СКАЗКИ
ШИШ МОСКОВСКИЙ
Шишовы напасти
Жили в соседях Шиш Московский да купец.
Шиш отроду голой, у его двор полой, скота не было, и запирать некого. Изба большая, – на первом венце порог, на втором – потолок, окна и двери буравчиком провернуты. Сидеть в избе нельзя, да глядеть на ей гоже! Шиш в эдако окошечко глаз впялит да и любуется.
Именья у Шиша – для штей деревянный горшок да с табаком свиной рожок. Были липовых два котла, да сгорели дотла.
Зато у купчины домина! Курицы на крышу летают, с неба звезды хватают. Я раз вышел в утрях на крыльцо, а петух полмесяца в зубах волочит.
У купца свинья живет,
двести пудов сала под шкурой несет
да пудов пятьдесят соли в придачу.
Все равно – совру наудачу -
и так никто не поверит…
У купца соха в поле сама о себе пашет,
а годовалый ребенок мельничный жернов
с ладошки на ладошку машет.
А две борзых суки мельницу на гору тянут,
а кляча ихну работу хвалит, себе на спину
мельницу валит, кряхтит да меня ругает.
– Мне, – говорит, – твое вранье досаждает!
Всего надобно впору,
а ты наплел целу гору!
Это, светы мои, присказка, а дело впереди.
Пришла зима, а дров у Шиша ни полена, и притянуть не на чем. Пришел к купцу, конается:
– Не даите ли коняшки в лес съездить?
Купец покуражился немного, однако лошадь отпустил.
– Бери, пейте мою кровь, летом отработаешь. Чувствуй, что я отец и благодетель. Что ише мнессе?
– Хомута, пожалста, не соблаговолите ли ише хомута?
– Тебе хомута?! А лаковой кореты ише не надо? А плюшево одеяло ножки накрыть не прикажете-с?
Так и не дал хомута.
Шиш привел кобылу домой, вытащил худы санишки о трех копылишках и поехал в лес. Нарубил дров, наклал большашшой воз, привязал кобыле за хвост да как зыкнет… Лошадь сгоряча хватила да себе хвост и оборвала. Сревел Шишанко нехорошим голосом, да нечего делать!
Повел кобылу к хозяину:
– Вот получите лошадку. Покорнейше благодарим-с!
Купец и увидел, что хвоста нет:
– Лошадку привел? Иде она, лошадка?
– Вот-с, извиняюсь…
– Это, по-вашему, лошадка? А я думал – зайчик, без фоста дак… Только и у зайчика намечен известной фостик, а тут фостика нет… Может, это ведьмедь?! Но мы ведьмедев боимся!…
В суд, в город, того же дня поташшил купец Шиша.
Надо идти по мосту. Железнодорожный мост матерушшой через реку. Ползет бедной Шишанушко, а у его дума думу побиват:
«Засудят… Сгноят в остроге… Лучше мне скорополучно скончачче, стукнучче об лед да…»
Разбежался, бедняга, да и ухнул вниз, через перила… А под мостом по льдю была дорога. И некоторой молодой человек на ту пору с отцом проезжал. Шишанко в окурат в сани к им и угодил да на один взмах отца-то до смерти и зашиб…
Несчастной сын сгреб Шиша -да тоже в суд.
Тут кряду отемнело, до городу не близко, приворотили и Шиш, и купец, и парень на постоялой, ночь перележать. Наш бедняга затянулся на полати. Ночью ему не спится, думы тяжелы… Ворочался да с полатей-то и оборвался. А под полатеми зыбка с хозяйским робенком. Робенка Шиш и задавил. Робенковы родители зажили, запели. И они на Шиша в суд. Теперь трое на его ногти грызут. Один за коня, другой за отца, третий за младеня.
Едет Шиш на суд. Грустно ему:
– Прости, прошшай, белой свет! Прошшайте, все мои друзья! Боле не видачче!
Не знат, что и придумать, чем оправдаться или чем пригрозить… На случай взял да и вывернул из шассе булыжник. Завернул в плат и спрятал за пазуху.
У судьи в приказе крык поднялся до потолка. Купец вылез, свое россказыват, в аду бедному Шишу места не дает…
Судья выслушал, зарычал на Шиша:
– Ты что, сопляк?! По какому полному праву хвост у их оторвал?
