Глава 54
Враг государства
Соседи по темнице Соловушке попались несерьезные: кто козу украл у соседки, кто браги перебрал и в драку полез… настоящим преступником был только один, да и тот воришка. Потому глава стражи распорядился посадить Соловья в отдельную клетку, как особо опасного разбойника. Посадить-то посадили, а что делать с пленником – никто не знал. Раньше просто было: раз богатырь привел преступника, так его вина считается тем самым уже доказанной. Не бывало такого, чтобы богатырь – да стал на кого напраслину возводить… Вот и Соловья притащил вроде бы богатырь. Именно что «вроде бы, потому как богатырь был не знакомый никому, безбородый. А безбородый богатырь в Тридевятом царстве имелся только один, да и тот недавно помер в Киеве. И вот беда, богатырь так спешил, что расспросить его доподлинно начальник стражи не сумел, а бывший на посту дружинник так растерялся, что тоже ничего не узнал. Принять пленника принял, и все. А вдруг это не богатырь вовсе был? Нельзя же живого человека казнить просто так, по обвинению не пойми кого… И отпустить боязно: а ну как тот, что его притащил, и правда был богатырем? Потом вернется, спросит, что ему отвечать? Так что сидел Соловушка в каменном мешке без суда и обвинения. Да и кому теперь судить, особенно такого преступника? Вот с бедолагой, что козу пытался украсть, понятно, что делать – дать плетей двадцать да отпустить. А тут государственный заговор, попытка восстания, а то и чего посерьезнее. Такое князь должен судить, да только кто теперь правит Смоленским княжеством? Старый князь помер, сын его молодой тоже помер, в Смоленске вообще какие-то варяги сидят. Была грамота, писанная вроде как от имени великой княгини, галицким владыкой Даниилом, да только и он помер. А теперь и вовсе по городку королевская рать Сигизмунда прошла да теперь Смоленск осаждает. Так что нежелание хоть кого-то брать на себя ответственность Соловей хорошо понимал, вот только означало это, что сидеть ему тут долго. С другой стороны, было время подумать.
Вот казнят его – так никто и не всплакнет, никто не пожалеет. Такая вот у него вышла жизнь.
– Эй, слышь, это… заговорщик, слышь, а? – опять отвлек от грустных размышлений воришка по прозвищу Сморчок. Вот уж кому и правда нечем гордиться, воровал всю свою жизнь, за что бит был постоянно. Сморчок все время пытался пошатнуть авторитет непонятного сокамерника. По всему выходило, что именно ему надлежало быть среди арестантов авторитетом, да только не смотрелся совсем мелкий воришка рядом со знаменитым разбойником и заговорщиком. Вот и донимал Соловья крадун, вроде как с уважением, но всячески стараясь высмеять или уважения лишить. Соловушке было глубоко наплевать на свое положение в воровской иерархии, но Сморчок ему просто не нравился.
– Чего тебе, убогий?
– Чего вы там хотели-то… для народа?
– Известно чего – все отнять да поделить.
Сморчок захихикал.
– Вот так вот просто?.. И как успехи?
– Сам видишь как. Не больно-то просто против целого государства выступать, да тебе-то откуда знать – ты выступить против кого-то, кто крупней козы, не рискнул бы.
Сокамерники начали посмеиваться: развлечений в темнице совсем не было, и споры известного разбойника со старым вором вносили хоть какое-то разнообразие.
– Успехов, стало быть, никаких… – не сдавался Сморчок, – и много вас, таких дураков, набралось?
– Дурак тут только ты, – отмахнулся Соловушка, – а мы лучше многих были. И если мы от остальных и отличались, так только тем, что собирались не только отнимать, но и делить, и уже одним этим были лучше прочих. Боярин с простого люда дерет предпоследнее, а вот такие, как ты, – последнее забирают. Попался бы ты мне в те времена, когда я был атаманом, узнал бы, что такое настоящий суд!
– Ничего бы ты мне не сделал, – огрызнулся вор, – я под самим Кудеяром ходил да долю ему отстегивал.
– Кудеяра твоего один из моих людей соплей перешиб.
Сморчок аж запыхтел от злости, прислонился к решеткам и начал выкрикивать оскорбления:
– Врешь ты все, пес шелудивый! Кудеяр в бою со стражей пал, не меньше сотни в одиночку зарубил. Об этом все знают.
Соловей демонстративно отвернулся. Он немного приврал, но вовсе не про обстоятельства кончины знаменитого атамана. Обманом было то, что он обозвал Дабога своим человеком. Какой он для него свой – бросил на произвол судьбы, только свистульку подарил.
Гораздо уважительнее Соловушка вспоминал Илью Муромца. И если стражники сомневались в личности того, кто притащил к ним арестанта, то сам пленник точно знал, что спеленал его именно легендарный богатырь. Даже без бороды было понятно, что не смог бы обычный человек выстоять против его свиста да на открытом месте. Странно было, что богатырь не убил его там же. Наслушался каких-то проповедей – говорил, что у каждого человека есть какой-то смысл, даже у самого худого. Не все его открывают, этот смысл, но есть он в каждом. А в Соловушке какой смысл? Он пытался бороться с несправедливостью как умел. Так богатырь же его и остановил… Вот тебе и справедливость. Ну а не встретил бы он Дабога или ягг по дороге – стал бы таким же, как Сморчок этот. А что он умел и знал, кроме воровства и хитрости? Нет, зря его Илья пожалел, нет в нем смысла, ошибся богатырь.
