Октябрь сорок первого
Как известно, 30 сентября 1941 года немцы по плану «Тайфун» начали генеральное наступление на Москву. В середине октября на всех стратегических направлениях, ведущих к Москве, разгорелись жесточайшие бои. Наши войска оставили Калугу, Вязьму, Калинин (Тверь), в окружение попала 4-я армия Западного фронта и две армии Брянского фронта. В плену у фашистов оказалось более 600 тысяч наших солдат и офицеров. Части Красной Армии с большой кровью отдавали деревни и города Подмосковья и продолжали отходить, несмотря на все строжайшие приказы Ставки, держаться до последнего патрона, до последней капли крови! Но гитлеровская броня рвалась к Москве.
15 октября Госкомитет обороны СССР принял секретное постановление об эвакуации Москвы. Это касалось предприятий и учреждений, в том числе НКО и ВМФ, а также населения Москвы и Московской области, не занятого на производстве оборонного значения. В тот же день И.В. Сталин навестил в военном госпитале раненого генерала Еременко А.И. – командующего Брянским фронтом, который с большими потерями вывел свои войска из окружения.
Сталин проговорил с ним более часа, подробно интересуясь обстановкой в войсках.
А в городе стали с перебоями ходить троллейбусы и метро, встала часть трамвайных маршрутов, закрылись некоторые крупные магазины и столовые. По рассказам очевидцев с каждым днем и часом нарастал поток автомобилей по шоссе Энтузиастов на восток. На железнодорожных вокзалах пронзительно гудели паровозы. Спешно шло минирование заводов, складов, учреждений, мостов, крупных магазинов. 16 октября был заминирован Большой театр. Чтобы интендантские склады не достались врагу, секретарь МК партии Щербаков А.С. распорядился бесплатно раздать горожанам продукты, хотя потом и был обвинен за это в «упадническом настроении».
Родственница супруги автора Котова Анна Ефимовна рассказывала:
«Помню в эти октябрьские дни пронесся слух, что немцы уже возле города, что правительство бежало, войска отвели и город остался беззащитным. Думается, эти панические слухи стали сигналом к массовым беспорядкам. Я жила тогда в коммуналке в районе Полянки. Тысячи людей ринулись грабить магазины, другие – делать ноги из города. По ночам начались погромы – люди разбивали витрины и тащили из магазинов, кто что хотел, и кто что мог уволочь. Мародеры выбивали двери квартир жильцов, покинувших столицу. Другие – «смелые» селились в такие помещения.
Прихожу как-то домой с работы, а в соседней комнате уже новенькие два мужика. «Как вы здесь оказались и кто вы?» – спрашиваю. «Ваши новые соседи» – отвечают, а глазенки бегают. Я-то знала, Мария Ильинична уехала в деревню к брату. Позвонила в милицию. Забрали мерзавцев вместе с набитыми мешками.
Моя знакомая по работе в Кремле заметила, что быстрее всех улизнуло партийное чиновничество среднего звена, еще недавно призывавшее сражаться до последнего.
Потоки машин шли и шли из Москвы в сторону Горького. Были случаи, когда отчаявшиеся люди вытаскивали из салонов «государственных мужей», а машины переворачивали.
– Не страшно было?
– Страшно, сынок, очень страшно было поначалу, а потом как-то все к концу года стало улаживаться, успокаиваться, вера у людей появилась, что эту коричневую гадину армия и народ раздавят.
– Чем занимались в свободное время от работы?
– Ездили на рытье окопов и противотанковых рвов, тушили с соседями зажигалки на крышах домов, ходила дружинницей по городу…»
17 октября по радио выступил А.С. Щербаков. В конце своего выступления буквально выкрикнул:
«Провокаторы будут пытаться сеять панику. Не верьте слухам!»
К 18-му порядок в Москве был восстановлен.
Понятно, руководству страны надо было что-то делать, чтобы затушить очаги паники и грабежей.
19 октября Сталин подписал постановление ГКО «О введении в Москве и прилегающих к городу районах осадного положения».
В Постановлении говорилось:
Охрану строжайшего порядка в городе и в пригородных районах возложить на коменданта города Москвы генерал-майора т. Синилова, для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милицию и добровольческие рабочие отряды. Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей суду Военного Трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.
В результате принятых мер в городе удалось более или менее навести порядок, паника была преодолена. В дальнейшем жители города внесли огромный вклад в разгром фашистов под Москвой. Отстояли столицу своим самоотверженным трудом и, конечно, своими жизнями, массово участвуя в ополчении. Внесла свой вклад в победу и ветеран войны Котова Анна Ефимовна.
Наблюдения из дневника москвича Н. Вержбицкого, напечатанные в сборнике «Москва военная» и приведенные в книге Льва Безыменского «Укрощение «Тайфуна»:
«16 октября.
Грузовик, облепленный грязью, с каким-то военным барахлом, стоит на тротуаре. К телефонной будке на улице привязаны лошади с репьями в гривах, с грязными ногами. Жуют сено, положенное в будку. Рядом военная телега, пустая, дышло уткнулось в тротуар. По улице разбросана солома, конский навоз. Убирать некому.
Тянутся один за другим со скрежетом и визгом тракторы, волокут за собой какие-то повозки, крытые защитным брезентом. Шагают врассыпную разношерстные красноармейцы с темными лицами, с глазами, в которых усталость и недоумение. Кажется, им неизвестна цель, к которой они направляются.
У магазинов огромные очереди, в магазинах сперто и сплошной бабий крик. Объявление: выдают все товары по всем талонам за весь месяц.
По талону за 26.Х выдают по пуду муки рабочим и служащим.
Метро не работает с утра. Трамваи двигаются медленно… Ночью и днем рвутся снаряды зениток, громыхают далекие выстрелы. Многие заводы закрылись, с рабочими произведен расчет, выдана зарплата за месяц вперед. Много грузовиков с эвакуированными: мешки, чемоданы, ящики, подушки, люди с поднятыми воротниками, закутанные в платки.
Бодрый старик на улице спрашивает:
– Ну почему никто из них не выступил по радио? Пусть бы сказал хоть что-нибудь. Худо ли, хорошо ли – все равно. А то мы совсем в тумане, и каждый думает по-своему.
Баба в очереди:
– Раз дело касается родины, значит, все должны одинаково страдать.
– Ну да уж. Сейчас так получается, что каждый должен гадать насчет себя. Кому что удастся.
– Вы не уезжаете?
– Куда там! Сунулись на вокзал, а билетов уже не продают.
– Мой сын пешком пошел. Вскинул на плечи мешок с сухарями, расцеловался и пошел – куда глаза глядят.
– Октябрьскую революцию будем праздновать?
– Обязательно… вон, слышишь, немцы уже конфеты привезли, сейчас на Рогожской сбросили – угощайтесь!
– А нам эти бомбы уже ничего не представляют – пообвыкли.
– Двум смертям не бывать.
– И где она стукнет, никогда не предугадаешь.
– Кому суждено.
– Смерть не страшна, а вот, коли он начнет издеваться, дурость свою показывать.
– Все говорят: у немцев нет того, нет другого. А у нас, гляди-ка, народ мучается в очередях!
