Один из популярных мифов — обескровленные репрессиями наркома внутренних дел Лаврентия Берии органы госбезопасности не были готовы к Великой Отечественной войне. И поэтому утром 22 июня 1941 года руководство НКВД во главе с главным героем нашей книги впало в ступор. Прошло несколько дней, прежде чем чекисты попытались навести порядок в стране. Используемые ими методы не отличались новизной и повторяли происходящее в 1937 году. Только теперь расстрелянных «жертв политических репрессий» именовали не «врагами народа», а немецкими шпионами и пособниками врага. А еще палачи из НКВД сменили наганы на пулеметы. Так удобнее расстреливать отступающие отряды красноармейцев и заключенных в тюрьмах. Хотя в жизни все было по-другому.

На самом деле в первые месяцы Великой Отечественной войны все было по-другому. Об этом не принято говорить, но уже в мае 1941 года советские органы госбезопасности были готовы к работе в условиях военного времени. Заранее были подготовлены планы организации работы в «особый период». Их наличие позволило в течение нескольких часов утром 22 июня 1941 года перевести работу Лубянки из «мирного» в «боевой» режим и не допустить неразберихи, когда чекисты на местах не знали, что делать. Другое дело, что все разработанные мероприятия не были рассчитаны на вероломное нападение Германии и серию поражений Красной Армии в пограничных сражениях.

Руководство НКГБ СССР разослало заранее подготовленные указания на места: привести в мобилизационную готовность весь оперативно-чекистский аппарат (планы в опечатанных конвертах хранились в сейфах начальников всех подразделений); арестовать всех «разрабатываемых контрреволюционных и шпионских элементов»; организовать охрану важнейших промышленных предприятий, железнодорожных узлов, мостов, банков и т. п. Все эти указания содержались в директиве НКГБ СССР № 127/5809, датированной 9 часами 10 минутами утра 22 июня 1941 года. Аналогичные директивы были отправлены на места и по линии НКВД. Они, соответственно, переводили на военный режим работы милицию и пожарную охрану.

Чекисты на местах вскрыли запечатанные конверты и начали действовать. Например, в Москве и Московской области сотрудники НКГБ должны были арестовать: 161 германского, 34 японского и 6 итальянских шпионов. Этих людей подозревали в сотрудничестве с иностранными разведками, но не имели достаточных оснований для их ареста в мирное время.

Через два дня, 24 июня 1941 года, руководители прифронтовых республиканских и областных управлений НКГБ СССР получили новую директиву о задачах органов госбезопасности прифронтовых областей. Она дополняла содержание предыдущей директивы № 127/5809 и содержала набор новых указаний. Нам интересен восьмой пункт этого документа. Процитируем его: «Не ослаблять работу с агентурой, тщательно проверять полученные материалы, выявлять двурушников и предателей в составе агентурно-осведомительной сети.

Агентуру проинструктировать: в случае отхода наших войск, оставаться на местах, проникать вглубь расположения войск противника, вести подрывную диверсионную работу. При возможности обусловливать формы и способы связи с ними».

Фактически это означало признание необходимости начать партизанскую борьбу в тылу наступающего противника. Маловероятно, что такое решение нарком госбезопасности Всеволод Меркулов, подписавший эту директиву, принял по собственной инициативе. Такой приказ он обязан был согласовать с Лаврентием Берией, который курировал его наркомат. Фактически 24 июня 1941 года сотрудники НКГБ получили указание начинать создавать партизанские отряды на временно оккупированной врагом территории Советского Союза.

И этот поступок главного героя нашей книги не был спонтанным. Лаврентий Берия еще до начала Великой Отечественной войны начал подготовку к развертыванию партизанского движения. Перед войной по приказу Берии была создана Особая группа, которая подчинялась непосредственно ему. Пикантность ситуации в том, что ее возглавил высокопоставленный сотрудник НКГБ СССР Павел Судоплатов. Формально он занимал пост заместителя начальника внешней разведки. Последний в своих мемуарах утверждает, что 17 июня 1941 года Лаврентий Берия приказал ему начать создание Особой группы из числа сотрудников разведки: «Речь шла не только о предотвращение широкомасштабных провокаций, но и развертывании разведывательно-диверсионной работы в ближайших тылах немецких соединений, если они перейдут границу».

В такой ситуации от Павла Судоплатова требовалась сформировать команду диверсантов, способную нейтрализовать деятельность «коллег» противника. Затем эти подразделения должны были создавать хаос в тылу наступающих войск вермахта. Какие средства предполагалось использовать — непонятно. По утверждению самого Павла Судоплатова, в момент формирования Особой группы у руководства органов госбезопасности отсутствовала целостная концепция ведения борьбы в тылу противника. Вопросы подчиненности будущих диверсионных групп, их цели и задачи только прорабатывались, причем «чисто теоретически». Так же была непонятна ведомственная принадлежность будущих диверсантов. Формально руководитель Особой группы Павел Судоплатов находился в подчинении у начальника Первого управления (внешняя разведка) НКГБ Павла Фитина и наркома госбезопасности Всеволода Меркулова. С другой стороны, возглавляемая им Особая группа напрямую подчинялась другому наркому — Лаврентию Берии, который руководил НКВД СССР и одновременно курировал деятельность нескольких ведомств, в т. ч. и НКГБ СССР.

