ОДОЛЖЕНИЕ
Я открываю глаза, моргаю, чтобы быстрее себя определить. Еще ночь. Рядом спит Габриэль. Мы в лесу, за домом Меркури. Это особый дом, в котором я могу спать, но я попытался лишь дважды. Ночью внутри дома меня хотя и не подташнивает, зато мучают приступы клаустрофобии. В общем, снаружи, среди деревьев, все равно лучше. Роза спит в коттедже. Где спит Меркури? Не могу сказать, спит ли она вообще.
В первую ночь Габриэль сказал:
— Коттедж — это дом для гостей. Думаю, сама Меркури живет далеко отсюда.
— В каменном замке на вершине скалы?
— Подобное жилье в ее духе. Я видел однажды, как она шла вверх по склону горы, по направлению к леднику. Наверное, там есть еще один проход, он-то и ведет к ее настоящему жилью. Роза тоже иногда поднимается туда, по крайней мере, я сам ее видел несколько раз.
Роза — помощница Меркури, лет ей, наверное, около двадцати. Она темноволосая, у нее пышная соблазнительная фигура, и она красивая — но не Черная. Она шайт — так она сама называет Белых Ведьм, — но воспитала ее Меркури. Дар Розы в тумане забывчивости, так говорит Габриэль, но я не понимаю, что это значит, а он отказывается объяснять, утверждая, что лучше самому один раз увидеть. Роза использует свой Дар для того, чтобы добывать разные вещи для Меркури.
Я не стал интересоваться, что это за вещи. С самой же Меркури я не говорил. В ее доме я уже неделю, но она не была здесь с тех пор, как я появился.
Я сразу сказал ей, что мне нужна ее помощь. Объяснил, что до моего дня рождения осталось всего две с небольшим недели. Я был вежлив. Но в ответ неизменно слышал лишь ее молчание.
Молчание.
Габриэль говорит, что она еще придет ко мне в надлежащее время.
Но пока дни идут за днями… и ничего.
Я знаю, что она играет со мной в какую-то игру. И…
— Не спишь? — бормочет со сна Габриэль.
— У-гу.
— Перестань думать о Меркури. Даст она тебе три подарка.
Габриэль всегда почему-то знает, о чем именно я думаю, а я всегда стараюсь не показать, что он прав.
— Я и не думаю. Я думал о том, что буду делать, когда получу свои три подарка.
— И что ты будешь делать?
Искать отца. Если он захочет, чтобы я его нашел, то у меня это получится. И тогда я докажу ему так или иначе, что не убью его, ни за что и никогда. Правда, он, скорее всего, не захочет найтись, да и я не знаю, как могу что-нибудь доказать.
— Ну?
Больше я ничего Габриэлю о себе не рассказывал: ни о татуировках, ни о видении, которое было моему отцу, ни о Фэйрборне.
Я говорю:
— Буду тренировать свой Дар. Не хочу застрять в теле какой-нибудь собаки.
— Да, быть фейном и то уже достаточно худо. А что еще?
— Почему ты думаешь, что есть что-то еще?
— Потому что ты весь такой… как это говорят англичане — смурной? Да, кажется, так это называется. Ты иногда такой смурной.
Смурной!
— Кажется, ты подобрал не то слово. Задумчивый будет вернее.
— А, по-моему, смурной — самое подходящее.
Я качаю головой.
— Есть одна девчонка, она мне нравится.
— И?
— И, наверное, с моей стороны это глупо. Она Белая Ведьма.
Я жду, что он скажет, что это действительно глупо и что я доиграюсь, убьют меня, а заодно и ее, но он ничего не говорит.
Утром мы сидим на траве возле расколотого мертвого дерева чуть ниже коттеджа Меркури. Кажется, что солнечное тепло здесь еще усиливается, как под лупой.
— Можно пойти погулять, — говорю я, щурясь и осматривая долину.
— О’кей.
Мы сидим.
— Или полазать по скалам, — предлагает Габриэль, вынув изо рта длинную травинку, но с места также не двигается.
Мы и так каждый день то гуляем, то лазаем.
— Может, искупаемся? — спрашивает он.
В долине есть небольшое озеро, но сегодня я не хочу гулять, купаться или лазать. Я хочу, чтобы Меркури пришла и сама сказала мне, что даст мне три подарка.
— Знаешь, до моего дня рождения осталось чуть больше недели.
— Знаешь, я уже говорил тебе это раньше: перестань себя накручивать.
— А если я не получу три… — Я умолкаю, потому что из леса под нами выходит Роза и идет к нам неторопливыми, но широкими шагами. Тонкое платье льнет к изгибам ее фигуры. Поравнявшись с нами, она опускается на траву рядом со мной.
Она говорит:
— Привет.
— Здравствуй, Роза.
Роза хихикает. Она совсем не похожа на хохотушку, но то и дело хихикает. А еще она часто краснеет, хотя совсем не застенчива. Это немного озадачивает.
Роза смотрит на Габриэля.
— Отправляйся в Женеву, повидай Пайлот, прикинь, сколько там Охотников, и доложи сегодня же вечером Меркури. — Вот это уже больше похоже на настоящую Розу.