– Ну и шла бы ты, старая, к немцам, а еще лучше прямо к сатане на рога!
У трамвайной остановки красноармеец во всем выходном, рядом хорошенькая жена, провожает.
У баб в очереди установился такой неписанный закон: если кто во время стрельбы бежал из очереди – обратно его не пускать. Дескать, пострадать, так всем вместе. А трус и индивидуалист (шкурник) пусть остается без картошки.
17 октября.
Сняли и уничтожили у всех парадных списки жильцов. Уничтожены все домовые книги. Никто теперь не должен ни прописываться, ни выписываться. Пенсионерам выдали на руки все документы.
По словам слесаря М-на, в Русаковском парке вся головка сбежала. Расхищение. Концов не найти. Сегодня ночью бомбежка. Большое количество предприятий было экстренно приостановлено, рабочим выдали зарплату на 1 месяц вперед. Рабочие, получив деньги, бросились покупать продукты и тикать. На некоторых предприятиях ломали оборудование. У рабочих злоба против головки, которая бежала в первую очередь. Достается партийцам. Вечером тревога без бомбежки и бомбежка без тревоги.
По улице двигаются грузовики с бойцами. Из рупора, зычно:
«Ребята, не Москва ль за нами?
Умрем же за Москву!»
Тяжело молчать и тяжело говорить о том, что происходит. На нас обрушилась военная промышленность всей Европы, оказавшаяся в руках искуснейших организаторов.
А где английская помощь?
А может английский империализм хочет задушить нас руками Гитлера, обессилить его и потом раздавить его самого? Разве это не логично, с точки зрения английских империалистов?
Весь мир знает, как тонко умеет «англичанка гадить».
А вот воспоминания другого москвича, художественного редактора Г. Решетина:
«16 октября 1941 г.
Шоссе Энтузиастов заполнилось бегущими людьми. Шум, крик, гам. Люди двинулись на восток, в сторону города Горького… По шоссе навстречу людям гнали скот на мясокомбинат. Никому до этого нет дела. На огромное стадо всего два погонщика.
К нам во двор забежало несколько свиней. Разбежались по двору. Появился погонщик. Стал нас ругать, думая, что это мы загнали свиней сюда.
– Ну, взяли бы одного, второго поросенка, но зачем же так, – сетовал он.
Отогнал обратно на шоссе.
И все же, как выяснилось позднее, одного поросенка ребята все-таки закололи у сараев.
…Застава Ильича. Отсюда начинается шоссе Энтузиастов. По площади летают листы и обрывки бумаги, мусор, пахнет гарью. Какие-то люди то там, то здесь останавливают направляющиеся к шоссе автомашины. Стаскивают ехавших, бьют их, сбрасывают вещи, расшвыривая их по земле.
Раздаются возгласы: бей евреев!..
Вечером 16 октября в коридоре соседка тетя Дуняша затопила печь. Яркий огонь пожирает книги, журналы. Помешивая кочергой, она одновременно без конца повторяет так, чтобы все слышали:
– А мой Миша давно уже беспартийный, да и вообще он и на собрания-то не ходил. Бедная тетя Дуняша так перепугалась прихода немцев, забыла даже, что ее муж, очень неплохой мужик, тихий дядя Миша, Михаил Иванович Паршин, умер года за два до начала войны.
В ночь с 16 на 17 октября 1941 г.
Почти в полночь пришел двоюродный брат, Самарин Слава. У них на авиационном заводе № 21 то же самое, что и на моем: предложили добираться до Казани, куда завод эвакуирован, своим ходом…
Смотрим в окно. Начинается утро.
Все шоссе – сплошной поток людей, идущих на восток. Коляски, тачки, тележки. Большинство несет пожитки на своих плечах».
Очевидец тех событий Л. Тимофеев записал в своем дневнике:
«16 октября.
Утро. Итак, крах. Газет еще нет. Не знаю, будут ли. Говорят, по радио объявлено, что фронт прорван, что поезда уже вообще не ходят, что всем рабочим выдают зарплату за месяц и распускают, и уже ломают станки. По улице все время идут люди с мешками за спиной.
Метро не работает».
Шестнадцатое октября 1941 года останется самым страшным, самым черным днем в истории жизни Москвы, когда решалась не только судьба столицы, но и всего государства. Говорят, когда эту обстановку доложили преимущественно по линии контрразведки Иосифу Сталину, он несколько отрешенно заметил:
– Ну, это ничего. Я думал, будет хуже.
Да, как различно выглядит октябрь 1941 года в Москве и сама война в сухих формулировках приказов и в чувствах простых граждан, в книгах и в жизни!
* * *
Во многих исторических источниках о войне описан, уже ставший хрестоматийным в разных вариантах, так называемый «юхновский эпизод».
5 октября 1941 года в 17:30 из Подольска члену Военного совета Московского военного округа генералу К.Ф. Телегину поступило сообщение: комендант Малоярославского укрепрайона комбриг Елисеев сообщал, что танки противника и его мотопехота заняли Юхнов. Прорвались через Малоярославец, идут на Подольск. До Москвы от Малоярославца по шоссе менее ста километров. По тому времени это два с половиной часа в пути.
Генерал тут же доложил информацию в Генеральный штаб и приказал командующему ВВС МВО полковнику Сбытову проверить данные, поступившие от Елисеева. Летчики несколько раз вылетали в район Юхнова. К сожалению, информация подтвердилась…
Начальник Генштаба в свою очередь доложил Верховному. Через некоторое время Телегину позвонил шустрый и вездесущий Берия и довольно-таки сухо спросил:
– Мне интересно, откуда вы получили сведенья, что немцы в Юхнове, кто вам сообщил об этом?
Генерал Телегин рассказал все, как было.
– Слушайте, что вы там принимаете за веру всякую хреновину, чепуха все это. Вы пользуетесь информацией паникеров и провокаторов.
Затем позвонил сам Сталин:
– Товарищ Телегин, это вы сообщили Шапошникову, что танки противника прорвались через Малоярославец?
– Да, я, товарищ Сталин, – спокойно ответил генерал.
– Откуда у вас эти сведенья?
– Мне доложил из Подольска комбриг Елисеев. А я приказал ВВС немедленно послать самолеты и перепроверить информацию. Дополнительно проверку осуществляю постами ВНОС.
– Это провокация. Прикажите немедленно разыскать этого коменданта, арестовать и передать его в ЧК. А вам, товарищ Телегин, на этом ответственном посту надо быть более серьезным и не доверять всяким сведениям, которые приносит сорока на хвосте, – проворчал вождь, образно закруглив телефонный допрос.
Да, ни Сталину, ни Берии, ни даже простому обывателю не хотелось верить в происходящее. Очевидным же было то, что немцы быстро и близко подошли к столице.
Берия позвонил Виктору Семеновичу.
– Товарищ Абакумов, разберитесь, что там случилось под Юхново, – он умышленно не сказал, что Юхнов оседлан немцами. – Допросите начальника ВВС МВО полковника Сбытова.
