33. Уругвай, 1964–1970
Пытка – такая же американская, как яблочный пирог

«Точная боль, в точном месте, в точном количестве, для желаемого эффекта» [1].

Это слова преподавателя искусства пытки – Дэна Митрионе (Dan Mitrione), главы столичного отделения Службы общественной безопасности (СОБ, Office of Public Safety, OPS – ведомство США, основанное в 1957 году для подготовки полицейских сил союзников, ежегодно обучавшее около 700 кадров, в том числе работе со взрывчатыми веществами; распущено в 1974 году. – Прим. ред.) [2].

Официально служба являлась подразделением Агентства США по международному развитию (USAID), но директор СОБ в Вашингтоне Байрон Энгле (Byron Engle) был давним кадровым сотрудником ЦРУ. Служба поддерживала тесное сотрудничество с ЦРУ, и чиновники Управления частенько действовали за границей под прикрытием СОБ, хотя Митрионе не был одним из них.

Формально Служба общественной безопасности работала в Уругвае с 1965 года, снабжая полицию оборудованием, оружием и обеспечивая ее подготовку – для чего она и была создана. Четыре года после того, как Митрионе прибыл в страну, у уругвайцев была особая потребность в услугах СОБ. В стране продолжался затянувшийся спад экономической активности и некогда провозглашенного процветания и демократии, в результате чего Уругвай стремительно приближался к уровню своих южноамериканских соседей. Забастовки рабочих, студенческие демонстрации и вспышки уличного насилия стали нормой за прошедший год, но больше всего вызывали беспокойство уругвайских властей революционеры, которые назвали себя «Тупамарос» (Tupamaros). Это были, пожалуй, самые умные, самые находчивые и самые искусные городские партизаны, которых когда-либо видел мир. Своими громкими акциями и философией современных Робин Гудов «Тупамарос» смогли захватить воображение общественности и заполучить немало сочувствующих. Их члены и тайные сторонники занимали ключевые позиции в правительстве, банках, университетах, а также в вооруженных силах и полиции.

«В отличие от других латиноамериканских повстанческих групп, – писала «Нью-Йорк таймс» в 1970 году, – «Тупамарос» обычно избегают кровопролития, когда это возможно. Вместо этого они пытаются создать затруднения для правительства и общий беспорядок» [3]. Любимой их тактикой был захват документов частных корпораций с целью разоблачения лжи и коррупции на высоких уровнях или похищение важной персоны и предание ее народному суду. Было очень изобретательно с их стороны брать общественного преступника, успешно избежавшего до тех пор законодателей, судов, прессы, и подвергнуть его бескомпромиссному допросу, а затем предать гласности результаты интригующего диалога. Однажды, перевернув вверх дном первоклассный ночной клуб, они написали на стене, возможно, свой самый знаменитый лозунг: «Или танцуют все, или не танцует никто» (О Bailan Todos О No Baila Nadie).

Но не Дэн Митрионе ввел практику пыток политических заключенных в Уругвае. Эту практику с начала 1960-х время от времени вела полиция. Однако в неожиданном интервью ведущей бразильской газете в 1970 году бывший глава разведки уголовной полиции Алехандро Отеро (Alejandro Otero) объявил, что американские советники, и в особенности Митрионе, превратили пытки в обычную, рутинную меру. Причем к средствам причинения боли они добавили «научной» изощренности и усилили психологическую обработку, чтобы породить отчаяние: например, ставили запись голосов кричащих женщин и детей, говоря узнику, что это его семью пытают (4].

«Жестокие методы, которые начали применяться, – сказал Отеро, – вызвали подъем в деятельности «Тупамарос». До того они применяли жестокость только в качестве крайней меры» [5].

Интервью в газете очень расстроило американских чиновников в Южной Америке и Вашингтоне. Байрон Энгле позже попытался объяснить, что «три бразильских репортера в Монтевидео не собирались публиковать интервью. Позже мы узнали, что материал был кем-то подсунут в статью в наборном цехе в Jomal do Brasil» [6].

