибудь более приятное? Видишь, она сама не своя, на фиг еще больше грузишь?

— Иди ты!.. — отрезал я. — Можно подумать, что если я буду убеждать ее в самых радужных перспективах, то результат будет иным. Ты мне скажи: сам-то веришь, что мы найдем ее родственников в добром здравии? Только честно.

— Верю. — Айвар пристально посмотрел на меня и повторил, словно уговаривал не меня, а себя: — Я верю.

Песец, приехали… Месяца не прошло, а психологическое состояние у команды портится не по дням, а по часам. Если честно, очень надеялся, что тяжелая работа избавит людей от ненужных мыслей. Не получилось. Понимаю, в первые дни все держались на чистом адреналине и эмоциях. Пусть отрицательных, но все равно — это мобилизовывало, заставляло быть сильным. Изменения в психике понятны, но я думал, что это произойдет немного позднее. Увы. И вот финал — несколько дней мирного труда, и все расслабились, всем в голову полезли неправильные мысли, воспоминания. Они бы еще о смысле бытия начали рассуждать. Никогда бы не подумал, что такой реалист и прагматик, каким был Айвар, вдруг резко начнет меняться. А я, черт побери, неужели тоже ломаюсь? Причем если он становится добрее и человечнее, я же, наоборот, становлюсь злее и жестче? Как удержать в себе что-то хорошее? Если оно там, конечно, было…

— Робби, я понимаю, что ты устал. — Айвар посмотрел на меня. — Все устали. Возьми завтра выходной, книжку перед дорогой почитай. А то начинаешь срываться, и однажды это плохо кончится.

Ну да, теперь он мне этих избитых соседей будет вспоминать. Какие соседи? Да есть тут у нас несколько козлов в поселке. Наслушавшись сплетен и разговоров о наших запасах, решили устроить экспроприацию. По примеру классиков марксизма — мол, грабь награбленное. Идиоты. Несколько самых наглых, улучив момент, когда мы все уехали, пытались штурмануть наши дома. Не так, чтобы со стрельбой и прочими радостями, а просто по-тихому ограбить. Дело понятное, к ним бандиты каждую неделю наведываются, а мы что, особенные? Вот и ломанулись на дело четверо разогретых алкоголем мужчин, вооружившись охотничьими ружьями. На нашем участке, если не считать семей Валеры и Николая, в тот момент никого не было. Асту они в расчет не брали — подумаешь, девка какая-то. Мол, быстренько обчистим домики, и привет. Не будут же вернувшиеся мужчины весь дачный поселок обыскивать и расстреливать. Вот и полезли, обмотав лица тряпками, словно киношные герои из старых вестернов. Наивный народ… Аста, недолго думая, подстрелила первого из пистолета, когда тот полез через забор. Он даже внимания не обращал на ее предупреждения. Так и повис, матерясь во все горло и пытаясь разглядеть рану в ноге. Укрывшись за домом, Аста ранила еще одного, и пришлось им убраться восвояси, таща за собой раненых. Наши потери составили два разбитых окна — высадили напоследок из ружья, сволочи.

Вечером вернулись мы — весь день строили коптильню на острове, пока Юра с Айваром ловили рыбу. Приехали, понимаешь, а тут Аста сидит зареванная, на нервах, и два окна сияют лучами осколков. Остальные наши поселенцы по домам попрятались — помощнички, блин. Хотя мы сами виноваты, расслабились. Выжили, так можно подумать, Господа Бога за яйца поймали. Николай, поиграв желваками, пошел к семье — разбор полетов проводить, Валерка тоже к своим кинулся, только Альгис, словно почувствовав недоброе, устроился у забора. Правильно чувствовал — я долго не разбирался. Пошел к Видмантасу, выволок его из дома и прижал к забору… Выяснил, кто приходил и откуда. Словоохотливый он стал, видно, умирать еще рано…

Первого из нападавших взял по-тихому. Соседушка, сменив для конспирации одежду, копался во дворе с дровами. Ружьишко, правда, рядом положил — для спокойствия, наверное. Вот этим ружьем он по голове и получил. Не буди лихо, пока оно тихо. Надо было его пристрелить, конечно, чтобы впредь было неповадно, но в доме заметил двух детишек — и все, рука на их папашку «героического» не поднялась. Отметелил просто, и все. А тут еще жена его выскочила, на меня кинулась. Потом собрал оставшихся участников налета, даже без стрельбы обошлось. Все семейные, что их, наверное, и спасло. А может, и нет, просто прибежали Айвар и Альгис с Николаем и удержали меня от расправы. Им, кстати, тоже досталось: отматерил так, что они удивленно моргали, идиоты, — наверное, новые слова запоминали. Грабителей пожалели! Когда-нибудь приедем и найдем пепелища вместо домов, вот тогда пусть о милосердии рассуждают! Матери Терезы, мать их так… Плюнул, вмазал на прощание одному из грабителей прикладом по зубам и ушел. Вот тот вечер Айвар мне и попомнил.

— Что завтра сделать? Книжку почитать? — Я удивленно уставился на него.

— Да. Особенно советую Библию, хоть ты и неверующий.

— А почему не Коран? Или еще какую-нибудь байду про житие святых? Или современных сатириков, как рвотное? — зло усмехнулся я.

Айвар ничего не ответил, просто пожал плечами — мол, я свое мнение высказал, а ты решай, чем себе мозги загружать. К черту книги, они заставляют вспоминать!

— Вставай, хватит дрыхнуть! — Я потряс Айвара за плечо. — На том свете отоспимся.

— Робби, какого хрена, дай поспать…

— Потом отоспишься, поехали.

— Куда поехали? — Айвар потер лицо ладонями. — Рыбу, что ли, ловить?

— В задницу эту рыбалку! Собирайся, мы едем к Эдгару.

— Куда едем?!

— Глухим два раза обедню не служат, — огрызнулся я и повернулся к дверям. — Иду делать кофе, долго ждать не буду, через двадцать минут уеду один.

По пути объяснил Айвару, в чем суть идеи. Он, поразмыслив, согласился, что дело хоть и рисковое, но достойное внимания. Это вам не пирамидон из клиники тырить, тут посерьезнее схема вырисовывается, с перспективой. На хорошей скорости пронеслись через опустевшую Кармелаву и притормозили только перед поворотом на Рамучяй, где на блокпосту скучали два охранника. Видно, подходящих целей не было — дорога пустая, кто в такую рань поедет? И погода с утра паршивая — накрапывал мелкий дождь, добавляя серых красок в бесцветную хмарь окрестностей. Кстати, зомби на погоду хорошо реагируют, просто барометры ходячие. Как только погода портится, сразу с улиц исчезают, укрываются в подъездах, разрушенных магазинах и домах. Пока ехали, только одного морфа и заметили, который метнулся в придорожные кусты, словно косуля в мирное время. Наверное, голод выгнал на охоту, но морфы — твари умные, на машину бросаться не станут. Охранники, узнав, к кому мы приехали, связались по рации и пропустили нас в поселок. Людей на улицах почти не видно. Или слишком рано, или жители лишний раз из домов не выходят. Только на одном участке заметили дряхлого старика, который возился в саду. Правильно, чего ему, старому, бояться — он свою жизнь прожил, земля, наверное, уже яблоками пахнет…

В прихожей перед кабинетом Эдгара сидел какой-то мордоворот с автоматом. То ли охранник, то ли ординарец — черт его знает. Навстречу вышел Линас, поздоровался и сказал, что отец сейчас спустится. Оружие попросил оставить в прихожей, что мы и сделали, сбросив сбрую на стулья, под настороженным взглядом «секретаря». Нас проводили в небольшую комнату с горящим, по причине сырой погоды, камином, и попросили обождать. Через несколько минут женщина лет сорока принесла кофе, словно Эдгар знал, что мы для серьезного разговора заехали, а не просто так, поздороваться.

— Доброе утро, господа. — Хозяин вышел из боковой двери, причем так тихо, что я не услышал. При его габаритах и так двигаться — это уметь надо.

— Доброе…

Несколько стандартных фраз обо всем и ни о чем, и мы плавно перешли к главной цели нашего визита. Обрисовали ситуацию с транзитом наркотиков, высказали свои домыслы о сопутствующих этому бизнесу товарах и предложили сделать маленький совместный гешефт, сиречь найти эту самую тюрьму и тихо ее обнести, зачистив при этом нехороших дядек, кои там окажутся на момент штурма. Эдгар внимательно нас выслушал, походил по кабинету и спросил:

— Вы хотите сказать, что там будут наркотики?

