Часть вторая
«Смерш» без ретуши

Один из мифов, связанных с деятельностью советской военной контрразведки в годы Великой Отечественной войны, – Особые отделы НКВД и УКР «Смерш» занимались исключительно охотой на настоящих и мнимых врагов советской власти. А в эту категорию попадали не только агенты спецслужб противника (не только германской, но румынской, финской и др.), но и дезертиры, паникеры, самострельщики и т. п. В жизни все было иначе. Военным чекистам приходилось присматривать за уровнем боеспособности действующей армии. В первые месяцы войны руководство страны это интересовало больше, чем количество разоблаченных немецких агентов. Так, 9 июля 1941 года вступил в силу «Табель оперативной отчетности и направления документов органов Третьего управления НКО в военное время». В нем приоритет был отдан сообщениям и докладным запискам о недочетах в обеспечении войск фронта и тыла всеми видами довольствия и вооружения, о недостатках в подготовке и проведении операций. Лишь на пятом месте в этом перечне проходили сообщения о проявлении вражеской деятельности в частях.

Вступление в силу Табеля лишь подтвердило сложившуюся практику. Военные чекисты с 22 июня 1941 года информировали руководство страны о выявленных недостатках.

Так, заголовок одного из первых документов, подготовленных военными чекистами, звучал так: «Докладная записка о недочетах боевой подготовки частей 2-го корпуса ПВО». В нем сообщалось о многочисленных упущениях и недостатках, приведших к нарушению заградительной системы противовоздушной обороны Ленинграда.

В других сообщениях, датированных первыми днями войны, кроме освещения диверсионной и разведывательной деятельности противника в прифронтовой полосе, сообщались данные: о недостатках боевой готовности 10-го мехкорпуса и 2-й армии; о недостатках в ходе воинских перевозок, обеспечения войск средствами связи, продовольствия и фуража; о низком управлении работы ВВС фронта и др..

В начале июля 1941 года от военных чекистов руководство страны начало получать обобщающие документы по отдельным фронтам и видам вооруженных сил. В качестве примера такого сообщения процитируем донесение «о потерях ВВС Северо-Западного фронта в первые дни войны». Документ датирован 8 июля 1941 года. Все сообщенные в нем факты соответствуют действительности.

«Вследствие неготовности частей ВВС ПРИБОВО (Прибалтийский особый военный округ. – Прим. авт.) к военным действиям, нераспорядительности и бездеятельности некоторых командиров авиадивизий и полков, граничащих с преступными действиями, около 50 % самолетов было уничтожено противником при налетах на аэродромы.

Вывод частей из-под удара авиации противника не был организован. Зенитные средства обороны аэродромов отсутствовали, а на тех аэродромах, где средства были, не было артснарядов.

Руководство боевыми действиями авиачастей со стороны командиров 57, 7-й и 8-й авиадивизий, а также штаба ВВС фронта и округа было поставлено крайне плохо, связь с авиачастями с начала военных действий почти отсутствовала.

Потери самолетов на земле только по 7-й и 8-й авиадивизиям составляют 303 самолета.

Аналогичное положение по 6-й и 57-й авиадивизиям.

Такие потери нашей авиации объясняются тем, что в течение нескольких часов после нападения вражеской авиации командование округа запрещало вылетать и уничтожать противника. Части ВВС округа вступили в бой поздно, когда значительная часть самолетов была уже уничтожена противником на земле.

Перебазировка на другие аэродромы проходила неорганизованно, каждый командир дивизии действовал самостоятельно, без указаний ВВС Округа, посадку совершали кому где вздумается, в результате чего на некоторых аэродромах скапливалось по 150 машин.

Так, на аэродроме Пильзино противник, обнаружив такое скопление самолетов, налетом одного бомбардировщика 25 июня с.г. уничтожил 30 самолетов.

Маскировке аэродромов до сих пор не уделяется внимание. Приказ НКО по этому вопросу не выполняется (особенно по 57-й авиадивизии – командир дивизии полковник Катичев и 7-й авиадивизии – командир дивизии полковник Петров), штабы ВВС фронта и округа никаких мер не принимают.

В данное время авиачасти ВВС Северо-Западного фронта являются неспособными к активным боевым действиям, так как в своем составе имеют единицы боевых машин: 7-я авиадивизия – 21 самолет, 8-я авиадивизия – 20, 57-я авиадивизия – 12.

Экипажи, оставшиеся без материальной части, бездельничали и только сейчас направляются за матчастыо, которая поступает крайне медленно.

На складах округа ощущается недостаток запасных частей к самолетам и авиамоторам (плоскости самолетов МиГ, винты ВИШ-22Е и ВИШ-2, свечи 3 МГА, патроны БС и др. детали)».

По поводу маскировки военных аэродромов. Все знают, что в первые дни войны на земле было уничтожено огромное количество самолетов. Одна из причин – перед войной командование Красной Армии слишком поздно обратило внимание на то, что «по маскировке аэродромов и важнейших военных объектов до сих пор ничего существенного не сделано». Только 19 июня 1941 года нарком обороны Семен Константинович Тимошенко и начальник Генерального штаба Красной Армии Георгий Константинович Жуков подписали приказ № 0042, где среди прочих мер по исправлению названного выше недостатка приказывалось:

«1. К 1.7.41 г. засеять все аэродромы травами под цвет окружающей местности, взлетные полосы покрасить и имитировать всю аэродромную обстановку соответственно окружающему фону.

2. Аэродромные постройки до крыш включительно закрасить под один стиль с окружающими аэродром постройками. Бензохранилища зарыть в землю и особо тщательно замаскировать.

3. Категорически воспретить линейное и скученное расположение самолетов; рассредоточенным и замаскированным расположением самолетов обеспечить их полную ненаблюдаемость с воздуха…».

Понятно, что через три дня началась война, и было бессмысленно красить взлетно-посадочные полосы. Красная Армия стремительно отступала. Зато пункт о запрещении скапливания самолетов никто не отменял. Наоборот, на это указание нужно было обратить особое внимание. И для того, чтобы понять, что сосредоточение на одном аэродроме большого количества самолетов при отсутствии эффективно работающей системы ПВО и господство противника в воздухе гарантируют уничтожение техники на земле. Для этого не нужно оканчивать военную академию или иметь многолетний опыт службы на командирских должностях в ВВС. А может, летчики и механики испугались и уже в первые дни войны начали в массовом порядке сдаваться в плен противнику? Поэтому и не смогли выполнить приказы командования о рассредоточении техники. Многочисленные мемуары и документы свидетельствуют об обратном. Испугалось и растерялось именно командование частей и соединений, когда внезапно утратило связь с вышестоящими штабами. Так что военные контрразведчики все верно отразили в своем сообщении.

Об этом как-то не принято вспоминать, но в первый месяц Великой Отечественной войны серьезные проблемы в сфере управления наблюдались не только в стремительно отступающей на восток Красной Армии, но и в системе железнодорожных коммуникаций. Понятно, что внезапное нападение противника, немецкие разведывательно-диверсионные группы в тылу Красной Армии, целенаправленные удары авиации противника по узлам и линиям армейской связи и множество других причин привели к частичному параличу системы управления действующей армии на территории Украины и Белоруссии.

К тому же в первый день войны выяснилось, что Наркомат связи, который должен был представить цели (линии, каналы) для организации правительственной связи территориальным управлениям НКВД (последние обслуживали ВЧ-станции, используемые для организации связи руководства страны, Генштаба с командованием фронтов и армий), не смог этого сделать.

В результате к вечеру 22 июня 1941 года Генштаб не смог получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о местонахождении войск РККА и Вермахта. А штаб Западного фронта 24 июня не сумел установить связь с двумя (3-я и 10-я) из трех своих армий. Что тогда говорить об участке штаб армии – штаб дивизии.

Если происходящее в системе организации связи можно частично списать на активную деятельность противника и довоенные просчеты руководства Наркомата связи и командования Красной Армии, то происходящее на железных дорогах в первые месяцы войны иначе как преступной халатностью отдельных руководителей объяснить нельзя.

В тридцатые годы прошлого века система железнодорожного транспорта фактически была полувоенной организацией. Ведь именно по стальным магистралям планировалось перебрасывать войска из одного региона страны в другой. А также организовывать их снабжение, эвакуацию раненых и т. п. Поэтому охране железнодорожных сооружений (мосты, туннели, водокачки и т. п.) уделялось повышенное внимание.

Достаточно указать, что численность внутренних войск НКВД 63,7 тысячи человек, что почти в два раза превышало численность конвойных войск НКВД – 38,3 тысячи человек (до 1956 года места лишения свободы, за исключением тюрем, охраняла военизированная охрана, комплектовавшаяся не военнослужащими, а лицами по найму).

Накануне Великой Отечественной войны в состав войск НКВД по охране железнодорожных сооружений входило более пятидесяти бронепоездов – больше, чем у Красной Армии! Так, к октябрю 1939 года войска НКВД имели на вооружении 36 мотоброневагонов, 12 бронеплощадок и 16 бронепоездов. А по состоянию на 22 июня 1941 года, кроме 53 армейских бронепоездов, СССР имел и солидные бронесилы НКВД: 25 бронепаровоза, 32 артиллерийские бронеплощадки, 36 современных моторных броневагонов. Как правило, бронепоезд (либо подразделение мотоброневагонов) входил в состав сформированных в конце тридцатых годов прошлого века дивизий НКВД по охране железнодорожных сооружений. Каждому «железнодорожному» полку «полагалось» по одному бронепоезду, который служил мощным резервом для усиления полковых гарнизонов (в составе от отделения до роты), охранявших мосты, узловые станции и другие важные объекты вдоль магистралей. Предполагалось, что «крепости на колесах» сумеют оперативно уничтожить вражеский десант или подразделение диверсантов.