Потом она вырывает травинку и говорит:
— Натан, Меркури сказала, что с радостью даст тебе три подарка в твой день рождения.
Наконец-то.
— Она говорит, что это честь для нее.
Честь!
— Она рассчитывает на вознаграждение? Или одной чести достаточно?
— Не вознаграждение, — ответила Роза. — Одолжение. Знак признательности и уважения. Это ведь так естественно — хотеть отблагодарить дарителя. Так ведут себя воспитанные люди.
— И какого одолжения она от меня ждет?
Роза хихикает и краснеет.
— Она хочет два одолжения.
Значит, одной чести тут явно недостаточно.
— И какие же два одолжения хочет получить от меня Меркури?
— Она скажет тебе сегодня вечером.
— Что будет сначала? Одолжения или подарки?
— Она говорит, что одно одолжение ты должен оказать ей еще до церемонии.
Значит, оно будет сравнительно простым, хотя что это будет, я понятия не имею. У меня нет ничего, что я мог бы ей дать.
— Второе ты должен будешь оказать ей после, как только сможешь.
— А что, если я не смогу?
Роза хихикает и проводит пальчиком себе по горлу.
Габриэль возвращается в Женеву через проход, а я отправляюсь на длинную прогулку, чтобы занять себя хоть чем-нибудь. Когда вечером мы снова встречаемся в коттедже, я уже на пределе. Ведь мне предстоит встреча с Меркури. Я во что бы то ни стало должен стать Черным Колдуном. Я должен стать сыном Маркуса.
Меркури приветствует меня, согласно обычаю, тремя поцелуями, но делает это так медленно, словно не целует, а обнюхивает меня. Ее губы не касаются моих щек, но я чувствую исходящий от них леденящий холод. Она говорит:
— От тебя всегда так хорошо пахнет, Натан. — Потом, словно забыв обо мне, начинает расспрашивать Габриэля, как там в Женеве.
Охотники, похоже, превратили город в свою базу и прочесывают окрестности; по словам Пайлот, они ищут следы, которые приведут их к сыну Маркуса. Меркури, похоже, довольна тем, что коттедж находится далеко от них и о квартире в Женеве тоже еще не пронюхали.
После ужина она говорит:
— Как, по-твоему, у меня другие глаза, Натан?
— Таких глаз, как ваши, я еще не видел. — Когда глядишь в них, то кажется, будто заглядываешь в пустые глазницы черепа, такая в них чернота, но время от времени в этой черноте словно вспыхивают далекие молнии.
— Ты ведь встречал не много Черных?
— Нет. — Я поворачиваюсь к Розе. — Зато я встречал Белых Ведьм.
— Да, Роза редкая Белая Ведьма. Необычайно одаренная и способная.
Роза тут же заливается краской.
Меркури продолжает:
— Роза — Белая Ведьма по рождению, но теперь она мне как дочь. В душе она самая настоящая Черная Ведьма. А вот ты, Натан, телом как будто Черный, но насчет твоей души я сомневаюсь. Черная она или нет?
— Откуда мне знать? Я же говорю, я никогда раньше не видел Черных Ведьм.
Меркури содрогается всем телом и испускает дикий вопль, похожий на эхо, мечущееся в пещере.
— Хорошенькая у нас тут подобралась компания.
Я откидываюсь на спинку стула и рассматриваю Меркури. Она до жути худая. Но при этом совсем не слабая, вот уж нет. Даже ее серая, почти прозрачная кожа выглядит неуязвимой для пуль. Да, она худая, как железный лом, и хрупкая, и, может быть, с нее уже песок местами сыплется, но при этом она так же холодна и бессердечна, как тот самый лом. Ее непокорные серые волосы представляют собой спутанную массу, седые пряди мешаются в ней с черными, по бокам они заплетены в косички, сзади собраны в пучок, который пронзают длиннющие шпильки, и Меркури то и дело вынимает одну из них, чтобы покрутить в пальцах.
На ней длинное серое платье, сшитое из чего-то вроде шелковых лоскутков, часть из них без конца находится в движении, как будто она под водой и ее омывают невидимые течения.
Мне хочется узнать, что она знает о моем отце, но сегодня я буду придерживаться только темы моего Дарения. И начинаю так:
— Благодарю вас за доброту, Меркури. За то, что присмотрели за мной, дали мне приют, — ну прямо сама вежливость.
Она склоняет голову, словно соглашается со мной. Ее платье танцует вокруг нее еще быстрее.
— И за ваше согласие дать мне три подарка.
И снова она отвечает мне наклоном головы, а потом говорит:
— Твой день рождения скоро.
— Восемь дней.
Она кивает.
Я продолжаю говорить.
— Мне бы хотелось тоже подарить вам что-нибудь, просто в знак признательности. Возможно, даже дважды, один раз до церемонии, второй раз после.
— Это вполне уместно. Да. Небольшой залог твоей признательности до.
— С удовольствием. Может быть, я могу…?
Молчание.
Ох, и любит она играть в эти игры.
Еще немного помолчав, она говорит:
— Мне нужна информация.