Понятно, что из-за того, что до начала войны оставалось несколько дней, сделать удалось немного. Например, получить одобрение наркомов НКВД и НКГБ на предложение создать при Особой группе специального боевого резерва численностью 1200 человек из состава пограничных и внутренних войск и четырех батальонов диверсионного назначения с дислокацией на Украине, в Белоруссии, Прибалтике и Московской области. Судьба этих диверсантов неизвестна. Возможно, большинство из них погибли в первые дни и месяцы войны во время пограничных сражений. Хотя кто-то мог уцелеть и в качестве бойца или командира спецотряда НКВД сражаться за линией фронта.

Мы бы не стали утверждать, что Павел Судоплатов придумал что-то принципиально новое. Такая схема доказала свою эффективность еще в период Гражданской войны в Испании. Там в составе республиканской армии был XIV специальный корпус, состоящий из четырех «дивизий» (каждая численность 500–600 человек) дислоцированных на Каталонском, Центральном и Южном фронтах. Бойцы этих подразделений занимались исключительно диверсиями в тылу врага. Также нужно учитывать, что главный герой нашей книги координировал деятельность Особой группы с Пятым (диверсии) отделом Разведывательного управления Генштаба РККА. А это подразделение возглавлял ветеран Гражданской войны в Испании полковник Хаджи-Умар Мамсуров. Возможно, что именно он и предложил такую структуру «спецназа» органов госбезопасности.

Идею создания действующего за линией фронта специального подразделения еще 22 июня 1941 года во время встречи с Иосифом Сталиным высказал генеральный секретарь ИККИ (Исполнительный комитет коммунистического интернационала — Коминтерна) Георгий Димитров. На следующий день на совещании с группой болгарских революционеров-эмигрантов он сообщил, что предложил советскому правительству сформировать специальную бригаду из политэмигрантов (испанцев, немцев, поляков, итальянцев, французов и других) численностью около тысячи человек. «Часть товарищей, я думаю, надо включить в состав интернациональной бригады для непосредственного участия в военных операциях на фронте, другую — использовать в глубоком тылу немецко-фашистских войск в качестве бойцов так называемого «тихого» фронта». Последовавшие за этим события доказали правильность его предложения. Созданное подразделение действительно использовалось не только в тылу противника, но и на передовой.

В первые дни Великой Отечественной войны Лаврентий Берия был занят решением более серьезных задач, чем организация партизанского движения на стремительно оккупируемых противником советских территориях. Активная деятельность главного героя нашей книги в этой сфере началась только в конце июня 1941 года. Подробнее о ней мы расскажем в следующей главе нашей книги. А пока поговорим о других делах наркома внутренних дел. Например, организации борьбы с парашютными десантами противника.

Постановлением СНКСССР от 24 июня 1941 года «О мероприятиях по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой полосе». В этом документе указывалась, что на «органы НКВД возложена организация борьбы против парашютных диверсантов на территории Ленинградской области, Мурманской области, Калининской области, Карело-Финской республики, Украины, Белоруссии, Эстонской, Латвийской, Литовской и Молдавской ССР, Крымской Автономной республики, Ростовской области, Краснодарского края, западной части Грузинской ССР».

Также было указано, что при «городских, районных, уездных отделах НКВД», дислоцированных на указанных выше территориях, «создать истребительные батальоны численностью 100–200 человек из числа проверенного партийного, комсомольского и советского актива, способного владеть оружием».

Когда проект постановления прочел Иосиф Сталин, то он вписал от руки такой пункт: «Руководство истребительными батальонами возложить на заместителя председателя СНК СССР наркомвнудела т. Берия».

Фактически Иосиф Сталин назначил персонального ответственного за организацию и руководство деятельностью истребительных батальонов. Понятно, что сам нарком внутренних дел не мог лично заниматься этим вопросом, требовалось поручить это доверенному лицу, в чьих организаторских и административных способностях он не сомневался. Нужно было учитывать еще и тот факт, что на местах от центрального аппарата ждали конкретный указаний. Ведь требовалось не только сформировать истребительные батальоны, но и разработать тактику их эффективного использования.

В подписанном Лаврентием Берией 26 июня 1941 года приказе № 00894 было указано, что Штаб по организации истребительных батальонов должен возглавить начальник Оперативно-разведывательного управления Главного управления пограничных войск СССР генерал-майор Гавриил Петров. Этот пост он занимал до 1944 года. А его заместителем был назначен Павел Судоплатов.

С 1941 по 1943 год в подчинении у наркома внутренних дел Лаврентии Берии находились органы военной контрразведки. Если в советское время о работе военных чекистов говорили мало и только хорошо, то после распада СССР — много и часто плохо.