Понятно, что руководство страны уделяло повышенное внимание охране стальных магистралей не просто так, а для того, чтобы обеспечить в случае военных действий надежную и безотказную систему коммуникаций между прифронтовой зоной и тылом. К сожалению, военачальники, отвечающие за эффективное использование этой системы, не справились со своей задачей.

По данным военных контрразведчиков, в начале июля 1941 года Управление военных сообщений (УПВОСО) Генерального штаба не знало, где какие эшелоны с военной техникой, боеприпасами и личным составом находятся! И виноваты в этом не диверсанты противника или нарушенная система связи (на железной дороге функционировала своя ведомственная, которая не зависела от Наркомата связи), а обычная неорганизованность и преступная халатность отдельных исполнителей! А без данных о местонахождении отдельных эшелонов сложно планировать любые военные операции. Учитывая то, что в Генеральном штабе не знали, где находятся отдельные войсковые части и соединения, уже вступившие в бой с противником.

Процитируем донесение заместителя начальника 3-го Управления НКО СССР Федора Яковлевича Тутушкина руководству страны о недостатках в организации железнодорожных перевозок. Документ датирован 6 июля 1941 года.

«Перевозка войск, вооружения, боеприпасов и других воинских грузов на фронт на ряде железнодорожных дорог систематически срывается.

Сроки погрузки по Московскому и Орловскому округам сорваны на два дня.

Срыв своевременной перевозки воинских грузов происходит из-за плохого руководства со стороны нач. УПВОСО генерал-лейтенанта технических войск Трубецкого и плохой работы НКПС.

В УПВОСО до 1 июля с.г. не велась сводка учета перевозок войск. С 1 июля она выпускается, но с опозданием от 7 до 24 часов, причем в сводке указывается только дорога, по которой идут эшелоны, а станции, где они находятся, не указываются.

Это привело к тому, что УПВОСО не знает, где находятся эшелоны, и местонахождение ряда эшелонов УПВОСО не известно.

235-я с.д. (стрелковая дивизия. – Прим. авт.) по 4 июля с.г. погрузила 26 эшелонов, из них: выгружено – 2, передано на ст. Псков – 11, находилось в районе Бологое – 3, а где еще 10 эшелонов, УПВОСО не знает.

148-я с.д., начавшая погрузку 27 июня, к 4 июля с.г. выгрузила только два эшелона.

На десятки транспортов нет данных об их месте нахождения с 30 июня 1941 г.

Имеют место случаи направления эшелонов не по назначению.

Эшелон со штабом 19-й армии и управлением 25-го ск (стрелкового корпуса. – Прим. авт.) вместо следования на ст. Рудня через Конотоп был направлен на ст. Гомель.

Виновники этого остались ненаказанными.

26 июня с.г. с Кировского (г. Ленинград) завода были направлены на ст. Орша два эшелона танков № 7/3016 и 7/3017. Эти эшелоны несколько дней перегонялись в треугольнике Витебск – Орша – Смоленск и не разгружались. 30 июня эшелон № 7/3016 был в Смоленске, а эшелон № 7/3017 – в г. Витебске. Где эти транспорты находятся в настоящее время, АБТУ (автобронетанковое управление. – Прим. авт.) сведений не имеет.

Из г. Харькова с завода № 183 был направлен 27 июня эшелон № 11/3107, перевозивший 10 танков в г. Орел. Вместо г. Орла эшелон попал в г. Конотоп. После указаний о направлении эшелона в г. Орел он попал в Бахмач. В итоге с опозданием на 3 суток эшелон прибыл в Вязьму, где и был присоединен к танковому эшелону.

Из Сталинграда 26 июня с.г. в г. Орел был направлен эшелон № 7/3012 с танками. В Орле эшелон должен был быть доукомплектован боеприпасами и людским составом. Вместо г. Орла эшелон попал в Конотоп. После указаний направить эшелон в г. Орел он попал в г. Бахмач, затем в район Гомеля и только после этого путешествия попал в г. Орел.

Расследование по неподаче грузов своевременно к месту назначения ведет Главвоенпрокуратура.

Сколько и на каких станциях разгружено эшелонов на 6 июля с.г., УПВОСО не знает.

27 июня 1941 г. по вине начальника УПВОСО генерал-лейтенанта Трубецкого предназначенные на Южно-Западный фронт (так в тексте документа. – Прим. авт.) 47 эшелонов с мототранспортом, в котором сильно нуждался фронт, были выгружены на станциях Полтава, Харьков, Конотоп, Бахмач.

Расследование ведет 3-е Управление НКО.

Часто срывается своевременная отправка частей на фронт из-за неподачи по линии НКПС к месту погрузки вагонов.

24 июня Ленинградской ж.д. недодано 680 вагонов.

Аналогичные факты имеют место и на других железных дорогах.

По сообщению 3-го отдела ХВО (Харьковский военный округ. – Прим. авт.), на Льговском направлении Южной ж. д. вторые сутки стоят 13 эшелонов и 2 бронепоезда.

На Ромодоновском направлении Южной ж. д. несколько дней брошены 32 транспорта воинских грузов, так как их не принимает Западная ж. д. Паровозы этих транспортов взяты для другого назначения Южной ж. д.

4 июля с.г. на ст. Люботин оказались 10 платформ с танками Т-40, направленные на ст. Волковыск в воинскую часть 9590.

О засылке не по назначению платформ с танками ведется расследование 3-м отделом ХВО.

Направленные на Северо-Западный фронт и Западный фронт 180 тысяч мин и 100 тысяч мин на Юго-Западный фронт к месту назначения не прибыли. Где эти эшелоны находятся, УПВОСО не знает.

С 27 июня 1941 г. 30 эшелонов с ВВ (взрывчатые вещества. – Прим. авт.) находятся где-то в пути, 3 из них обнаружены на ст. Торопец.

6 июля 1941 г. Артуправление Красной Армии предложило УПВОСО переадресоватъ 8 серий грузов артимущества в другие адреса (ст. Белокаменская), в то время как эти грузы частично уже дошли до места назначения и выгружены (ст. Петрозаводск).

На ст. Электросталь под Москвой сосредоточено около 400 вагонов взрывчатых веществ. Окружная дорога не принимает их для направления по назначению. Такое количество взрыввеществ, находящихся на расстоянии 30 км от Москвы, создает опасность для города.

По данным 3-го Управления НКО, сосредоточение вторых эшелонов Красной Армии опаздывает не на 2 суток, как доложил зам. нач. Оперуправления Генштаба генерал-майор Анисов Председателю Государственного Комитета Обороны товарищу Сталину, а значительно больше».

Так что работы у военных контрразведчиков в первые месяцы войны было очень много. Им предстояло выяснить причины многочисленных сбоев в работе железнодорожного транспорта. А ведь перечисленные в документе факты – лишь вершина айсберга!

Военные контрразведчики занимались не только выявлением недостатков, но и расследованием истинных причин больших потерь Красной Армии в первые месяцы войны. В качестве примера процитируем выводы, к которым пришли военные чекисты, расследуя причины «больших потерь 199-й стрелковой дивизии».

«6 июля у Ново-Мирополя потерпела поражение, понеся большие потери людьми и материальной частью, 199-я стрелковая дивизия.

Особый отдел Юго-Западного фронта в связи с этим произвел расследование, в результате которого установлено:

3 июля командующий Юго-Западным фронтом приказал 199-й стрелковой дивизии к утру 5 июля занять и прочно удерживать южный фас Новоград-Волынского укрепрайона. Этот приказ командование дивизии выполнило с опозданием. Части дивизии заняли оборону позже указанного срока, кроме этого, во время марша не было организовано питание бойцов. Люди, особенно 617-го стрелкового полка, прибыли в район обороны истощенными.

После занятия района обороны командование дивизии не произвело разведку сил противника, не приняло мер к взрыву моста через р. Случ на центральном участке обороны, что дало возможность противнику перебросить танки и мотомехпехоту. В связи с тем, что командование не установило связи штаба дивизии с полками, 6 июля 617-й и 584-й стрелковые полки действовали без всякого руководства со стороны командования дивизии.

Во время паники, создавшейся в подразделениях при наступлении противника, командование не сумело предотвратить начавшееся бегство. Управление штаба дивизии разбежалось. Командир дивизии Алексеев, зам. командира по политчасти Коржов и нач. штаба дивизии Герман оставили полки и с остатками штаба бежали в тыл.

По вине Коржова и Германа противнику были оставлены партийные документы, чистые бланки партийных билетов, печати партийной и комсомольской организаций и все штабные документы.

Командир дивизии полковник Алексеев, зам. командира дивизии по политчасти полковой комиссар Коржов и нач. штаба дивизии подполковник Герман арестованы и преданы суду военного трибунала».

И это один документ из сотен, где военные чекисты относительно объективно, а провести полноценное расследование деятельности отдельных командиров в первый год войны было нереально, стараются ответить на вопрос – почему в первый год войны Красная Армия была вынуждена не только стремительно отступать, но и понесла огромные потери личной силы и техники. Понятно, что занимались они этим не ради того, чтобы облегчить работу военным историкам, а для недопущения повторения ошибок во время войны.

О трагедии 2-й ударной армии Волховского фронта, которая летом 1942 года была почти полностью уничтожена противником, знают или хотя бы слышали все. Кратко лишь напомним хронику трагедии.

В начале января 1942 года по замыслу Верховного главнокомандования 2-я ударная армия должна была прорвать блокаду Ленинграда. До 6 января 1942 года она должна была выдвинуться на огненные рубежи, а с 7 января 1942 года начать боевые действия по прорыву обороны противника по реке Волхов.

Однако Особый отдел проинформировал командование Волховского фронта о серьезных недочетах в подготовке наступления, о недостаточном снабжении питанием, боеприпасами, горюче-смазочными материалами частей и соединений 2-й ударной армии. Также отсутствовала устойчивая и надежная связь между штабами различного уровня. Несмотря на это, командование армии заявило, что может начать наступление.