— Думаю, не просто будут, а их там будет много.

— Уверены?

— Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным, но шансы велики. Не думаю, что их смогли вывезти после начала эпидемии.

— Роберт, скажите честно, ведь это не просто желание заработать?

— Отчего же? Лекарства, как вы прекрасно понимаете, сейчас дороже золота. Еду можно вырастить, лекарства — вряд ли. Афганский опий вещь дорогая.

— Ну да, ну да… — Эдгар задумчиво посмотрел на нас. — Надеетесь найти там лекарство против вируса?

Вот так тебе, Роберт! Наотмашь, прямо по морде, не считай других глупее себя! Тем более Эдгар далеко не дурак. Ситуацию просчитал моментально. Айвар чуть кофе не пролил, поперхнувшись от удивления.

— Почему вы так решили?

— Все очень просто, господа, — вздохнул Эдгар. — Я наслышан о стычке военных на заброшенной ракетной базе. Знаю, что погибших хоронили именно вы. Значит, мстите. Это прекрасно, но месть, как говаривал один персонаж, — это блюдо, которое едят холодным. Притом, зная ваши натуры, склонен предположить более простое развитие событий — вы бы начали отстреливать военных как главных виновников в смерти ваших сослуживцев. Однако нет, вы пытаетесь пойти дальше, выйти на более высокий уровень, то есть на людей, которые отдавали приказы. Про транзит наркотиков военными бортами я слышал и раньше, это входит в область моих интересов. Могу также предположить, что информация вам стала известна от погибшей группы военных. Значит, кто-то из них выжил. Это раз. Выживший сообщил вам не только про тюрьму и наркотики, это два. Роберт, если я не ошибаюсь, у вас семья на Украине? По идее, должны стремиться туда, а вы, напротив, начинаете впутываться в какие-то затяжные дела здесь — это три. Значит, аргумент, заинтересовавший вас, весомый. Очень весомый. Что-то очень важное. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: есть шанс найти лекарства, а точнее, вакцину от вируса. Вы полагаете, что наши придурки из Сейма приложили к этому руку?

Я молча кивнул.

— Вполне возможно, — продолжал Эдгар, — на мировой арене наши политики всегда были шестерками. Если это так, то некоторые события становятся более понятными. Я прав? Дело, которое вы предлагаете, интересное. Даже скажу больше — важное. Вы вроде бы неплохо поработали с Линасом? Думаю, не будете против, если он и дальше будет работать с вами. Кстати, на будущее у меня большая просьба: не пытайтесь меня обмануть, это может плохо закончиться…

Через десять минут мы уже усаживались в машину. Ощущения были, сами понимаете, какие… Приехали, блин, великие комбинаторы. Эдгар, несмотря на его криминальные дела, мужик не глупый. Иначе бы до такого почтенного возраста не дожил. Почему мы опять идем на контакт с бандитами? Эх, господа, не пытайтесь оценивать наши поступки с точки зрения моральных норм мирного времени — пустое это занятие…

Накрыли нас сразу за Кармелавой, у поворота к ракетной базе. Я как раз притормозил, одной рукой доставая из пачки сигарету, всего лишь на миг отвел взгляд от дороги. И началось… До сих пор удивляюсь, как нас одной очередью не накрыли — видно, на том свете еще крылья и арфы не приготовили. В общем, пригнуться еле успели, матом в белый свет, как в копейку, шарахнули и, вывернув обратно на дорогу, рванули в сторону Йонавы, чтобы из-под обстрела выйти. Тут нас достали второй раз. Засадили, видно, полрожка, а то и полный. Только и было слышно, как пули стучали по машине, сыпалось стекло, а спина моментально взмокла, словно в бане. Страшно, когда тебе в спину стреляют, очень страшно. На дорогу мы выскочили, даже скорость смогли не потерять, а вот далеко уйти не получилось. Следом за нами из лесу выскочил джип, что-то вроде фронтеры, особо разглядывать времени не было. Айвар завалился на сиденье, стреляя через разбитое заднее стекло, в общем, понеслось…

— Уходим, Робка, уходим, а-а-а, черт! — Айвар стрелял часто, видно, даже не целился особо. — Валим отсюда!

Выжимаю педаль в пол, вжимаясь в сиденье и пригнув голову. В голове мелькает: Господи, помоги, Гос-споди, рано нам еще! Спиной, задницей, каждой клеточкой тела чувствую, как пули с тупым звуком рвут жесть машины, и она начинает терять скорость, заваливаясь влево, словно подранок с перешибленной лапой.

— Тяни, малыш, тяни!

Вдруг рядом что-то сверкнуло, а следом наступила темнота…

Как добрались до дачи, если честно, не знаю. Все как в тумане. Даже как от этих четверых отстрелялся — не помню, хоть убейте. Первых двух снял еще до остановки, удачно приложил, а как с оставшимися разбирался — выпало из памяти. Только очнулся — слышу, как металл, остывая, щелкает, и Робби, весь в крови, завалился грудью на дверь. А ведь он успел остановить машину, удержал ее на дороге, иначе ушли бы в кювет — и все, пишите письма мелким почерком. Обе машины в хлам; мертвых отморозков даже не обыскивал — не до этого было. Контроль только сделал, чтобы не обратились, и все. Наскоро перевязал Роберта, закинул на спину и понес. Последние несколько километров на руках тащил, думал — или рожу, или сдохну. Уже на подходе к дачам встретился с бандосами. На наше счастье, они к соседям ездили, оброк собирали. Как машину услышал, решил, что по наши души едут. Главное, не столько страшно, сколько обидно, ведь почти дошел, и на тебе — умирать подано! Пока место присмотрел, где бы завалиться поудобнее, пострелять напоследок, среди деревьев знакомая машина мелькнула — видел ее, когда клинику штурмовали. Повезло нам, через полчаса были на даче, а еще через час примчался Линас, Док со своими инструментами, а с ними пять человек охраны. Видно, дело, которое утром с Эдгаром обсуждали, сильно их заинтересовало, раз так быстро прилетели. Черт с ними, главное, помогли бы. Аста, дуреха такая, ведь врач, а Робку увидела — и все, ушла в ступор. Пока не тряхнул хорошо, выла, как по мертвому. Потом, по приказу Лешки, грели воду, женщины тащили какие-то тряпки, устанавливали свет. Где-то через два часа Док вышел и что-то начал бурчать себе под нос. Попросил горячей воды и ушел мыться в баню.

Еще когда шла операция, подошел Линас и отвел меня в сторону:

— Айвар, понимаю, что ситуация сложилась не в нашу пользу, но поверь, это не мои люди.

— Верю. — Я отбросил сигарету и вытащил новую. — На хер было бы огород городить, засаду делать, если мы и так у вас в гостях были. Причем безоружные. Могли сразу и разобраться, по-тихому. Какие-нибудь мысли есть?

— Нет. Мы, когда сюда ехали, тормознули на несколько минут. Это не деловые. Партаков, даже модных, на телах нет. В хорошей физической форме, лет от двадцати пяти до тридцати. Оружие хорошее. Один калашников и два G-36. И еще… — Линас, подбирая слова, щелкнул пальцами: — Они какие-то безликие, словно из инкубатора.

— Думаешь, военные?

— Вполне могут быть. — Линас зло прищурился. — Где они вас поджидали?

— У поворота на ракетную базу.

— Что они там могли делать?

— Черт знает, может, искали что-нибудь?

— Может быть, того самого уцелевшего в бою вояку? — Линас пристально посмотрел на меня.

Я промолчал. Хрен тебе, а не информация. Доверять такие вещи — себе дороже. Хотя он прав, искали наверняка Каролиса. А там ведь рядом хутор… Вида? Блин, ведь могли и найти! Черт, как все не вовремя…

Наконец из бани, вытираясь на ходу, вышел Док.

— Что с Робертом?

— Две пули, осколок, кровопотеря и наверняка контузия. — Алексей вытер бороду. — По вашей машине что, из граника шарахнули? До завтра, а то и до послезавтра проваляется без сознания, а там посмотрим, организм сильный, должен выжить.

— Должен?

— Да, должен! Мы не в клинике; все, что мог, я сделал. Считай, в полевых условиях операцию провел. Посмотрим, вроде нормально все прошло. Где Аста? Попроси ее, пусть она мне чаю сделает…

Нет! Тот, кто сейчас лежит в другой комнате, — это не он… Это не может быть Роберт. Надеюсь, что сейчас ты где-то рядом, что все еще с нами, и сам с удивлением смотришь на свое беспомощное тело, распростертое на смятых шерстяных одеялах. Может, даже рядом со мной, стоишь у меня за спиной и смотришь через плечо, как я пишу в твоем дневнике. И улыбаешься… Робби, ты так редко улыбался! Ведь теперь все позади. Ты будешь жить! Я так хочу! Ты должен!