Отеро был сознательным агентом ЦРУ, прошел обучение в их Международной школе полицейских служб в Вашингтоне, годами получал от них деньги, но он не был палачом. Возможно, поэтому пытка женщины, которая в то время симпатизировала «Тупамарос» и притом была его подругой, заставила его высказаться. Когда она рассказала ему, что Митрионе наблюдал за тем, как ее пытали, и даже помогал палачам, Отеро пожаловался Митрионе об этом конкретном инциденте и также о методах извлечения информации в общем случае. Единственным результатом разговора стало понижение Отеро в должности [7].

Уильям Кэнтрелл (William Cantrell) был оперативником ЦРУ в Монтевидео под прикрытием Службы общественной безопасности. В середине 1960-х он сыграл ключевую роль в создании Департамента информации и разведки (Department of Information and Intelligence, DII), обеспечению его финансированием и оборудованием [8]. Часть оборудования, изобретенного Отделом технических служб ЦРУ, была предназначена именно для пыток, которые являлись одной из функций Департамента информации и разведки [9].

«Одним из элементов оборудования, который был признан полезным, – сообщает бывший корреспондент «Нью-Йорк таймс» А. Дж. Лэнгут (A. J. Langguth), – был тонкий провод, который проходил между зубами во рту и, касаясь десен, пропускал электрический заряд. Часть оборудования для допросов, в том числе эту тонкую проволоку, Митрионе получал дипломатической почтой» [10].

За то время, когда во главе Службы общественной безопасности стоял Митрионе, дела пошли так плохо, что уругвайский сенат был вынужден предпринять расследование. После пятимесячного сбора и анализа информации, комиссия пришла к единодушному заключению, что пытки в Уругвае стали «нормальным, частым и рутинным явлением», применяемым как в отношении «Тупамарос», так и в отношении остальных. Среди прочих способов пытки были разряды тока по гениталиям, электрические иглы под ногтями, прижигание сигаретами, медленное сжатие яичек, а также ежедневные психологические пытки, когда «беременные женщины подвергались различной степени жестокости и бесчеловечному отношению», «некоторые заключались в тюрьму с младенцами, подвергаясь при этом тем же пыткам»… [11].

Затем Департамент информации и разведки стал прикрытием для эскадрона смерти (Escuadron de la Muerte). Эскадрон смерти состоял, как и везде в Латинской Америке, в основном из полицейских, которые подрывали и штурмовали дома подозреваемых в симпатиях к «Тупамарос», убивали и похищали их. Часть взрывчатых материалов эскадрон смерти получал из Отдела технических служб ЦРУ, а некоторые профессиональные навыки его членов, по всей вероятности, были почерпнуты из инструкций в Соединенных Штатах[12]. С 1969 по 1973 год по крайней мере 16 уругвайских полицейских прошли восьминедельный курс в школах ЦРУ-СОБ в Вашингтоне и Лос-Фресносе (штат Техас) по изготовлению и применению бомб и взрывных устройств[13]. Официальным объяснением необходимости этих курсов Службы общественной безопасности было обучение полицейских обращению с бомбами, заложенными террористами. Однако инструкций по разминированию бомб в школах не давалось – только инструкции по их созданию. Кроме того, по крайней мере в одном случае, обучали не полицейских, а членов частной ультраправой организации в Чили (см. главу 34). Частью учебного плана эскадрона смерти был также предмет «Орудия убийства» – «обсуждение различного оружия, которое может применить убийца», сформулировала Служба общественной безопасности [14].

Оборудование и обучение такого плана было дополнением к обычному снабжению СОБ: шлемы, прозрачные щиты, слезоточивый газ, противогазы, средства связи, транспортные средства и прочие средства сдерживания толпы. Поставки этого оборудования увеличились в 1968 году, когда общественные беспорядки достигли своего пика. К 1970 году подготовку по контролю беспорядков прошли около тысячи уругвайских полицейских (15].