Шишанко вынул из-за пазухи камень в платке да на ладони и прикинул два-три раза. Судье и пало на ум: «Ух, золота кусок у мужика!… Это он мне золото сулит…»
И говорит:
– Какой несимпатичный факт!… Выдернуть у невинной животной фост… Ваше дело право, осподин купец! Пушшай оной Шиш Московской возьмет себе вашую кобылу и держит ее, докуль у ей фост выростет… Секлетарь, поставь печать! Купец и ты, Шиш Московской, получите копии решения.
Подкатился отецкой сын. Судья спрашивает:
– Ты пошто ревишь? На кого просишь?
– Все на их жа, на Шиша-с! Как они, проклятики, папу у меня скоропостыжно задавили.
– Как так?
– У нас, видите ли, папа были утлы, стары, в дело не гожи, дак мы везли их в город на комиссию сдавать. И токмо из-под мосту выехали, а они, дьявола, внезапно сверху пали на папу, папа под има скоропостыжно и скончались!
Судья брови насупил:
– Ты что это, Шиш голай? Родителей у проезжающих давить? Я тебя…
Шишанко опять камень в платке перед судьей и заподкидывал. Судья так понял, что опять золото судят.
И говорит:
– Да! Какой бандитизм! Сегодня папу задавил, завтра маму, послезавтра опять папу… Дак это что будет?! Опосле таких фактов из квартиры вытти страшно… Вот по статьям закона мое решенье: как ты, Шиш Московской, ихного папу кокнул, дак поди чичас под тот самой мост и стань под мостом ракообразно, а вы, молодой человек, так как ваше дело право, подымитесь на мост да и скачите на Шиша с моста, пока не убьете. Секлетарь поставит вам печать… Получите…
Безутешный отец выскочил перед судью:
– Осподин судья, дозвольте всесторонне осветить… Оной злодей унистожил дитятю. Рехал-рехал на полатях, дале грянул с вышины, не знай с какой целью, зыбку – в шшепы и, конечно, дитятю.
Шиш затужил, а платок с камнем судьи кажет. Судья ему мигат – понимаю-де, чувствую… И говорит:
– Этот Шиш придумал истреблять население через наскакивание с возвышенных предметов, как-то: мостов, полатей и т. п. Вот какой новой Жек Патрушитель! Однако Хемида не спит! Потерпевший, у тя жена молода?
– Молода, всем на завидось она!
– Дак вот, ежели один робенок из-за Шиша погиб, дак обязан оной Шиш другого представить, не хуже первого. Отправь свою молодку к Шишу, докуль нового младеня не представят… Секлетарь, ставь печати! Обжалованию не подлежит. Присутствие кончено.
Шишовы истцы стали открыто протестовать матом, но их свицары удалили на воздух. Шиш говорит купцу:
– Согласно судебного постановления дозвольте предъявить лошадку нам в пользование.
– Получи, гадюга, сотню и замолкни навеки!
– Не жалаю замолкать! Жалаю по закону!
– Шишанушко, возьми двести! Лошадка своерошшена.
– Давай четыреста!
Поладили.
Шиш взялся за отецкого сына:
– Ну, теперь ты, рева Киселева! Айда под мост! Я на льдю встану короушкой, на четыре кости, значит, а ты падай сверху, меня убивай…
– Братишка, помиримся!
– Желаю согласно вынесенного приговора!
– Голубчик, помиримся! На тебя-то падать с экой вышины – не знай, попадешь, нет. А сам-то зашибусе. Возьми, чем хошь. Мне своя жисть дороже.
– Давай коня с санями, которы из-под папы, дак и не обидно. Я папу в придачу помяну за упокой.
Сладились и с этим. Шиш за третьего взялся:
– Ну, ты сегодня же присылай молодку!
– Как хошь, друг! Возьми отступного! Ведь я бабу тебе на подержанье дам, дак меня кругом осмеют.
– Ты богатой, у тебя двор постоялой, с тебя пятьсот золотыми…
Плачет, да платит. Жена дороже. Только все разошлись, из суда выкатился приказной – и к Шишу:
– Давай скоре!
– Что давай?
– Золото давай скоре, судья домой торопится.
– Како золото, язи рыба?!
– А которо из-за пазухи казал…
– Вы что, сбесились? Откуль у меня быть золоту? Это я камнем судьи грозил, что, мол… так -да так, а нет – намеки излишны. Пониме?
Приказного как ветром унесло. Судье докладыват Шишовы слова… Тот прослезился:
– Слава тебе, осподи, слава тебе! Надоумил ты меня сохраниться от злодея!
