Глава 12
Эшелоны спешат к Москве
Осень 1941 года.
Подмосковье и Москва.
Обстановка – катастрофическая.
Творческая интеллигенция приравняла, как говорилось, перо, голос, кисть к штыку. Писатель Алексей Толстой в пламенной статье «Москве угрожает враг» буквально кричит:
«Красный воин должен одержать победу. Страшнее смерти позор и неволя. Зубами перегрызть хрящ вражеского горла – только так. Ни шагу назад…
Ураганом бомб, огненным ураганом артиллерии, лезвиями штыков и яростью гнева разгромить германские полчища. Гнездо наше, родина возобладала над всеми нашими чувствами. И все, что мы видим вокруг, что раньше, быть может, мы и не замечали, не оценили, как пахнущий ржаным хлебом дымок из занесенной снегом избы, – пронзительно дорог нам».
А еще Алексей Толстой вспоминал слова одного заграничного писателя XVI века, побывавшего в Москве, который писал, что «если бы русские знали свои силы, никто бы не мог бороться с ними, а от их врагов сохранились бы кое-какие остатки».
Огромное количество наших войск, способных наносить ощутимые удары по врагу, оказались окруженными под
Вязьмой. Это стало результатом ошибок, допущенных Ставкой и командованием фронтов, прикрывавших столицу.
Как писал Герой Советского Союза военный разведчик и писатель Владимир Карпов:
«Почему так получилось? Да очень просто. Немцы стремились к концентрированному сосредоточению сил и достигли этого, а наши командиры выстраивали фронт с почти равномерным распределением количества километров на дивизию.
Например, в 30-й армии на дивизию приходилось 17,5 километра фронта, в 19-й армии – 8 километров на дивизию. И вот в стык между этими армиями гитлеровцы бросили 12 дивизий! Только в стык! Значит, превосходство сил противника здесь было подавляющее.
Получалось, что на каждый наш полк, сдерживавший полосу в 4 километра, немцы бросали 1–2 дивизии! Несколько полков на роту! Кто же удержит такую силищу винтовками и пулеметами? А на наших воинов перли танки – и они держались!»
Даже отступив до Москвы, ни Сталин, ни наши полководцы не понимали этой скорее не тактики, а стратегии врага. Начало операции «Тайфун», в ходе которой попало в окружение пять наших армий, убедительно подтверждает это недопонимание. Линейная оборона наших войск не выдерживала ударов, а поэтому образовывались большие бреши…
Получается, мы повторили оборонительную стратегию французов, о которой уже говорилось выше.
Со временем Г.К. Жуков признается, что «…благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска, дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, мы выиграли драгоценное время для организации обороны на Можайской линии.
Пролитая кровь и жертвы, понесенные войсками окруженной группировки, оказались не напрасными. Подвиг героически сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в общее дело защиты Москвы, еще ждет должной оценки».
В один из этих октябрьских напряженных дней Сталин позвонил командующему Западным фронтом Жукову и спросил:
– Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.
Жуков медлил с ответом, и эти секунды молчания для Сталина были тягостными. А Жуков понимал, какая степень ответственности лежит на нем, берущим на себя – положительный или отрицательный – ответ. Конечно, проще было уклониться, сказать, что на этот момент он не готов с ответом, но прямой характер не позволял мямлить, прятаться за неопределенность, и он бесхитростно и твердо заявил:
– Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.
– Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы в конце ноября. Танков пока дать не сможем.
Такая была обстановка…
* * *
Немцы, вооруженные планом «Тайфун», видели в нем ключ от Москвы. Думается, читателю будет интересно знать, что собой представлял этот зловещий план захвата, а потом уничтожения советской столицы. Перед вами один из экземпляров приказа по группе армий «Центр» на первое наступление.
«Командование группы армий «Центр»
Оперативный отдел, № 1620/41
Документ командования. Секретно.
Штаб группы армий 26.9.1941 г.
15 экз., экз. № 2
Секретный документ командования!
Документ Командующего.
Передавать только через офицера!
Приказ по группе армий на наступление.
1. После сурового ожидания группа армий переходит в наступление.