Если бы ты знал, сколько раз хотела подойти к тебе, взять за руки и посмотреть в глаза. Просто посмотреть в глаза, даже не говоря ни слова… Может, даже один долгий взгляд смог бы изменить события и удержать тебя здесь, с нами? Кто знает… Теперь мне так хочется многое тебе сказать, но ты этого не услышишь. Ну почему, почему, почему я не сказала этого раньше? Ведь все мы знали, что ходим по краю пропасти, что каждый день может быть последним, и все равно — даже в аду проявилась неистребимая человеческая привычка откладывать все самое важное на некое далекое «потом», которое может и не наступить… Вот и я поддалась такой простой, такой объяснимой человеческой привычке, и все откладывала, откладывала самое важное… А объяснения всегда найдутся — настроение не то, нужно найти подходящий момент, подходящее время и место… Да разве это важно? И чем дольше пишу, тем отчетливее понимаю, что именно эти простые слова и могли удержать тебя здесь, с нами, в этом аду. Но разве я имела право удерживать? Или это просто запоздалая попытка оправдаться, снять с себя горькую ответственность за поступок, вернее — за не-поступок, и найти никому уже не нужные оправдания? Совсем я запуталась… Ведь не-поступок тоже может оказаться поступком и потянуть за собой целый ворох тяжелых последствий. Не сказанное вовремя слово, не протянутая вовремя рука… И все: момент упущен, события пошли по другому пути, и это может оказаться путь в никуда, в кромешную темноту, из которой нет возврата.

И что теперь толку утешать саму себя и представлять, что ты стоишь у меня за спиной и читаешь эти строчки! Даже если это и так (на что я очень надеюсь, потому что больше мне все равно надеяться не на что), мои слова ничего не изменят. Если бы они были сказаны вчера, они могли бы что-то изменить, а теперь? Я боюсь это произнести — может, уже поздно… Да, Робби, я понимаю, что должна была сказать это намного раньше, но и ты меня пойми — ты был очень закрытым человеком, никого никогда к себе не подпускал, и я просто не смогла решиться. Всегда в голове крутились малодушные мысли — что ты скажешь, да как посмотришь, да что подумаешь, да как это будет выглядеть… Для откровенности тоже нужно мужество, и у меня его не хватило.

Да, я знаю, что ты женат. Но сейчас… Сейчас это для меня неважно. Так хочется обнять тебя, прижать к себе, чтобы ты хоть на несколько секунд забыл об этом кошмаре, в который превратилась наша жизнь. Теперь ты без сознания лежишь на кровати, а мне остается только лить слезы над твоим дневником и писать бессмысленные слова, которые ты должен был услышать вчера. Когда примчался Линас с доктором, меня выгнали из комнаты — дескать, ничем помочь я все равно не могу, а плакать и в другой комнате можно. Левке-то проще — когда все только началось, он лег тебе на ноги, вцепился всеми когтями в камуфляж, уткнулся носом в колени и замер. Кажется, за все время он даже не шевельнулся, только прижимался к тебе, словно пытался прикрыть собой… Никакими силами его не отдерешь! Да никто Левку отдирать и не собирался, не до него сейчас. А если бы я тогда обняла тебя и уткнулась носом в шею, это что-нибудь изменило бы?! Жаль, нет у меня таких когтей, как у Левки, вцепиться не могу — намертво, чтобы не отодрали…

Ночью я так и не заснул — ворочался с боку на бок, вставал, курил одну за другой. До двух часов просидел рядом с Робертом, потом меня сменил Альгис — мол, ему все равно не спится, да и годы уже не те, чтобы их на сон тратить. Поднялся на второй этаж, к себе в комнату. Думал, что только до подушки доберусь — и выключусь. Ни черта подобного, хоть баранов считай! Так и промучился до самого рассвета. Когда начало светать, вышел на веранду, закурил, и вот тут меня и накрыло, словно волной… Вдруг стало страшно. По-настоящему страшно. Представил, что вчера все могло закончиться по-другому, и даже скулы судорогой свело. Это что, усмехнуться пытаюсь? Ну-ну… Увидел бы кто-нибудь — испугался, больше на оскал похоже.

Обрывки мыслей, эмоций. Не отпускает. Противное это чувство — постоянное напряжение. Словно внутри не позвоночник, а струна, тронь — звенеть начну. Или порвусь? Нет, этого не будет… Не сейчас. У Робки тоже крышу сносит, сам на неприятности нарывается, словно сознательно смерти ищет. Сознательно, несознательно — дело темное, не узнаешь. И главное, причина мне непонятна, ведь за семьей ехать надо, а он тут концерты, мля, устраивает… по заявкам. Аста на глазах чахнет, забьется в угол и сидит как мышь, не шелохнется. Плакала бы лучше, эмоции выплескивала. Что за народ — все в себе держат. Вчера, когда Роберта из машины доставали, она кричала и рвалась так, что Альгис еле удержал. Кто бы мог подумать… Да что с ними обоими делать-то было — за шиворот друг к другу тащить? Теперь, конечно, не потащишь — у Робби контузия плюс одно серьезное ранение и два легких, по касательной задело. Док утверждает, что за две-три недели Робби поправится. Не знаю, я не медик, но что-то уж больно быстро. Хотя вирус, да. С ним, по Лешкиным словам, заживление идет быстрее. Ну, будем надеяться, что он прав. Вторая головная боль — Каролис. Надо будет съездить к нему, только чувствую, что поздно, нет там уже никого. В живых, я имею в виду. Если ребятки искали, а они искать умеют, то ближайший к базе хутор проверят обязательно. С толком и расстановкой. А если найдут, то… Да и Виду жалко, бабка была неплохая. Хотя почему была? Может, еще выжили… Нет, голову даю, что нет там уже никого. Но ехать надо. Кстати, а на чем? Машины-то нет, из нее такой дуршлаг получился, и как меня не зацепило? Надо будет с Колей утром переговорить и рвануть с ним в Каунас, машину поискать. Пока погода плохая, зомби на улицах меньше будет. Надо что-нибудь дизельное и попроще, нам на Украину ехать придется, а механики из нас с Робертом хреновые; как в анекдоте — только окна протереть и колеса попинать. Черт, как плохо! Мы всегда делили проблемы на двоих, а сейчас? Сейчас и поговорить не с кем. Асту лучше вообще не трогать. Альгис мужик, конечно, правильный, но исполнитель, не более. Николай? Да, он может принимать решения, не боится ответственности, инициативы хоть отбавляй. Но чужой он для меня. Остальные вообще не в счет — балласт. Полезный, в плане хозяйства, но балласт.

Оказалось, что я заснула прямо за столом, положив голову на дневник, а Айвар ночью перенес меня на диван и накрыл пледом, чтобы я смогла хоть немного выспаться. Открыв глаза, я увидела, что он сидит за столом и ворошит исписанные листы.

— Извини, я тут прочитал, что ты вчера написала. — Он выглядел немного смущенным. — Подумал, раз не спрятала, значит, не такой уж и секрет. Это ведь Робкин ежедневник?

— Брось извиняться, Айвар. — Я только рукой махнула. — Какие секреты… Да, это его записи, нашла в разгрузке, когда вчера раздевали.

— Я, собственно, и не собирался читать, — продолжал Айвар. — Но зацепился взглядом за первую страницу, его почерк узнал и не заметил, как втянулся. А там и твои записи прочитал, на автомате. Дура ты, Аста. — Он внимательно посмотрел на меня и повторил: — Дура.

Потом Айвар подошел к окну, с минуту помолчал и, то ли извиняясь, то ли констатируя факт, глухо произнес:

— Нервы ни к черту…

— Ничего, — вздохнула я. — Я все понимаю.

Некоторое время мы молчали, но наконец я решилась и негромко спросила:

— Айвар, раз уж ты все прочитал… Ты думаешь, это что-нибудь изменило бы?

— Не знаю, — жестко ответил Айвар. — Иногда кажется, что в нашей жизни изменений быть вообще не может, не тот расклад. «Их восемь — нас двое. Расклад перед боем не наш, но мы будем играть», — процитировал он чьи-то стихи и отошел от окна. Зачем-то поворошил исписанные страницы, потом развернул стул, сел и посмотрел на меня.