Если верить опусам отдельных отечественных журналистов и сценаристов современных фильмов «про войну» — военные контрразведчики постоянно пьянствовали в тылу, спали с ухоженными и чисто одетыми юными медсестрами, а когда в медсанбате заканчивался спирт и хотелось новизны, то отправлялись на передовую. Сфабриковав несколько уголовных дел и собственноручно расстреляв из нагана в затылок жертв, «военные контрразведчики» возвращались обратно в тыл, где их уже ждало спиртное и похотливый медперсонал. Периодически им вручали боевые награды. Наверно за победы на сексуальном фронте и успехи в сражениях с зеленым змием. И так на протяжении всей Великой Отечественной войны. Непонятно, правда, кто ловил немецких агентов и ухаживал за ранеными. А что вы еще хотели от подчиненных «сексуального маньяка и палача» Лаврентия Берии? Они во всем брали пример со своего начальника.

В жизни все было по-другому. Так получилось, что из всех оперативных подразделений Лубянки (не считая пограничников и военнослужащих внутренних войск) военные чекисты первыми вступили в бой с врагом и у них (из всех подразделений госбезопасности) были одни из самых больших потерь. Достаточно сказать, что за период с 22 июня 1941 года по 1 марта 1943 года военная контрразведка потеряла 3725 человек убитыми, 3092 пропавшими без вести, 3520 ранеными. Осенью 1941 года на Юго-Западном фронте попал в окружение и погиб бывший начальник 3-го Управления НКО А. Н. Михеев.

С другой стороны, именно военные контрразведчики приняли на себя основной удар немецких спецслужб, которые организовали массовую засылку в прифронтовую зону своих разведчиков, провокаторов и диверсантов. Достаточно сказать, что в зону ответственности (прифронтовую полосу) военных чекистов с 1941 по 1943 год противник забрасывал до 55 % своей агентуры. А к началу 1945 года этот показатель возрос до 90 %. К этому надо добавить «транзитников» — тех, кто пересекал линию фронта в пешем порядке, а не на самолете. А многие из немецких агентов заранее знали, что в случае ареста сотрудниками советских правоохранительных органов их ждет расстрел. Поэтому при задержании часто оказывали вооруженное сопротивление.

Военные контрразведчики рисковали жизнью не меньше находящихся на передовой бойцов и командиров Красной Армии. Фактически рядовые сотрудники (оперуполномоченные, обслуживающие воинские подразделения) действовали автономно. Вместе с бойцами они сначала сражались на границе, а потом стремительно отступали. В случаи гибели или тяжелого ранения командира подразделения контрразведчик должен был не только заменить военачальника, но и при необходимости поднять бойцов в атаку. При этом они продолжали выполнять свой профессиональный долг — боролись с дезертирами, паникерами, вражеской агентурой, стремительно заполнявший прифронтовую зону.

Воевать им пришлось с первых часов войны, рассчитывая только на себя. Если их коллеги из других подразделений НКВД смогли получить указания от начальства — что делать в «особых условиях», то военные контрразведчики действовали автономно. Сложно сказать, знали ли они о принятой 22 июня 1941 года директиве 3-го Управления НКО СССР № 34794. В ней главной задачей чекистов в действующей армии и военных контрразведчиков Дальневосточного фронта (ДВФ) определялось выявление агентуры немецких разведорганов и антисоветских элементов в РККА. Предписывалось «форсировать работу по созданию резидентур и обеспечению их запасными резидентами», не допускать разглашения военнослужащими военной тайны, причем особое внимание следовало обращать на работников штабов и узлов связи. Может, им ее все же смогли сообщить.

А вот о другом руководящем документе 3-го Управления НКО СССР — Директиве № 35523 от 27 июня 1941 года «О работе органов 3-го Управления НКО в военное время», скорее всего, нет. В первые сутки войны отсутствовала связь Ставки со штабами отдельных армий.

В этом документе были определены основные функции военной контрразведки:

«1) агентурно-оперативная работа: а) в частях Красной Армии; б) в тылах, обеспечивающих действующие на фронте части; в) среди гражданского окружения;

2) борьба с дезертирством (сотрудники особых отделов входили в состав заградительных отрядов РККА, которые, вопреки распространенному мнению, не имели прямого отношения к органам госбезопасности. — Авт.);

3) работа на территории противника» (первоначально в районе до 100 км от линии фронта, в контакте с органами Разведывательного управления НКО СССР. — Авт.).

«Особисты» должны были находиться как в штабах, обеспечивая режим секретности, так и в первых эшелонах при командных пунктах. Тогда же военные контрразведчики получили право вести следственные действия в отношении военнослужащих и связанных с ними гражданских лиц, при этом санкцию на аресты среднего командного состава они должны были получать от Военного совета армии или фронта, а старшего и высшего начальствующего состава — от наркома обороны.

Началась организация контрразведывательных отделений 3-х отделов военных округов, армий и фронтов, их структура предусматривала наличие трех отделений — по борьбе со шпионажем, националистическими и антисоветскими организациями и антисоветчиками-одиночками.

«Особистами» были взяты под контроль военные сообщения, доставка военного снаряжения, вооружений и боеприпасов в действующую армию, для чего на железных дорогах были учреждены третьи отделения, деятельность которых переплеталась (и, видимо, в чем-то дублировала) с органами госбезопасности на транспорте.

В начале июля 1941 года начальник 3-го управления НКО А. Н. Михеев приказом наркома Тимошенко получил право самостоятельно назначать на должности в структуре особых отделов вплоть до заместителей начальников окружных и фронтовых третьих отделов.