2. 4-я армия с подчиненной ей 4-й танковой группой переходит в наступление, сосредоточив главные силы по обе стороны шоссе Рославль – Москва. Добившись прорыва, армия поворачивает крупными силами на автостраду Смоленск – Москва по обе стороны Вязьмы, прикрываясь с востока.
3. 9-я армия с подчиненной ей 3-й танковой группой прорывает позиции противника между автострадой и районом вокруг Белой и пробивается до ж.д. Вязьма – Ржев. Главный удар наносить пехотными частями и поддерживающими их моточастями в направлении Холм.
Предполагается поворот на восток, у верхнего течения Днепра в направлении автострады у Вязьмы и западнее ее, прикрываясь с востока. Обеспечить наступление армии на северном фланге.
Дорогу через Еткино на Белой предусмотреть для нашего подвоза.
4. На внутренних флангах 4-й и 9-й армий между районами Ельня и автострадой имитировать наступление, пока оно не будет предпринято позже, и по возможности сковать противника путем отдельных атак с ограниченными целями.
5. 2-я армия прикрывает северный фланг 4-й армии. Она для этого прорывает позицию по Десне с основным ударом на своем северном фланге и наступает в направлении Сухиничи – Мещовск. Обеспечить армию от действий противника из гор. Брянск – Орджоникидзеград. Использовать возможность захватить город, особенно ж.д. пути и переходы, не обращая внимания на линию разграничения с 2-й танковой группой.
6. 2-я танковая группа – предположительно 2 дня до наступления армии – наступает через линию Орел – Брянск. Первый фланг примыкает к Свопе и участку Оки, левый фланг наступает на позицию по Десне с юга и ликвидирует противника в дуге Десны, взаимодействуя с 2-й армией.
7. Разграничительные линии…
8. Группа армий «Юг» выдвигает свой северный фланг (6-я армия) на восток севернее Харькова. Группа армий «Север» прикрывает 16-й армией линию группы озер сев. Жеданье – Ильмень.
9. Усиленный 2-й воздушный флот разбивает русскую авиацию перед фронтом группы армий «Центр» и всеми средствами поддерживает наступление армий и танковых групп.
Перед лицом этих задач бомбежки Москвы должны отойти на второй план и будут возобновлены только тогда, когда это разрешит наземная обстановка.
Для того чтобы затруднить противнику подвоз снабжения и свежих сил, ж.д. линии на восток от линии Брянск – Вязьма – Ржев постоянно подвергать налетам.
10. День и час наступления я укажу в соответствии с отданными мною 24. 09 распоряжениями командующим армий и других соединений.
Подписал: генерал-фельдмаршал фон Бок».
Этот приказ для Москвы был самым опасным. После серии неудач и постоянного отступления на восток у солдат и командиров Красной Армии мог появиться синдром неверия в свои силы. И нередко он появлялся в силу усталости.
Войска были крайне измотаны в постоянных боях, а на смену выбитым вставало под Москвой много необученных воинов, особенно из ополчения.
Понятно, Москва – это не вся Россия, но с потерей столицы было бы еще труднее собраться для нанесения крупного удара по врагу, какой получился в декабре 1941 года и январе 1942 года.
* * *
Советские войска на Дальнем Востоке, исходя из опыта событий на озере Хасан и реке Халхин-Гол, представляли собой крепкий кулак для японских милитаристов. Вообще наша дальневосточная группировка в период Великой Отечественной войны состояла из Сухопутных войск, ВоенноВоздушных Сил, Военно-Морского Флота и Войск ПВО территории страны.
Организационно они входили в состав Дальневосточного и Забайкальского фронтов, Тихоокеанского флота, Краснознаменной Амурской флотилии. Войска ПВО состояли из Дальневосточной и Забайкальской зон ПВО территории страны. Охрану сухопутных и морских рубежей несли пограничные войска.
Что касается советского военного кулака на Дальнем Востоке, то он был достаточно внушительный по своей огневой мощности. Ставка Верховного Главнокомандования, учитывая реальную опасность агрессии со стороны империалистической Японии, в течение почти всей войны была вынуждена держать на Дальнем Востоке:
– от 32 до 59 расчетных дивизий сухопутных войск,
– от 10 до 29 авиационных дивизий,
– до 6 дивизий и 4 бригад войск ПВО территории страны.