— Слушай, Аста… То, что ты написала, — это правильно. Это лучше, чем в себе держать. Пользы от этой ненужной стойкости все равно нет, а вреда много. Что сделано, то сделано, в любом случае надо жить дальше. Хочется тебе писать — пиши, хочешь пострелять — стреляй. Только не молчи, очень тебя прошу.

— А что с Робби? — спросила и вдруг поняла, что зря, не готова я услышать ответ, каким бы он ни был. Есть новости, к которым просто невозможно подготовиться. Да, умом ты все понимаешь, а сердце до последнего надеется на лучшее…

— Жив. — Айвар снова встал и отошел к окну. — Спит. Док его так накачал, что до вечера будет в отключке.

— Я могу к нему зайти? — спросила я, чтобы перевести разговор.

— Зайди, если хочешь. — Он пожал плечами. — Только с вечера ничего не изменилось. А я пока чай приготовлю, кофе у нас мало осталось…

Я тихо открыла дверь в комнату, которую вчера превратили в операционную. Айвар был прав — за ночь ничего не изменилось. Роберт все так же был без сознания, только на шее еле заметно вздрагивала жилка. Я подошла и взяла его за руку. Пульс слегка частил, но это бывает, учитывая, что операцию делали под местной анестезией. Кота так и не смогли согнать — он лежал у Роберта на коленях, свернувшись клубком, и даже не шевелился.

— Левка, давай тебя покормлю… — вздохнула я и попыталась взять кота на руки. Бесполезно — он накрепко вцепился всеми когтями в плотную ткань брюк, сжался в комок и злобно зашипел, показывая зубы.

— Аста, не трогай ты его, укусит, — негромко сказал Айвар, заглянув в комнату. — Он все равно не уйдет.

— Хорошо, — кивнула я. — Айвар, а чьи это стихи?

— Какие? — Он удивленно уставился на меня.

— Ты цитировал. «Их восемь, нас двое»… Роберта?

— Эх ты, евродитя современное, — грустно покачал головой Айвар, — это Высоцкий.

Погода так и не улучшилась. Накрапывал мелкий дождь и, как это часто бывает в Прибалтике, резко похолодало. Аста дежурила рядом с Робертом, Док нас предупредил, что первые сутки после операции самые опасные, и обещал навестить пациента ближе к обеду. Я, накинув куртку, заглянул к Николаю, чтобы обсудить поездку в город. Если честно, не понравился мне наш разговор. Такое чувство, что после ранения Роберта Николай не только хозяйственными работами пытается руководить, но и указывать, что мне делать помимо моих прямых обязанностей. Единоначалие как система управления даже не обсуждалась, каждый из нас брал на себя руководство в той области, где был профессиональнее других. Я никогда не лез в оружейные дела Робби и фортификацию Николая, а они не лезли в мою систему распределения ресурсов. Однако сегодня у меня появилось чувство, что мой собеседник наглеет и прет, как танк, проталкивая какие-то свои идеи. Причем явно тянет одеяло на себя. Ну-ну… По-моему, он слегка ошибается, принимая мое спокойствие за готовность слушать его приказы, облаченные в форму пожеланий.

Сам Николай ехать отказался, сославшись на неотложные дела здесь, на базе. Пришлось немного надавить и забрать у него его зятя, Юрия, вместе с их машиной. И плевать с высокой горки на его бурчание — не пешком же мне идти! Перед поездкой зашел к Альгису, который из-за дождя устроился в мастерской и пытался починить какой-то древний домкрат.

— В город собираешься? — Он поднял голову от работы.

— Да, надо бы машину поискать, взамен «убитого» «рено». Что посоветуешь?

— Искать… Ну, смотри… — Альгис вытер руки ветошью, огладил пышные рыжие усы и начал загибать пальцы. Кстати, на немецкий манер, он не загибал, а отгибал пальцы. — Дизелек вам нужен — это раз. Знаю, ты их не жалуешь, да и Робби не любит, но они больше подойдут. Нужен какой-нибудь джип, лучше всего выпуска до 1995 года, чтобы ненужной электроники поменьше. Я тебе вот что скажу: ищи японца, у них движки вечные, это два. Конечно, лучше бы русский уазик, его в любом поле починить можно куском проволоки, кувалдой и чьей-то матерью, но где его достанешь в Литве-то? И еще, если будет время, присмотри железные бочки, в дорогу запас солярки сделать — это три.

— Ты от Робби эту привычку подхватил — раз-два-три? Любил он под этот счет в конторе дизайнеров строить. Японца, говоришь… Альгис, а может, вместе махнем? Николай не едет, занят, говорит. Придется с нашим тихоней ехать, а я его в деле не видел, стремно слегка.

— Это с Юркой, что ли? Да, — кивнул Альгис, — темный паренек. Все тишком, тишком. Но где ты у нас очень разговорчивых видел? Не на югах живем. Это там народ горячий, у них климат подходящий. Съезди с Юрой. Погода плохая, дождь, видно, до вечера зарядил, значит, зомби много не будет. В автомобильные салоны не лезьте, пустое это занятие, прокатитесь по дворам и улицам. Я здесь побуду, после этих грабителей страшновато мне Асту на базе одну оставлять. Да и Робби ранен. Как он?

— Еще никак, Док сказал — до вечера будет без сознания.

— Ну, раз сказал, значит, знает, что говорит. Видишь, как бывает…

— Что именно бывает?

— Вспомни, как вы с Робби на Дока накинулись, когда он решил в Рамучяй переехать. А он, видишь, приезжает, лечит. Да и мы с Эдгаром вроде как в мире живем. Я к чему это все говорю… — Альгис уселся на стол и задумчиво начал поглаживать усы. — Нет в жизни только черного и белого. Жизнь — она цветная.

— Брось, Альгис! — Я махнул рукой. — Ты еще в политику полезь. Робби говорил, ты любил об истории поговорить? Глупо это.

— Почему? — он удивленно уставился на меня. — Глупо историю знать?

— Нет, глупо ее нынешними мерками мерить, — усаживаясь на табурет, заявил я. — Ты вспомни конец восьмидесятых. Я тогда как раз из армии вернулся. Потом эта независимость, обернувшаяся катастрофой. Вспомнил? К чему я это говорю? К тому, что тогда много про историю языком трепали, тоже все черно-белые пятна искали. Книжки писали, ругались, плевали в прошлое и хором, и соло. Иначе, как глупостью, это не назовешь. В прошлом действовали живые люди, со своими чувствами и настроениями, соответствующими реалиям той эпохи. А мы об этом забываем, оценивая сегодняшним умишком рациональные и иррациональные поступки прошлого.

— Ой, заговорил, как с трибуны! Притом разговор про Дока ты хитро в сторону увел, видно, я прав. — Альгис усмехнулся. — Ладно, иди лучше в город собирайся. Робби за тебя оружие не выберет, так ты уж сам подумай, что возьмешь.

— Ладно, — кивнул я, — и правда, не время сейчас разговоры разговаривать.

Мало того, что Юрка — тихоня, так он еще и тормоз, каких поискать. Полтора часа собирался, козлина! Я, помня привычку Роберта собираться «с запасом», вооружился до зубов. Взял AR-15, бенелли и рюкзак-трехдневку с запасом патронов, еды и с двумя флягами воды. Аста еще всучила плитку шоколада и фляжку с бренди, на всякий случай. Ну, про пистолет я говорить не буду, без него никуда. Наконец-то выехали. Я тихо злился, поэтому в дороге говорили мало, только парой фраз перекинулись, чтобы район поисков обсудить. Решили начать от проспекта Саванорю и по нему двигаться дальше, в сторону Старого города. Помню, как мы, в самом начале, на Лайсвес-аллею съездили. Там зомби такими толпами гуляли, что шансов было ноль целых, ноль десятых. Это нам сейчас на руку — есть вероятность, что мародеры там не особенно порезвились. А погода подходящая, можно рискнуть. Была мысль на автомобильный рынок заехать, на проспекте Тайкос, но, подумав, от этой идеи отказался: он на окраине города, желающие и без нас найдутся.