Совместным приказом НКО и НКВМФ 15 июля

1941 года третьи отделы были организованы при ставках главнокомандующих Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений. Уже через два дня сменилось подчинение армейских органов военной контрразведки, вернувшихся в систему госбезопасности.

Постановлением Государственного Комитета Обороны СССР № 187/сс от 17 июля 1941 года, подписанным И. Сталиным, органы 3-го управления НКО СССР были реорганизованы в Особые отделы НКВД СССР. В их функции входила борьба со шпионажем и предательством в РККА и с дезертирством в прифронтовой полосе (с правом ареста и расстрела на месте дезертиров). Изменился порядок подчинения. Теперь уполномоченный особого отдела в полку и в дивизии кроме своего непосредственного начальства в НКВД подчинялся комиссару полка и дивизии (после введения в октябре

1942 года в армии и на флоте института единоначалия — соответственно командиру полка и соединения).

Директива НКВД СССР № 169 о задачах особых отделов в связи с реорганизацией органов военной контрразведки была издана 18 июля 1941 года и по мнению многих историков имела пропагандистский характер. На следующий день, 19 июля 1941 года, начальником Управления особых отделов НКВД СССР был назначен заместитель наркома внутренних дел СССР Виктор Семенович Абакумов.

В тот же день приказом № 00941 наркома НКВД СССР Л. П. Берии для борьбы с дезертирами, шпионами и диверсантами предписывалось сформировать при особых отделах дивизий и корпусов — стрелковые взводы, при особых отделах армий — отдельные стрелковые роты, при особых отделах фронтов — отдельные стрелковые батальоны, с укомплектованием этих частей из войск НКВД.

Уже в первые месяцы войны резко возросла потребность в военных контрразведчиках. Для решения этой задачи при Высшей школе НКВД СССР 26 июля 1941 года были организованы Курсы подготовки оперативных работников для особых отделов (приказ НКВД № 00960 от 23 июля 1941 года). Планировалось набрать 650 человек и обучать их в течение одного месяца. Начальником курсов был назначен по совместительству начальник Высшей школы НКВД комбриг (в приказе он проходит в этом звании, отмененном уже в 1940 году) Никанор Карпович Давыдов. Во время учебы первым слушателям курсов пришлось строить оборонительные сооружения, ловить под Москвой немецких парашютистов.

С 11 августа 1941 года эти курсы были переведены на трехмесячную программу обучения. В сентябре 1941 года 300 выпускников Высшей школы было направлено в подразделения военной контрразведки.

Приказом начальника Высшей школы 28 октября 1941 года в особый отдел Московского военного округа было направлено 238 выпускников курсов. Последняя группа выпускников курсов в количестве 194 человек была направлена в распоряжение НКВД в декабре 1941 года. Затем Высшая школа была расформирована, потом вновь создана.

В марте 1942 года в Москве был организован филиал Высшей школы НКВД СССР. Там предполагалось обучить 500 человек в течение четырех месяцев. Первый набор был произведен из резерва работников Особого отдела НКВД Московского военного округа. В составе Высшей школы этот филиал находился до июля 1943 года, затем был передан в ГУ К «Смерш» НКО СССР. Всего за время войны курсы закончили 2417 чекистов, направленных в армию и на флот.

Одновременно шла подготовка кадров для особых отделов и в самой Высшей школе. Так, в 1942 году большая группа выпускников была направлена в распоряжение особого отдела Сталинградского фронта. А всего, за время Великой Отечественной войны Высшей школой для особых отделов было подготовлено 1943 человека.

В августе — декабре 1941 года структура НКВД продолжала меняться и усложняться. Всего в августе 1941 года по штатам Управления особых отделов (вместе со следственной частью, секретариатом, оперативным отделением, административно-хозяйственно-финансовым отделением) числилось 387 человек.

Приказом НКВД № 00345 от 18 февраля 1942 года в связи с переходом железнодорожных войск в подчинение НКПС особые отделы в этих войсках были переданы из УОО в Транспортное управление НКВД.

В июне 1942 года штатная численность Управления особых отделов составляла 225 человек.

Главной целью военных контрразведчиков было противодействие немецким спецслужбам. Система мер борьбы с агентами немецкой разведки включала оперативные, заградительные и профилактические мероприятия. Основная роль в контрразведывательной работе особых отделов отводилась агентурно-осведомительному аппарату.

По мнению ветерана «Смерша» генерал-майора С. 3. Острякова, «особисты» с первых месяцев войны эффективно боролись с агентурой противника. При этом они ограничивались защитной тактикой — ловили вражеских шпионов и диверсантов, проверяли одиночных выходцев из плена и окружения противника, выявляли трусов и паникеров в воинских частях, помогали командованию наводить строгий порядок в прифронтовой полосе.

Отдельные особые отделы пытались организовать оперативную работу за линией фронта, но носила она в основном военно-разведывательный характер. Поясним, что речь шла о переброске через линию фронта разведывательно-диверсионных групп, которые действовали в прифронтовой зоне. Они занимались сбором сведений о месторасположении различных объектов (штабов, хранилищ горючего, складов и т. п.) и дислокации воинских частей, а также проведением различных диверсионных акций.