Общая численность войск составляла свыше 1 млн солдат и офицеров.
Вооруженность группировки:
– от 8 до 16 тыс. орудий и минометов,
– свыше 2 тыс. танков и самоходных артиллерийских установок (САУ),
– от 3 до 4 тыс. боевых самолетов,
– более 100 боевых кораблей основных классов.
По официальным данным, в общей сложности эти войска составляли в разные периоды войны от 1 5 (в начале войны) до 30 % (в конце войны) боевых сил и средств всех Советских Вооруженных Сил.
Надо сказать, что перегруппировка войск стратегического значения с Дальнего Востока к западным границам Советского Союза была проведена еще накануне вероломного вторжения вермахта на нашу территорию. Как бы ни пытались некоторые писаки утвердиться во мнении, что советская разведка не сработала в начале Великой Отечественной войны, – это элементарная ложь. Да, элементы шапкозакидательства были. Многажды советские воинские гарнизоны по всей огромной территории СССР оглашались глотками солдат в песне со словами:
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней…
Да, Сталин не мог допустить, чтобы Красная Армия могла быть признана слабее какой-либо другой армии мира. Подобную информацию он не хотел ни видеть, ни слышать.
Но объективные данные были другими. Гитлер, поставив на колени почти всю Европу, взял курс на Восток. На Третий рейх теперь работала вся Европа, а мы по воле политиканов заявляли, что наша армия «всех сильней». Для поддержки штанов – это нужное идеологическое мероприятие, а вот для трезвой оценки и выработки конкретных упреждающих мер – нет. Первыми опровергли слова модной строевой песни С.К. Тимошенко и ГК. Жуков. Они обращаются 15 июня к Сталину с просьбой дать санкцию на приведение войск в боевую готовность. В докладной на имя вождя честно говорилось:
«Мы не можем организованно встретить и отразить немецкие войска, ведь Вам известно, что переброска войск к нашим границам при существующем положении на железных дорогах до крайности затруднена».
Получив докладную и прочитав ее, он резко встал со стула, а скорее, вскочил. Раскурил трубку и стал мерить шагами кабинет. Желваки заходили за скулами его желтоватого, побитого оспинами лица. Мысль тут же написать отповедь бросила его вновь к столу. Размашистым почерком он быстро набросал эмоциональный текст:
«Вы что же, предлагаете провести мобилизацию, сейчас поднять наши войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы оба это или нет?»
Данные нашей разведки, в том числе и перепроверенные, порой жестко отвергались Сталиным. Немаловажную роль в этом подлом деле неверия сыграли, конечно, и кремлевские шептуны, вращающиеся возле уха Хозяина, и в первую очередь Берия. Он всегда держал свой массивный нос по ветру, зная, что хочет в нужный момент услышать от него Иосиф Виссарионович. Недостатка в подпевалах среди партийных чиновников тоже не было.
И все же настойчивые потоки информации от зарубежной агентуры нашей разведки серьезно повлияли на выработку скорректированных планов советского военно-политического руководства по переустройству стратегии развертывания войск.
Так, во второй половине апреля 1941 года в связи с резким обострением военно-политической обстановки в Европе и прямой подготовкой фашистской Германии к нападению на Советский Союз Кремль принял ряд срочных решений. Предполагалось в незамедлительном порядке значительно усилить за счет войск внутренних военных округов, а также Дальнего Востока и Забайкалья западную группировку войск Красной Армии.
К 22 июня 1941 года с Дальневосточного фронта и Забайкальского военного округа туда прибыли полевое управление 16-й общевойсковой армии, 2 стрелковых и механизированный корпуса, в том числе 4 стрелковые, 2 танковые, моторизованная дивизии и 2 отдельных полка, а также 2 воздушно-десантные бригады – всего свыше 57 тыс. человек.
С ними в эшелонах было доставлено на фронт более 670 орудий и минометов, 1070 легких танков.
Эти войска участвовали в оборонительных операциях на Западном и Юго-Западном стратегических направлениях в первый месяц Великой Отечественной войны.