Может, я и не прав, черт знает. Так бывает — если человек тебе не нравится, то сразу начинаешь искать в нем дополнительные, может частично и надуманные, отрицательные черты, словно пытаясь оправдать свою неприязнь. Так и с Юркой. Когда мы въехали в город, где не были, наверное, недели полторы, я даже охнул от удивления, а он — ничего, спокойно крутил баранку, осторожно выруливая между завалами брошенных машин. А удивиться было чему, поверьте мне на слово…

Фильмы про Апокалипсис всегда пользовались популярностью у народа. Наверное, это будило в людях какие-то садистские наклонности. Приятно, знаете ли, представить большой песец в масштабе страны или всей планеты, зная, что лично тебе это ничем не грозит — выйдешь из кинотеатра и пойдешь домой, насладившись извращенными фантазиями и замирая от чувства, «как это все в один момент может жахнуть». Женщины, кстати, тоже этим грешны — прямо замирают от сладкого восторга. И откуда в людях такая страсть к разрушениям? Наверное, от того, что ломать всегда легче, чем строить. Был, кстати, у Робби один знакомый оружейник. Он, когда на балконе курил, то людей на улице считал патронами. Примерно так: «Смотри: пять, еще два, еще десяток и еще два, потому что ветер сильный, могу с одного не попасть».

Моего родного города не существовало. Нет, коробки домов были. И тишина, которая, вместе с дождем и видом разгромленных улиц, только усиливала впечатление. На перекрестке, у въезда в город, стояли брошенные машины. От многих остались лишь обгорелые каркасы и темные пятна на асфальте, которые даже дождь не смоет. И вот такими скелетами нас встретил город. А еще двумя сожженными заправками «Statoil», от которых даже стен не осталось. Какие-то железные конструкции, уже покрывшиеся налетом ржавчины. И еще запах… Неистребимый запах гари, проникающий даже сквозь закрытые окна машины, давил на психику, словно мстил нам, людям, за мир, который мы сами и уничтожили. Никогда не задумывался над такими понятиями, как вечность; не мое это, мирские хлопоты мне ближе и понятнее. Робби — да, любил философские вопросы задавать. Теперь к этим же размышлениям пришел и я. Странно? Думаю, нет.

Зомби на улицах не было, только в одной из машин сидел какой-то огрызок человека и старательно крутил руль. Я думал, мертвых больше будет, хотя сейчас дождь, холодно — они наверняка по подъездам прячутся. Плохо. Надеялся, что удастся пройтись по некоторым офисам, особенно по тем, которые торговали запчастями машин — рассчитывал хоть на какую-то добычу. Но сначала машина. Живых мы, конечно, не встретили. Может, они и были, в чем я, собственно, очень сомневаюсь, но навстречу никто с хлебом-солью не вышел. Медленно проехали по проспекту, осматривая пустые улицы. На перекрестке с улицей Жемайчю, перед спуском с горы, стояло несколько брошенных фур, у которых мы притормозили, решив осмотреть. Вдруг в кабине какие-нибудь полезные вещи найдутся? Юрка остался в машине — мало ли что, может, отсюда бежать придется.

Я обошел машины вокруг; аккуратно, не торопясь, осмотрел окрестные дома — вроде тихо. Водительская дверь одной из машин была открыта, я осторожно заглянул внутрь — пусто, ключей в замке зажигания нет. Ничего полезного не нашел. Видно, машину уже обчистили до нас, даже баки были пробиты, наверное, дизель сливали…

Выстрел я прохлопал. Точнее — прослушал, просто неожиданно рядом со мной на жести появилась дырка от пули. Пригнувшись, нырнул под машину, куда-то под колесо, скорее рефлекторно, чем обдуманно. Залег, когда рядом со мной свистнуло еще раз и на асфальте появилась щербинка от пули. Черт, вляпались! Хорошо, что наша машина оказалась по другую сторону от стрелявших и прикрыта фурами.

В этот момент взревел движок Юркиной машины, взвизгнули по асфальту покрышки, и он рванул в обратную сторону. Черт, что он делает?! Вслед ему раздались несколько выстрелов, по звуку — били из двух стволов. Машина, стремительно набирая скорость, уходила по проспекту… Сука, недаром его Робби недолюбливал. Ну, блин, вернусь — убью на хер! Кровь во мне закипела до такой степени, что горло от злости перехватывало. Бросил, гаденыш! В голове мелькнула нехорошая мысль: «Вернусь… Выберись сначала отсюда…» Он ведь мало того что бросил, он и карабин увез — я машину проверять с бенелли пошел. И рюкзак! Вляпался…

Зажали… В ответ на мои грустные мысли по фуре опять выстрелили. Несколько пуль свистнули рикошетом от дороги и ушли куда-то в сторону. У-у-у, демоны…

— Эй, мужик! — послышался хрипловатый басок. — Бросай свою дудку и давай выходи на солнышко, хватит прятаться. Не проси, чтобы сами к тебе пришли — хуже будет.

Ага, сейчас, только шнурки поглажу и выйду… В висках стучала кровь, словно морзянку отбивали: «Парень, ты влип, влип, влип…»

— Вы кто такие, мужики? — подал голос я. — Чьих будете?

— Мы? — послышался смех. — Санитары города, епть… А ты что за хрен с горы? Выходи давай, нечего нам мозги канифолить! Раньше сядешь — раньше, того самого, свободен будешь.

Ну да, представляю эту свободу. Хожу себе по городу и охочусь вместе с новыми камрадами под новым, всемирно известным брендом «зомби»…

— Мужики, давай по-хорошему разойдемся, — предложил я. — Вы — сами по себе, я — сам по себе. Ценностей у меня нет, а машина, сами видели, уже тю-тю, уехала…

— Да, напарничка ты себе хренового подобрал, бросил он тебя. Что же твой дружок таким хлипким оказался? Тщательнее надо напарника выбирать в наше время!

— Какой попался, тот и сгодился, — подал голос я. — Ну что, будем по-хорошему расходиться или повоюем? Оно вам надо, мужики? Ведь пока меня прижмете, в ответ молчать не буду…

— Оружие у тебя не для города, парень. Пока ты своей перечницей будешь махать, мы тебя разделаем, как бог черепаху. Вылазь, убивать не будем, оно нам надо — лишний грех на душу брать? И так уже набрали, не отмолишь…

— Мне подумать надо, — пытаюсь протянуть время я. Черт, а на фига мне это время? Конечно, где-то в глубине души еще теплится дохленькая надежда, что Юрка сделает круг вокруг квартала и попытается их с тыла прижать, но вряд ли… Ох ты сучонок, язви тебя в душу мать…

— Хорош думать, не в библиотеке! Даем три минуты, потом не обижайся, валить будем наглухо…

Да уж, на этот раз влип по уши. Выхода, как ни крути, у меня нет. Лежу тут, как хрен на блюде. Патронов мало — в ружье восемь, в разгрузке еще десяток, да что с них толку — дробь. Пистолет еще и два полных магазина к нему. Слабо… Ну сдамся им на милость, что с того; ведь мало того, что обдерут как липку, так еще и пулю в голову влепят. Шансов выбраться живым, как ни крути, мало, а точнее — вообще не видно.

— Три минуты прошли, что делать будем? — ехидно спросил один из нападавших.

— Понимаешь, — в тон ему ответил я, — не верю, что вы меня живым отпустите. А умирать очень неохота…

— А ты сам подумай, парень, на фига нам тебя убивать? Ради интереса? Посмотреть, как твои мозги на асфальте смотрятся? Так видели уже, лишний раз смотреть неинтересно. Конечно, вещички у тебя заберем, а так — живи, на фига ты нам сдался-то?

— Ладно, — подал голос я, — выхожу, не стреляйте.

— Ишь, разбежался, выходит он… Бросай наружу свою дудку и жилетку сымай, мало ли, что там еще положено. Может, гранат натыкано в кажный карман…

Логично, блин. Расстегиваю разгрузку и выбрасываю ее на дорогу, перед колесом. За ним, с глухим стуком, летит ружье.

— А пистолет что, забыл? Ты, паря, не мудри, давай полностью разоружайся, иначе разговора не будет!

У, черти глазастые… Пистолет летит следом за ружьем и мягко падает на жилет.

— Во-от, — протяжно констатирует кто-то невидимый, — теперь сам выходи.

Выбираюсь из-под фуры и встаю в полный рост. Ну что, отбегал свое, господин Айвар. В животе стремительно холодеет, словно я льда нажрался. Хочется выглядеть спокойным, но чувствую, по спине катится капля пота… Оно и понятно — умирать неохота. Нападавших не видно, да и высматривать их бессмысленно; если я на прицеле, то смотри не смотри — свою пулю не увидишь. Да и не услышишь, наверное. Поднимаю лицо к небу, кожей чувствую легкую морось дождя. Господи, прости меня, грешного…

— Не ссы, молиться пока рано. Или ты уже на тот свет собрался?