Несмотря на трудности, связанные с первыми месяцами войны, особые отделы действовали решительно и эффективно. Один из первых итогов работы военной контрразведки был подведен 10 октября 1941 года заместителем начальника Управления особых отделов Соломоном Мильштейном: «Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами НКВД по охране тыла задержано 657 364 военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта. Из них оперативными заслонами особых отделов задержано 249 969 человек и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла— 407 395 военнослужащих…

Из числа задержанных особыми отделами арестовано 25 878 человек, остальные 632 486 человек сформированы в части и вновь направлены на фронт…

Шпионов — 1505; диверсантов — 308; изменников — 2621; трусов и паникеров— 2643; распространителей провокационных слухов — 3987; самострельщиков — 1671; других — 4371».

В декабре 1941 года по представлению НКВД ГКО принял решение об обязательной «фильтрации» военнослужащих, бежавших из плена или вышедших из окружения. Их направляли в специальные сборно-пересыльные пункты, созданные в каждой армии.

В июле 1941 года ГКО предоставил особым отделам право внесудебного расстрела изменников и дезертиров. Мера эта была вынужденная. Однако в октябре 1942 года, после стабилизации фронта, ГКО отменил внесудебные расстрелы и обязал особые отделы передавать дела об изменниках и дезертирах в суды военных трибуналов.

В качестве особой меры укрепления дисциплины при исключительных обстоятельствах допускался расстрел перед строем осужденных трибуналами дезертиров, уличенных в бандитизме и вооруженном грабеже. Хотя во фронтовых частях эта мера применялась крайне редко. К борьбе с дезертирством привлекались агентурно-осведомительные кадры как в действующих, так и в запасных частях. Осведомители сообщали в особые отделы о военнослужащих, которые, по их мнению, могли стать изменниками или дезертирами. Если данных для ареста было недостаточно, то подозреваемые лица не допускались в наряды, выполнявшие задания на переднем крае, или переводились в тыл. Заградительные отряды и воинские подразделения, приданные особым отделам для поиска дезертиров, прочесывали в прифронтовой полосе местность, выставляли заслоны.

О результативности работы особых отделов НКВД СССР можно судить по докладам НКВД СССР в ЦК КВП(б) и ГКО 8 августа 1942 года, согласно которым чекистами было задержано 11 765 вражеских агентов.

Эти агенты немецкой разведки и диверсанты, действовавшие на фронте и в тылу Красной Армии, в первый период войны, в основном были белоэмигрантами, мечтавшими о реванше; вербовались и попавшие в плен красноармейцы. Еще 15 июня 1941 года германское командование приступило к переброске на территорию СССР разведывательно-диверсионных групп и отдельных разведчиков, переодетых в советскую военную форму, владеющих русским языком, с заданиями после начала военных действий проводить диверсионные акты — разрушать линии телеграфно-телефонной связи, взрывать мосты и железнодорожные коммуникации, уничтожать воинские склады и другие важные объекты, захватывать в тылу Красной Армии мосты и удерживать их до подхода передовых частей вермахта.

Значительная часть немецких агентов, которых спецслужбы Третьего рейха вербовали из военнопленных и жителей оккупированных районов, добровольно сдавались сразу же после перехода линии фронта органам НКВД и военному командованию. Те же, кто собирался выполнять задание немцев, почти всегда попадали в руки «особистов» или сотрудников органов госбезопасности.

В первые часы войны система правительственной ВЧ-связи была частично парализована. Понятно, что произошло это в западной части Советского Союза.

Отступление советских войск привело к потере большинства узлов связи, расположенных на западе страны. Времени на развертывание новых стационарных станций не было, а мобильные еще не были созданы. Другой уязвимый элемент — связь осуществлялась по проводам. Поэтому во многих местах кабель был поврежден во время авианалетов или стараниями диверсантов.

Поэтому не вызывает удивление тот факт, что к вечеру 22 июня 1941 года Генштаб не смог получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о местоположение войск РККА и вермахта. Достаточно сказать, что штаб Западного фронта 24 июня 1941 года не сумел установить никакую связь с двумя (3-й и 10-й) из трех своих армий.

Маршал Георгий Жуков вспоминал: «Чуть позже нам стало известно, что перед рассветом 22 июня во всех западных приграничных округах была нарушена проводная связь с войсками и штабы военных округов и армий не имели возможности быстро передать свои распоряжения. Заброшенная немцами на нашу территорию агентура и диверсионные группы разрушали проволочную связь, убивали делегатов связи и нападали на командиров. В штабы округов из различных источников начали поступать самые противоречивые сведенья, зачастую провокационного характера. Генеральный штаб, в свою очередь, не мог добиться от штабов округов и войск правдивых сведений, и, естественно, это не могло не поставить на какой-то момент Главное Командование и Генеральный штаб в затруднительное положение».

В дело пришлось вмешаться чекистам во главе с Лаврентием Берией. Используя возможности Особого тех-бюро, входящего в структуру центрального аппарата и региональных отделений Отдела правительственной связи НКВД СССР, Лубянке удалось наладить собственными силами телефонную засекреченную ВЧ-связь с действующими фронтами. Затем начали создаваться при крупных оперативных штабах Красной Армии подвижные группы связистов для «обеспечения маневренности в использовании телефонной связи по высокой частоте во фронтовой полосе».