Я жду. Тоже молчу. Потом спрашиваю:
— О чем-то конкретном?
— Конечно.
Меркури ставит локти на стол, ее пальцы трутся друг о друга, вдруг откуда-то выскакивает длинная шпилька и начинает вертеться меж них.
— Оставьте нас. Вы, двое, выйдите. — Она отдает Габриэлю и Розе приказ, даже не глядя на них, ее глаза устремлены на меня. Стоит им выйти, как окна и дверь дома начинает сотрясать ветер.
Меркури вертит шпильку на кончике пальца.
— Первая моя просьба проста… так, сущая чепуха. Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь о своих татуировках.
— А вторая?
— Немного потруднее… но, наверное, не для тебя.
Она протыкает шпилькой стол, а потом тянет ее и раскачивает из стороны в сторону до тех пор, пока та не выскакивает обратно.
— Я не могу согласиться, пока не узнаю, в чем состоит вторая просьба.
— Перед тобой открыто много путей, Натан.
И она снова втыкает шпильку.
Я складываю руки на груди и жду.
Мускулы вокруг ее рта сжимаются сильнее, а потом она вдруг снова испускает дикий, пронзительный вопль — ее смех — так, что я едва не подскакиваю на стуле. Ветер воет за стенами, а Меркури тянется ко мне через стол. Она вскидывает руки, взявшаяся невесть откуда шпилька крутится у нее меж пальцев. Она говорит, и ее ледяное дыхание обжигает мне лицо.
— Почему вы хотите, чтобы он умер?
Я не злюсь, скорее мне интересно.
Меркури откидывается на спинку своего стула и, кажется, смотрит на меня, хотя с уверенностью сказать невозможно, настолько черны ее глаза.
— Он забрал у меня жизнь. Жизнь, которая была мне дорога. Вот и я хочу забрать у него жизнь. А поскольку для него нет иной жизни дороже его собственной, то я и заберу у него его жизнь.
— Чью жизнь он забрал?
— Жизнь моей сестры, Мерси. Мы были с ней близнецами. Он убил ее, коварно. И съел ее сердце.
Мерси не было в списке людей, убитых моим отцом.
— Мне жаль вашу сестру, но ведь смерть Маркуса не вернет ее вам. А Маркус мой отец.
— Так значит, нет?
— У меня такое чувство, что если я соглашусь, а потом не смогу выполнить взятое на себя обязательство, то меня ждут неприятные последствия.
— Разумеется. Для тебя, для твоих родственников и друзей. Терпеть не могу тех, кто нарушает условия сделки. Предатели должны платить самую высокую цену.
— Тогда ваша цена для меня слишком высока.
Она протягивает ко мне палец и ласкает им татуировку на моей руке.
— Твой отец не герой, Натан. Он тщеславен, жесток и… если бы ты повстречал его хоть раз, то сразу понял бы, что ему на тебя плевать.
Я мягко отнимаю у нее свою руку и встаю. Подхожу к огню.
— Может быть, вы согласитесь принять от меня что-нибудь другое.
Она изучает меня внимательным взглядом.
— Может быть. — Она встает, подходит ко мне, проводит пальцем по татуировке у меня на шее. — Да, вполне может быть, что это будет что-нибудь другое. Например, год службы у меня.
— Службы?
Она опять разражается визгливым смехом.
— Мне всегда нужны помощники.
Не знаю, выдержу ли я ее хотя бы неделю, не говоря уже о годе. Мне это совсем не нравится, но чего я ждал? Мне ведь больше нечего дать ей.
— Я не буду убивать людей, если вы это имеете в виду.
Она отступает на шаг и слегка разводит руки.
— Что ж, я хорошо понимаю твои нынешние чувства. — Ее платье трепещет. — Но со временем… твое отношение изменится. — При этих словах я встречаю ее взгляд и вижу Киерана, он стоит передо мной на коленях, а в руке у меня пистолет. Я моргаю и отвожу глаза, но я уже успел ощутить, как мой палец давит на курок.
Снова визгливый смех:
— Убийство у тебя в крови, Натан. Для этого ты родился.
Я качаю головой. Кроме того, если я и буду убивать людей, то сам выберу, кто это будет.
— Наверное, тебе просто не нужны три подарка, вот и все.
— Я буду работать на вас целый год. Я не буду убивать.
— С удовольствием напомню тебе эти твои слова ровно через год.
— Напомните. А то, что вы хотите знать о моих татуировках, я расскажу вам утром моего дня рождения.
Порыв ледяного ветра ударяет меня в лицо.
— Мы здесь одни… сейчас удобное время.
— Уверен, что и утром моего дня рождения мы тоже найдем возможность уединиться.
Воздух тих, никакого ветра, только холод. Интересно, сможет ли она заморозить меня до смерти — вполне возможно.
Я, конечно, не скажу ей о моих татуировках все, что знаю сам, и о мистере Уолленде промолчу. Но мне надо подумать, что именно я могу ей рассказать, чтобы она отстала.
Она идет к двери и, не оборачиваясь, произносит:
— Передай Габриэлю. Еще одна молодая особа ищет моей помощи. Пусть завтра отправляется в Женеву на место встречи.