Часть из них полегла на полях сражений родины появления нашей гвардии – на Ельнинской земле. Во время пребывания автора в Ельне на открытии часовни в честь павших советских воинов в 1941 году, в том числе и десантников, он обратил внимание на памятные доски. Они были поставлены на полях сражений с немцами. Воевала там и дальневосточная воздушная пехота. О павших воинах меткими словами в то суровое время сказал Михаил Исаковский. Они высечены на скрижалях памяти:
Вечная слава и вечная память
Павшим в жестоком бою!
Бились отважно и стойко с врагами
Вы за Отчизну свою.
Пусть же проходят за годами годы, —
Вас не забудет страна:
Свято и ревностно память народа
Ваши хранит имена.
Большие потери в людях и военной технике заставили, не дожидаясь окончательного развертывания новых формирований, снять с южных и дальневосточных границ некоторые кадровые соединения и части.
По другим данным, в летне-осеннюю кампанию 1941 года из состава войск, находящихся на Дальнем Востоке и Забайкалье, Ставка использовала: 12 стрелковых, 5 танковых и моторизированную дивизии. Общая сила войск составляла более 12 тыс. человек, свыше 2 тыс. орудий и минометов, 2209 легких танков, свыше 1 2 тыс. автомашин, 1 500 тракторов и тягачей.
В годы войны дальневосточная группировка не только выполняла свою основную функцию – прикрывала наши рубежи на Дальнем Востоке, но и внесла достойный вклад в разгром немецко-фашистских полчищ в европейской части СССР. Кроме того, она явилась одним из главных источников пополнения стратегических резервов Ставки, особенно в битве под Москвой.
Блестяще проведенная органами госбезопасности операция «Снег» позволила Сталину смелее принимать решения на усиление истощенной тяжелыми, изнурительными боями обороны столицы Красной Армии свежими частями с Дальнего Востока. Конечно, это был риск, но он оказался оправданным.
«Сибирские дивизии», как тогда называли дальневосточников, шли и шли не только в первый год войны. Большой поток войск с берегов Тихого океана и Амура шел и в 1942 году, в период второй главной битвы – за Сталинград. Дальневосточники и сибиряки там тоже показали примеры мужества, стойкости и героизма.
Писатель Петр Андреевич Павленко в статье «Сибиряки» вспоминал:
«Они прибыли в разгар великой битвы за Москву. В вагонах, запорошенных снегом, звучало неторопливо:
На тихом бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой…
Из вагонов на жесткий мороз степенно выходили в распахнутых ватниках, в гимнастерках с раскрытыми воротами, деловито умывались на ледяном ветру…
В эту же ночь зазвучал сибирский говор на дорогах по направлению к западу от Москвы. По деревням Подмосковья разнеслось сразу:
– Сибиряки подошли!
Они ударили по немцу с ходу. Пехотинцы, разведчики, артиллеристы влили в ряды защитников Москвы свежую сибирскую кровь. Заскрипели лыжи, привезенные из родной тайги. Заработали таежные охотники-следопыты…
Медлителен, даже угрюм и неразговорчив сибиряк, когда делать нечего. Но в бою нет злее, упорнее и веселее его. Опасность захватывает его целиком, и весь он – в ней…
Сибирский говор промчался за Кубинку, раздался у Волоколамска, где сибиряки-артиллеристы громили дзоты, прозвучал у Наро-Фоминска и Рузы и дальше к Можайску, и еще за Можайск – на запад…
Немцы очень быстро узнали о приходе сибиряков, вернее, почувствовали на себе. Входя в деревню, обязательно расспрашивали жителей, не сибиряки ли тут действуют. Качали головами, если оказывались сибиряки.
Москва обязана сибирякам и дальневосточникам!»
Разведывательные службы Японии и военное командование внимательно следили за ходом боевых действий на советско-германском фронте и, естественно, за состоянием группировки советских войск на Дальнем Востоке.