В августе 1941 года при главных командованиях войск Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений были учреждены должности уполномоченных по правительственной связи НКВД СССР. Они обладали широкими полномочиями по организации правительственной ВЧ-связи. Например, они могли использовать в интересах НКВД провода, цепи и каналы всех наркоматов (связи, путей сообщений, речного флота и др.). Также их указания должны были выполнять руководители республиканских и областных управлений НКВД и других ведомств. Фактически ведомству Лаврентия Берии поручили организовать и обеспечивать бесперебойное функционирование системы правительственной связи.

Постепенно ситуация улучшалась, хотя чекисты, которые обслуживали систему правительственной ВЧ-связи в звене «фронт-армия», обнаруживали множество нарушений правил ведения разговоров по этим телефонным линиям. Вот цитата отчета начальника Управления войсками правительственной связи НКВД СССР генерал-майора войск связи Угловского: «…Переговоры по ВЧ осуществляются без всякого рода ограничений, т. е. переговоры совершенно секретного содержания о перегруппировки войск осуществляются без применения хотя бы простейших переговорных таблиц».

Также он предлагал ряд мер организационного и технического характера. Начиная от осуществления военными контрразведчиками или чекистами «закрытой проверки состояния скрытого управления войсками с целью выявления наиболее опасных звеньев в этой работе» и заканчивая использованием «шифровальных машин по примеру иностранных армий».

За годы войны 7 научных организаций страны провели 22 разработки аппаратуры засекречивания телефонных переговоров. Несмотря на успехи в создании нового оборудования, проблема защиты от несанкционированного прослушивания все же не была решена.

С 1943 по 1946 год группа специалистов Шестого управления НКВД — МГБ СССР под руководством А. Пе-терсона занималась проверкой используемой аппаратуры. В итоговом отчете, утвержденном 28 декабря 1945 года, констатировалось, что «вся аппаратура мозаичного типа дешифруема». Только через полтора года удалось создать устройство, «автоматически анализирующее засекреченную передачу и дешифровать ее вслед разговору без лабораторной обработки».

…Чекистами, как и до войны, регулярно проводилась проверка линий связи с целью выявления случаев несанкционированного подключения. Спецпроверка всех, кто обслуживал аппаратуру ВЧ-связи. И дополнительные меры, вызванные особенностями военного времени.

В одной из инструкций, утвержденных в середине войны, говорилось: «За оставленную аппаратуру противнику, разглашение сведений об аппаратуре, включенных объектах и связях, а также утерю схем, инструкций и описаний начальник станции и непосредственный виновник несут строгую ответственность перед лицом Военного трибунала».

Всю секретную документацию предписывалось хранить в специальных железных ящиках. В случае, когда угрожаемая обстановка не позволяла эвакуировать аппаратуру и документацию в тыл, начальник станции обязан был ее уничтожить и представить в Отдел правительственной связи НКВД акт, подтверждающий ее полное уничтожение. Столь же высокий уровень ответственности предписывался и для начальников линейно-фронтовых участков правительственной связи.

А 1 марта 1944 года было принято постановление № 5272 «О мерах по обеспечению маскировки и затруднении подслушивания оперативных телефонных разговоров штабов фронтов, армий, корпусов и прифронтовых железнодорожных участков».

Удалось или нет противнику «вскрыть» системы правительственной связи на линии Ставка-фронт-армия? Отечественные и зарубежные историки единогласно отвечают — нет. И в какой-то мере в этом заслуга наркома внутренних дел Лаврентии Берии.

О битве за Москву осенью 1941 года написано очень много. Вроде бы названы все герои, от сражавшихся на передовой солдат до командовавших войсками генералов. Есть монографии, посвященные участию чекистов (разведчиков, диверсантов и контрразведчиков) в этом сражении.

А вот о криптоаналитиках (дешифровалыциках) почти ничего не известно. Хотя их подвиг отмечен Указом Президиума Верховного Совета СССР «О награждении работников НКВД Союза ССР за образцовое выполнение заданий Правительства» (опубликован в газете «Правда» 4 апреля 1942 года). Согласно ему орденом Ленина награждены два капитана государственной безопасности: Борис Аронский и Сергей Толстой (отметим, что работа этого человека была выше, чем любого другого отечественного криптолога во время войны — в 1944 году его наградили вторым орденом Ленина), орденом Трудового Красного Знамени 6 человек, орденами Красной Звезды и «Знаком Почета» — 13 человек и медалями «За трудовую доблесть» и «За трудовое отличие» — еще 33 человека. Такой высокой оценки по свежим следам московской битвы мало кто удостаивался, тем более из одного подразделения, члены которого находились в глубоком тылу, а не сражались за линией фронта.

Какой же подвиг совершили эти люди, что многих из них наградили боевыми орденами?