Дэн Митрионе построил звуконепроницаемое помещение в подвале своего дома в Монтевидео. Там он собирал отобранных уругвайских полицейских для демонстрации методов пыток. Другим наблюдателем был Мануэль Хевия Коскаллуела (Manuel Hevia Cosculluela), кубинец на службе ЦРУ, который работал с Митрионе. Хевия позже написал, что курс начинался с описания человеческой анатомии и нервной системы.

В своей книге Хевия не говорит определенно, какую именно роль во всем этом играл Митрионе, но позже он публично заявил, что руководитель Службы общественной безопасности «лично замучил четверых нищих до смерти разрядами тока» (17].

В другом случае, когда Хевия однажды сидел с М итрионе в его доме, американец, пропустив пару стаканов, объяснил кубинцу свою философию допроса. Митрионе считал это искусством. Сначала шел «размягчающий» период с обычными оскорблениями и избиением. Нужно было унизить заключенного, дать ему осознать свою беспомощность, отрезать его от реальности. Никаких вопросов, только удары и оскорбления. Затем только удары, в полной тишине.

Только после этого, сказал Митрионе, настает время допроса. Теперь вся боль должна быть произведена конкретным инструментом. «Точная боль, в точном месте, в точном количестве – для желаемого результата» – был таков девиз.

Во время процедуры нельзя допустить, чтобы объект потерял всякую надежду на жизнь, так как это может привести к упрямому сопротивлению. «Вы всегда должны оставлять ему немного надежды…. отдаленный свет».

«Когда вы получаете то, что вы хотите – а я всегда получаю, – продолжал Митрионе, – можно немного продлить процедуру и применить другой способ «размягчения». Не для того чтобы извлечь информацию, а в качестве политической меры, чтобы породить здоровый страх перед участием в подрывной деятельности».

Митрионе указал, что при получения объекта для допроса первым делом нужно определить его физическое состояние и способность к сопротивлению посредством медицинской экспертизы. «Преждевременная смерть означает неудачу техника… Важно знать заранее, можем ли мы позволить себе роскошь смерти объекта» [18].

Вскоре после этой беседы Мануэль Хевия исчез из Монтевидео и появился в Гаване. Он был кубинским агентом – двойным агентом – все это время.

Около полугола спустя, 31 июля 1970 года, Дэн Митрионе был похищен «Тупамарос». Они не пытали его. Они потребовали освобождения 150 заключенных в обмен на него. При решительной поддержке администрации Никсона уругвайское правительство отказалось. 10 августа труп Митрионе был найден на заднем сиденье украденного автомобиля. Ему исполнилось пятьдесят на пятый день заключения.

В родном городе Митрионе Ричмонде, в штате Индиана, госсекретарь Уильям Роджерс (William Rogers) и зять президента Никсона Дэвид Эйзенхауэр (David Eisenhower) присутствовали на похоронах Митрионе, бывшего начальника полиции города. Фрэнк Синатра и Джерри Льюис (Jerry Lewis) также приехали в город, чтобы выступить в поддержку семьи Митрионе.

Представитель Белого дома Рон Зиглер (Ron Ziegler) торжественно заявил: «Самоотверженное служение г-на Митрионе процветанию мира порядка послужит примером свободным людям повсюду» [19].

«Идеальный мужчина», – сказала его вдова.

«Великий гуманист», – сказала его дочь Линда [20].

Вступление в усиливающийся конфликт вооруженных сил означало начало конца для Тупамарос. К концу 1972 года на их партизанском фронте опустился занавес. Шесть месяцев спустя вооруженные силы победили, конгресс был распущен, и все, что было не запрещено, стало обязательным. В течение следующих одиннадцати лет Уругвай успешно боролся за звание самой репрессивной диктатуры в Южной Америке. Был момент, когда Уругвай занимал первое место по числу политических заключенных на душу населения в мире. И, как могла свидетельствовать любая правозащитная организация, каждый из них прошел через пытки. «Пытка, – сказал священник-активист, – была рутиной и применялась автоматически». [21].

Никто не танцевал в Уругвае.