Куричья слепота
Недалеко от Шишова дома деревня была. И была у богатого мужика девка. Из-за куриной слепоты вечерами ничего не видела. Как сумерки, так на печь, а замуж надо. Нарядится, у окна сидит, рожу продает.
Шиш сдумал над ней подшутить.
Как-то, уж снежок выпал, девка вышла на крыльцо.
Шиш к ней:
– Жаланнушка, здравствуй.
Та закланялась, запохохатывала.
– Красавушка, ты за меня замуж не идешь ли?
– Гы-гы. Иду.
– Я, как стемнеет, приеду за тобой. Ты никому не сказывай смотри.
Вечером девка услыхала – полоз скрипнул, ссыпалась с печки. В сенях навертела на себя одежи -да к Шишу в сани. Никто не видал.
Шиш конька стегнул – и давай крутить вокруг девкиного же дома. Она думает: ух, далеко уехала!
А Шиш подъехал к ее же крыльцу:
– Вылезай, виноградинка, приехали. Заходи в избу.
– Да я не знай, как к вам затти-то. Вечером так себе вижу.
– У нас все как у вас. И крыльцо тако, и сени… Заходи -да на печь, а я коня обряжу.
Невеста с коня, а Шиш дернул вожжами -да домой.
А девка на крыльцо, в сени, к печи… На! – все как дома…
Сидит на печи. Рада, ухмыляется. Только думает: «Что же мужня-то родня? По избе ходят, говорят, а со мной не здороваются…»
Домашние на нее тоже поглядывают:
– Что это у нас девка-та сегодня, как именинница?…
А она и спать захотела. Давай зевать во весь рот:
– Хх-ай да бай! Хх-ай да бай! Вы что молчите? Я за вашего-то парня замуж вышла, а вы, дики, ничего и не знаете?!
Отец и рот раскрыл.
– Говорил я тебе, старуха, – купи девке крес, а то привяжется к ней бес!…
Шиш и трактирщица
По свету гуляючи, забрел Шиш в трактир пообедать, а трактирщица такая вредня была, видит: человек бедно одет – и отказала:
– Ничего нет, не готовлено. Один хлеб да вода.
Шиш и тому рад:
– Ну, хлебца подайте с водичкой.
Сидит Шиш, корочку в воде помакивает да посасывает. А у хозяйки в печи на сковороде гусь был жареный. И одумала толстуха посмеяться над голодным прохожим.
– Ты, – говорит, – молодой человек, везде, чай, бывал, много народу видал, не захаживал ли ты в Печной уезд, в село Сковородкино, не знавал ли господина Гусева-Жареного?
Шиш смекнул, в чем дело, и говорит:
– Вот доем корочку, тотчас вспомню…
В это время кто-то на хорошем коне приворотил к трактиру. Хозяйка выскочила на крыльцо, а Шиш к печке; открыл заслонку, сдернул гуся со сковороды, спрятал его в свою сумку, сунул на сковороду лапоть и ждет…
Хозяйка заходит в избу с проезжающим и снова трунит над Шишом:
– Ну что, рыжий, знавал Гусева-Жареного?
Шиш отвечает:
– Знавал, хозяюшка. Только он теперь не в Печном уезде, село Сковородкино, живет, а в Сумкино-3аплечное переехал.
Вскинул Шиш сумку на плечо и укатил с гусем. Трактирщица говорит гостю:
– Вот дурак мужик! Я ему про гуся загадала, а он ничего-то не понял… Проходите, сударь, за стол. Для благородного господина у меня жаркое найдется.
Полезла в печь, а на сковороде-то… лапоть!
Шиш приходит учиться
Шиш бутошников-рогатошников миновал, вылез на площадь. Поставлены полаты на семи дворах. Посовался туда-сюда. Спросил:
– Тут ума прибавляют?
– Тут.
– Сюда как принимают?
– Экзамен сдай. Эвон-де учителевы избы!
Шиш зашел, котора ближе. Подал учителю рубль. Учитель – очки на носу, перо за ухом, тетради в руках – вопросил строго:
– Чего ради семо прииде?
– Учиться в грамоту.
– Вечеру сущу упразднюся, тогда сотворю тебе испытание.
После ужина учитель с Шишом забрались на полати.