В первые дни Великой Отечественной войны Борис Аронский (с помощью своих помощников и переводчиков) дешифровал кодированные донесения послов ряда союзных Германии стран в Японии. По поручению императора Японии послы докладывали своим правительствам о том, что Япония уверена в их скорой победе над Россией, но пока сосредоточивает свои силы на юге Тихого океана против США. Поясним, что речь идет о «вскрытии» «пурпурной» (введена в 1939 году) и «красной» шифросистемы.

Аналогичные сведения были получены Сергеем Толстым путем дешифрования переписки линий связи высших эшелонов власти Японии. Чуть позже эта информация была подтверждена в донесениях советского разведчика Рихарда Зорге. Основываясь на этих данных, Иосиф Сталин принял решение о переброске 16 полноценных дальневосточных и сибирских дивизий под Москву.

Чтобы оценить колоссальный объем проделанной криптоаналитиками работы, кратко расскажем об использовавшихся в начале сороковых годов прошлого века Японией систем шифрования. Они представляли собой обширный словарь, в котором каждому слову, знаку препинания или даже устойчивой группе слов приданы кодовые обозначения.

Дешифрование такого кода — работа чрезвычайно сложная и трудоемкая. Она предполагает тщательный отбор по внешним признакам из массы шифрперехвата комплекта криптограмм, относящихся к данному коду, затем проведение очень скрупулезного статистического анализа, который должен отразить частоту появления, места и «соседей» каждого кодобозначения во всем комплекте.

В связи с отсутствием в те годы специальной техники (компьютеров) все это делалось вручную несколькими помощниками основного криптографа-аналитика. Тем не менее многомесячная работа такого коллектива зачастую приводила к аналитическому вскрытию значительной доли содержания кодовой книги и возможности оперативного чтения очередных перехваченных кодированных телеграмм. Это и определило успех группы Бориса Аронского, сыгравший огромное значение в исходе битвы за Москву.

Были у криптоаналитиков с с Лубянки и другие победы. В качестве примера можно вспомнить слова бывшего Генерального директора ФАПСИ (Федеральное агентство правительственной связи и информации, сейчас его функции распределены между другими «силовыми» структурами. — Авт.) генерал-полков-ника А. В. Старовойтова: «Нам была доступна информация, циркулирующая в структурах вермахта (почти вся!). Я полагаю, нашим маршалам была оказана существенная помощь в достижении перелома в ходе войны и, наконец, окончательной победы. Наши полевые центры дешифрования работали весьма успешно. Войну в эфире мы выиграли».

И за спинами победителей видна фигура их начальника — наркома внутренних дел Лаврентия Берии. Только об этом мало кто знает.

Среди мифов, связанных с эпохой Иосифа Сталина, есть и такой. За утрату документа содержащего государственную тайну, человека могли отправить на много лет в ГУЛАГ или расстрелять. Поэтому проблем с соблюдением требований секретного делопроизводства не возникало и агенты иностранных разведок, при всем своем старании, не могли бы украсть секретные бумаги.

Если говорить об отечественном атомном проекте, который возглавлял Лаврентий Берия и отвечал, в т. ч. за соблюдение всех требований режима секретности, то это утверждение верно. Взрыв первой советской бомбы был шоком для западных разведок. А вот утверждать то же самое в отношение штабных подразделений Красной Армии и партийного аппарата периода Великой Отечественной войны мы бы не стали. Факты свидетельствуют об обратном. В ходе плановых проверок чекисты обнаружили множество грубейших нарушений элементарных требований секретного делопроизводства. Если бы в одном из этих учреждений трудился агент немецкой разведки, то нанесенный им ущерб был бы колоссальный. Другое дело, что чекисты смогли предотвратить проникновение агентуры противника в советские штабы. И снова в этом заслуга Лаврентия Берии.

О противоборстве Москвы и Берлина в тайной войне написано очень много, поэтому мы не будем останавливаться на этой теме, а расскажем о том, как штабные офицеры Красной Армии во время Великой Отечественной войны вольно или невольно становились пособниками врага.

Проверки, которые по указанию Лаврентия Берии провели сотрудники Лубянки в первые месяцы войны, выявили многочисленные нарушения в организации криптографической службы в центре и на местах. Результаты этих мероприятий были отражены в различных документах. Например, в «Докладной записке членов комиссии НКГБ СССР наркому госбезопасности СССР о результатах проверки охраны помещений и хранения военно-оперативных документов в Генштабе РККА» (датирована 30 июня 1941 года) и директиве НКВД СССР № 271 от 8 октября 1941 года, а так же в приказах НКО СССР № 375, 0281, 0422 о недостатках в работе по приему и передаче шифротелеграмм.

Вот что, например, сообщалось в Докладной записке: «29 июня 1941 года была проверена охрана помещений и хранения военно-оперативных документов в Генеральном Штабе Красной Армии.

Проверке были подвергнуты: Оперативное Управление (Оперативный пункт, общая часть, восьмой отдел (шифровальный. — Авт.) и узел связи, как места наибольшего сосредоточения важных секретных военно-оперативных документов.

В результате проверки были установлены следующие недостатки в охране, хранении и учете документов, способствующие разглашению военно-оперативной тайны: а) По Оперативному управлению. Ведением секретного военно-оперативного делопроизводства, контролем за прохождением военно-оперативных документов и их хранением в Оперативном управление занимается общая часть.