Сморчок пытался что-то еще крикнуть оскорбительное, но по решетке стукнули подтоком копья, и арестант сразу замолчал. В темницу спускался стражник, а вместе с ним еще двое весьма необычных господ. Одеты они были богато, как бояре, вот только покрой одежды был какой-то нерусский, да и перья такие пышные русичи не носили. По всему видать, иноземцы.
– Который тут знаменитый атаман? – обратился к стражнику тот из двоих, что был повыше, да и одет побогаче. Бород оба не носили, но у старшего были аккуратные усы, да и вообще лицом он был пригож, чего врать. Второй иноземец был погрубее.
– Пан Стефан, тута ж смиердцы…
– Ничего, Янэк, арестанты и не должны благоухать розами.
Высокий, в отличие от своего спутника, неплохо говорил по-русски, его выдавал только легкий акцент, достаточно мелодичный.
– Дзиеси песьи! – выругался его спутник, презрительно глядя на заключенных и зажимая ноздри.
– Вот же заговорщик, – стражник указал копьем на Соловушку, – враг государству, как вы и просили.
– Дзякую… спасибо, мил-человек; не будешь ли ты против, если я его заберу? У меня бумага имеется, писанная от имени царевича, внука вашего великого правителя Финиста Ясного Сокола.
– Оно да, оно конечно! – Стражник и рад был избавиться от непонятного заключенного, тем более что паны редко чего просили, да еще так вежливо. Обычно били в рыло и требовали.
Пан Стефан приблизился к решетке и доброжелательно поглядел на Соловушку.
– Здравствуйте, уважаемый. Не соблаговолите ли прогуляться со мной? Нам есть о чем поговорить.
– Быйстро встан, лаждак! – рявкнул его сопровождающий.
– Не грубите, Янэк, – осадил своего невежливого товарища Стефан, – он все равно не понимает нашего языка.
– Зрозумиет страйки. Шибко зрозумие.
– Поднимайтесь, милейший, – улыбнулся Стефан, – не обращайте внимания на моего сотника. Его в детстве воспитали странно.
– Пси розумие тилько силье, – огрызнулся сотник, но дальше не стал продолжать.
– Ну что же, чего бы и не прогуляться…
Соловушка понятия не имел, что от него хочет странный шляхтич, а это был именно шляхтич, тут уж ошибиться трудно. Только выйти на улицу и подышать свежим воздухом уже дорогого стоило. Грубый Янэк был прав, упоминая запах темницы. Мыться заключенным не позволялось, так что вонь там стояла соответствующая.
Пан Стефан шел с Соловьем рядом, аккуратно держа того под руку, как доброго приятеля. Сотник следовал сзади, бросая на недавнего арестанта красноречивые взгляды. Побега Янэк опасался зря – Соловей слишком устал, чтобы куда-то бежать, да и городок оказался наводнен королевскими ратниками. Сбежать не получилось бы, даже будь он бодр и полон сил.
– Правду ли говорят, дорогой мой Соловей, что поймал вас именно богатырь Илья Муромец?
– Правду, – неохотно ответил пленник, – я его первый раз в жизни видел, но богатырь это был точно. Да и зачем ему врать? Сказал – Илья Муромец, значит, Илья Муромец; богатыри не врут. Или вы мне тоже не верите?
– Я? – удивился шляхтич. – Что вы, дорогой мой друг, я вам полностью верю. Полностью.
– Когда мягко стелят, порой спать жестко; говорите уже, что вам от меня нужно.
– Стелят что? – растерялся Стефан, но тут же спохватился. – Это, должно быть, русская пословица… Обожаю. У вас замечательные пословицы и поговорки, просто удивительно. Я много изучал ваш язык в университете Белого города, очень люблю ваш язык.
– Это чувствуется: вы говорите по-нашему очень хорошо.
– Спасибо. Нет, спать будет не жестко, наоборот, все у вас будет хорошо. Нам нужна лишь небольшая услуга, ничего серьезного, поверьте. В награду – свобода и солидная сумма золотом. У меня все без обмана, не сомневайтесь.
– Да что я могу такого, чего не может ваш Янэк или любой другой ратник?
Пан Стефан огляделся по сторонам и склонился поближе к собеседнику, как будто секретничая:
– Видите ли, мой друг, я веду к королю Сигизмунду осадные машины. Требушеты, катапульты… Сейчас у него только три требушета, и с таким количеством Смоленск не взять. Да вот беда, по дорогам рыщет ваш трижды проклятый богатырь с сильным конным отрядом. Кто бы вы думали? Ваш враг, Илья Муромец, собственной персоной. У меня только три сотни ратников, я очень опасаюсь за судьбу осадных машин. С меня король шкуру спустит, и это не фигура речи, с меня натурально кожу сорвут, если я требушеты королю не доставлю. По дороге идти боюсь. Через леса соваться тоже боязно, тут болото на болоте, а осадные орудия – тяжелые. Вытянуть из топи требушет – задача не из легких. Вот и нужен мне кто-то, кто здешние места хорошо знает, чтобы путь показать. В обход наезженных дорог. Вам – свободу и золото, мне – благодарность моего короля. Честная сделка – не находите? Да еще и возможность отомстить тем, кто вас в темницу кинул.
– Почему нет: покажу, конечно, – улыбнулся Соловушка, а про себя подумал: «Так вот о чем говорил тогда Илья, что у каждого человека какой-то свой смысл есть».