Сбытов, получив «приглашение» к начальнику Управления особых отделов, естественно забеспокоился. Ему предстояло прийти на Лубянку в дом № 2 в кабинет самого Абакумова. Получив пропуск, он стал с трепетом подниматься по лестничным маршам «страшного дома», ставшего таким после тридцать седьмого. Несколько его друзей и их родственников проглотило это здание в начале Лубянки. Было чего бояться.
Порученец провел полковника в кабинет и вышел.
Рослый Абакумов резко встал из-за стола, закрыв своим торсом половину окна, и грозно спросил:
– Откуда вы взяли, что к Юхнову из Малоярославца идут немецкие танки?
– Это установлено авиационной разведкой и дважды перепроверено моими летчиками, – с волнением в голосе ответил командующий.
– Предъявите фотоснимки.
– Летали истребители, на которых нет фотоаппаратов, но на самолетах есть пробоины, полученные от вражеских зениток. Разведка велась с малой высоты, а поэтому летчики отчетливо видели кресты на танках.
– Ваши летчики – трусы и паникеры, такие же, видимо, как и их командующий. Мы такими сведениями не располагаем, хотя получаем их, как и генштаб. Предлагаю вам признать, что вы введены в заблуждение, что никаких танков противника в Юхнове нет, что летчики допустили преступную безответственность, а вы немедленно с этим разберитесь и сурово их накажите, – рокотал начальник военной контрразведки.
– Этого я сделать не смогу, ошибки никакой нет. Летчики все боевые, проверенные и за доставленные ими сведенья я ручаюсь, – смело, глядя в глаза Абакумову, ответил Сбытов.
– А чем вы можете подтвердить такую уверенность, какие у вас есть документы?
– Прошу вызвать командира 6-го истребительного авиакорпуса ПВО полковника Климова. Он, вероятно, подтвердит.
Абакумов дал команду, чтобы вызвали Климова, а Сбытова до прибытия подчиненного временно задержали. Когда прибыл Климов, Сбытова снова вызвали в кабинет Абакумова.
– Чем вы можете подтвердить, что летчики не ошиблись, сообщив о занятии Юхнова танками противника? – Виктор Семенович, как-то набычившись, подошел поближе к Климову.
– Я такими данными не располагаю, летали летчики округа, – тихо промолвил командир авиационного корпуса.
– Тогда разрешите вызвать начальника штаба корпуса, полковника Комарова с журналом боевых действий? – Сбытов посчитал, что там, наверное, будут соответствующие записи.
Прибывший Комаров заявил Абакумову:
– Товарищ генерал, работу летчиков корпус не учитывает и в журнал боевых действий не заносит.
Абакумов прошел к столу, сел в кресло, покрутил остро заточенный карандаш, снова встал и, заложив руки за широкий офицерский ремень с бронзовой звездой на пряжке, грозно бросил в адрес Сбытова:
– Идите и доложите Военному Совету округа, что вас следует освободить от должности, как не соответствующего ей и судить по законам военного времени. Это наше мнение.
На самом же деле первые бомбардировки города Юхнова начались 4 октября 1941 года, а гитлеровские войска ворвались в город уже на следующий день и сразу же создали фильтрационный лагерь под открытым небом около деревни Рыляки на берегу реки Рессы. В Юхнове устроили концлагерь 5 октября.
Правда была не на стороне Сталина, Берии и Абакумова…
* * *
Неспокойная обстановка фиксировалась и в других городах. Так, 14 октября немецкие танки вошли в Калинин. Руководство Особого отдела Западного фронта доложило члену Военного Совета Булганину Н.А. обстановку в городе:
«Все население в панике убежало. 13 октября из города сбежала вся милиция, все работники НКВД и пожарная команда. Милиции имелось в городе до девятьсот человек и несколько сот человек работников НКВД. Настроение у всех руководителей было не защищать город, а бежать из него».
А вот документ из отчета Московской городской подпольной организации ВЛКСМ о ситуации в Москве в октябре 1941 года:
«13 октября наши войска оставили Вязьму… В райкоме сногсшибательные факты – как прямое следствие паники. У хлебного киоска на Трубной площади давка, хулиганство – ломают киоск. Рабочие молокозавода задержали директора с молочными продуктами. Продукты и машину отняли, директора окунули в бочку со сметаной.
Вот Крестьянская застава. Десятки тысяч народу. Машины стоят и движутся. Давка. Сотни милиционеров не в состоянии навести порядок. С ними расправляются, как с мальчишками. В одно мгновение милиционера стащили с лошади. Вот мчится машина, сигналит. Публика преграждает путь, останавливает машину, вытаскивает шофера и выбрасывает вещи. Это не первая и не последняя. Пешеходы, запрудившие движение, как на спортивном празднике, выбрасывают тюк за тюком.
Два милиционера сорвали петлицы и выпороли канты, а некоторые москвичи, чтобы доехать до Горького, платили по 3 тысячи рублей водителям остановившихся машин. Директор Московского планового института бросил свой пост и сбежал, похитив 23 688 рублей. в 15 часов при обходе туннеля Курского вокзала работниками железнодорожного отдела милиции было обнаружено 13 мест бесхозяйственного багажа. При вскрытии багажа оказалось, что там находятся секретные пакеты из МК ВКП(б). партбилеты и учетные карточки».
* * *
Из спецсообщения ОО НКВД Западного фронта «О силах противника и настроениях населения, находящегося на территории, временно занятой противником».
«1 ноября 1941 г. Совершенно секретно
№ 6/4681
Начальнику Управления Особых отделов НКВД СССР Комиссару государственной безопасности 3 ранга
тов. АБАКУМОВУ.
Вышедшие из окружения в ночь с 28 на 29.10. в районе расположения 222 сд командир 49 кап (корпусного артиллерийского полка. – Авт.) полковник Мельников и военный комиссар Колесников сообщили, что войска противника останавливаются исключительно в населенных пунктах, в лес противник не идет.
Ряд населенных пунктов противник не занимает, но в подавляющее большинство населенных пунктов враг посылает по 2–4 автомашины с солдатами, которые забирают у населения продукты, белье, швейные машины и т. д., вылавливают выходящих из окружения красноармейцев и увозят их с собой…
Отношение населения к командирам и красноармейцам, выходящим из окружения, не всегда дружелюбное. Колхозникам надоело снабжать бесчисленный поток военнослужащих, тем более что некоторые бойцы порочат звание красноармейцев, а именно: крадут продукты, вещи, уводят колхозных лошадей.
Большинство же населения оказывает военнослужащим всемерную помощь.
Для пленных немцы организуют лагеря, кормят пленных отвратительно, так, например, бросают кусок конского мяса на тысячу человек и фотографируют красноармейцев, дерущихся за пищу. Над пленными издеваются, возят на них воду.
Сложившаяся обстановка, в силу которой много командиров и красноармейцев попали в окружение и честно бьются за то, чтобы снова вернуться в ряды Красной Армии, крайне требует направления в тыл противника надежных бойцов и командиров, которые бы помогли им выйти из окружения.
Комиссар госбезопасности 3-го ранга
БЕЛЯНОВ.