В 1981 году на XIV Конференции американских армий уругвайская армия предложила документ, в котором подрывная деятельность была определена как «действия, насильственные или нет, с окончательными целями политического характера, во всех областях деятельности человека в пределах внутренней сферы государства, цели которых воспринимаются как неугодные для политической системы» [22].

Уругвайский писатель-диссидент Эдуардо Галеано (Eduardo Galeano) подвел итог эры диктатуры в своей стране так: «Люди сидели в тюрьме, чтобы цены были свободными» [23].

В 1972 году вышел фильм «Осадное положение» (State of Siege). В нем речь шла о Митрионе и «Тупамарос», и главным героем был уругвайский полицейский, обучавшийся в секретной школе в Соединенных Штатах. При этом в фильме была попытка раскрыть общую роль США в репрессиях в Латинской Америке. Премьера должна была состояться в финансируемом государством Центре искусств Джона Кеннеди в Вашингтоне, но была отменена. Уже нарастала общественная критика темной стороны американской внешней политики. В середине 1970-х годов, однако, Конгресс ввел поправки в законодательства, которые отменили всю «Программу общественной безопасности». За годы активной работы Служба общественной безопасности обеспечила обучение более чем миллиона полицейских из стран третьего мира. Десять тысяч из них прошли через углубленное обучение в Соединенных Штатах. Полиции разных стран было отправлено оборудования приблизительно на 150 миллионов долларов [24]. Теперь «экспорт репрессий» должен был прекратиться.

На бумаге. Действительность оказалось другой.

Работу Службы общественной безопасности продолжило Управление по борьбе с наркотиками (Drug Enforcement Administration, DEA). Оно идеально подошло для этой цели, поскольку его агенты уже работали повсеместно в Латинской Америке и других регионах в контакте с местной полицией. В 1975 году DEA признало, что у них в штате состояли 53 «бывших» сотрудника ЦРУ и что между двумя управлениям были прочные деловые отношения. В следующем году Главное бюджетно-контрольное управление США (General Accounting Office, GAO) сообщило, что агенты DEA вели большей частью ту же самую деятельность, что и Служба общественной безопасности.

Кроме того, обучение иностранных полицейских было частично передано школам ФБР в Вашингтоне и Куантико (Quantico, штат Виржиния). Министерство обороны продолжало поставлять оборудование полицейского типа воинским частям, занятым в операциях по внутренней безопасности, а американские производители вооружения вели оживленную деятельность, снабжая оружием и обеспечивая обучение правительственных сил стран третьего мира. В некоторых странах контакты между этими компаниями и местными правоохранительными органами устанавливались американским посольством или военной миссией. Самый крупный из производителей вооружения – «Смит и Вессон» имел собственную академию в Спрингфилде (штат Массачусетс), предоставляя американским и иностранным «государственным и частным силам безопасности высококлассное обучение противодействию массовым беспорядкам» [25].

Как заявил аргентинский министр Хосе Лопес Рега (Jose Lopes Rega) при подписании в 1974 году соглашения между США и Аргентиной по борьбе с наркотиками: «Мы рассчитываем истребить торговлю наркотиками в Аргентине. Мы поймали партизан, совершивших нападение, и они находились под воздействием наркотиков. Партизаны – главные наркоманы в Аргентине. Поэтому кампания по борьбе с наркотиками автоматически становится антипартизанской кампанией» [26].

В 1981 году бывший уругвайский офицер разведки также заявил, что американские инструкции по технологии пыток использовались при подготовке вооруженных сил Уругвая. Он рассказал, что большинство обучавших его офицеров прошли курс, организованный США в Панаме. Среди других деталей в инструкциях были перечислены 35 нервных окончаний, к которым можно было приложить электроды [27].

Филип Эйджи (Philip Agee), покинув Эквадор, служил в Уругвае с марта 1964 до августа 1966 года. Его рассказ о деятельности ЦРУ в Монтевидео – еще одно свидетельство того, сколько международного обмана можно купить за деньги. Среди многообразных грязных дел, безнаказанно проведенных Эйджи и когортами Управления, есть следующий интересный пример [28].