От плененного японского штабного офицера в начале сентября 1941 года наша военная контрразведка получила документальные данные о том, что в войска Квантунской армии ушла директива, в которой, в частности, говорилось:
«Для завершения проводимой непрерывной подготовки к операциям против Советского Союза не только Квантунская армия, но и каждая армия и соединения первой линии должны прилагать усилия к тому, чтобы, наблюдая за постепенно происходящими изменениями военного положения Советского Союза и Монголии, иметь возможность в любой момент установить истинное положение. Это особенно относится к настоящим условиям, когда все более и более возникает необходимость быстро установить признаки переломного момента в обстановке».
Ясно, какой «переломный момент» они ожидали, – фиксирование оттока советских дивизий на запад, чтобы нанести внезапный удар. Учителя у самураев были достойные – гитлеровцы.
А тем временем на помощь Москве скрытно, как правило, ночью, а днем – под прикрытием выхода частей якобы то на учения, то с целью передислокации гарнизонов, то по подразделениям, по другим, не настораживающим противника причинам полки уходили на погрузку в эшелоны. Личному составу предоставлялись «теплушки», как правило, двухосные товарные вагоны, а боевой технике – платформы и четырехосные пульманы.
По рассказам очевидцев тех событий, всему личному составу не доводилась информация, куда направляются армейские железнодорожные составы. А тем, кому становилось известно о пункте разгрузки, категорически запрещалось распространяться об этом. Мы догадывались, куда нас везут, а потом и вовсе узнали – на помощь Москве.
Немного конкретной истории.
Первый воинский эшелон с войсками из состава Дальневосточного фронта ушел на запад через четверо суток после начала войны – уже 26 июня 1941 года. У советского командования были все основания спешить из-за ограниченной пропускной способности Транссиба. Об этом «бутылочном горлышке» прекрасно был осведомлен японский генштаб.
Когда обстановка под Москвой осложнилась до предела, 10 октября первый секретарь Хабаровского крайкома ВКП(б) Г.А. Борков отправил И.В. Сталину письмо с предложением использовать для обороны Москвы не менее десяти дивизий с Дальнего Востока. Через два дня последовала реакция на это письмо: 12 октября в Кремле состоялась встреча И.В. Сталина с командующим Дальневосточным фронтом (ДВФ) генералом И.Р. Апанасенко, главкомом Тихоокеанского флота (ТОФ) адмиралом И. С. Юмашевым и первым секретарем Приморского обкома ВКП(б) Н.М. Пеговым.
Речь шла о передислокации войск и артиллерии из региона под Москву.
Сталин торопил развитие этой инициативы.
– Товарищ Апанасенко, на вас я возлагаю ответственность этой операции. Переброска должна проходить под вашим личным контролем. Поняли?
– Так точно, товарищ Сталин, – коротко, по-армейски ответил генерал.
– Ну вот и хорошо, что вы поняли. Но учтите еще одно обстоятельство – с учетом ограниченной пропускной способности Транссиба надо сделать все возможное, чтобы указанный транспортный негатив не помешал в проведении этого секретного мероприятия. Максимально нужно сократить сроки переброски войск.
– Будем делать все, чтобы решить задачу, и я считаю, что она решаема, с учетом общей обстановки и знания местных условий. У нас есть резервы, – четко отчеканил командующий Дальневосточным фронтом.
– Тогда на этом и закончим. – Сталин привстал из-за стола, чтобы дотянуться до потухшей трубки. – Свободны, товарищи…
С учетом слабой пропускной способности единственной железнодорожной ветки, эвакуации на восток промышленного оборудования и населения с запада, технических возможностей и инструкций Наркомата путей сообщения (НКПС) переброска войск могла занять несколько месяцев. Но железнодорожники нарушили все возможные технические ограничения. Дальневосточные дивизии были переброшены на запад в течение… трех недель. Поезда шли при полной светомаскировке, без световых сигналов, со скоростью курьерских – 800 км в сутки. Это были хорошо оснащенные и обученные дивизии, отличающиеся высокой боеспособностью.
Со временем танковый стратег вермахта генерал-полковник Гейнц Гудериан по поводу переброски наших войск с Дальнего Востока напишет:
«Эти войска с невероятной до сих пор скоростью, эшелон за эшелоном, были направлены на наш фронт».