Согласно спецсообщения штаба охраны Московской зоны о положении на оккупированной территории от 4 ноября 1941 года сообщалось, что в Можайском районе немецкая полиция производит обыски и изъятие у местного населения теплых вещей и продуктов питания.
В городе Можайске немецкие войска разгромили и разграбили все склады и магазины. Одновременно производились расстрелы и казни. На центральной площади были повешены 3 человека…
Среди дня группа фашистов схватила в городе 20-летнюю девушку, изнасиловала и после пыток и издевательств – умертвила ее.
После занятия гор. Руза немцы устроили в помещении кинотеатра бал, куда согнали местных девушек и женщин и насиловали их.
Немцы распространяют слухи об окружении ими Москвы, взятии Ленинграда, бегстве Советского правительства в Америку, вступлении в войну Японии и Турции на стороне Германии и взятии японцами г. Красноярска.
Генерал-майор ПЕТРОВ».
* * *
В ноябре 1941 года интересный по содержанию документ лег на стол В.С. Абакумову – «Донесение зафронтового разведчика «Ася» об обстановке в оккупированной Калуге», адресованный в Особый отдел НКВД 50-й армии. Она сообщала, что во исполнении задания из Тулы она выехала поездом в Калугу… Докладывала она о собранных ею данных по воинским частям, а также о конкретных злодеяниях гитлеровцев:
«…Некоторое количество машин, очевидно специально выделенные, с солдатами ездят по окружающим ближайшим селам и собирают продукты питания. У колхозников забирают: свиней, овец, коров, кур, гусей, муку, керосин, соль, мыло, теплые одеяла, на портянки рвут шали.
Заметно, что очень много времени солдаты тратят на добычу и изготовление пищи. Из продуктов питания делают запасы, с этой целью кустарным способом изготавливают колбасу, ветчину, выпекают хлеб.
Внешний вид солдат и офицеров, дислоцирующихся в гор. Калуге, измученный, усталый, трусливый, очень нервозный. Солдаты молчаливы, одежда грязная, потрепанная. В сравнении с тем, как эти солдаты и офицеры вошли в Калугу, заняв ее, теперь их вид значительно изменился, стал хуже, чувствуется упадничество в настроении, обреченность. Теперь меньше хвастаются своими будущими успехами…
С 25 по 31 октября 1941 года советская авиация бомбила скопление войск, особенно сильная бомбежка была 25 и 26 октября.
Похороны убитых при бомбежке происходили с 26 по 31 октября. Могилы роют в центре города по скверам, делая вид, что жертв мало. 31 октября я была свидетелем, когда в одну могилу уложили 3-х убитых солдат, а на кресте в надгробной надписи значилось одно имя…»
Из разговоров немецких солдат с населением я выяснила, что больше всего они боятся новой артиллерии. По этому поводу характерен следующий разговор:
«У вас, русских, есть страшная артиллерия – машина, которая все сжигает на несколько километров, но мы скоро применим газы, завладеем этой машиной, а изобретателя истерзаем».
Кроме того, «Ася» сообщила о структуре городского управления и собрала установочные на голову городской управы Щербачева, помощника головы Кудрявцева и создании в городе наружной полиции.
* * *
Это было время повального отступления частей и подразделений Красной Армии, неразберихи на фронтах и в тылах, дезертирства и членовредительства. Люди были оглушены неожиданно быстрым успехом немецкой военщины, которую, согласно песням и произведениям литературного жанра, мы должны были бить на ее территории.
Сидеть в кабинете Абакумов не любил, хотя прекрасно понимал, что с потоком бумаг – справок и донесений, шифровок и заявлений, приказов и директив, он должен знакомиться в первую очередь, как руководитель военной контрразведки.
Он встал из-за стола, вытащил из пачки «Казбек» папиросу, помял ее крепкими пальцами огромной ладони, пригнул плотный белый мундштучок и отправил в рот, крепко прикусив его кончик зубами, затем чиркнул спичкой и сразу же глубоко затянулся. Через мгновенье из ноздрей потекли две струйки сизого дыма. Голова немного закружилась. Стало приятно, как после чарочки коньячка.
«Раньше такого не было. Видно устал организм – без отдыха вкалываем вот уже который месяц, – подумал Виктор Семенович и стал кружить вокруг стола. – Да, припер нас немец, но думаю, народ и армия соберутся для отпора. Растерялись малость все: и власть, и подвластный люд. Недоброжелателей, предателей и трусов тоже полно, их надо выкорчевывать».
Потом он сел за стол и потянулся за очередной бумагой.
Это была докладная записка «Об обстановке на фронте в районе города Тулы и о работе заградительных отрядов особого отдела НКВД 50-й армии». Подписал ее начальник 3-го отдела Управления ОО НКВД СССР майор госбезопасности Рогов.
Он стал читать:
«2 ноября 1941 г. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ЗАМЕСТИТЕЛЮ НАРКОМА
ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР
тов. АБАКУМОВУ».
В начале документа описывались конкретные действия наступающих гитлеровских войск на Тулу – пехоты, бронетанковых частей и авиации и обороняющихся наших войск в составе 50-ой армии.
Но его больше интересовала работа военной контрразведки – его подчиненных.
Он стал полушепотом бубнить себе на ухо:
«…Особый отдел НКВД 50 армии в ночь на 30 октября из Тулы переехал в д. Медведка, оставив в Туле оперативную группу в составе 8 человек во главе с зам. нач. особого отдела тов. Едуновым для руководства заградительными отрядами и работой КРО.
Следует отметить, что в составе 50 армии находятся части, вышедшие из окружения, по составу малочисленные, с большим недостатком вооружения. Так: 290 стр. дивизия…имела 1800 человек. из них 300 человек без винтовок. Противотанковых средств (пушек, гранат, бутылок «КС») дивизия не имела.
По борьбе с дезертирами, трусами и паникерами особым отделом НКВД 50-й армии организовано 26 заградительных отрядов в составе 111 человек и 8 патрульных групп в составе 24 человек. Работает группа оперативного состава в г. Туле на сборном пункте формирования».
Он красным карандашом подчеркнул цифру 111 и подумал: «Если в дивизии армии чуть ли не полторы тысячи человек осталось, стоит ли создавать столько заградотрядов?» И тут же успокоился – в других дивизиях было чуть больше людей.
Продолжил чтение:
«По Вашему приказанию 30 октября в районе гор. Тулы заградительная работа была усилена. Непосредственно в районе гор. Тулы выставлено 6 заградительных отрядов. По городу организовано патрулирование оперативным составом.
С 15 по 31 октября заградотрядами задержано 2681 человек, из них арестовано 239 человек. В числе арестованных преобладающее большинство дезертиры. В то же время задержано и изобличено ряд немецких шпионов.
Арестованный Крылов Н.Н., военврач 3 ранга 269 батальона 173 авиабазы аэродромного обслуживания, уроженец гор. Тулы, на следствии признал, что в плену был завербован и под кличкой «ЗЕТ-2» переброшен к нам с заданием – собирать шпионские сведения по линии авиации.
Арестованный бывший красноармеец минометной роты 3 батальона 62 стр. полка Шабалин И.В., на следствии признал, что он в плену был завербован немцами и переброшен с заданием – подготовить красноармейцев для перехода на сторону противника.