Конференцию латиноамериканских студентов, придерживающихся левых взглядов, в Монтевидео решили скомпрометировать, представив ее как советское мероприятие, организованное, финансируемое и управляемое Советским Союзом. Передовицы, авторами которых были сотрудники ЦРУ, появились в ведущих газетах, работавших в контакте с Управлением. Далее последовала публикация фальсифицированного письма лидера студентов, благодарящего советского атташе по культуре за помощь. Заголовок в газете гласил: «Документы для разрыва с Россией» – что и было в действительности основной целью операции.

Непомерное количество времени, энергии, творческого потенциала было брошено, с весьма скромным успехом, на производство различных схем для изгнания русских, восточных немцев, северокорейцев, чехов и кубинцев с уругвайской земли и, по возможности, на разрыв отношений с их странами. В дополнение к установке на освещение в невыгодном свете в СМИ, ЦРУ попыталось получить инкриминирующую информацию, читая почту, идущую в эти страны и из них, выявляя телефоны посольств и участвуя в различном прослушивании и тайном внедрении сотрудников разведки. Затем Управление готовило «разведотчеты», в которых было достаточно фактической информации для правдоподобности; эти бумаги шли на стол высокопоставленных чиновников, вплоть до президента государства.

Антикоммунистическая идеологическая обработка учеников общеобразовательных школ велась посредством финансирования конкретных организаций и публикаций.

Конгресс народов, который объединил множество общественных групп, профсоюзы, студентов, госслужащих, коммунистов и некоммунистов, встревожил ЦРУ своей способностью создать объединенный фронт в предвыборный период. Следовательно, ЦРУ спродюсировало массу статей и редакторских колонок, обвинявших Конгресс народов в попытке классического коммунистического захвата и обмана и призывавших некоммунистов воздержаться от участия в нем. Распространялись фиктивные листовки, в которых конгресс призвал уругвайский народ к началу повстанческой забастовки и оккупации своих рабочих мест. Тысячи листовок были розданы; организаторы Конгресса энергично отрицали их содержание, но, как обычно в таких случаях, ущерб был уже нанесен.

Уругвайская коммунистическая партия запланировала международную конференцию, чтобы выразить солидарность с Кубой. ЦРУ было достаточно обратиться к своему (проплаченному) другу, министру внутренних дел, чтобы конференцию запретили. Когда конференцию переместили в Чили, ЦРУ в Сантьяго сделало то же самое.

Уругвай в это время был приютом для политических эмигрантов репрессивных режимов Бразилии, Аргентины, Боливии и Парагвая. ЦРУ, проникая в круги эмигрантов, регулярно собирало информацию относительно действий изгнанников и их единомышленников и направляло ее в отделения ЦРУ на родине эмигрантов; далее информация с высокой вероятностью передавалась тем самым правительствам, которые хотели знать все о своих непослушных гражданах, и границы их не смущали в создании эмигрантам проблем.

«Другие операции, – пишет Эйджи, – были разработаны с целью лишить коммунистов и других левых господства на улицах, и наши команды, зачастую при участии резервной полиции, разгоняли их собрания и всячески терроризировали их. Пытки коммунистов и других левых применялись при допросах нашими агентами в полиции».

Контроль и преследование коммунистических дипломатических миссий со стороны ЦРУ, как описано выше, были обычной практикой Управления во всем мире. Создание таких трудностей для коммунистов редко было обусловлено чем-то большим, нежели простым наличием холодной войны.

В 1998 году Эладио Молл (Eladio Moll), уругвайский морской контр-адмирал в отставке и бывший начальник разведки, свидетельствуя перед комиссией уругвайской палаты депутатов, заявил, что во время «грязной войны» в Уругвае в 1972–1983 годах из Соединенных Штатов поступали приказы убивать пленных членов «Тупамарос» после допроса. «Указания, которые поступали из США, – сказал Молл, – касались того, что должно быть сделано с захваченными партизанами: получить информацию, а после этого они не имели права на жизнь» [29].