7 января части и соединения 2-й ударной армии, не имея связи с вышестоящими штабами, начали разрозненное и несогласованное между собой наступление. К 14 часам дня военные чекисты в многочисленных донесениях с мест сообщали, что наступающие несут огромные потери, а само наступление «захлебнулось». Руководство Волховского фронта спешно приехало на командный пункт 2-й ударной армии и, убедившись в правдивости сообщений военных чекистов, отменило наступление. В тот день армия потеряла убитыми 2118 военнослужащих. Нет никакого сомнения, что без вмешательства Особого отдела потери были бы значительно больше.

К мнению военных чекистов командование Красной Армии прислушивалось не всегда. Это миф, что «особисты» могли по собственному желанию арестовать и расстрелять любого командира Красной Армии. Разумеется, они могли применить оружие, если кто-нибудь из военнослужащих попытается перейти на сторону противника, но потом все равно по каждому такому факту проводилось расследование. Мало кто знает, что согласно Постановлению ГКО «О порядке ареста военнослужащих» от 11 августа 1941 года:

«…1. Красноармейцы и младший начсостав арестовывается по согласованию с военным прокурором дивизии.

2. Аресты лиц среднего начсостава производятся по согласованию с командованием дивизии и дивизионного прокурора.

3. Аресты лиц старшего начсостава производятся по согласованию с Военным советом армии (военного округа).

4. Порядок ареста лиц высшего начсостава остается прежним (с санкции НКО)».

И только в «случае крайней необходимости Особые органы могут производить задержание лиц среднего и старшего начсостава с последующим согласованием ареста с командованием и прокуратурой».

Под «крайней необходимостью» подразумевались случаи явной измены Родине (например, попытка добровольного перехода на сторону противника). А если военачальник плохо управляет вверенными ему частями и соединениями, допускает преступную халатность в организации их снабжения боеприпасами, продовольствием, горюче-смазочными материалами и т. п., фактически частично или полностью отстранился от выполнения своих обязанностей, то здесь военные чекисты могли лишь докладывать куда следует о выявленных недостатках.

Нужно учитывать еще один важный факт. Сотрудники органов Особых отделов, находящихся непосредственно на передовой или при штабе дивизии, не могли в силу множества объективных причин увидеть полную картину происходящего. Они фиксировали лишь отдельные факты. Объясним это на простой схеме. Находящийся на передовой оперуполномоченный Особого отдела докладывал своему начальству, что бойцы в течение нескольких суток не получают горячую пищу и нет подвоза боеприпасов. Его коллега из штаба дивизии сообщал куда следует, что командир дивизии вместо того, чтобы выполнять свои должностные обязанности, второй день пьет спирт и собирается застрелиться. На основании этих фактов сотрудник Особого отдела армии может ходатайствовать о снятии командира дивизии с должности и замене его на боеспособного командира. При этом командованию будут представлены два факта: плохая организация снабжения дивизии и самоустранение от командования командира этого соединения.

Главное оружие военных чекистов в ситуациях, аналогичных январскому наступлению 2-й ударной армии, – рапорты и сообщения собственному руководству, командованию фронтов и руководителям политорганов.

В качестве примера расскажем продолжение трагической истории 2-й ударной армии в изложении «особистов». К сожалению, военные чекисты не смогли спасти ее второй раз. 2-я ударная армия погибла, а военные чекисты провели собственное расследование причин этой трагедии. В течение нескольких десятилетий результаты их расследования были засекречены. Одна из причин – трагедия произошла по вине или преступной халатности, будем называть вещи своими именами, командования 2-й ударной армии. Разумеется, часть вины лежит также на вышестоящем командовании, но значительно меньшая. Процитируем этот документ:

«По данным агентуры, опросам командиров и бойцов 2-й ударной армии, вышедших из окружения, и личным выездом на место во время боевых действий частей и соединений 2-й, 52-й и 59-й армий установлено: окружение 2-й ударной армии в составе 22, 23, 25, 53, 57, 59-й стрелковых бригад и 19, 46, 92, 259, 267, 327, 282 и 305-й стрелковых дивизий противнику удалось произвести только из-за преступно халатного отношения командующего фронтом генерал-лейтенанта Хозина, не обеспечившего выполнения директивы Ставки о своевременном отводе войск армии из-под Любани и организации боевых операций в районе Спасской Полисти.

Вступив в командование фронтом, Хозин из района д. Ольховки и болота Гажьи Сопки вывел в резерв фронта 4-ю, 24-ю и 378-ю стрелковые дивизии.

Противник, воспользовавшись этим, построил узкоколейную железную дорогу в лесу западнее Спасской Полисти и беспрепятственно стал накапливать войска для удара по коммуникациям 2-й [ударной] армии – Мясной Бор – Новая Кересть (см. карты № 1 и № 2).

Командованием фронта оборона коммуникаций 2-й [ударной] армии усилена не была. Северную и южную дороги 2-й [ударной] армии прикрывали слабые 65-я и 372-я стр[елковые] дивизии, вытянутые в линию без достаточных огневых средств на недостаточно подготовленных оборонительных рубежах.

372-я стр[елковая] дивизия с боевым составом 2796 человек к этому времени занимала участок обороны протяжением 12 км от д. Мостки до отм. 39,0, что в 2 км севернее узкоколейной жел[езной] дороги.

65-я Краснознаменная стр[елковая] дивизия с боевым составом 3708 человек занимала участок обороны протяжением 14 км от угла леса южной просеки мук[омольного] завода до сарая, в 1 км от д. Крутик.

Командующий 59-й армией генерал-майор Коровников наспех утвердил неотработанную схему оборонительных сооружений дивизии, представленную командиром 372-й стрелковой дивизии полковником Сорокиным, штаб обороны ее не проверил.

В результате этого из выстроенных 8-й ротой 3-го полка этой же дивизии 11 дзотов 7 оказались непригодными.

Командующий фронтом Хозин, начальник штаба фронта генерал-майор Стельмах знали, что противник против этой дивизии сосредоточивает войска и что они не обеспечат оборону коммуникаций 2-й ударной армии, мер же к усилению обороны этих участков не предприняли, имея в своем распоряжении резервы.

30 мая противник после артиллерийской, авиационной подготовки с помощью танков повел наступление на правый фланг 311-го полка 65-й стрелковой дивизии.

2-я, 7-я и 8-я роты этого полка, потеряв 100 бойцов и четыре танка, отступили.

Для восстановления положения была выброшена рота автоматчиков, которая, понеся потери, отошла.

Военный совет 52-й армии бросил в бой последние резервы – 54-й гвардейский стрелковый полк с пополнением 370 человек. Пополнение было введено в бой с ходу, несколоченным, при первом соприкосновении с противником разбежалось и было остановлено заград[ительными] отрядами особых отделов.

Немцы, потеснив части 65-й дивизии, подошли вплотную к селу Теремец-Курляндский и левым флангом отрезали 305-ю стрелковую дивизию.

В это же время противник, наступая на участке 1236-го [стрелкового] полка 372-й стрелковой дивизии, прорвав слабую оборону, расчленил второй эшелон резервной 191-й стрелковой дивизии, вышел на узкоколейную железную дорогу в районе отм. 40,5 и соединился с частями, наступающими с юга.

Командир 191-й [стрелковой] дивизии неоднократно ставил вопрос перед командующим 59-й армией генерал-майором Коровниковым о необходимости и целесообразности вывода 191-й стрелковой дивизии к Мясному Бору, с тем чтобы создать прочную оборону по северной дороге.

Коровников мер не принял, и 191-я [стрелковая] дивизия, бездействуя и не возводя оборонительных сооружений, осталась стоять в болоте.

Командующий фронтом Хозин и командующий 59-й армией Коровников, будучи осведомлены о сосредоточении противника, все же считали, что оборона 372-й дивизии прорвана небольшой группой автоматчиков, поэтому в бой резервы не вводили, чем дали возможность противнику отрезать 2-ю ударную армию.

Только 1 июня 1942 г. была введена в бой без артиллерийской поддержки 165-я стрелковая дивизия, которая, потеряв 50 % бойцов и командиров, положения не выправила.

Вместо организации боя Хозин дивизию из боя вывел и перебросил на другой участок, заменив ее 374-й стрелковой дивизией, которая в момент смены частей 165-й сд отошла несколько назад.

Имеющиеся силы своевременно в бой введены не были, наоборот, Хозин приостановил наступление и приступил к перемещению командиров дивизий: снял командира 165-й стрелковой дивизии полковника Соленова, назначил командиром дивизии полковника Морозова, освободив его от должности командира 58-й стрелковой бригады.

Вместо командира 58-й [стрелковой] бригады был назначен командир 1-го стрелкового батальона майор Гусак.

Также был снят начальник штаба дивизии майор Назаров, и на его место был назначен майор Дзюба, в это же время был снят и комиссар 165-й [стрелковой] дивизии старший батальонный комиссар Илиш.

В 372-й стрелковой дивизии был снят командир дивизии полковник Сорокин, и на его место назначен полковник Синегубко.

Перегруппировка войск и замена командиров затянулась до 10 июня. За это время противник сумел создать дзоты, укрепить оборону.

2-я ударная армия к моменту окружения противником очутилась в крайне тяжелом положении, в дивизиях насчитывалось от двух до трех тысяч бойцов, истощенных ввиду недоедания и переутомленных непрерывными боями.

С 12 по 18 июня 1942 г. бойцам и командирам выдавалось по 400 г конины и 100 г сухарей, в последующие дни выдавалось от 10 г до 50 г сухарей, в отдельные дни бойцы продуктов не получали вовсе, что увеличило число истощенных бойцов и появились случаи смертности от голода.

Зам. нач. политотдела 46-й дивизии Зубов задержал бойца 57-й стрелковой бригады Афиногенова, который вырезал из трупа убитого красноармейца кусок мяса для питания. Будучи задержан, Афиногенов по дороге умер от истощения.