Арестованный Иванов М.П., бывший повар полкового хлебозавода 1 батальона 405 горно-стрелковой дивизии, оказался завербованным немецкой разведкой. Вербовка была произведена после того, как Иванов рассказал немцам о расположении известных ему частей Красной Армии. Иванов после вербовки был передан в распоряжение штаба разведки танковой дивизии СС и по заданию должен был пробраться в г. Тулу, изучить на этом пути дороги, проходимые для танков, вернуться и быть проводником при движении немецких танков.
Арестованный Проворов Н.И., уроженец Вологодской области, признал, что переброшен немцами с заданием собирать данные о расположении частей Красной Армии на расстоянии 10 км от линии фронта. При возвращении обратно Проворов при встрече с немцами должен был поднять руку с зажатым кулаком и открытым большим пальцем и назвать пароль «Белая ракета».
По постановлениям Особых отделов НКВД расстреляно 38 дезертиров.
31 октября 1941 года в г. Тула была попытка начать грабежи. Особым отделом НКВД 50-й армии из числа грабителей двое публично расстреляны. Произведенные аресты и расстрелы дезертиров и грабителей дали возможность быстро восстановить порядок в городе.
Говорить о том, что Абакумов, находясь на должности начальника военной контрразведки, не использовал в своих целях должность заместителя наркома внутренних дел для утверждения авторитета в армии – ничего не сказать. Он гордился этой высокой административной «вилкой», считая, что не обманулся в своих ожиданиях. Сам ранг заместителя наркома о многом говорил и способствовал в поднятии авторитета.
И действительно, у каждого человека есть свое стремление, свое честолюбие, и он, человек, часто огорчается, когда обманывается в своих надеждах. Разница только в том, что у людей глупых само честолюбие тоже бывает глупым и устремлено не туда, куда следует, у людей же умных честолюбие законно и достойно всяческой похвалы.
Это время, время тяжелейших испытаний в ходе военного лихолетья для страны, у Виктора Семеновича отодвигало на задний план гонор, чванство, жесткость. Отдельные же элементы этих негативных качеств стали проявляться потом, после того, как он стал заместителем наркома обороны, фактически замом по безопасности самого Верховного Главнокомандующего РККА, замом наркома обороны СССР И.В. Сталина. А пока черная туча неудач на фронтах умеряла болезненное честолюбие. Нужна была конкретная работа, которую Кремль просил, требовал, приказывал выполнять чуть ли не ежедневно и ежечасно.
* * *
Зима 1941 года началась рано со снегопадов, метелей и крепких морозов. В одинаковой степени было холодно и немцам и русским. Но пришельцы страдали больше из-за двух факторов: отсутствия зимнего обмундирования и закалки. Наш солдат был неприхотлив в полевых условиях. Это качество не раз отмечали немецкие генералы.
В начале декабря 1941 года на стол Абакумову лег протокол допроса военнопленного вермахта Отто Наумена, 1911 года рождения из гор. Дессау, ефрейтора 11 роты 3 батальона 434 пехотного полка 131 пехотной дивизии. По его заявлению отец был коммунистом до прихода Гитлера к власти. На вопрос лейтенанта госбезопасности Гитилина о настроениях немецких солдат, Наумен ответил:
«Настроение немецких солдат подавленное из-за холодов и больших потерь. Плохо дело обстоит с обмундированием. В дивизии еще никто не получил теплого обмундирования. С питанием тоже не все благополучно, хотя мы не голодаем, но никогда не бываем сыты. Все это и длительность войны вызывает большие недовольства и жалобы. Из 45 человек состава роты 2/3 солдат – рабочие. А человек 15 – фашисты, главным образом, командный состав и отдельные солдаты. Молодые люди с 19 до 21 года в обязательном порядке вступают в союз «гитлеровской молодежи».
«Ну что, провоевав несколько месяцев, германцу уже надоела война, – ухмыльнулся Абакумов. – Ничего-ничего, скоро погоним немцев и от «блицкрига» останутся только рога да копыта».
Потом продолжил чтение протокола допроса.
«Большинство населения Германии и солдат немецкой армии были поражены войной между Германией и СССР Нам говорили, что русские сами бы начали войну против Германии, пользуясь тем, что Германия находится в состоянии войны с Англией, и чтобы предотвратить эту опасность, германское командование само начало наступление. В настоящее время многие солдаты начинают сомневаться в правильности этого толкования немецких офицеров, тем более, что нам обещали закончить войну в 8 недель, а до конца войны, по-видимому, далеко.
Недели две тому назад офицер в беседе с солдатами рассказал, что на юге немецкая армия идет вперед, он сказал, что слышал об этом по радио. Солдаты-рабочие не хотят поражения СССР. Нам нечего делить с Россией, мы ничего не получим в результате этой войны. Такие настроения высказывают солдаты моей роты Карл Гайнрих, Макс Мюллер и другие. Никаких выводов мы не делали из наших высказываний.
В нашем отделении солдаты знают и остерегаются фашистов и не говорят при них. Отношение солдат-рабочих к Гитлеру отрицательное, гестапо рабочие ненавидят. Офицеры говорят, что попавшие в плен в Красную Армию расстреливаются, но я убежден в другом. Я очень устал от войны, больше воевать не хочу, но хочу написать моим товарищам о том, как я здесь живу».
Прочитав протокол, Абакумов взял синий карандаш и размашистым почерком по диагонали в левом верхнем углу документа учинил резолюцию. Немного подумав, хотел еще что-то дописать, но не стал и лихо расписался. Эти два листа протокола составляли только малость того, что у него лежало на столе. Горку бумаг надо было «переработать – переварить» – прочитать их, вникнуть в суть материала и дать разумные предложения с резолюциями для реализации. Для этого нужно было время, спокойствие и ум.
* * *
Виктор Семенович принимал активное участие в подготовке и организации парада на Красной площади 7 ноября 1941 года. О том, что парад состоится не немецкий, а советский довел до своих заместителей на одном из совещаний в тревожном октябре нарком Л.П. Берия. Он заявил, что по решению Сталина военный парад в честь 24-й годовщины Октябрьской революции должен проходить на фоне Московской битвы и об этом никто не должен знать до поры до времени. Надо развеять слухи о якобы бегстве Иосифа Виссарионовича Сталина и членов Политбюро из Москвы, о нашей неподготовленности к войне и поддержать моральный дух страны.
– Я считаю, что этот парад по силе воздействия на ход событий можно приравнять к важнейшей военной операции, – говорил Лаврентий Павлович. – Прошу вас о фактах утечки этой информации докладывать мне лично. На вас, товарищ Абакумов, ложится полная ответственность за обеспечение безопасности выводимых войск наркомата обороны как на тренировки, так и на сам парад…
24 октября Сталин вызвал к себе двух генералов – командующего войсками МВО Артемьева и командующего ВВС Жигарева и распорядился начать подготовку к параду в условиях полнейшей секретности.
За день до парада проходило традиционное предпраздничное заседание Моссовета, однако не в Большом театре, заминированном к тому времени, а на специально оборудованной для этой цели платформе станции метро Маяковская.