Из проулка, рядом с троллейбусной остановкой, где в глубине двора когда-то был стриптиз-бар «Venera», появились две плотные фигуры. Вооружены серьезно: у одного древний АКМс, затертый почти до блеска, и такой же дряхлый АКМ, с деревянным прикладом. Правильно, против семерки дробью не повоюешь, не тот расклад…

Подстраховывая друг друга — видно, не первый раз этим занимаются, — мужики подходят ближе. На вид обоим лет по пятьдесят. Руки натруженные, да и по разговору можно сказать, что не в офисах штаны просиживали.

— Влево на пару метров прими. — Один из них поводит стволом. — Вдруг у тебя мысли неправильные возникнут? Зачем нам проблемы, сам подумай?

— Можно подумать, у тебя проблем в жизни мало, — бросаю в ответ и делаю несколько шагов в сторону от брошенного мной оружия.

— Ты нас что, пугать вздумал? — заводится один из них.

— Напугаешь вас, себе дороже, — натянуто усмехаюсь я. — Говорю к тому, что в жизни и так проблем сейчас по гланды.

— Это да, — кивает мужик и подходит к моим вещам, пока второй держит меня на прицеле. — Смотри ты мне, хорошие вещи собрал. Ты что, из вояк?

— Нет, я свое еще в восьмидесятых оттарабанил.

— Ну-ну, — кивает на мои слова мужик, укладывая мой жилет в рюкзак. — Дробовик возьмешь, — бросает он своему напарнику и поворачивается ко мне: — Ну а с тобой что делать? Ладно, — усмехается он, — я слово держу, да и не охота тебя стрелять, если честно. Как-то не по-людски получается, дважды обижать. Напарник тебя бросил, прямо скажем, по-скотски поступил, мы тебя разобидели слегка, так что убивать не будем, иди себе с Богом…

— Хоть пистолет-то оставьте, — пытаюсь торговаться я, — патронов к нему все равно мало, да вам он и не нужен особо. А у меня лишний шанс появится до базы своей добраться, с напарничком поговорить. Хлипкий, конечно, но шанс.

— Отомстить хочешь? — дернув бровью, бросает он.

— Всем мстить — жизни не хватит. Наказать — да. Морду набью, чтобы знал.

— Верю. Знаешь, паря, верю, что убивать не будешь. Ладно, пистолетик твой верну, эти пукалки нам и правда ни к чему, нет к ним особого доверия. Но видишь, какая история… Дадим мы тебе пистолетик, а ты нам в спину стрельнешь, оно нам надо?

— Не буду я стрелять, смысла нет. Тогда надо было и не вылезать, воевать с вами. С пистолетом много не навоюешь.

— Правильно, — кивает мужик, — дохлый номер с пистолетом против автомата переть. Ладно, вернем, но извини, патроны вытащим, обойму на перекрестке оставим. — Он показал рукой. — Ладно, бывай, парень. Надеюсь, не встретимся больше…

Разряженный пистолет мужик положил на землю, и они двинулись обратно, так же прикрывая друг друга, пока не повернули за угол. Через несколько минут оттуда выехал «фольксваген транспортер», и они уехали, притормозив на перекрестке и выбросив на асфальт пластиковый глоковский магазин…

Жив. Правда, особой радости я от этого не чувствовал. Это вполне по-человечески — когда что-то получаем, грустим, почему не получили больше. Но ситуация была аховая, чего уж тут. Один, без машины, почти в центре города, без еды и нормального оружия. В магазине, который мне оставили мародеры, было всего четыре патрона. Как насмешка: хочешь — в зомби стреляй, хочешь — сам застрелись. Ладно, мы люди не гордые; живым оставили, четыре патрона есть — еще покувыркаемся. Огляделся, вздохнул слегка, и двинул легкой трусцой в сторону дачи. Как назло, застрял почти в центре города, теперь до базы километров тридцать пять, из них десять по мертвому Каунасу.

В здании, где размещался наш офис, было пусто и царила полная тишина. Звук шагов терялся в глубине помещений. Я понимал, что зря лезу в лабиринты коридоров, что любой, даже слабый, морф меня здесь задавит, но сделать ничего не мог — тянуло меня в эти стены, словно это могло воскресить кусочек старого мира и дать сил продолжать забег по мертвому городу. Кто-то из древних сказал, что нельзя возвращаться в места, где был счастлив, их уже нет. Ну, счастлив — это, наверное, слишком сильно сказано, но в этих стенах прошли не самые плохие годы жизни. Как я сюда добирался? Трусцой. Вышел на середину проспекта и побежал… Вспоминать неохота; без машины город выглядит еще страшнее, хоть и не рассматривал я его особо. Погода спасла…

Добрался до нашего офиса и уткнулся в закрытую дверь. Отвык я от ключей, что поделать, пришлось дверь ломать. Это в кино все просто выглядит: выстрел в замок — и дверь нараспашку. Поэтому стрелял в то место, где язычок замка в раму уходит. Одного раза не хватило, а вот вторым выстрелом более-менее расщепил. Удивительно, но наш офис остался нетронутым. Хотя кому он на хрен сдался, с компьютерами нашими, когда рядом целый торговый квартал. Знаете, лучше бы я его разграбленным нашел. Мне было бы легче. Когда я вошел, словно комок в горле встал. Там еще сохранился запах кофе и женских духов. Мирный запах. В общем, сорвался…

Когда отошел, офис уже не выглядел нетронутым. Крушил мебель, как будто мстил этому долбаному миру за все, что произошло с нами за этот месяц. За Ингу, Роберта, Асту и Альгиса. За всех погибших близких нам людей, за город, где хотел жить и стареть, но который умер в одночасье, превратившись в призрак, уничтожив разом все, самое для меня дорогое — воспоминания, будущее, настоящее…

Потом сидел на подоконнике, жрал прямо из горла найденный в тумбочке коньяк и плакал. Да, плакал! Взрослый, сорокалетний мужик, уставший видеть, как рушится мир.

Рассвет встретил в кресле. Спал урывками, снилась какая-то чертовщина. Слава богу, что ничего не запомнилось… Из окна, которое выходило на проспект, осмотрел окрестности. Ничего нового, все тот же дождь. На бензоколонке, которая находилась рядом с офисом, увидел мертвяка, который стоял и дергал шланг со сжатым воздухом. Все-таки они помнят…

Прикинул свои шансы выбраться из города и добраться до дачи. Или хотя бы до Рамучяй, там Эдгар энд компани… До них километров пятнадцать, если по дороге бежать. Напрямик, конечно, короче получится, но лезть в жилые районы мне не хотелось. Особенно если учесть, что оставалось у меня в обойме два патрона. Усмехнулся: услышал бы Робби это «в обойме». Не преминул бы высказать, что он думает по поводу терминов, причем исключительно матом. Надеюсь, он вчера пришел в сознание. Что произошло на даче, когда Юрка вернулся один, даже представить себе боюсь. Надеюсь, у него хватило ума что-нибудь реальное придумать — мол, остался я ценный груз охранять или еще что-нибудь. Ведь его Аста или Альгис моментально на ноль помножат, и Николай не удержит… Перспектива нашего совместного хозяйства выглядела грустно, хотя этого сучонка я уже простил. Да, не удивляйтесь, господа, — простил. Испугался, щенок, это с каждым может случиться. Морду, конечно, подрихтую, чтобы впредь знал, как своих на произвол судьбы бросать, но убивать — нет, не буду…

Ладно, надо собираться в путь, дорога предстоит дальняя, жуткая… Погоди, это что там такое стоит? Рядом с нашим зданием, метрах в тридцати, находилось самое сладкое в Каунасе производство — кондитерская фабрика «Kraft Jacobs». Сверху мне был прекрасно виден внутренний двор, где рядом с грузовым терминалом, между брошенными фурами, прицепами и прочим бесхозным имуществом, стояло несколько машин. Опа, а ведь это то, что мне нужно!

Я спустился вниз и, перебросив тело через проволочный забор, оказался внутри терминала. Часто оглядываясь, подбежал к заинтересовавшей меня машине. Вот это да! Это же просто праздник какой-то! То, что доктор прописал! Подергал двери — заперто. А ведь машина служебная, вон на двери эмблема наклеена. Оглянувшись, я заметил у закрытых ворот будку охранников. Может, там ключи найдутся? Нашлись. Вместе с полузасохшим мертвяком, который умер, но так и не смог выбраться наружу. Так и сидел на стуле, словно в спячку впал. Услышав мои шаги, он поднял голову, но сил даже на то, чтобы оскалиться, у него явно не было. Ну прости, жизнь такая… Приоткрыв дверь, стреляю ему в голову. Сорок пятый калибр — вещь хорошая; зомби отбрасывает назад, и он мешком оседает обратно в кресло, откуда пытался подняться. В сторожке стойкий запах ацетона; ну, мне здесь не жить, ящики проверю, и все. В сторожке, в сейфе, ключи нашлись. С оружием не повезло, — на поясе охранника были наручники, дубинка и газовый баллончик. Увы, этого добра и даром не нужно. Как это они охраняли, что даже паршивого дробовика не нашлось? Ай, ладно, сейчас рвем к машине!