Питание и боеприпасы в армии вышли, подвоз их воздухом из-за белых ночей и потери посадочной площадки у д. Финев Луг, по существу, был невозможен. Забрасываемые самолетами боеприпасы и продовольствие в армию из-за халатности начальника тыла армии полковника Кресика полностью собраны не были.

Положение 2-й ударной армии крайне осложнилось после прорыва противником линии обороны 327-й дивизии в районе Финев Луг.

Командование 2-й армии – генерал-лейтенант Власов и командир дивизии генерал-майор Антюфеев – не организовало обороны болота западнее Финев Луг, чем воспользовался противник, выйдя во фланг дивизии.

Отступление 327-й дивизии привело к панике, командующий армией генерал-лейтенант Власов растерялся, не принял решительных мер к задержанию противника, который продвинулся к Новой Керести и подверг артиллерийскому обстрелу тылы армии, отрезал от основных сил армии 19-ю [гвардейскую] и 305-ю стрелковые дивизии.

[В] аналогичн[ом] положени[и] [оказались] и части 92-й дивизии, где ударом со стороны Ольховки двумя пехотными полками с 20 танками немцы при поддержке авиации овладели рубежами, занимаемыми этой дивизией.

Командир 92-й стрелковой дивизии полковник Жильцов проявил растерянность и в самом начале боя за Ольховку потерял управление.

Отход наших войск по линии реки Кересть значительно ухудшил все положение армии. Артиллерия противника к этому времени стала уже простреливать огнем всю глубину 2-й армии.

Кольцо вокруг армии сомкнулось. Противник, форсировав реку Кересть, зашел во фланг, вклинился в наши боевые порядки и повел наступление на КП армии в районе Дровяное Поле.

Командный пункт армии оказался незащищенным, в бой была введена рота Особого отдела в составе 150 человек, которая оттеснила противника и вела с ним бой в течение суток – 23 [июня] с.г.

Военный совет и штаб армии вынуждены были сменить место дислоцирования, уничтожив средства связи и, по существу, потеряв управление войсками.

Командующий 2-й армией Власов, начальник штаба Виноградов проявили растерянность, боем не руководили, а впоследствии потеряли всякое управление войсками.

Это было использовано противником, который беспрепятственно проникал в тылы наших войск и наводил панику.

24 июня с.г. Власов принимает решение вывести штаб армии и тыловые учреждения походным порядком. Вся колонна представляла из себя мирную толпу с беспорядочным движением, демаскированную и шум[ную].

Противник идущую колонну подверг артиллерийскому и минометному обстрелу. Военный совет 2-й армии с группой командиров залег и из окружения не вышел. Командиры же, направлявшиеся к выходу, благополучно прибыли в расположение 59-й армии.

Только за два дня (22 и 23 июня с.г.) вышло из окружения 13 018 человек, из них 7000 раненых.

Последующий выход из окружения противника военнослужащих 2-й армии проходил отдельными мелкими группами.

Установлено, что Власов, Виноградов и др[угие] руководящие работники штаба армии в панике разбежались, от руководства боевыми операциями самоустранились и место своего расположения не объявили, законспирировали.

Военный совет армии, [в частности] в лице Зуева и Лебедева, проявил благодушие и не пресек панических действий Власова и Виноградова, оторвался от них, это усилило разброд в войсках.

Со стороны начальника Особого отдела армии майора государственной безопасности Шашкова своевременно не было принято решительных мер по наведению порядка и предотвращению предательства в самом штабе армии.

2 июня 1942 г. в наиболее напряженный боевой период изменил Родине – перешел на сторону противника с [шифр]овальными документами – пом. нач. 8-го отдела штаба армии техник-интендант 2-го ранга Малюк Семен Иванович, выдавший противнику расположение частей 2-й ударной армии и место дислокации КП армии. (Прилагаю листовку.)

Со стороны отдельных неустойчивых военнослужащих отмечены случаи добровольной сдачи в плен врагу.

10 июля 1942 г. арестованные нами агенты немецкой разведки Набоков и Кадыров показали: при допросах пленных военнослужащих 2-й ударной армии в немецких развед[ывательных] органах присутствовали: командир 25-й стрелковой бригады полковник Шелудько, пом. нач. опер отдела армии майор Версткин, интендант 1-го ранга Жуковский, зам. командующего 2-й [ударной] армией по АБТВ полковник Горюнов иряд других, которые предавали командно-политический состав армии немецким властям.

Вступив в командование Волховским фронтом, генерал армии тов. Мерецков повел группу войск 59-й армии на соединение с частями 2-й ударной армии.

С 21 на 22 июня с.г. части 59-й армии прорвали оборону противника в районе Мясного Бора и образовали коридор шириной 800 м.

Для удержания коридора части армии развернулись фронтом на юг и на север, заняли боевые участки вдоль узкоколейной железной дороги.

К моменту выхода частей 59-й армии на реку Полисть выяснилось, что командование 2-й [ударной] армии в лице начальника штаба Виноградова дезинформировало фронт и оборонительных рубежей на западном берегу реки Полисть не заняло.

Таким образом, локтевой связи между армиями не произошло.

В образовавшийся коридор 22 июня для частей 2-й [ударной] армии было доставлено значительное количество продуктов питания, людьми и на лошадях.

Командование 2-й [ударной] армии, организуя выход частей из окружения, не рассчитывало на выход с боем, не приняло мер к укреплению и расширению основной коммуникации у Спасской Полисти и не удержало ворот.

В силу почти непрерывных налетов авиации противника и обстрела наземных войск на узком участке фронта выход для частей 2-й [ударной] армии стал затруднен.

Растерянность и потеря управления боем со стороны командования 2-й [ударной] армии окончательно усугубили обстановку.

Противник этим воспользовался и коридор закрыл.

Впоследствии командующий 2-й [ударной] армией генерал-лейтенант Власов окончательно растерялся, инициативу в свои руки взял начальник штаба армии генерал-майор Виноградов.

Последний свой план держал в секрете и никому об этом не говорил. Власов к этому был безразличен.

Как Виноградов, так и Власов из окружения не вышли. По заявлению начальника связи 2-й ударной армии генерал-майора Афанасьева, доставленного 11 июля на самолете У-2 из тыла противника, они направлялись лесом в Оредежском районе по направлению к Старой Руссе.

Местопребывание членов Военного совета Зуева и Лебедева неизвестно.

Нач. О[собого] о[тдела] НКВД 2-й [ударной] армии майор государственной безопасности Шашков, будучи ранен, застрелился.

Продолжаем розыск Военного совета 2-й ударной армии путем заброски агентуры в тыл противника и партизанских отрядов».

Какая реакция будет у руководства страны после прочтения такого документа? Правильно, усилить наблюдение за действиями командования частей и соединений Красной Армии. В первой части документа авторы педантично перечислили все крупные ошибки командования 2-й ударной армии, а во второй части зафиксировали его растерянность и множество случаев добровольного перехода на сторону врага.

Хотя прошел уже год войны, но руководство военной контрразведки не доверяло до конца командованию Красной Армии. Сложно сказать, было ли вызвано это недоверие объективными причинами или военные чекисты просто демонстрировали повышенную бдительность в отношении уровня боеспособности вооруженных сил, но в любом случае наблюдали они внимательно. В качестве примера процитируем фрагмент Директивы Особого отдела НКВД Воронежского фронта № 2664/1 от 17 октября 1942 года. Напомним, что в середине сентября войска Воронежского фронта после неудачной попытки наступления перешли к активной обороне.

«В соответствии с директивой Ставки о переходе войск Воронежского фронта к активной обороне командованием последнего даны надлежащие указания армиям по организации обороны путем создания опорных пунктов прочных узлов сопротивления, минных полей, противотанковых рвов и других сооружений в 25-километровой прифронтовой зоне, из которой подлежит выселению все население.

(…)

Все внимание Особых органов должно быть направлено на вскрытие и пресечение всяческих попыток со стороны антисоветских лиц в частях и соединениях армий сорвать мероприятия командования по созданию подлинного оборонительного рубежа.

С этой целью должна быть отобрана основная, лучшая часть агентурно-осведомительного аппарата по штабам и основным службам частей и соединений армий и направлена на вскрытие всех ненормальностей в деле организации активной обороны, причин, порождающих эти ненормальности, и их виновников, упор при этом должен делаться на выявление фактов подрывной работы врага.

(…)

В работе с агентурой необходимо заострить ее внимание на проработку следующих вопросов:

1. Организация боевых порядков в обороне и обеспечении резервами в дивизии и армии.

2. Оценка правильности выбора переднего края.

3. Организация системы огня.

4. Наличие дополнительных площадок.

5. Расчистка обозрения и обстрела.

6. Организация взаимной огневой связи.

7. Приспособление к обороне населенных пунктов.

8. Наличие ложных сооружений.

9. Наличие противотанковых и противопехотных препятствий, их расположение и прострел.

10. Наличие переносных противопехотных препятствий (ежи, рогатки и т. д.).

11. Наличие противотанковых районов.

12. Организация противовоздушной и противохимической обороны

13. Организация артиллерийского и пулеметного зенитного огня.

14. Организация зенитного огня из пехотного оружия.

15. Организация маскировки.

16. Изучение впередилежащей местности и подходов к переднему краю обороны.

17. Организация ночной обороны, разведки и поиска.

18. Наличие плана обороны в частях.

19. Организация обеспечения стыков между подразделениями, частями и соединениями.

20. Организация всех видов связи.

21. Организация службы наблюдения и оповещения.

22. Организация взаимодействия всех родов войск.

23. Организация и проверка боевой подготовки по приказу т. Сталина № 306 от 8 октября 1942 г.

24. Проверка реализации приказа НКО об организации отдыха бойцов. Указанными выше основными мероприятиями командования решается задача создания на всем участке нашего фронта подлинно неприступного барьера для противника.

Приказываю мобилизовать весь особистский аппарат на четкое выполнение настоящей директивы».