Сталин в своем выступлении, транслировавшемся по радио на всю страну, а позже распространенном в виде листовок над оккупированными районами Советского Союза, заметил, что главной причиной неудач первого периода войны был:
«…недостаток у нас танков и отчасти авиации… самолетов пока у нас меньше, чем у немцев. Наши танки по качеству превосходят немецкие танки. А наши славные танкисты и артиллеристы не раз обращали в бегство хваленые немецкие войска с их многочисленными танками. Но танков у нас все же в несколько раз меньше, чем у немцев. В этом секрет временных успехов немецкой армии…
В своей моральной деградации немецкие захватчики, потеряв человеческий облик, давно уже пали до уровня диких зверей…»
После заседания Сталин объявил членам Политбюро ЦК, секретарям МК и МГК о начале парада, который был перенесен с традиционных десяти часов на два часа раньше. Режим секретности о параде соблюдался до последнего. Ответственность за соблюдение в тайне приказа Верховного в войсках лежала в первую очередь на органах военной контрразведки, возглавляемых В.С. Абакумовым.
Командирам частей, участвующих в параде, об этом стало известно в 23.00, а приглашенным на Красную площадь гостям – представителям трудящихся сообщили в 5:00 утра 7 ноября.
Из-за боязни бомбардировок люфтваффе Сталин отдал приказ Жигареву накануне солидно отбомбить вражеские аэродромы. Но к счастью нам опять помогла родная природа: утро началось с низкой облачности и густого снегопада. Казалось, что сам Русский Дух, витающий над Россией, заслонил от неприятельских стервятников Московское небо густыми облаками и свинцовыми тучами.
В ночь перед парадом были расчехлены и зажжены кремлевские звезды и убрана маскировка с мавзолея Ленина.
По рассказу коллеги автора по службе в органах военной контрразведки, участника Парада в 1941-м, полковника в отставке – Бойко Алексея Филимоновича, торжество началось ровно в 8:00.
Командовал парадом командующий МВО генерал Павел Артемьев, а принимал его маршал Семен Буденный.
Торжественный марш войск открыли курсанты артиллерийского училища. С развернутыми знаменами, под боевые революционные марши, исполняемые оркестром штаба МВО под управлением Василия Ивановича Агапкина – автора мелодии русского патриотического марша «Прощание славянки», шли по главной площади страны артиллеристы и пехотинцы, зенитчики и моряки.
Потом двинулась конница, знаменитые пулеметные тачанки, прошли танки Т-34 и КВ-1. В параде принимали участие батальоны курсантов Окружного военно-политического училища, Краснознаменного артиллерийского училища, полк 2-й Московской стрелковой дивизии, полк 332-й дивизии имени Фрунзе, стрелковые, кавалерийские и танковые части дивизии имени Дзержинского, Московский флотский экипаж, особый батальон военного совета МВО и МЗО, батальон бывших красногвардейцев, два батальона Всеобуча, два артиллерийских полка Московской зоны обороны, сводный зенитный полк ПВО, два танковых батальона резерва Ставки, прибывшие к 7 ноября из Мурманска и Архангельска.
Вопреки традиции проведения парада, речь произнес не принимающий парад, а сам Сталин. Он сказал:
«Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!
Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!..»
Во время парада по линии военной контрразведки и других служб были приняты беспрецедентные меры безопасности – у всех солдат, участвовавших в параде, даже у тех, кто сразу же после парада отправлялся на фронт, были изъяты патроны. Из танков и артиллерийских орудий изымались снаряды. Ни один немецкий самолет не достиг нашей главной Площади, хотя, как было сообщено на следующий день, на рубеже города силами 6-го истребительного корпуса и зенитчиками ПВО Москвы было сбито 34 немецких самолета.
Еще шли тяжелейшие бои на подступах к Москве, но многие офицеры и генералы понимали, что Москва не покорится нацистам и скоро блицкриг превратится в затяжную войну.
Конечно, большая работа в обеспечении безопасности парада была проведена армейскими контрразведчиками во главе с Виктором Семеновичем Абакумовым.
* * *
Это был период зарождения и активизации союзнических уз, и в первую очередь между руководителями Великобритании и СССР – У. Черчиллем и И. Сталиным. Когда на Красной площади еще шел парад, мимо мавзолея проплывали парадные коробки красноармейцев и грохотали гусеницы наших танков, именно в этот день Черчилль направил личное послание Сталину.
В нем говорилось:
«Чтобы внести в дела ясность и составить планы на будущее, я готов командировать генерала Уэйвелла – главнокомандующего в Индии, Персии и Ираке, для встречи с Вами в Москве, Куйбышеве, Тифлисе или в любом другом месте, где Вы будете находиться. Кроме этого, генерал Пэйджет прибудет вместе с генералом Уэйвеллом… Эти два офицера смогут точно обрисовать Вам наше положение, наши возможности и то, что мы считаем благоразумным. Они могут прибыть к Вам приблизительно через две недели. Хотите ли Вы встретиться с ними?
Мы сообщали Вам в моем послании от 6 октября, что мы готовы объявить войну Финляндии, Венгрии и Румынии в настоящий момент. Это было бы лишь формальностью, ибо наша широкая блокада уже действует против них. Мои соображения говорят против этого потому, что, во-первых, у Финляндии много друзей в Соединенных Штатах, и было бы более благоразумным принять во внимание этот факт. Во-вторых, что касается Румынии и Венгрии, то эти страны полны наших друзей; Гитлер подавил их и воспользовался ими, как слепым орудием. Но если счастье обратится против этого головореза, то они легко смогут снова перейти на нашу сторону.
Объявление войны Великобританией оттолкнуло бы их и произвело бы впечатление, что Гитлер является главой грандиозного европейского союза, сплоченно противостоящего нам. Прошу не подумать, что мы сомневаемся в пользе этого шага из-за недостатка рвения или товарищеского отношения. Наши доминионы, за исключением Австралии, против этого. Тем не менее, если Вы сочтете, что это было бы действительной помощью для Вас и имело бы смысл, я снова поставлю этот вопрос перед кабинетом.
Я надеюсь, что наши поставки вывозятся из Архангельска с такой же быстротой, как они туда поступают. Небольшой грузопоток начинает теперь также идти через Персию. Мы будем перекачивать наши поставки по обоим путям, напрягая до предела все наши усилия. Прошу Вас обеспечить, чтобы наши техники, следующие с танками и самолетами, имели бы полную возможность передать это вооружение Вашим людям при наилучших условиях. В настоящее время наша миссия в Куйбышеве оторвана от этих дел. Она хочет лишь помочь. Мы отправляем это вооружение с риском для себя, и мы весьма желали бы, чтобы оно использовалось самым лучшим образом. Вероятно, необходимо Ваше распоряжение.
Я не в состоянии сообщить Вам о наших ближайших военных планах более того, что Вы в состоянии сообщить мне о Ваших, но прошу Вас быть уверенным, что мы не будем бездействовать.