Учитель говорит:
– Любезное чадо! Грабисся ты за науку. А в силах побои терпеть? Без плюхи ученье не довлеет. Имам тя вопрошати, елика во ответах соврешь, дран будешь много. Обаче ответствуй, что сие: лапкой моется, на полу сидяще?
– Кошка!
Учитель р-раз Шиша по шее…
– Кошка – мужицким просторечием. Аллегорически глаголем – чистота… Рцы паки, что будет сей свет в пещи?
– Огонь!
Р– раз Шишу по уху:
– Огонь глаголется низким штилем. Аллегорически же – светлота. А како наречеши место, на нем же возлегохом?
Шиш жалобно:
– Пола-ати.
Р– раз Шиша по шее:
– Оле, грубословия твоего! Не полати, но высота!… На конце восписуй вещь в сосуде, ушат именуемом.
– Вода.
Р– раз Шиша по уху:
– Не вода, но – благодать!
Я тут не был, не считал, сколько оплеух Шиш за ночь насобирал. Утром учитель на улку вышел, Шиш кошку поймал, ей на хвост бумаги навязал, бумагу зажег. Кошка на полати вспорхнула, на полатях окутка зашаяла, дыму до потолка… Шиш на крыльцо выскочил. Хозяин гряду поливат. Шиш и заревел не по-хорошему:
– Учителю премудре! Твоя-то чистота схватила светлоту, занесла на высоту, неси благодать, а то ничего не видать!!!
Сам ходу задал, – горите вы с экой наукой!
Шиш складывает рифмы
Тащился Шиш пустынной дорогой. Устал… И вот обгоняет его в тарантасе незнакомый мужичок. Шишу охота на лошадке подъехать, он и крикнул:
– Здорово, Какойто Какойтович!
Мужичок не расчухал в точности, как его назвали, но только лестно ему, что и по отчеству взвеличили. Тотчас попридержал конька и поздоровался.
– Что, – спрашивает Шиш, – аль не признали?
Мужичок говорит:
– Лицо будто знакомое, а не могу вспомнить…
– Да мы тот там год на даче в вашей деревне жили.
– А-а-а!… Извиняюсь!… Очень приятно-с!
– Как супруга ваша? – продолжает Шиш.
– Мерси. С коровами все… Да вы присядьте ко мне, молодой человек. Подвезу вас.
Шишу то и надо. Забрался в тарантас, давай болтать. Обо всем переговорил, а молча сидеть неохота. И говорит Шиш спутнику:
– Хозяин, давай рифмы говорить?!
– Это что значит рихмы?!
– Да так, чтобы было складно.
– Ну, давай.
– Вот, например, как звали твоего деда?
– Кузьма.
– Я твоего Кузьму за бороду возьму!…
– Ну, уж это довольно напрасно! Моего дедушку каждый знал да уважал. Не приходится его за бороду брать.
– Чудак, ведь это для рифмы. Ну, а как твоего дядю звали?
– Наш дядюшка тоже были почтенные, звали Иван.
– Твой Иван был большой болван!
Шишов возница рассвирепел:
– Я тебя везу на своем коне, а ты ругаться!… Тебя как зовут?
– Леонтий.
– А Леонтий, так иди пешком!
– Дяденька, это не рифма…
– Хоть не рихма, да слезай с коня!
Дядька с бранью уехал, а Шишу остаток пути пришлось пройти пешком. И смешно, и досадно.
Праздник Окатка
Смолоду-то не все же гладко было у Шиша. Ну, беды мучат, да уму учат. Годов-то двадцати пришвартовался он к некоторой мужней жене. Муж из дома – Шишанко в дом.
Собрался этот муж в лес по бревна.
– Жена, с собой чего перекусить нет ли?
Она сунула корок сухих.
– Жена, неужели хлеба нету помягче, с маслицем бы?
– Ладно и так. Не маслена неделя.
Муж уехал, а к ней Шишанушко в гости. Засуетилась, блинов напекла гору, масла налила море, щей сварила.
А у мужа колесо по дороге лопнуло, он сторопился домой. Жена видит в окно:
– О, беда! Мой-то хрен без беды не ездит. Ягодка, ты залезь в кадку, она пустая… Он скоро колесо сменит…
Муж заходит:
– Колесо сменить вернулся… Ишь как у тебя дородно пахнет. Дай закусить.
Жена плеснула щей.
– Я блинка любил бы…
– Блины к празднику.
Взяла миску с блинами и выпружила в кадку спрятанному Шишу.
– Жена! Ты что?!