«Мицубиси L200», как по заказу. Правда, движок у него слабоват, всего два с полтиной, но ничего, нам по буеракам не ездить. А вот в остальном — это просто подарок судьбы, пусть она и не всегда была к нам добра. Пытаюсь завести; аккумулятор подсел, но с грехом пополам удалось. Прогрел движок и, сделав круг по площадке, решил еще и заправиться — бак был полупустой. Проверив фуры, стоящие здесь же, во дворе, залил полный бак. Надо будет сюда еще раз вернуться, солярка в машинах есть. Только бочки надо подыскать. А когда Робби поправится, мы еще и фабрику проверим. В таком радужном настроении я подкатил к воротам терминала. Ну что, теперь осталось до дачи, желательно без приключений, добраться, мне их за прошедшие сутки хватило по уши… Домой!

Машина меня порадовала. Что бы там Робби ни говорил, дизель — все-таки вещь. Ну да, я их тоже не очень уважаю, но будем честными: не дело сейчас на бензине кататься. Уже через год после того, как наше долбаное правительство включилось в антикризисную борьбу, дороги в Литве начали превращаться в танковые полигоны — яма на яме. Притом это еще мирное, как говаривал один персонаж — «ранешнее», время было. А сейчас, без присмотра? Дороги через год станут воспоминанием, а через два — превратятся в направления. Так что джип — это именно то, что сейчас нужно нашему славному боевому коллективу. Кузов большой, можно будет по бортам звездочки, за сбитых морфов, рисовать.

После того как выехал из ворот терминала, осмотрелся и повернул направо, к выезду из города. Вчерашних приключений мне хватило по уши, и вляпаться еще во что-нибудь жутко не хотелось. Оружия нет… Точнее, патронов нет, а если быть до конца точным — один. Сразу себе в голову, чтоб уж не мучиться. Да и кушать хочется; со вчерашнего утра с пустым желудком бегаю, если не считать полбутылки коньяку накануне вечером. В нашем офисе я слегка покопался, забрал два ноутбука, Робкин ридер, пять пачек кофе и несколько упаковок сахара. Хотел еще любимое кресло прихватить, но потом подумал: оно мне надо? Время перевалило за двенадцать часов, поэтому решил гнать без остановки, не отвлекаясь, но при этом крутил головой почти на сто восемьдесят градусов, примечая разные мелочи вроде брошенных, но не сгоревших машин, и прочие, в будущем полезные объекты. Ничего, «в ж*пу раненный боец» поправится, по городу еще прокатимся. Хотя, когда мы к Эдгару ездили, у Робби на лице было такое выражение, что сразу было понятно: пока мы эту цэрэушную тюрьму, как настоящую, так и поддельную, не проверим, в Украину он не поедет и на мародерку ему наплевать. Странно — все готово, база есть, можно бы и ехать, так нет, ищет приключений на свою задницу. Вспомнил про базу, и настроение испортилось. Представляю, что вчера могло случиться, когда Юрка без меня вернулся. Под горячую руку и пристрелить могли, та же Аста, например, или Альгис. Ведь и Николай их не удержит, если такое желание у моих друзей-товарищей возникнет. Ситуация была хреновой — уже создавшийся коллектив рушился на глазах. Если подумать, этого сопляка и стрелять-то не за что. Дело понятное — первый раз под обстрел попал, не такие орлы в штаны накладывали. Это вам не медлительного зомби завалить, пока он к тебе свои ручонки тянет, это, знаете, пострашнее будет, когда в ответ стреляют. Робби, будь на моем месте, его, конечно, избил бы, причем сильно. Хотя он бы в такую ситуацию и не влип — всегда очень осторожно относился к новым людям, поэтому ни за что бы не взял непроверенного человека в город. А я взял, за что и поплатился. Эх, не судите, да не судимы будете…

С такими мыслями проехал перекресток у молочного центра, таможенные склады… Уже промелькнуло за окном серое здание автосервиса «Кварцас», и я прибавил скорость — авторынок хотелось прошмыгнуть побыстрее, мало ли кто там окопался. Там столько мастерских и торговых площадок, что зомби должно быть немерено. Нежити на рынке и правда хватало, даже с перебором, несмотря на погоду. Несколько десятков мертвяков стояли у проволочного забора и лениво тыкались в сетку, пытаясь выйти наружу. Соваться на базар глупо, хотя полезных вещей там много. Детали для машин, масла и прочие ништяки, полезные в хозяйстве. Ну, это дело будущего.

Перед следующим поворотом я сбросил скорость — глаз зацепился за какие-то яркие цвета на асфальте. Точнее, на площадке у придорожной бензоколонки. Или кто-то глупо грабил, или морф куролесил. Да, я все больше прихожу к мысли, что зомби не такие уж тупые твари. Они не только жрать умеют, они, суки, еще и думают. Пусть гнилыми мозгами, но думают. Память присутствует — взять, к примеру, их непонятную тягу к таким местам, как торговые центры или центр города. Ведь после смерти рвутся именно туда, где при жизни проводили свободное время. Нет бы на работу рвались…

В общем, завернул я на эту бензоколонку. Немного непривычная на вид, еще старого образца — платить за бензин надо в окошко, торгового зала нет. Рядом с будкой оператора — разбитый киоск. Разбитый, но не разграбленный. Он мое внимание и привлек. Стекла вдребезги, двери нараспашку — заходи не хочу. Не хотите? Вот и я нет. Объехал вокруг — пусто. Ни тебе огрызков, ни зомби, ни морфов. Странно, но понятно: окраина города, вокруг пустырь. Откуда здесь люди? В мирные времена здесь только перекупщики машин заправлялись, перед долгим перегоном в Россию. Посмотрел, послушал и все же решил выйти на разведку. У колонки присмотрел обрезок металлической трубы и пошел. Даже внутрь не пришлось лезть — банки с яркими этикетками на боках были разбросаны по всей площадке, словно кто-то в кегли играл. Масла, антифриз, жидкость для окон. Кидал в пикап не глядя — после разберемся…

Когда выскочил на перекресток, даже перекрестился мысленно: теперь по объездной дороге километр, а там уже и до Рамучяй недалеко, пять — семь верст. Одолжу какой-нибудь ствол у Линаса, потом еще пятнашка — и дома. Блин…

За перекрестком, прямо посередине дороги, стояли машины. Два новеньких запыленных лендровера, у одного из них копались два человека, видно, колесо пробили. Еще несколько человек стояли поодаль, внимательно следя за окрестностями. Одежда полуспортивная, мужики плотного телосложения, но не вояки, это заметно. Таких раньше торпедами называли. Бандиты… Уже подъезжая к ним (а куда бежать-то?), еще надеялся, что это передний форпост Эдгара. Хотя далековато от Рамучяй… Но бежать все равно глупо, меня уже заметили и взяли стволы на изготовку. Калашниковы и еще какие-то, мне неизвестные. Я же не Робби, который по одной детали марку назовет. Ну, черт…

Из машины вылез под прицелами шести стволов. Примирительно поднял ладони:

— Мужики, я безоружный.

— Мужики в поле пашут, — отозвался один из них, светловолосый двухметровый детина лет тридцати. — Кто такой?

— Человек.

— Хороший ответ, — пробурчал он. — Откуда будешь?

— Из Каунаса еду. Вчера малость задержался, вот, домой пытаюсь добраться…

— Мародерствуешь, значит. Да еще в нашем районе. Кто это тебе разрешил? — осклабился один из мужиков. — Еще и машина хорошая. Твоя или спер где-нибудь на рынке?

— Нет, нашел в городе. Вчера в неприятности залетел, вот остался без оружия и без транспорта. Пришлось искать…

— Че, вообще без оружия? — удивленно протянул светловолосый и кивнул одному из своих: — Проверь!

Ну… твою мать! Сколько же я ошибки могу совершать, даже зло взяло. Вчера с Юркой лопухнулся, сегодня, не глядя, на этих нарвался. Не мальчик уже, думать надо!