С целью удержать Японию в спокойном состоянии мы отправляем в Индийский океан свой новейший линейный корабль «Принц Уэльский», который может настигнуть и уничтожить любой японский корабль, и создаем там мощную эскадру линейных кораблей. Я настоятельно прошу Президента Рузвельта увеличить свое давление на японцев и держать их в страхе с тем, чтобы не был блокирован Владивостокский маршрут.
Я не стану тратить слов на комплименты, ибо Вы уже знаете от лорда Бивербрука и г-на Гарримана то, что мы думаем о Вашей борьбе. Будьте уверенным в нашей неустанной поддержке.
Я был бы рад получить непосредственно от Вас сообщение о том, что Вы получили эту телеграмму».
Сталин не только получил это послание Черчилля, но и на следующий же день – 8 ноября 1941 года, несмотря на занятость и тревожность на советско-германском фронте, ответил британскому премьеру четким личным посланием, исполненным собственноручно:
«Ваше послание я получил 7 ноября.
1. Я согласен с Вами, что нужно внести ясность, которой сейчас не существует во взаимоотношениях между СССР и Великобританией. Эта неясность есть следствие двух обстоятельств: первое – не существует определенной договоренности между нашими странами о целях войны и о планах организации дела мира после войны; и второе – не существует договора между СССР и Великобританией о военной взаимопомощи в Европе против Гитлера. Пока не будет договоренности по этим двум главным вопросам, не только не будет ясности в англо-советских взаимоотношениях, но, если говорить совершенно откровенно, не обеспечено и взаимное доверие.
Конечно, имеющаяся договоренность по вопросу о военном снабжении Советского Союза имеет большое положительное значение, но это не решает дела и далеко не исчерпывает вопроса о взаимоотношениях между нашими странами.
Если генерал Уэйвелл и генерал Пэйджет, о которых говорится в Вашем послании, приедут в Москву для заключения соглашений по указанным основным вопросам, то, разумеется, я готов с ними встретиться и рассмотреть эти вопросы. Если же миссия названных генералов ограничивается делом информации и рассмотрения второстепенных вопросов, то я не вижу необходимости отрывать генералов от их дел и сам не могу выделить время для таких бесед.
2. Относительно объявления войны Финляндии, Венгрии и Румынии со стороны Великобритании создалось, мне кажется, нетерпимое положение. Советское Правительство поставило этот вопрос перед Правительством Великобритании в секретном дипломатическом порядке. Неожиданно для СССР весь этот вопрос, начиная с обращения Советского Правительства к Правительству Великобритании вплоть до рассмотрения этого вопроса Правительством США, вынесен в печать и обсуждается в печати, дружественной и вражеской, вкривь и вкось. И после этого Правительство Великобритании заявляет о своем отрицательном отношении к нашему предложению. Для чего все это делается? Неужели для того, чтобы демонстрировать развал между СССР и Великобританией?
3. Можете не сомневаться, что нами принимаются все меры к тому, чтобы поступающее из Англии в Архангельск вооружение своевременно доставлялось по месту назначения. То же будет сделано и в отношении Ирана. Нельзя, однако, не сказать, хотя это и мелочь, что танки, артиллерия и авиация приходят в плохой упаковке, отдельные части артиллерии приходят в разных кораблях, а самолеты настолько плохо упакованы, что мы получаем их в разбитом виде».
После этого ответа Сталина Черчилль долго переваривал содержание документа – умного и честного. Даже если ответ английскому премьеру готовили помощники вождя, а не он, можно согласиться с тем мнением, что Сталин подбирал окружение профессионально подготовленное. Но многие документы, особенно письма, послания, статьи он писал лично, что говорит о широте его кругозора и глубине исследования им любой проблемы.
Настороженность Сталина была объяснима не только прошлыми событиями со своеобразным, нередко враждебным, отношением британского руководства к России как царской, так и советской, но и имеющимися материалами, полученными по линии военной контрразведки, возглавляемой Абакумовым.
Проблемы разукомплектованности бронетехники и артиллерийских орудий, а также плохой упаковки самолетов вызывали недоумение у офицеров военприемки, о чем они сигнализировали своему руководству. Через свою агентуру особые отделы на фронтовых базах получали эти сведения.
Как известно, 7 ноября 1941 года Абакумов, несколько раз побывавший в кабинете у Сталина, по всей вероятности докладывал Верховному Главнокомандующему и об этих случаях «английского вредительства», серьезно влияющих на боеготовность военной техники, присланной из страны Туманного Альбиона.
По другому расценивать эпизоды, когда запчасти к одному танку или орудию плыли на разных кораблях, было нельзя. На конвои нападали немецкие подводные лодки, гибли корабли союзников, и нередко получалось, что танки и артиллерийские системы стояли в порту мертвым грузом, превращаясь в металлолом. Такая бесшабашность могла быть придумана людьми, не желающими выстраивать союзнические отношения с Советским Союзом. Черчилль в таком случае был ни при чем. Так вот эти вскрытые, в том числе и военными контрразведчиками недоработки, и были использованы Сталиным в ответе Черчиллю 8 ноября 1941 года.
* * *
Сталин хорошо разбирался во многих проблемах, потому что имел обыкновение предварительно беседовать со специалистами. Он так «готовился» заранее для встречи с собеседником, чтобы не оказаться в положении лоха.
Одним из любимцев деловых «посиделок» у Сталина был авиаконструктор Яковлев. Они нередко встречались и разговаривали по широкому спектру вопросов – от авиационных до международно-политических.
Так, в одной из бесед они сначала коснулись ТТХ немецкого истребителя «Мессершмитт – 109 Е».
– Какие наши машины могут ему противостоять?
– Им могут противостоять, товарищ Сталин, лишь новые истребители «Миг», «Як» и «Лагг», появившиеся в образцах год назад. Сейчас они запущены в серийное производство.
– А по бомбардировщикам?
– Немецкому пикирующему бомбардировщику «Юнкерс-87» аналога у нас, к сожалению, нет.
– Ил-2 не сможет противостоять немцу?
– Может, но он тоже только недавно запущен в производство.
Сталин замолчал, потом встал из-за стола, и стал прохаживаться по дорожке. Он не мог долго сидеть за столом из-за больных ног, пораженных застарелым ревматизмом. Эту болячку он «заработал» еще во время ссылки в Туруханском крае. Во время очередного побега он провалился под лед в сорокаградусный мороз, весь обледеневший и со сломанной рукой, около двух десятков верст добирался до ближайшего жилья, где его обогрела и переодела сердобольная семья сибиряка.
Ноги ныли мучительно, особенно при смене погоды, поэтому приходилось разминать их ходьбой по кабинету.
Он подошел к авиаконструктору и вдруг неожиданно произнес:
– Выходит, мы правильно поступили, что в 1939 году заключили договор о ненападении с фашистской Германией, давший нам полтора года передышки и подготовки?
Яковлев встал со стула и четко проговорил:
– Выигрыш был особенно дорог для нашей авиации. Он позволил быстро разработать в 1939 – 1940 годы новые типы самолетов, и к 1941 году запустить их в серийное производство.
– Вы недавно вернулись из Берлина. Какая там обстановка? – спросил Сталин.
