Книга: Химия чувств
Назад: Глава 30 Джилл
Дальше: Глава 32 Тристен

Глава 31 Джилл

— Джилл, ты знаешь, что такое веник? — спросил Тристен, когда я включила единственную лампочку, висевшую под потолком, которая едва освещала наш полупустой гараж, больше похожий на огромный амбар с просевшей крышей. — Им бы тут пройтись не помешало. Хотя лучше сразу бульдозером.
Я не стала напоминать Тристену, что у меня было бы больше времени на уборку в гараже, если бы я не занималась спасением его жизни. Меня всецело захватили очертания громадного старого отцовского «вольво», накрытого грязным куском брезента. Отвратный подарок в мерзкой обертке. Мне не хотелось даже приближаться к нему.
— Джилл? — Тристен посмотрел мне в лицо. — Я просто пошутил… от безысходности…
— Сесть в машину, Тристен. мне даже тяжелее, чем войти в кабинет, — сказала я, уставившись на «вольво» так, словно там мог скрываться убийца. — Тристен, в ней погиб отец. В мучениях.
Я ждала от Тристена прежнего сочувствия. Напрасно. Он скользнул мимо и, словно фокусник, сдернул с машины заляпанный краской брезент.
И я увидела. Обычный, ничем не примечательный автомобиль, в котором жестоко зарезали моего отца.
— Джилл, тут надо так же, как пластырь с раны срывать. — Тристен отряхнул пыль с рук. — Чем быстрее, тем лучше. Садись, может, тебе и поводить захочется.
Я смотрела на него, не веря своим ушам. Я не двигалась.
— Поводить?
— А почему бы и нет? — Он пожал плечами, — У тебя же нет машины. — Он похлопал по «вольво». — И в то же время есть.
— Тристен… Я даже дверцу открывать не хочу.
— Тогда это сделаю я, — сказал он, подходя к машине с водительской стороны. Кивком головы он указал на пассажирскую дверь. — Твоя очередь.
Я колебалась.
— Джилл, мне не терпится залезть в бардачок, и через десять секунд я сделаю это сам, — предупредил он. — Но я все же считаю, что открыть его должна ты. Твоя склонность прятаться и делать вид, будто убийства не было, ненормальна. Ты уже заходила в кабинет отца. Ты знаешь, что справишься.
Я несколько расстроилась.
— Ты вроде бы говорил, что ты, в отличие от отца, не психиатр, — напомнила ему я. — У нас с мамой, наверное, свои способы выживания в данной ситуации.
— Джилл, твоя мама сорвалась, — сказал Тристен.
Услышав это, я очень разозлилась:
— Ты не знаешь, что вызвало этот срыв!
Какое-то время мы стояли в свете этой голой лампочки и смотрели друг на друга: рука Тристена лежала на «вольво», а я стояла у входа. В глубине души я понимала, что он прав. В том, что наша с мамой реакция — это попытка забыть об отце и жить, как будто его и не было, — возможно, нездорова. Но вести себя по-другому смелости не хватало. Такое поведение в отношении смерти отца было очередным неписаным правилом, которому мне приходилось следовать.
Дул осенний ветер, стропила скрипели, в конце концов Тристен не выдержал и пошел, но не к пассажирской дверце, которую ему не терпелось открыть, а ко мне. Он наклонился и посмотрел мне прямо в глаза, и я снова увидела в нем ту нежность, которая мне так нравилась. Слишком нравилась.
— Джилл, — начал он, — я об этом никому не рассказывал, но, когда исчезла моя мама — точнее, как я уверен, умерла, — я заставлял себя заходить в спальню родителей, ложился на кровать, с той стороны, где раньше спала она, клал голову на ее подушку и вдыхал запах ее духов. Сколько я себя помню, она пользовалась одной и той же маркой. Когда-то этот аромат символизировал покой, а теперь я от него задыхался, гадая, что же маме пришлось выстрадать в последние минуты ее жизни. Мне в голову лезли самые ужасные варианты развития событий, но я не гнал эти фантазии прочь. И, как ни странно, потом запах этих духов перестал выбивать меня из колеи. Я ему, можно сказать… рад. — Он снова бросил взгляд на машину. — Если ты выедешь на ней несколько раз в хорошую погожу, ты забудешь об убийстве, и к тебе вернутся более приятные воспоминания.
Я не знала, что и ответить. Я на самом деле даже сама не могла понять, какие воспоминания о папе мне хотелось бы сохранить. Ужас от осознания того, что его убили, и гнев на то, что он так жестоко обманул меня, точно масло с водой, то смешивались, то разделялись.
Но сейчас я думала лишь о том, что мне не хочется никуда идти. И не только потому, что я боялась садиться в это стоявшее всего лишь в паре метров от меня и прижавшееся к земле на приспущенных шинах вместилище страха.
Нет, я не хотела снова разрушать возникшую между мной и Тристеном близость. Наше общее горе связывало нас все теснее. Для меня этот парень стал больше, чем товарищем по несчастью. Тристен очень сильный. Не только физически, но и эмоционально. Он действительно сможет покончить с собой, если придется…
Мы смотрели друг другу в глаза, и я поклясться готова, что на долю секунды я увидела в его взгляде отражение моих растущих к нему чувств. Но, может, я ошиблась. Потому что снова подул ветер, заскрипели стропила, и Тристен выпрямился, удаляясь от меня.
— Джилл, давай сделаем это прямо сейчас, — сказал он. — Хватит колебаться.
Послушай его, Джилл. Он в этом разбирается…
Сделав глубокий прерывистый вдох, я потихоньку направилась к машине. Не забывая о том, что за мной идет Тристен. Я шла через силу, буквально чувствуя вспыхнувшее с новой силой рвение напарника.
Дойдя до «вольво», я протянула руку к дверце, и вдруг перед моими глазами замелькали ужаснейшие картины. Папа… сверкающее лезвие ножа… крик… Из раны на горле отца хлещет кровь, а убийца тащит его из машины…
Но я не остановилась, а потянула ручку, открыла дверь, и глаза мои заметались в поиске неотмытых капель крови.
Не нашла. Ни одной.
Я села на знакомое сиденье и открыла бардачок. Из него посыпались бумаги и салфетки. Тристен нависал надо мной, упершись руками в дверцу и крышу. Он уже не мог сдерживать своего нетерпения:
— Ну, что там, Джилл?
— Я ничего… — Я выгребала из бардачка мусор. Зачем папа хранил все это барахло? — Не вижу.
Но тут же заметила.
Кровавое пятно, которое я так боялась увидеть. Оно было старым и темным и так притягивало к себе, как это может делать только кровь. Кровавое пятно на измятом листке бумаги. Как будто его засунули в бардачок в спешке.
Трясущимися руками я достала листок и развернула его, разгладив на коленке. Сощурившись, я пыталась разобрать непростой почерк отца.
— Ну? — повторил Тристен. — Это он?
— Тристен… — Мой голос дрожал еще сильнее, чем руки. — Смотри, — сказала я, поворачиваясь к нему.
Кровавый список.
Систематически измененных солей.
Назад: Глава 30 Джилл
Дальше: Глава 32 Тристен