Так что военные чекисты, вопреки распространенному мнению, не только занимались выявлением потенциальных дезертиров и недовольных советской властью. Фактически они контролировали выполнение военнослужащими Красной Армии приказа командования.

Военные чекисты не ограничивались надзором за действиями командиров Красной Армии. Так же внимательно и пристально следили они за армейскими политработниками. В качестве примера результатов наблюдения «особистов» за комиссарами отчет о работе 7-го отдела Политуправления Калининского фронта и 7-х отделений армий того же фронта. Поясним, что эти органы занимались пропагандой среди войск противника. Как же военные чекисты оценили результаты их работы?

Чем интересен этот документ? Большим объемом и высоким качеством собранной информации. Нужно учитывать, что все приведенные в документе данные были не только получены от агентуры, но и несколько раз перепроверены. Другой важный факт – качество агентуры. Ведь все мероприятия политорганов по разложению войск противника проводились (насколько это возможно) в тайне от Красной Армии. Например, тот же самый допрос военнопленных. Еще интересная особенность – резкая и аргументированная критика работы политорганов. Обратимся к тексту документа.

«Работой среди войск противника занимаются 7-й отдел Политуправления Калининского фронта и 7-е отделения политотделов армий.

Кроме того, при политотделах дивизий имеются старшие инструкторы по работе среди войск противника, в обязанность которых входит:

а) распространение листовок через разведывательные подразделения;

б) помощь в организации радиопередач, осуществляемых политотделом армии для войск противника;

в) участие в первичных опросах пленных;

г) организация сбора документов о противнике. Несколько предварительных общих замечаний:

1. Следует отметить, прежде всего, относительно слабый состав работников, ведущих работу среди войск противника.

Если еще во фронте и до некоторой степени в армиях имеются работники, знающие немецкий язык (хотя знание этого языка оставляет желать лучшего), то старшие инструкторы политотделов дивизий из-за незнания немецкого языка занимаются преимущественно организационной работой. Частично выполняемая ими специальная работа проводится только при помощи переводчиков разведорганов.

Кроме того, работники политотдела дивизий по работе среди войск противника зачастую используются не по прямому назначению.

В 250-й сд 31-й армии инструктор Гельфман используется политотделом по выполнению различных второстепенных заданий, а своим участком работы он не занимается.

Инструктор политотдела 5-й дивизии Васин своей непосредственной работой занимается очень мало.

2. Опыт работы среди войск противника изучается еще недостаточно и глубоко не анализируется, что известным образом затушевывает перед самими работниками имеющиеся недочеты.

3. Неудовлетворительно поставлена и организована работа по выяснению результатов от проводимых мероприятий среди войск противника. Эффект работы определяется преимущественно количественными показателями (сброшено листовок, проведено радиопередач, обнаружено листовок у пленных) либо на основе опроса пленных.

4. Подход к допросам пленных и сам процесс допроса (как в политотделе, так и в разведотделе) не всегда продуманы.

Отсутствуют необходимые при допросах строгость и официальность, создается иногда впечатление, что допрашивающие заискивают перед пленными, а последние пользуются этим обстоятельством, что не может не сказаться на дальнейшей работе с пленными.

Кроме того, у работников 7-х отделов и отделений часто проявляется неправильная тенденция «перехватывать» военнопленных для политического опроса и обработки раньше, нежели пленные прошли опрос по линии разведотдела.

На практике это приводит к тому, что после опросов в политотделе пленные чувствуют себя развязнее, и работникам разведотдела стоит иногда большого труда получить необходимые данные о противнике.

Поэтому вопрос о подходе к пленному для его политической обработки имеет большое значение.

По существу работы среди войск противника необходимо отметить следующее:

1. Использование военнопленных для составления воззваний и обращений.

Военнопленные часто используются для составления воззваний и обращений.

После проведения политического опроса отбираются наиболее подходящие для этой цели пленные. Многие из них довольно охотно идут на составление обращений, но в данном случае ими руководит чувство страха и боязни репрессий по отношению к ним. Как правило, первичный текст обращения, составленный пленным, необходимо кардинально менять. Из 257 пленных, пропущенных политотделом 22-й армии, только 9 человек отказались писать обращение. Однако более или менее удовлетворительно написано 63 воззвания, а для распространения среди солдат немецкой армии утверждено было 3.

Обычно составление листовок и обращений пленными проходит при непосредственной помощи работника политотдела. В ряде случаев воззвания и обращения направлены к определенной воинской части или подразделению, в котором служил пленный.

Отмечаются случаи, когда пленные, давая согласие на составление или подписание обращения, заявляют: «Дайте нам обжиться, осмотреться, потом напишем», или: «Мы напишем в лагере военнопленных».

Работа с пленными для составления воззваний ведется только на фронте и частично в 22-й армии. В остальных армиях этот участок работы не налажен. В дивизиях он отсутствует вовсе.

Неудовлетворительно поставлено это дело в 3-й ударной армии. Политотдел армии жалуется на отсутствие печатного немецкого шрифта, что лишает их возможности на месте использовать пленных для составления обращений.

К числу недочетов в работе по использованию пленных для составления воззваний необходимо отнести увлечение иногда общими в листовках рассуждениями. Работники политотдела не всегда учитывают, что такое обращение (написанное пленным при содействии переводчика) не достигает необходимого эффекта.

В 22-й армии листовки, написанные пленными при помощи инструкторов, громоздки, они не всегда направлены той части, откуда пленный. В воззваниях большое количество лозунгов.

Крайне недостаточно используются в обращениях и воззваниях, составленных пленными, различные отрицательные явления из жизни их части, факты, разоблачающие деятельность офицеров, и т. д., но зато нередко в воззваниях повторяются такие общие выражения, как «капиталистическая банда» или «империалистическая клика».

2. Выступления по радио на позициях солдат немецкой армии.

На Калининском фронте имеются две мощные звуковещательные станции с радиусом действия от 3 до 3,5 тысячи метров и одна маломощная станция с радиусом действия 700–800 метров. Эти станции закреплены за 29, 39 и 22-й армиями. Остальные армии (30, 31, 3 и 4-я) звуковещательных станций не имеют.

Имеется только один звукозаписывающий аппарат в 29-й армии. Нет звукомашины, хотя бы окопного типа. Радиопередачи проводятся нерегулярно. В 22-й армии с 1 января по 20 февраля с.г. было организовано 308 передач, зато в октябре, ноябре и декабре прошлого года радиоустановка фактически не использовалась, исключая случайных выездов на позицию при наличии благоприятных подъездных путей. Радиоустановка в 22-й армии, имеющая радиус действия 700–800 метров, по заявлению работников политотдела, вообще трудноиспользуема, особенно во время минометного, пулеметного или артиллерийского обстрела. В 29-й армии, где имеется мощная установка, за период ноябрь – январь была организована только 21 передача.

Таким образом, даже имеющиеся радиосредства используются крайне недостаточно, а прикрепление их к армиям не дает возможности маневрировать ими на других участках фронта.

Программа выступления утверждается политотделом армии и включает в себя: немного музыки, выступление пленного, захваченного на данном участке, или выступление пленного, записанное на пластинку.

Практикуется также передача диктором обращения пленного, однако большого успеха это не имеет, так как диктор обычно очень плохо знает немецкий язык.

Использование самих пленных для выступления по радио также крайне недостаточно. Правда, в ряде случаев это объясняется тем, что не всегда имеются пленные. В 29-й армии в проведенных 21-й передаче лично выступило только 5 пленных. Остальные передачи осуществлял диктор, читавший текст обращения военнопленных.

(…)

Важнейшими недостатками являются отсутствие штатного персонала, обслуживающего радиоустановку, равно как и отсутствие штатного диктора; отсутствие твердого плана использования имеющихся радиоустановок; отсутствие патефонов с адаптером, которые можно было бы с успехом применять в условиях обороны, и, наконец, децентрализации имеющихся радиосредств.

Политотделы З0, 31 и особенно 3 и 4-й армий считают отсутствие радиоустановок самым крупным недочетом.

(…)

3. Распространение листовок, брошюр, газет среди солдат противника.

Распространение печатной агитационной литературы происходит при помощи авиации, разведки и партизан. Распространяется литературы довольно большое количество: в 22-й армии за период военных действий распространено до 3 миллионов экземпляров; в 29-й армии с августа по январь распространено свыше 2,5 млн экземпляров; в 3-й ударной армии с 16 января по 25 февраля распространено до 500 тыс. экземпляров.

Основная масса литературы распространяется путем сбрасывания с самолета (до 70 %). Остальная литература направляется в армии для распространения через партизан, войсковую разведку и отдельные части, действующие в тылу противника.

(…)

Установлены факты, когда листовки не достигают цели и часть из них попадает на нашу сторону (так было в Торжке и Кувшиново). В феврале летчики неумело сбрасывали листовки под г. Велижем (4-я ударная армия), в результате чего большое число их не попало на территорию, занимаемую противником.

(…)

Распространение литературы и листовок через партизан происходит непосредственно в армиях и дивизиях.

(…)

Значительно больше распространено литературы через войсковую разведку, группы лыжников.

В 22-й армии таким путем за период военных действий распространено 1 млн 754 тыс. экз., в 29-й армии – 1 млн 375 тыс. экз.

(…)

По вине политотделов армий слабо организован контроль за продвижением листовок по всем базам, вплоть до их прямого назначения. Мало того, полученные политотделом 5-й сд (31-я армия) в феврале 10 000 листовок (сообщение Информбюро, вести о советской Родине, нота тов. Молотова и др.) в течение нескольких дней лежали на базе НПО дивизии, а уходящие в тыл противника разведчики не получали их.

О том, к чему иногда приводит несерьезное отношение к этому делу, свидетельствует такой факт.

Во второй половине января с. г. политотдел 332-й сд (4-я армия) получил на немецком языке литературу для распространения среди немецких войск в тылу. Однако в 1119-м сп, куда отправили эту литературу, не разъяснили ее предназначения, и она была отправлена обратно как «трофейная», так как ее сочли за фашистскую литературу.