— Ствол есть. Правда, почти пустой, одна маслина. И банок двадцать в салоне, разных, — подал голос проверяющий. Затем подошел и охлопал меня по бокам: — Чистый.

— Ну вот, ствол есть, а говоришь, пустой…

— Так сами видите, в стволе один патрон. Кто в наши времена без серьезного оружия ездит? Вы вон как вооружились.

— Ну-ну… Обобрал кто? — покосился на меня мужик.

— Можно сказать и так, — рассказывать не очень-то хотелось. Кому приятно выглядеть идиотом; да еще публично признаться, что твой напарник, пусть и временный, испугался. — Вы вообще чьи?

— Мы? — удивленно спросил светлый. — Мы сами по себе. А что дела у тебя херовые, так это и по лицу видно. Что, кого-нибудь из корешей завалили?

— Нет, напарник струхнул и… убежал, когда заварушка началась.

— Ну? — удивленно протянул он. — Крысой оказался корешок, с душком. Ладно, черт с тобой, езжай себе. Толку-то с тебя, даже взять нечего. — Он что-то бросил рядом стоящему мужику, и тот направился к их машине. Еще не особенно веря, что могу ехать дальше, я обвел взглядом бандитов, но те уже потеряли ко мне всякий интерес. Двое вернулись к ремонту машины, остальные продолжили свой разговор; правда, спинами ко мне не поворачивались и стволы не опускали. Ну это понятно — вдруг я решу в героев поиграть… Сел в машину, завел, и тут один из бандитов махнул мне рукой. Я остановился и посмотрел на него. Он достал из лендровера древний, поцарапанный обрез, десяток охотничьих патронов и подошел ко мне.

— На, держи, фраерок. А то до дому не доедешь. Бывай.

— Благодарю.

— Езжай, езжай, пока мы добрые…

Вот так… И ведь хрен поймешь. Ясно, что мальчики не из команды тимуровцев, не единожды к хозяину гуляли, и тут на тебе — в живых оставили, машину не забрали и еще карамультук с патронами дали. Хотя, если подумать, в жизни всякое бывает. Случается, что и бандиты решают в благородство поиграть — тоже своего рода блатной фасон, видали, знаете ли, виды. До Эдгара бы добраться без приключений! Хотя какие тут еще приключения? И так за два дня их хватило. Робби, будь он здоров, наверняка по ушам бы настучал. Или отматерил, на крайний случай. Да, ошибок я сделал много. То ли расслабился, то ли ранение Роберта на мозги повлияло, в общем — провал за провалом, куда там профессору Плейшнеру. Поехал в город с чужим, непроверенным человеком. Да что вы мне говорите, — не чужой? Чужой! То, что рядом живем, еще своим не делает. Лопухнулся, надо было Альгиса брать или подождать с поиском машины, не умер бы. А тут еще и ружье прое… простите, потерял. Робка узнает — убьет, он к этим железкам относится лучше, чем к людям, уж поверьте мне на слово.

Когда подъехал к дому Эдгара, то охренел. У ворот стояла Юркина машина, а рядом с ней на лавочке сидели Док, Линас и еще один, неизвестный мне парень. Я вылез из машины и направился к ним.

— Ты смотри, живой, — усмехнулся Линас, — а мы думали, тебе хана.

— Слухи о моей смерти сильно преувеличены, — ответил я и кивнул на машину: — А это здесь откуда?

— Вчера тормознули на блокпосту, когда Док от Роберта вернулся. Смотрим — едет. Один. Остановили, конечно. Глазки бегают, сам не в себе. Тык-мык… В общем, мальчик получил в торец и раскололся. Сидит у нас под замком; как раз думаем, что с ним делать — просто убить или на опыты пустить, — ответил Линас.

— А что он сказал?

— Да все сказал. Как подрезал, как обгонял, — презрительно скривив губы, ответил Линас. — Ты, Айвар, вроде не дурак, но извини, повелся, как лох. На хера ты этого придурка в город потащил? Хорошо, что вывернулся, а если бы нет? Лежал бы сейчас на улице Жемайчю, черепушка нараспашку, мозги по асфальту. А у нас, надо тебе заметить, договоренность, которая, в связи с ранением Роберта, отложена, но не похерена. В общем, когда глупости делаешь, то думай. Дело предложил, а сам что? Коней бы двинул в городе — и все, приехали… Несерьезно, за базар отвечать надо.

— Ладно, хватит мораль читать, сам знаю, что облажался. Где этот придурок? Вы его хоть не сильно отметелили?

— Не переживай, тебе оставили, размяться. Сейчас займешься или поговорим для начала? — встрял в разговор Док.

— А что за разговор? Как Робби?

— Нормально, был я у вас вчера. Пришел в себя, еще слабый, хотя…

— Что хотя? Блин, Док, не тяни резину, а?

— Ладно, пойдем пожрем, что бог послал, за обедом поговорим.

Когда первый, самый злой голод придушил, опять пристал к Доку:

— Давай, рассказывай, не томи.

— Видишь, какие дела интересные, Айвар… — Док помолчал, покрутил в руках вилку и продолжал: — Вчера, когда к Роберту ехал, думал, он до вечера как убитый спать будет. Все-таки раны серьезные, операция под местной анестезией проводилась; была у меня даже мысль, что умрет. А вчера приезжаю — вокруг него Аста скачет, тот очнулся, и слабо, но говорит. Вроде бы ничего удивительного нет, если организм сильный. Осмотрел раны. Хирургические швы… Как бы тебе попроще объяснить… Понимаешь, в зависимости от сроков наложения швов, они делятся на несколько видов, точнее — их два. Первичный и отсроченный. Но это тебе не надо, поэтому перейду к сути. Швы, как ты знаешь, снимают. В зависимости от степени вмешательства, отсутствия гнойного воспаления и прочего. При полученных Робертом ранах — а я говорю про осколочное ранение, пулевые у него легкие, — швы надо бы снимать через шесть-семь дней.

— Не тяни, Склифосовский, — его задумчивый вид меня начал тревожить, — давай говори, что с ним!

— Дело в том, что швы можно снимать уже завтра-послезавтра.

— Не понял, — удивленно вытаращился я, — как так завтра?

— А так. Заживление идет быстро. Если бы я сам позавчера его не резал, не поверил бы, ей-богу. Мысли по этому поводу разные возникают. Неизвестный вирус, которым все заражены, очень активен, зараза такая. Он, как ты знаешь, борется с любой инфекцией, которая угрожает жизни носителя.

— Я заметил. Таких носителей полный город. Не тяни!

— Да не тяну. Просто интересная вещь получается. Робби получил тяжелое ранение. В любом другом случае он бы умер, еще до дороге. Внутреннее кровоизлияние — и адью, пишите письма. Он выжил, хотя, не буду скрывать, был при смерти. Вирус внутри него сильно активизировался, скорость регенерации тканей потрясающая!

— Погоди, Док, — оборвал я его рассказ, — ты что, хочешь сказать, что Робби превратился в морфа?!

— Самое удивительное, что нет. Подумав и проведя некоторые анализы, я понял одну вещь. Если человек тяжело ранен — на самом деле тяжело, а не просто царапина какая-нибудь, то вирус усиливает воздействие на организм, но не превращает человека в нежить.

— Стоп! Но ведь куча людей погибла от простых царапин, которые нанесли им зомби.

— Вот именно, зомби… А если человек, как бы тебе попроще объяснить, с чистой раной, то вирус вытягивает его, помогает быстрее восстановиться.

— А почему у других раненых мы такого не замечали? — подал голос Линас.

— Много ты у нас раненых видел? Причем серьезно раненных, но не смертельно? — спросил Док. — Ведь как было: если ранен и без сознания, то никто не ждет, сразу пулю в лоб, чтобы не обратился, и все. Получается, что есть очень тонкая грань: или умрет, превратившись в зомби, или быстро выздоровеет, если вовремя сделали операцию или хотя бы перевязали. Сечешь разницу?

— Ну да. — Я задумчиво потер лоб. — Слушай, а последствий каких-нибудь отрицательных не может быть? Вдруг он ни с того ни с сего на нас бросится?

— Нет, не думаю; все-таки температура у него нормальная, человеческая. Остановок сердца не было, что тоже немаловажный фактор. А зомби холоднокровные, если ты помнишь. Скорее всего, мы нечаянно наткнулись на истинную природу вируса — бороться с болезнями и травмами. Просто что-то пошло не так, и мы имеем то, что имеем. Но за Робертом ты все же понаблюдай, мало ли что…