Проверкой установлено, что работа общей части ОУ (Оперативного управления. — Авт.) не налажена и сохранность проходящих через нее документов не обеспечена.

1. Дела с расшифрованными военными телеграммами, хранящимися в оперативном пункте, надлежащим образом не оформлены, то есть не имеют внутренней описи содержащихся в них шифротелеграмм и хранятся в столе, доступ к которому без надобности имеет шесть человек. 2. В машинописном бюро Оперативного управления нет твердого установленного порядка, определяющего печатание, размножение и учет оперативных документов и уничтожение черновых материалов и копировальной бумаги.

Так, черновики военно-оперативных документов после печатания с них в машинописном бюро возвращались исполнителю, коими они безучастно и единолично уничтожались без участия представителей общей части ОУ.

Копировальная бумага только однократного использования не учитывается и была обнаружена в большом количестве с ясными оттисками на ней секретных военно-оперативных текстов. Кроме того, в корзинке машинописного бюро были обнаружены на две и четыре части порванные особо важные военно-оперативные документы (оперативная сводка, запись телефонных разговоров, приказ Ставки Главного Командования о формирование военных соединений и т. п.) попавшие туда как испорченные или лишние экземпляры.

Указанные выше недостатки в делопроизводстве Оперативного управления следует отнести за счет бездеятельности и отсутствия должного контроля за сохранностью документов со стороны начальника общей части ОУ майора Антонцева Г.А.

Что касается восьмого (шифровального) отдела Оперативного управления, то там существенных недостатков в обработке, прохождении, учете и хранении шифрованных военно-оперативных телеграмм не обнаружено, за исключением того, что отделом иногда принимаются тексты шифротелеграмм, написанные не от руки исполнителями, а отпечатанными в нескольких экземплярах в машинописном бюро.

Таким образом, с содержанием отправляемых телеграмм без надобности знакомятся машинистки.

Существенным недостатком в работе восьмого отдела является то, что он продолжает работать в условиях, выработанных мирным временем, а именно: обработка, учет и хранение военно-оперативных шифрованных телеграмм по связи с фронтами не отделен от остальной работы отдела. Эти телеграммы учитываются в общем журнале, обрабатываются всеми шифровальщиками, хранятся в общих помещениях и общих столах с остальной перепиской и, теряясь в общей переписке, особо не контролируются. б) По узлу связи.

Узел связи НКО занимается отправкой и приемом по телеграфу и радио шифрованных и открытых фронтовых сообщений и осуществляет связь с округами. Нарушений в прохождении, учете и уничтожении обработанных входящих и исходящих сообщений не установлено.

Служебное помещение общей части, оперпункта и восьмого отдела Оперативного управления, а также узла связи в основном соответствуют своему назначению с точки зрения хранения в них военно-оперативных документов, но недостаточно по площади, в связи с чем работа производиться скученно.

Соответствующими столами и хранилищами это помещения обеспечены.

Следует отметить, что Генштаб, в том числе и указанные выше объекты, не располагают резервными площадями при передислокации или переходе в другое помещение (укрытие) для работы в случае необходимости.

Охрана Генерального штаба, как внешняя, так и внутренняя, не усилена и в основном оставлена в том виде, как она существовала в мирное время.

Пересылка по городу оперативных документов из Генштаба в другие пункты производится обычным порядком через фельдсвязь без вооруженной охраны.

В целях устранения обнаруженных при проверке недостатков хранения военно-оперативных документов и охране помещений Генерального штаба считаем необходимым:

1. Оформить дела военно-оперативных телеграмм, хранящихся в общей части Оперативного управления, и сократить круг лиц, соприкасающихся с этими делами, с шести до двух человек.

2. Установить твердый порядок в машинописном бюро по печатанью и размножению оперативно-военных документов и уничтожению черновиков и копировальной бумаги.

Уничтожение черновиков, лишних и испорченных экземпляров копировальной бумаги производиться по акту в присутствии старшей машинистки и представителя общей части Оперативного управления.

3. Запретить размножать в машинописном бюро тексты исходящих шифрованных телеграмм, направляемых в 8-й отдел на зашифрование.

4. Выделить прием, обработку, отправку, учет и хранение фронтовых документов, военно-оперативных документов и взять их под особый контроль.

Ответственность за проверку исполнения возложить на 5-й Отдел НКГБ СССР.

5. Ключи от хранилищ и столов хранить в опечатанном виде в одном столе под особой охраной.

6. Усилить внешнею и внутреннею охрану Генерального штаба, возложив внутреннею охрану на 1-й Отдел НКГБ, а внешнюю — на НКО.

Особенно усилить охрану Оперативного управления, шифровального отдела и узла связи.

7. Организовать охрану командиров штаба при доставке военно-оперативных документов Генштаба в иные пункты города.

8. 3-му Управлению НКО (военная контрразведка. — Авт.) срочно провести дополнительную спецпроверку лиц, соприкасающимися с особо важными документами. Лиц с компрометирующими моментами немедленно отвести.

9. За бездеятельность и необеспечение порядка в работе начальника общей части майора Антонцева с указанной должности снять…»