(…)

Основные недостатки в деле издания и распространения листовок и газет сводятся:

1. Громоздкость некоторых листовок по формату, что затрудняет немецкому солдату ее читать и прятать: «Ваша листовка «фронтиллюстриртэ» очень хорошая, но она слишком большая по формату и ее трудно хранить».

2. Неумелое подчас сбрасывание листовок: «Ваши самолеты больше сбрасывают листовки над лесами и пустырями, а не над местами скопления войск».

3. Неконкретность некоторых листовок, заполненных общеполитическими рассуждениями: «В листовках необходимо давать не одну голую пропаганду, а побольше фактов и сравнений, например, солдатам очень понравилась листовка с противопоставлением речи Гитлера в связи с заключением договора о дружбе с СССР в 1939 году и его нотой по поводу нападения на СССР. Листовка, обращенная к немецкой матери, и т. д.»

4. Отсутствие фотографий и схем, вследствие чего листовка не привлекательна по своему внешнему виду. Между тем ряд пленных заявляют, что листовки, в которых помещены фотографии, вызывают большой интерес.

5. Наконец, что самое важное, язык наших листовок, и особенно немецкой газеты Калининского фронта «Фельдцейтунг», не является доходчивым. Здесь недоучитывается круг читателей, не используется специфика солдатского языка в условиях боевых действий, а объясняется это, главным образом, слабым знанием немецкого языка со стороны лиц, составляющих листовку.

(…)

Предложения по улучшению работы среди войск противника:

1. Укрепить как можно скорее 7-е отделы и отделения квалифицированными работниками, понимающими это дело и, главное, знающими язык.

2. Систематически обобщать опыт работы среди войск противника для того, чтобы исправить имеющиеся недостатки.

3. Упорядочить дело опроса пленных, имея в виду проведение сначала опроса по вопросам разведки, затем по политическим вопросам и только после этого заняться обработкой пленного.

4. Использовать для составления листовок в качестве переводчиков самих немцев из числа пленных. (Тщательно проверив их.)

5. Обеспечить соответствующую техническую базу для работы (цинкография, фото, радиовещательные станции, звукозаписывающая аппаратура, окопные громкоговорители).

Сконцентрировать радиопередающие средства при Политуправлении фронта для маневрирования ими на различных участках фронта в зависимости от оперативно-тактической обстановки.

6. Использовать самолеты У-2 и Р-5 для сбрасывания листовок и литературы в ночное время в самом ближайшем тылу противника.

7. Практиковать выпуск листовок от имени подпольных немецких организаций (католические союзы, солдатские организации, молодежные группы, группы социал-демократов и т. д.) с тем, чтобы создать большую уверенность немецких солдат в наличии в стране серьезных оппозиционных течений против гитлеровского режима.

8. Предоставить возможность политотделам армий издавать листовки оперативного и политического характера, имеющих непосредственное отношение к участкам фронта, занимаемых армией.

9. В разведподразделениях, особенно проникающих в более глубокий тыл противника, создать агитгруппы, которые будут заниматься главным образом распространением литературы.

10. Дифференцировать издание листовок для различных групп немецких солдат (для сочувствующих фашизму, для антифашистски настроенных и для основной массы, которая, придерживаясь в известной степени фашистских взглядов, недовольна войной).

11. Практиковать серьезную и глубокую обработку пленных (применяя и вербовку) для направления их обратно на сторону противника с единственной задачей – проводить агитацию среди немецких солдат за переход на нашу сторону. (Это мероприятие на нашем фронте вовсе не практикуется.)

12. Более широко использовать через партизан и войсковую разведку местное население для распространения листовок.

13. Проводить более интенсивную деморализацию войск противника, используя для этого все возможные и доступные средства, и особенно листовки оперативного характера».

Сотрудники Особых отделов Сталинградского, Донского и Юго-Восточного фронтов информировали военное командование, руководство НКВД и НКО по таким группам вопросов:

о ходе войсковых операций в районе города и на его окраинах;

описания ущерба от налетов вражеской авиации;

переселение гражданского населения из районов прифронтовой полосы;

гарнизонах войск НКВД в городах, освобожденных от войск противника;

зверствах фашистов на оккупированной территории.

В качестве примера доклада военных контрразведчиков процитируем сообщение Особого отдела Сталинградского фронта в ГКО и Генштаб Красной Армии, которое датировано 29 августа 1942 года.

«В течение 25 и 26 августа с.г. части северной группировки войск Сталинградского фронта вели упорные бои по уничтожению 3-й мехдивизии и 16-й танковой дивизии противника, прорвавшихся к Волге севернее Сталинградского тракторного завода (у Городище), и к исходу 26 августа заняли Ерзовку и Рынок.

Северная группировка, развивая успех в южном направлении, к вечеру 26 августа вышла в район действий южной группировки, но, не установив с ней живую связь, подвергла ее в некоторых местах обстрелу. В свою очередь, также подверглась ответному обстрелу со стороны южной группировки. «Военные специалисты считают, что положение Сталинградского фронта и самого Сталинграда значительно улучшилось, что группировка противника в указанном составе в основном уже уничтожена и из окружения войска противника не выйдут».

«Частям северной и южной группировок на 27 августа поставлена задача – установить живую связь между собой и отдельными частями, уничтожить окруженные и разрозненные группы противника, а основным силам начать наступление по уничтожению противника в западном направлении.

Для установления связи между северной и южной группировками и организации между ними взаимодействия в район действия направлен офицер связи самолетом.

Плохая организация взаимодействия имела место и на других участках фронта. Например, 23 августа на рассвете части 21-й армии и 3-го гвардейского корпуса должны были совместно наступать в южном направлении, но в связи с тем, что приказ штаба фронта 3-м гвардейским корпусом был получен только в 10 часов, наступление корпуса 23 августа не состоялось и части 21-й армии вели наступление одни, из-за чего 304-я стрелковая дивизия понесла большие потери.

В ночь на 27 августа штаб фронта поставил задачу авиации – подвергнуть бомбардировке скопление войск противника в балке Сухая Мечеть (северо-восточнее 5 км Городище), где оказались наши части из 148-й танковой бригады.

На правом фланге Сталинградского участка фронта в течение 26 августа 63-я армия продолжала успешно продвигаться вперед и своим правым флангом выдвинулась от реки Дон на юг до 30 км. В течение 26 августа противник в районе Калач продвинулся на восток до 20 км и занял Камышин, Нижне-Гниловский, Песков, Лучку, Вертячий, и бои идут на западной окраине Верхне-Гниловского.

25 августа на участке 4-й танковой армии задержано 5 немецких разведчиков, окончивших Полтавскую разведшколу. В своей принадлежности к немецким разведорганам сознались.

На участке Юго-Восточного фронта к утру 27 августа противник активности не проявлял. Ведет перегруппировку своих сил в районе Детники и разъезда 55 км с целью наступать на Красноармейск. По разведданным, противник в указанном районе имеет до 200 танков.

Наши части под командованием полковников Макарчука и Зубкова ведут успешные бои в тылу противника, в направлении на станцию Шустова. Противник на этом участке отступает».

Все части Сталинградского фронта ощущают исключительно острую нужду в снарядах. Дальнейший успех на фронте в значительной степени будет зависеть от получения боеприпасов. По имеющимся данным, 26 августа из Камышина на Волгу прибыл один эшелон боеприпасов, что крайне недостаточно.

Прошу оказать содействие в доставке нашему фронту боеприпасов».

Также следует отметить, что военные чекисты продолжали информировать командование Красной Армии и руководство страны о выявленных недостатках в сфере организации обороны и низкой боеготовности отдельных частей и соединений. Так, начальник Особого отдела НКВД Сталинградского фронта Николай Николаевич Селивановский сообщил в ГКО, что Сталинград не был подготовлен к обороне, укрепления на улицах заблаговременно не сделали, никаких складов с боеприпасами, медикаментами, продовольствием в землю зарыто не было.

В другом сообщении от начальника Особого отдела НКВД Степного фронта Селивановского сообщалось «о недочетах в боевых действиях 23-го танкового корпуса за период с 1 по 10 июля 1942 года». Основные из них, по мнению автора документа:

«Беспрерывная переброска частей 23-го танкового корпуса с одного рубежа на другой, неправильное использование их в бою изматывали материальную часть, не достигая цели.

За 10 дней части корпуса совершили марш общей сложностью до 300 километров.

(…)

Не менее серьезно отразилось на боевой деятельности 23-го танкового корпуса и то, что командир корпуса полковник Хасин своим крайне нетактичным поведением по отношению к командному составу, запугиванием их расстрелом, снятием с должности и т. д. потерял всякий авторитет среди личного состава.

(…)

Полковник Хасин своим поведением крайне отрицательно влияет на личный состав штаба корпуса, 7.7.1942 года начальника штаба корпуса полковника Волконского довел до такого состояния, что он хотел застрелиться, а также незаслуженно снимает с работы военнослужащих из числа личного состава штаба корпуса, в частности работника по снабжению капитана Камедина и других».

Можно процитировать другой документ аналогичной тематики, который подготовил Особый отдел НКВД того же Степного фронта. Он посвящен «недочетам, выявленным в ходе боевых действий в частях 4-й танковой армии за период с 20 августа по 7 сентября 1942 года». Докладная записка датирована 20 сентября 1942 года. В ней, в частности, сообщалось, что:

«…имеют место серьезные недочеты в руководстве операциями со стороны командования частей и соединений армий.

Штаб армии частями и соединениями руководит неоперативно; отмечены неоднократные случаи, когда издаваемые штабом армии приказы в течение одного дня по несколько раз отменяются и заменяются новыми.

(…)

Плохо организовано взаимодействие между частями и родами войск.

