Глава двадцать первая
Преданность большому делу
Есть люди, которых называют подвижниками — преданными своему делу. И это дело они готовы всегда писать с большой буквы. Потому что дело, которым они занимались, было для них всегда большим, т. к. оно касалось государственной безопасности.
Капитан государственной безопасности в отставке Федосья Федосьевна Борисова, сотрудница Смерша НКО СССР, бывший старший оперуполномоченный Особого отдела Краснознаменного Балтийского флота.
Впервые это имя автор услышал из уст своего первого оперативного начальника генерал-майора Николая Кирилловича Мозгова, в его выступлении на день чекиста во Львове — в Особом отделе КГБ СССР по Прикарпатскому военному округу.
Повествуя о фронтовых буднях во время службы в Особом отделе, а потом Смерше на Балтфлоте, он вспоминал некоторые операции и оперативников, участвовавших в них.
Рассказывал он и о женщине — старшем оперуполномоченном на Балтике Федосье Федосьевне Борисовой. Потом, годы спустя, он подарил сослуживцу по Прикарпатью книгу «Чекисты Балтики», где публиковались его воспоминания — «Тревожные дни на Ханко». В этой книге упоминалось и имя Борисовой. Ей была посвящена отдельная статья.
Говоря о ее деятельности, географии службы и ее характере, он назвал сотрудницу военной контрразведки «женщиной — метеором». На самом деле это была очередная сотрудница Смерша, исколесившая по местам службы почти всю страну.
Родом она была из Украины.
Родилась в образованной и большой семье с восьмью детьми. Отец — Федосий Третьяченко — был учителем в большом селе Старая Буда Киевской области. В конце 1920-х гг. на Украине жилось не сладко. И люди срывались с родной земли и отправлялись за счастьем в Сибирь. Уехала осваивать Алтайские земли и семья учителя. Любимой дочери Федосье было всего десять лет…
* * *
Это было время свирепствования на Алтае остатков белогвардейских банд. Они расправлялись с учителями, военными, коммунистами и, вообще, сторонниками советской власти.
Вот как вспоминала наша героиня тот период.
Банда Шишкина налетела днем откуда-то из лесу, оставляя за собою кровь, трупы, слезы, наводя ужас на местных жителей…
Черная слава бежала впереди них. Бандиты прошли рядом с селом Егорьевкой, в котором учительствовал отец.
Первым бандиты схватили Локтевского судью Василия Муромцева. Привязали за ноги к хвосту коня и погнали. Живой человек бился о дорогу, об ухабы да камни. Его лицо превратилась в кровавое месиво. В таком виде он и принял смерть мученика. И братьев его убили эти звери.
А секретарю райкома комсомола Павлу Локтеву шашкой срубили голову. Откуда такая лютая ненависть бывает у людей? Наверное, от того, что в такие моменты они превращаются в звероподобные существа.
Отец в тот период оказался в Змеиногорске. Там проходило совещание учителей и директоров школ. Бандиты откуда-то узнали об этом. Налетели, ворвались в здание, арестовали педагогов и заперли в тюрьму.
Расправа готовилась чуть позднее. Но нашлись смелые люди. Из Рубцовки на конях поскакали в Усть-Каменогорск, где стояли красные. Успели предупредить — красноармейцы разгромили банду. Заключенных освободили. Так отец остался живым, но от стресса стало болеть сердце, и в 1931 г. Федосия Третьяченко не стало.
И вот тут-то Федосья, которую близкие называли нежно Феня, рассказала о человеческой подлости. Она вспомнила, что за две недели до нападения банды к ним приезжал инспектор школ. Принимал его отец дома — накормил, напоил. Говорили о школьных делах.
Отец был партийным, инспектор знал это. А оказалось, что этот человечишка с бандитами заодно. И совещание-то учительское собрано было по его указанию. А, может, он сам и был этим Шишкиным.
Когда наши освободили арестованных, отец рассказывал, как «инспектор» на коне прискакал с бандой. За одной лошадью труп Локтевского судьи, весь в крови, волочится, а «инспектор» гарцует на своем коне да показывает, кого из учителей брать. Увидев отца, пообещал ему:
— Вечером расстреляем…
Сегодня, по вине партийного руководства СССР, мы лишенные Большой Родины, которую предали и разломали, часто от них самих, перекрасившихся под либералов-рыночников и их последователей, мы слышим, что Советам власть досталась легко — она, мол, валялась на дороге. Глупость все это. Слишком прост и слеп тот человек, который думает, что Советская власть нам даром досталась, вроде подарка новогоднего. Нет, за нее жизнями уплачено.
* * *
Эти кровавые картины из детства постоянно тревожили девушку. Как дальше строить свою жизнь? Природа ее не обидела — высокая, сильная, красивая, общительная, с ямочками на щеках…
Когда разгромили банду, поплакала Фенечка по погибшим товарищам, а потом вытерла покрасневшие глаза жесткой ладошкой и дала себе крутой обет:
«Нет, распусиаться нечего. Слёзы — слабость наша. Иной раз, проливая слезы, мы ими обманываем не только других, но и себя. Слезы — оборонительная жидкость.
С врагом бороться — силушка и знания нужны. Только слабость не прощает, только бессилие не забывает».
А после этих слов, сказанных молча себе, она предалась общественной жизни. Феню выбрали в состав райкома комсомола города Локоть. Потом она стала заведующей женотделом в райкоме партии. Окончила юридические курсы. Стала нотариусом, членом суда, увлеклась стрельбой.