– Сегодня праздник Окатка – валят блины в кадку…
Муж и догадался. Схватил чугун со щами:
– Жена, ты блины, а я для праздника, для Окатка, щей не пожалею.
И чохнул горячими щами в кадку. Шишанко выгалил оттуда на сажень кверху -да из избы…
Бочка
В каком-то городе обзадорилась на Шиша опять мужня жена. Одним крыльцом благоверного проводит, другим Шиша запустит.
Однажды муж негаданно и воротился. Куда друга девать? А в избе бочка лежит. Туда Шиш и спрятался, да только сапоги на виду.
Муж входит – видит сапоги…
– Жена, это что?!
– А вот пришел какой-то бочку нашу покупать, залез посмотреть, нет ли щелей… Продадим ему, нам бочка без пользы… Эй, молодец! Ежели высмотрел, вылезай, сторгуйся с хозяином!
Муж не только что бочку продал, а и до постоялого двора домой нести Шишу пособил…
Шти
Одна Шишова любушка крепко его к другой ревновала. Бранить не бранила, а однажды с горя шуточку придумала.
Поставила ему шти с огня, кипячие.
Да забылась, хлебнула поваренку на пробу и рот обварила. Не стерпела – заревела.
Шиш дивится:
– Ты чего? Обожглась?
А эта баба крепка была:
– Не обожглась, а эдаки шти маменька-покоенка любила. Как сварю, так и плачу…
А Шишу в путь пора. Ложку полну хватил и… затряс руками, из глаз слезы побежали. Ехидна подружка будто не понимат:
– Что ты, желанный? Неуж заварился?
– Нет, не заварился, а как подумаю, что у такой хорошей женщины, как твоя была маменька, така дочка подла, как ты, дак слезы ручьем!
Тили-тили
Какой-то день прибежали к Шишу из волости:
– Ступай скоре. Негрянин ли, галанец приехал, тебе велено при их состоять.
Оказалось, аглицкой мистер, знающий по-русски, путешествует по уезду, записывает народные обычаи и Шишу надо его сопровождать. На Шише у всех клином свет сошелся.
Отправились по деревням. Мистер открыл тетрадку:
– Говорите теперь однажды!
Шиш крякнул:
– Наш первой обычай: ежели двоим по дороге и коняшку нанять жадничают, дак все одно пеши не идут, а везут друг друга попеременно.
Мистер говорит:
– Ол райт! Во-первых, будете лошадка вы. Я буду смотреть на часы, скажу «стоп».
– У нас не по часам, у нас по песням. Вот сядете вы на меня и запоете. Доколь поете, я вас везу. Кончили – я на вас еду, свое играю.
Стал Шишанушко на карачки. Забрался на него мистер верхом, заверещал на своем языке песню: «Длинен путь до Типперери…» Едут. Как бедной Шиш не сломался. Седок-от поперек шире. Долго рявкал. Шиш из-под него мокрехонек вывернулся. Теперь он порхнул мистеру на загривок.
– Эй, вали, кургузка, недалеко до Курска, семь верст проехали, семьсот осталось!
Заперебирал мистер руками-ногами, а Шиш запел:
Тили-тили,
Тили-тили,
Тили-тили!…
Мистер и полчаса гребет, а Шишанко все нежным голосом :
Тили-тили,
Тили-тили,
Тили-тили!…
У мистера три пота сошло. Кряхтит, пыхтит… На конце прохрипел:
– Вы будете иметь окончание однажды?
Шиш в ответ:
– Да ведь песни-то наши… протяжны, проголосны, задушевны!
Тили-тили,
Тили-тили,
Тили-тили!…
Бедный мистер потопал еще четверть часика да и повалился, – где рука, где нога:
– Ваши тили-тили меня с ног свалили!
Шиш пошучивает у царя
Всех Шишовых дел в неделю не пересказать. Про Шиша говорить – голова заболит. Про Шиша уж и собаки лают. Здесь я от большого мало возьму, от многа немножко расскажу.
Ходил Шиш, сапоги топтал, версты мерял. Надоело по деревням шляться. В город справил. Чья слава лежит, а Шишова вперед бежит. Где Шиш, там народу табун.
Это увидал из окна амператор:
– Что за народ скопивши?
– Это парнишка один публику утешает-с.
– Не Шиш ли?
– Так точно-с.
– Позвать сюда!