(…)

Имеются факты бомбардировки частей своей авиацией. Так, части 37-й гвардейской стрелковой дивизии и 118-го гвардейского стрелкового полка с 21 на 22 и с 22 на 23 августа были подвергнуты бомбардировке своей авиации, в результате чего в частях имеются убитые и раненые.

Штаб армии и действующие части не занимаются постоянной разведкой сил противника, в результате чего не знают, какие части им противостоят, количество частей, не знают, какую задачу ставит противник, вообще не имеют о противнике никаких сведений.

(…)

Части совершенно мало уделяют внимание разведке.

(…)

За время боевых действий отмечен целый ряд фактов проявления трусости со стороны командно-начальствующего, а также рядового состава.

Например:

1) 23 августа с.г. противник под прикрытием авиации прорвал линию обороны 4-го и 166-го стрелковых полков, которые в беспорядке стали отходить.

Командир 4-го полка майор Яров и военком батальонный комиссар Сергеев, вместо организации планомерного отхода, бросив полк, бежали с поля боя.

2) Командир 116-го стрелкового полка майор Козин, военком батальонный комиссар Беликов и начальник штаба полка капитан Тищенко также бежали с поля боя, причем на КП полка оставили сов. секретные документы и кассу полка.

3) 15 августа с.г. огневые позиции артполка 22-й истребительной бригады подверглись бомбардировке противника.

Командир полка майор Чирков и военком Петров, проявив трусость, бежали с поля боя. Полком никто не руководил…»

Во время подготовки и непосредственного проведения битвы на Курской дуге военным чекистам, кроме информирования командования о ходе боев, недостатках в управлении частями и соединениями Красной Армии, приходилось еще следить и за соблюдением режима секретности при подготовке наступления на Курской дуге. В этой связи процитируем один документ – спецсообщение Виктора Абакумова Иосифу Сталину о причинах расконспирации предстоящих наступательных операций на участке Брянского фронта. Вот текст этого документа:

«По сообщению Управления «Смерш» Брянского фронта, проводившаяся в мае и в июне с.г. подготовка к наступательным действиям на участках 61-й и 63-й армий была проведена без достаточного соблюдения военной тайны и маскировки при сосредоточении войск, что дало возможность противнику догадаться о проводимых нами мероприятиях на этом участке фронта.

Так, например, начальник артиллерии 61-й армии генерал-майор Егоров, будучи осведомлен о подготовке операции по прорыву обороны противника на участке армии и предупрежден командованием фронта о соблюдении строжайшей тайны, сообщил об этом некоторым командирам, в том числе подполковнику Лазареву и майору Сергиевскому.

4 мая с.г. на участке прорыва Егоров организовал военную игру «Наступление» с начальниками артиллерии дивизий и командирами артполков. Для разработки плана прорыва обороны противника Егоров привлек весь оперативный отдел штаба армии, в том числе машинистку Домнину и чертежника Афонина.

27 мая с.г. Егоров раздал план наступления командирам корпусов, бригад и артиллерийских полков.

Несмотря на указания командования фронта не выводить на огневые позиции прибывающие вновь артиллерийские части и не усиливать артиллерийского огня на участке армии, Егоров приказал командирам артиллерийских частей занять огневые позиции и произвести пристрелку одним орудием от батареи.

В результате пристрелки орудий на участке армии образовался массированный артиллерийский огонь.

Это дало возможность противнику догадаться о мероприятиях наших частей, так как вслед за этим он повел большие огневые налеты по нашим участкам огневых позиций.

Сосредоточение войск в районе намеченных действий проходило без достаточной маскировки. Остатки колонн и большое количество транспорта двигались в район сосредоточения днем, что демаскировало расположение наших войск.

Подготовительные мероприятия, рекогносцировка местности, подготовка огневых позиций проводились без достаточной скрытности, что дало возможность противнику, как это установлено радиоперехватом, обнаружить значительное количество нашей артиллерии и огневых позиций.

Так, радиоперехватом зафиксировано, что в период с 29 мая по 6 июня с.г. авиаразведка противника на участке Гудовищи – Поляны – Тшлыково (севернее Мценска) обнаружила 62 артиллерийских и 30 минометных позиций. В районе Задушное – Новосель авиаразведка противника обнаружила 17 артиллерийских батарей.

В мае с.г. на участке Новосель – Орловка – Гвоздяное противник обнаружил 5 наведенных мостов через р. Зуша.

В частях 2-го артиллерийского корпуса рекогносцировочные работы и работы по оборудованию инженерных сооружений проводились без маскировки. Противник, воздушной разведкой обнаружив подготовку некоторых работ и оживление работы на переднем крае обороны корпуса, произвел бомбометание наших артиллерийских позиций, повредив 11 орудий.

Кроме того, арестованные при переходе на нашу сторону агенты германской разведки, а также захваченные в плен нашими войсками немцы показали, что противнику стало известно о подготовке наступления наших войск на участке 61-й и 63-й армий.

Так, арестованный 29 мая с.г. при переходе линии фронта на нашу сторону агент немецкой разведки Стрелков показал, что среди немецкого командования и солдат идут разговоры, что русские готовят наступление, о чем рассказывают сами русские, захваченные немцами в плен.

Фельдфебель 110-го пехотного полка 112-й пехотной дивизии германской армии Кроноуэр, взятый в плен нашими войсками в июне с.г., показал:

«В отношении наступления частей Красной Армии на данном участке я слышал от ротного командира Рейнгольца, который сообщил солдатам, что в начале июня с.г. были захвачены два солдата русской армии, которые сообщили немецкому командованию, что части Красной Армии ведут подготовку и ожидайте наступления.

Кроме того, Рейнгольц сообщил, что самолет «Фокке-Вульф» на территории частей Красной Армии обнаружил новые огневые позиции артиллерии и большое передвижение войск на этом участке».

Старший ефрейтор той же дивизии Пауль Гунтер на допросе сообщил:

«Командир взвода лейтенант Мендель объявил солдатам, что примерно в начале июня с.г. на данном участке нужно ожидать наступления русских, так как самолет-разведчик обнаружил большое скопление русской артиллерии и усиленное передвижение войск.

Среди солдат шли разговоры, что со стороны русских в районе Большая Каргашенка перешел перебежчик, который сообщил о готовящемся наступлении русских на этом направлении».

Военные чекисты активно действовали не только на передовой и в прифронтовой полосе, но и в глубоком тылу, например, на Дальнем Востоке. Хотя назвать этот регион мирным – сложно. В любой момент там могла начаться советско-японская война. Выше мы уже рассказали о том, как в тридцатые годы прошлого века Москве с помощью серии спецопераций удалось охладить воинственный пыл Токио. Несмотря на это, угроза для Советского Дальнего Востока продолжала оставаться. Именно поэтому военные контрразведки внимательно следили за боеспособностью Тихоокеанского флота (ТОФ) и регулярно сообщали Военному совету ТОФ «по самым актуальным вопросам жизни флота». Всего за годы войны было передано 218 спецсообщений, из них:

об антисоветских и аморальных проявлениях в частях флота – 15;

о недочетах боевой готовности частей – 39;

о недочетах формирования и отмобилизовывания частей – 15;

о недочетах хранения боезапаса и другого военного имущества – 20;

о ходе выполнения приказа Наркомата ВМФ № 0200 по ведению секретного делопроизводства – 11;

о ходе выполнения приказа Наркомата ВМФ № 0739 об улучшении связи на военное время – 2;

о неправильном строительстве военных объектов – 4;

о необеспечении частей вооружением и другими видами имущества – 3;

о подмене воспитательной работы репрессиями – 2;

о неудовлетворительном хранении бактериологических культур в ветлаборатории ТОФ – 1.

Среди мифов, связанных с эпохой Иосифа Сталина, есть и такой. За утрату документа, содержащего государственную тайну, человека могли отправить на много лет в ГУЛАГ или расстрелять. Поэтому проблем с соблюдением требований секретного делопроизводства не возникало, и агенты иностранных разведок, при всем своем старании, не могли бы украсть секретные бумаги. Если говорить об отечественном атомном проекте, который возглавлял Лаврентий Берия и отвечал в т. ч. за соблюдение всех требований режима секретности, то это утверждение верно. Взрыв первой советской бомбы был шоком для западных разведок. А вот утверждать то же самое в отношении штабных подразделений Красной Армии во время Великой Отечественной войны сложно. Факты свидетельствуют об обратном. В ходе плановых проверок военные чекисты обнаружили множество грубейших нарушений элементарных требований секретного делопроизводства. Если бы в одном из этих подразделений служил агент немецкой разведки, то нанесенный им ущерб был бы колоссальный. Другое дело, что «особисты» смогли предотвратить проникновение агентуры противника в советские штабы. О противоборстве Москвы и Берлина в тайной войне написано очень много, поэтому мы не будем останавливаться на этой теме, а расскажем о том, как штабные офицеры Красной Армии во время Великой Отечественной войны вольно или невольно становились пособниками врага.

Проверки, которые провели сотрудники Лубянки в первые месяцы войны, выявили многочисленные нарушения в организации криптографической службы в центре и на местах. Результаты этих мероприятий были отражены в различных документах. Например, в докладной записке членов комиссии НКГБ СССР наркому госбезопасности СССР о результатах проверки охраны помещений и хранения военно-оперативных документов в Генштабе РККА (датирована 30 июня 1941 года) и Директиве НКВД СССР № 271 от 8 октября 1941 года, а также в приказах НКО СССР №№ 375, 0281, 0422 о недостатках в работе по приему и передаче шифротелеграмм.

Вот что, например, сообщалось в докладной записке:

«29 июня 1941 года была проверена охрана помещений и хранения военно-оперативных документов в Генеральном штабе Красной Армии.

Проверке были подвергнуты: Оперативное управление (Оперативный пункт, общая часть, восьмой отдел (шифровальный). – Прим. авт.) и узел связи, как места наибольшего сосредоточения важных секретных военно-оперативных документов.

В результате проверки были установлены следующие недостатки в охране, хранении и учете документов, способствующих разглашению военно-оперативной тайны:

а) По Оперативному управлению.