Потом, по призыву Хетагуровой, уехала строить Комсомольск-на-Амуре. В Хабаровске работала оперуполномоченным в аппарате управления НКВД — боролась с сектантами, расхитителями, бандитами.
Вскоре вышла замуж за коллегу оперуполномоченного Борисова, которого перевели в Ленинград. Он был коренным жителем Северной Пальмиры.
В июне 1940 г. Федосья Борисова тоже оказалась в северной столице. Война застала сотрудницу НКВД внезапно, как и всех советских людей. За каких-то полгода голодной блокады Федосья Федосьевна потеряла свою монументальность, сбавила вес. Ещё бы — голодала, как все…
Прыгала по крышам, сбрасывая или туша на месте зажигалки, обслуживала через Ладогу Дорогу жизни. Помогала, чем могла, родственникам мужа. Одним словом, метеор, а не женщина — везде успевала.
Потом с ней познакомились работники Особого отдела Краснознаменного Балтийского флота. Забрали её в Ленинградскую морскую базу КБФ. Предложили работу по обслуживанию морских госпиталей. На первый взгляд объекты слабые в смысле разведывательных устремлений гитлеровских спецслужб, но старший оперуполномоченный Федосья Борисова нашла сферу приложения своего богатого опыта и на этих объектах.
Как-то через агентуру она получила сигнал, что один из медиков с высшим образованием стал проводить с врачами странные беседы по склонению их к измене Родине. Нужно было перепроверить эти сведения. И вот на её столе лежат несколько исписанных мелким почерком донесений. Она читает, и кровь приливает к щекам:
«Как же так можно вести себя в годину тяжелейших испытаний?! На нас напал враг, а не мы на него. А этот тип твердит: «Люди, бегите из страны, потому что Германия нам родная страна, она добра желает». Что он, не видит, что фашисты сделали за несколько первых месяцев войны? Нет, он настоящий враг!»
Она ещё раз перепроверила эту информацию. Факты подтвердились. И только после этого материалы с делом, назовем его «Предатель», стали достоянием Особого отдела НКВД Ленинградской морской базы КБФ.
А вот другой случай, когда сотрудница военной контрразведки предотвратила идеологическое разложение среди медперсонала одного из оперативно обслуживавших госпиталей.
Один санитар стал активно распространять сведения антисоветского содержания с призывами бросать оружие и сдаваться немцам. Сначала медперсонал считал его чуть ли не больным на голову, но потом выяснилось, что он вполне здоров и обиделся на власти за отсидку в тюрьме — обворовал магазин…
Всяких историй было много за время блокады.
* * *
В 1943 г., как известно, Особые отделы приобрели новое название — Смерш. Федосья Борисова стала старшим лейтенантом госбезопасности. 18 января 1943 г. силами Ленинградского и Волховского фронтов блокада была прорвана, а через год она была полностью снята.
Госпиталя пошли вслед за фронтами загонять фашистского зверя в берлинское стойло. Чего только не насмотрелась сотрудница Смерша. Были и казусы.
Так, развернули госпиталь в Койвисто (теперь это Приморск), стали принимать раненых с островов Биорки, Тюрисари, Пейсари. Госпиталь так и шел за армией, за частями, личный состав которых отбивал эти острова у противника.
Сотруднице Смерш доложили, что среди раненых какой-то иностранец. Заинтересовалась Борисова этим человеком.
Одежда раненого была окровавлена, изодрана, ее сразу выбросили. Неизвестного ночью подобрали на поле брани, почти без сознания. Подошел врач к чекистке и говорит:
— Этот тип, наверное, вашу службу заинтересует. Он, очевидно, не немец, а финн. Посмотрите, поговорите.
— А откуда известно, что он финн? — спросила контрразведчица.
— Говорит не по-нашему и не по-немецки, впрочем, и на финский язык его речь очень мало похожа.
Сотрудница Смерш решила сама поговорить с ним. Зашла в палату, присела у кровати. Пыталась заговорить с ним. Человек произносил странные слова. Решила подождать несколько дней, понимая, что лечат не только медикаменты, но и время. Зашла снова в палату и спрашивает его:
— Ты сам-то откуда будешь?
На лице появилась маска осмысленности. И вдруг он отвечает:
— С Урала! С Урала я буду!
Оказалось, свой боец был. Просто от болевого шока в результате контузии стал заговариваться…
Летом 1944 г. Борисова трудилась в администрации госпиталя для выздоравливающих офицеров. Приходилось работать и с военнопленными. Последние вели себя, со слов Федосьи Федосьевны, послушно — отвечали на все поставленные вопросы. Эсесовцы были высокомерны, но спесь с них быстро сбивали разоблачениями их участия в конкретных преступлениях.
Со слов Елены Серебровской, побывавшей у нее дома в северной столице:
«…Она не одинока. Чуть ли не но каждом этаже многоквартирного дома есть у неё знакомые, друзья. У одних она, случается, посидит, покараулит дошкольника. Другие забегут к ней: «Чего вам купить в молочном магазине? Рощинский творог привезли, и сметана свежая…»
Простыми, земными людьми были сотрудницы Смерша.
Это сегодня некоторые болтуны и Иваны, не помнящие родства, хотят их сделать злодеями. Не дадим! Они были достойными людьми достойного Отечества!