Шиша привели. Царь сразу над ним начал сгогатывать:
– Ты в татку ле в матку, в кого ты экой? Сшути-ко мне шутку позазвонисте. Выкради из-под меня да из-под моей супруги перину. Выполнишь задание – произведу тебя в жандармерию и твой патрет – во все газеты. Сплошаешь – в Сибири сгною!…
Только Шиш за двери – амператор своим караульщикам ружья выдал:
– Мы с Шишом Московским об заклад побились. Перину из-под меня придет воровать. Спальну нашу караульте день и ночь!
Шиш выбрал ночку потемнее и в щель дворцового забора стал охрану высматривать. Видит – дремлют под спальными окнами, вора ждут. Людей бы на ум, а Шиша на дело.
Он дунул на огороды, выдернул с гряды пугало, опять к тому же забору примостился, вызнял пугало кверху – и ну натряхивать…
Это караульщики и увидали:
– Ребята, не робей! Вор пришел! Через тын лезет…
– Рота-а, пли!!!
Шиш того сразу пугало удернул. Будто убили. А стража радехонька:
– Ну, ребята, мертвое тело оттуль завтра уберем. А теперь на боковую. Боле некого ждать.
Только они восвояси утянулись, Шиш через забор да в поварню. Стряпки спят. На печи в горшке тесто подымается, пузырится. Шиш с этой опарой да в царскую спальню окном.
Царь с царицей на перине почивают. Царь истолста храпит, царица тихонько носом выводит…
Шиш на перстышках подкрался да как ухнет им опару ту под бок…
Сам с подоконника – и в кусты…
Вот царица прохватилась:
– О-о, тошнехонько! Вставай-ка ты, омморок!… Эво как обделался! Меня-то всю умарал!
– Нет, гангрена! Это ты настряпала!…
До третьих петухов содомили. Тут царица одумалась:
– Давай лучше выкинем перину-то на подоконник, на ветерок, а сами соснем еще часиков восемь.
Только они музыку свою завели – захрапели, Шиш перину в охапку да со двора. На извозчика да домой.
Навстречу бабы-молочницы:
– Шиш, куда полетел?
– У нас дома не здорово! Таракан с печи свалился.
Царица рано вскочила:
– Что я, одичала – сплю! Министры перину увидят – по всей империи ославят… На!!! Где перина-та???
Фрелины Машки, Дашки забегали, заискали.
Царя разбудили… Его и горе берет и смех долит.
– Полковник! Запрягай коня, скачи к Шишу. Он меня в дураках оставил… Ох, в землю бы я лег да укрылся!…
Полковник на добра коня -да пулей в деревню, к Шишову дому. Не поспел наш Шишанушко увернуться. Начальство на дворе.
Людей бы на ум, а Шиша на дело. Он в клеть, достал бабкин наряд: сарафан, жемчужную повязку, ленты – накрутился и – в горницы. Полковник там. Видит -девица заходит, личиком бела и с очей весела.
Шпорами брякнул:
– Вы… видно, сестра?
– Да… сестра Шишова…
Забыл полковник, зачем приехал. Около этой сестры похаживает, похохатывает. Шиш думает – пронеси бог тучу мороком…
– Вы бы по лесу его, прохвоста, искали…
– Хе-хе-хе! Мне и тут приятно-с!
Шиш бутылку откупорил: «Напьется пьян – убежу…»
А тот охмелел, хуже стал припадать:
– Желаю с вами немедленно законным браком.
О, куда от этого жениха деться?…
На шаг не отпускает. Сиди рядом. Стемнело.
Полковник велит постель стлать. Попал гвоздь под молот. Над другими Шиш шуточки шутит, а над собой их не любит.
Только у Шиша уверток – что в лесу поверток. Он давай руками сарафан ухлапывать.
– О, живот схватило! О; беда! На минутку выпустите меня…
– Убежишь?
– Что вы, у нас рядом! Вы даже для верности подол в дверях зажмите.
Полковник выпустил эту невесту в сени, а подолешко в притвор. Сидит ждет.
Шиш того разу из сарафана вывернулся да вместо себя козу и впряг в эти наряды. Сам шубенку на плечи, шапку на голову, котомку в руки -да и… поминай как звали.
Полковник слышит -коза у дверей топчется, думает – невеста:
– Милочка, ты что долго?
– Б-э-э-э!
… Двери размахнул, а в избу коза в сарафане. Полковник через нее кубарем -да на коня, да в город. Потом год на теплых водах от родимца лечился.