Ведение секретного военно-оперативного делопроизводства, контролем за прохождением военно-оперативных документов и их хранение в Оперативном управлении занимается общая часть.

Проверкой установлено, что работа общей части ОУ (Оперативного управления. – Прим. авт.) не налажена и сохранность проходящих через нее документов не обеспечена.

1. Дела с расшифрованными военными телеграммами, хранящимися в оперативном пункте, надлежащим образом не оформлены, то есть не имеют внутренней описи содержащихся в них шифротелеграмм и хранятся в столе, доступ к которому без надобности имеют шесть человек.

2. В машинописном бюро Оперативного управления нет твердого установленного порядка, определяющего печатание, размножение и учет оперативных документов и уничтожение черновых материалов и копировальной бумаги.

Так, черновики военно-оперативных документов после печатания с них в машинописном бюро возвращались исполнителю, коими они безучастно и единолично уничтожались без участия представителей общей части ОУ.

Копировальная бумага только однократного использования не учитывается и была обнаружена в большом количестве с ясными оттисками на ней секретных военно-оперативных текстов. Кроме того, в корзинке машинописного бюро были обнаружены на две и четыре части порванные особо важные военно-оперативные документы (оперативная сводка, запись телефонных разговоров, приказ Ставки Главного командования о формировании военных соединений и т. п.), попавшие туда как испорченные или лишние экземпляры.

Указанные выше недостатки в делопроизводстве Оперативного управления следует отнести за счет бездеятельности и отсутствия должного контроля за сохранностью документов со стороны начальника общей части ОУ майора Антонцева Г.А.

Что касается восьмого (шифровального) отдела Оперативного управления, то там существенных недостатков в обработке, прохождении, учете и хранении шифрованных военно-оперативных телеграмм не обнаружено, за исключением того, что отделом иногда принимаются тексты шифротелеграмм, написанные не от руки исполнителями, а отпечатанные в нескольких экземплярах в машинописном бюро.

Таким образом, с содержанием отправляемых телеграмм без надобности знакомятся машинистки.

Существенным недостатком в работе восьмого отдела является то, что он продолжает работать в условиях, выработанных мирным временем, а именно: обработка, учет и хранение военно-оперативных шифрованных телеграмм по связи с фронтами не отделены от остальной работы отдела. Эти телеграммы учитываются в общем журнале, обрабатываются всеми шифровальщиками, хранятся в общих помещениях и общих столах с остальной перепиской и, теряясь в общей переписке, особо не контролируются.

б) По узлу связи.

Узел связи НКО занимается отправкой и приемом по телеграфу и радио шифрованных и открытых фронтовых сообщений и осуществляет связь с округами. Нарушений в прохождении, учете и уничтожении обработанных входящих и исходящих сообщений не установлено.

Служебные помещения общей части, оперпункта и восьмого отдела Оперативного управления, а также узла связи в основном соответствуют своему назначению с точки зрения хранения в них военно-оперативных документов, но недостаточно по площади, в связи с чем работа производится скученно.

Соответствующими столами и хранилищами эти помещения обеспечены.

Следует отметить, что Генштаб, в том числе и указанные выше объекты, не располагают резервными площадями при передислокации или переходе в другое помещение (укрытие) для работы в случае необходимости.

Охрана Генерального штаба, как внешняя, так и внутренняя, не усилена и в основном оставлена в том виде, как она существовала в мирное время.

Пересылка по городу оперативных документов из Генштаба в другие пункты производится обычным порядком через фельдсвязь без вооруженной охраны.

В целях устранения обнаруженных при проверке недостатков хранения военно-оперативных документов и охране помещений Генерального штаба считаем необходимым:

1. Оформить дела военно-оперативных телеграмм, хранящихся в общей части Оперативного управления, и сократить круг лиц, соприкасающихся с этими делами, с шести до двух человек.

2. Установить твердый порядок в машинописном бюро по печатанью и размножению оперативно-военных документов и уничтожению черновиков и копировальной бумаги.

Уничтожение черновиков, лишних и испорченных экземпляров копировальной бумаги производится по акту в присутствии старшей машинистки и представителя общей части Оперативного управления.

3. Запретить размножать в машинописном бюро тексты исходящих шифрованных телеграмм, направляемых в 8-й отдел на зашифрование.

4. Выделить прием, обработку, отправку, учет и хранение фронтовых документов военно-оперативных документов и взять их под особый контроль.

Ответственность за проверку исполнения возложить на 5-й Отдел НКГБ СССР.

5. Ключи от хранилищ и столов хранить в опечатанном виде в одном столе под особой охраной.

6. Усилить внешнюю и внутреннюю охрану Генерального штаба, возложив внутреннюю охрану на 1-й Отдел НКГБ, а внешнюю – на НКО.

Особенно усилить охрану Оперативного управления, шифровального отдела и узла связи.

7. Организовать охрану командиров штаба при доставке военно-оперативных документов Генштаба в иные пункты города.

8. 3-му Управлению НКО (военная контрразведка. – Прим. авт.) срочно провести дополнительную спецпроверку лиц, соприкасающихся с особо важными документами. Лиц с компрометирующими моментами немедленно отвести.

9. За бездеятельность и не обеспечение порядка в работе начальника общей части майора Антонцева с указанной должности снять…»

Вопреки распространенному мнению о звериной жестокости чекистов, виновный не понес серьезного наказания. Его лишь перевели на должность исполняющего обязанности начальника отделения отдела укомплектования штаба Центрального фронта. Затем он воевал на Брянском, Центральном и 1-м Белорусском фронтах, занимая различные должности в штабах. Уволен в запас в 1946 году в звании подполковника.

В Директиве НКВД СССР № 271 «О мероприятиях по устранению недостатков в работе шифровальных органов и предотвращению разглашения военной тайны» подводились итоги «обследования состояния работы шифровальных отделов фронтов» Управлением Особых отделов НКВД СССР. В результате были выявлены: «наличие ряда существенных недостатков в шифровальной работе:

1. До сих пор имеет место нарушение правил сохранения военной тайны: плохо хранятся шифровальные телеграммы, с шифротелеграмм снимаются большое количество копий без учета их выдачи, значительное количество шифротелеграмм утеряно. Ответственными штабными работниками продолжается практика ведения открытых переговоров по телеграфу и телефону с передачей при этом совершенно секретных сведений.

2. Отсутствует надежный инструктаж молодых шифроработников. Как следствие, многие работники, попав в затруднительное положение (паническое отступление, угроза окружения противником и т. п. – Прим. авт.), бросали шифродокументы, которые доставались противнику».

Факты, зафиксированные в этом документе, свидетельствуют о том, что в первые месяцы войны армейская криптографическая служба оказалась дезорганизованной. И в этом вина не чекистов, а командования Красной Армии. Именно оно не смогло организовать эффективную работу штабных подразделений. От крупных поражений нас спас стремительный характер боевых действий. Часть приказов советского командования устаревала через несколько часов после вступления в силу. Нужно еще учитывать и тот факт, что большинство частей испытывали проблемы с организацией радиосвязи. Постоянно находясь под угрозой окружения противником, они были вынуждены уничтожать шифродокументы и, как следствие этого, не могли поддерживать регулярную связь со Ставкой. Снова вернемся к тексту документа.

«В целях обеспечения надежной работы шифровальной связи и охраны военной тайны предписывалось:

…2. Выделить в каждом особом отделе из числа обслуживающих штаб, на которого персонально возложить ответственность за обслуживание шифроотделов и наблюдение за сохранностью шифров (мера карательного характера, но вынужденная. – Прим. авт.)

3. Производить тщательные расследования и отдавать под суд виновных в оставлении шифродокументов противнику, утере и разглашении содержания шифрованных телеграмм.

В соответствии с Приказом НКО СССР № 0243 обеспечить через ВЦ (военная цензура. – Прим. авт.) строгий контроль за ведением открытых переговоров по телеграфу, телефону и радио, не допуская открытой передачи материалов и сообщений, имеющих характер военной тайны…»

Описанные выше проверки чекистами о выполнении требований шифродисциплины в Красной Армии также распространялись и на другие структуры. Лубянка контролировала всех, в т. ч. и саму себя.

Даже в 1944 году военные чекисты продолжали фиксировать многочисленные нарушения режима секретности и собственными силами решать проблемы, связанные с несовершенством системы «закрытой» связи. Так, «существующая система работы наших раций – неустойчивость наших кодов, состоящих из двух-, трех-, четырехзначных цифр, неполная зашифровка радиограмм, а иногда передача их сначала открытым, затем кодированным текстом, к тому же нарушения скрытого управления войсками из-за отсутствия надлежащего контроля за работой раций дают возможность немецкой разведке легко расшифровать наши радиограммы, тем самым в руки противника попадают ценные сведения о мероприятиях нашего командования».

Поэтому предлагалось:

усилить агентурное обслуживание радиостанций;

выявлять с помощью агентуры все факты «болтливости радистов, длительное пользование одним и тем же кодом, использование известных немцам условных наименований, передача одних и тех же радиограмм кодированным, а затем открытым текстом и т. п. По всем фактам немедленно информировать командование, а злостных нарушителей привлекать к уголовной ответственности»;

проверить всех «радистов и военнослужащих, соприкасающихся с работой раций… лиц, не внушающих доверия, по согласованию с командованием от работы отстранить». Также предписывалось «убрать из радиостанций всех лиц, бывших в плену и в окружении противника, а в дальнейшем подобных фактов не допускать».

Хотя следить нужно было не только за радистами и рядовыми военнослужащими, но и командирами Красной Армии. Так, военные чекисты 4-й ударной армии 1-го Прибалтийского фронта зафиксировали множество случаев, когда «отдельные командиры частей и соединений, а также офицеры штабов, разговаривая по телефону открытым текстом, разглашают замыслы командования, состояние и дислокацию воинских частей 4-й ударной армии…»