– Следов войны в городе нет. Союзная авиация больше пугает, чем действует. Однако во время объявления воздушной тревоги немцы дисциплинированно прячутся в бомбоубежища и сидят в них до отбоя, – ответил Яковлев и продолжил, – все одеты в форменную одежду. В кинотеатрах часто показывают документалистику фронтовых будней, типа «Польша в огне» с темой варварских бомбардировок.
– Порядок немец любит, – заметил с ухмылкой Сталин. – Еще наши бомбардировщики не сказали слово.
– Скажут.
– Да, со временем скажут.
– А как нацисты ведут себя с евреями?
– Евреи в Берлине обязаны носить на левой руке желтую повязку с черной буквой «Y» (юде. – Авт.). В такси можно увидеть таблички «Евреев не обслуживаю». Имеют место еврейские погромы. В магазинах, где владельцы евреи, разбитые витрины или облитые желтой краской двери.
– Мне известно, что гитлеровцы готовят согласно «Плану Ваннзее» полное истребление еврейского населения не только в Германии, но и в оккупированных странах.
– А почему немцы так ненавидят евреев? – спросил Яковлев.
– Дело в капиталистической конкуренции. Рурские магнаты прибирают к рукам капитал евреев-капиталистов в Германии.
– Какая на ваш взгляд, Александр Сергеевич, отличительная черта у немцев? – неожиданно спросил Сталин.
– Самоуверенность…
– Ну, этого им всегда хватало и губило их, – произнес хозяин кабинета. – Они нас, россиян, всегда считали недочеловеками. Нет, мы правильно поступаем, что так сурово караем националистов всех мастей. Они лучшие помощники наших врагов. Из националистов влупятся нацисты…
* * *
Жукова Сталин уважал за смелость, искренность и решительность. Во время обсуждения первых итогов войны в кабинете Сталина Жуков объективно оценил противника – сильного, мощного, нахрапистого.
– Из этого по-вашему выходит мы должны все время отступать?
– Товарищ Жуков переоценивает противника и недооценивает наши силы, – вставил подхалимски Ворошилов.
– На войне все бывает, товарищ Сталин. Я же всегда привык готовиться к худшему – тогда не бывает неожиданностей. Что же касается замечаний товарища Ворошилова, то его недооценка противника уже однажды дорого обошлась нашим вооруженным силам во время финской кампании.
Сталин поднял руку и остановил Ворошилова, который хотел чем-то возразить, перейдя в наступление очередной колкостью.
Но Жуков бывал и неправ, и ошибался.
После войны, как он считал, был несправедливо «обижен» Сталиным и поэтому оказал решающую помощь в 1956 году на посту министра обороны Никите Хрущеву в развенчании «культа личности» вчерашнего Верховного Главнокомандующего, а до этого в 1953 году в борьбе с Берией. Осознает маршал свою ошибку только в 1957 году и оценит Сталина по-другому – объективно, как когда-то воспринимал:
«Близко узнать Сталина мне пришлось после 1940 года, когда я работал в должности начальника Генштаба, а во время войны – заместителем Верховного Главнокомандующего. О внешности И.В. Сталина писали уже не раз. Невысокого роста и непримечательный с виду, И.В. Сталин производил сильное впечатление. Лишенный позерства, он подкупал собеседника простотой общения. Свободная манера разговора, способность четко формулировать мысль, природный аналитический ум, большая эрудиция и редкая память даже очень искушенных и значительных людей заставляли во время беседы со Сталиным внутренне собираться и быть начеку…
Русский язык знал отлично и любил употреблять литературные сравнения, примеры, метафоры…
Писал, как правило, сам от руки. Читал много и был широко осведомленным человеком в самых разнообразных областях. Его поразительная работоспособность, умение быстро схватывать материал позволяли ему просматривать и усваивать за день такое количество самого различного фактологического материала, которое было под силу только незаурядному человеку. Трудно сказать, какая черта характера преобладала в нем. Человек разносторонний и талантливый, он не был ровным. Он обладал сильной волей, характером скрытным и порывистым.
Обычно спокойный и рассудительный он иногда впадал в раздражение. Тогда ему изменяла объективность, он буквально менялся на глазах, еще больше бледнел, взгляд становился тяжелым и жестким. Не много я знал смельчаков, которые могли выдержать сталинский гнев и отпарировать удар…
Работал много, по 12 – 15 часов в сутки».
Даже лютый враг Советского Союза английский премьер-министр У. Черчилль подметит уникальность личности Сталина:
«Я прибыл в Кремль и впервые встретился с великим революционным вождем и мудрым русским деятелем и воином… У меня сложилось впечатление, что Сталин умеет глубоко и хладнокровно взвешивать все обстоятельства и не тешить себя никакими иллюзиями».
Помощник президента США Рузвельта Гарри Гопкинс:
«Его (Сталина. – Авт.) вопросы были ясными, краткими и прямыми…Его ответы были быстрыми, недвусмысленными, они произносились так, как будто они были обдуманы им много лет назад… Кажется, что у него нет сомнений. Он не признает пустой болтовни. Его юмор остр и проницателен…»
То, что репрессии были – это факт. То, что пятая колонна действовала заодно с врагами нашего государства – это тоже не подлежит сомнению. Действовала она по принципу – неприступные крепости легче всего берутся изнутри.
Доверившись «информации» руководителя НКВД Ежова, Сталин имел отношение к увольнению перед войной около 40 тысяч опытных командиров, якобы по причине политической неблагонадежности. Количество уволенных и причины их увольнения докладывалась ему Ежовым.
Правда, к январю 1938 года в армию и флот было возвращено 11 тысяч ранее уволенных опытных командиров, наверное, не по указанию Ежова, а кого-то выше. Со слов Сталина при наркоме обороны Ворошилове был взят неправильный, поверхностный крен в сторону наказания командиров в армии.
Сталин после ареста и расстрела 4 апреля 1940 года Ежова и его заместителя Фриновского потребовал от нового руководителя НКВД Берии дать ему раскладку по репрессиям 1937 – 1938 годов.
И вот, что он мог прочесть в статистике:
За контрреволюционные преступления в 1937 году судебными органами был осужден 841 человек. Из них расстреляно 121.
В 1938 году, в пик ежовщины, по статьям о контрреволюционных преступлениях органами НКВД было арестовано 52 372 человека. При рассмотрении их дел в судебных органах осуждены были 2731 человек, из них расстреляно 89 человек и 49 641 человек оправдан.
Сталин понял, что такое количество оправдательных приговоров говорило о том, что Ежов арестовывал многих граждан без достаточных к тому оснований.
В разговоре с соратниками по Политбюро Сталин по-другому оценил работу органов госбезопасности в деле разоблачения «высокопоставленной» агентуры противника:
«Наши враги за рубежом в провокационных целях распространяют слухи о массовых расстрелах, которые якобы имели место в Советском Союзе, проливают крокодиловы слезы по разоблаченным нами и расстрелянным своим агентам, по всем этим Тухачевским, Егоровым, Якирам. Утверждают, что разоблачение иностранной агентуры в СССР якобы понизило боеспособность советских вооруженных сил, а число расстрелянных в Советском Союзе чуть ли не перевалило за миллион человек. Это провокационная клевета…»
