ШЕСТОЕ УВЕДОМЛЕНИЕ
Есть лишь один-единственный реальный вариант будущего.
Я твержу это как заклинание, хотя знаю, что прочих вариантов будущего миллионы, если не миллиарды.
Нет, я не убью его. Я не сомневаюсь в этом, ведь он мой отец.
Не убью.
Я хочу его увидеть. Потому что убить его — вне моих сил и возможностей. Вне моего желания. Я обязан сказать ему все это. Но он верит в видение. И не захочет встретиться со мной. Никогда.
А если я сам попытаюсь найти его, он решит, что я хочу его убить. И убьет меня.
Мэри дала мне адрес Боба, ее друга, который поможет мне отыскать Меркури. Она говорит, что мне надо уходить немедленно, и я соглашаюсь, но все это паршивый треп. На самом деле я не знаю, что мне делать.
И иду домой.
Я хочу поговорить с бабушкой. Надо расспросить ее о Маркусе. Она должна мне что-нибудь рассказать. Да и до дня Дарения Аррана всего ничего. Побуду с ним в его день, а потом уйду.
Домой я приезжаю вечером. Еще светло. Бабушка в кухне, печет пирог, чтобы полакомиться после церемонии. О Мэри и ее дне рождения она не спрашивает.
Я не говорю ей «привет», или «я соскучился», или «как тут у нас пирог?». Я спрашиваю напрямик:
— Сколько раз ты видела Маркуса?
Она замирает и, взглянув на дверь кухни, тихо отвечает:
— Джессика приехала домой на День Дарения Аррана.
Я подхожу к бабушке совсем близко и спокойно говорю:
— Он мой отец. Я хочу знать.
Бабушка качает головой. Я так зол, что меня трясет. Бабушка пытается уговорить меня отложить разговор до завтра, но я угрожаю ей, говорю, что позову Джессику, пусть послушает. И хотя бабушка должна знать, что я никогда ничего такого не сделаю, она тяжело опускается в кресло и едва ли не шепотом рассказывает мне все, что сама знает о Маркусе и моей матери.
В нашей спальне с Арраном я открываю окно. Темно, тонкий полумесяц так и тянется в небо. Арран выбирается из постели и подходит, чтобы меня обнять. Я тоже обнимаю его, и мы долго стоим так. Потом мы садимся у окна на пол.
Арран спрашивает:
— Ну, как прошла вечеринка?
— Понятия не имею, о чем ты.
— Ты совсем ничего не можешь мне рассказать?
— Расскажи лучше ты. Про завтрашний день. Какие у тебя ощущения?
— Прекрасно себя чувствую. Правда, немного нервничаю. Надеюсь, все пройдет гладко.
— Не сомневаюсь.
— Джессика приехала на церемонию.
— Бабушка мне уже сказала.
— Ты пойдешь?
Я не могу даже покачать головой. Арран говорит:
— Да все в порядке.
— Я собирался прийти.
— Хорошо, что ты здесь. Так даже лучше.
Мы с Арраном еще долго болтаем, вспоминаем фильмы, которые вместе смотрели в детстве, наконец, разговор переходит на завтрашнюю церемонию. Я говорю, что, по-моему, у него, как у матери, будет дар целителя. Она была очень сильной, к тому же заботливой и доброй, как мне сказала бабушка. Думаю, что Арран будет похож на нее. Но он считает, что его Дар будет слабым, каким именно — ему все равно, и я не сомневаюсь, что он не лукавит, а говорит правду.
Он ложится в постель позже обычного, и я его рисую. Его и себя, вспоминая, как мы играли в лесу.
Почти всю ночь я сижу на полу, положив голову на подоконник открытого окна, и смотрю на спящего Аррана. Я знаю, что, раз там будет Джессика, остаться на церемонию не смогу. Но и сказать Аррану, куда я ухожу, тоже. Он так красиво спит, что я даже не в силах разбудить его, чтобы проститься.
Я думаю об отце и матери, об их отношениях, пытаюсь понять, почему бабушка скрыла от меня их взаимные чувства, но, в конце концов, решаю, что лучше пока забыть об этом.
Еще темно, когда я встаю, чтобы уйти. Арран «разбросался» на кровати, свесив одну ногу на пол. Я прижимаю кончики пальцев к своим губам, потом к его лбу, кладу ему на подушку мой рисунок и наклоняюсь за рюкзаком.
В холле я включаю лампу и беру со столика фотографию мамы. Теперь я вижу ее иначе. Может быть, муж ее и любил — вид у него вполне счастливый, — но она печальна: хочет улыбнуться, но не может, только щурится. И вовсе не из-за солнца.
Я опускаю фото на стол и быстро выхожу через кухню.
Свежий воздух сразу приносит мне облегчение. Но не успеваю я сделать и пары шагов, как на меня обрушивается шипение мобильных телефонов. Двое в черном возникают из ниоткуда, хватают меня за руки и плечи, разворачивают к стене дома и придавливают к ней. Я отбиваюсь, тогда меня хватают снова и еще раз ударяют о стену изо всех сил. За моей спиной защелкиваются наручники, и меня еще раз молотят о стену.
И вот я опять в комнате для Освидетельствований. После того как меня выволокли из машины, где я ехал на заднем сиденье с двумя Охотниками, наручники с меня сняли. Из их разговора я понял, что бабушку везут во второй машине, сзади.
Мои мысли о церемонии Аррана. Бабушки там не будет, и я понимаю, что Джессика явилась не за тем, чтобы присутствовать на ней, а чтобы ее провести. Совет наверняка дал ей кровь. Арран будет расстроен. Ради этого все и затевалось. Любят они не просто всадить тебе под ребра ножичек, но еще и повернуть его в ране.
Я стою перед тремя членами Совета. Их Предводитель начинает говорить:
— Тебя привезли сюда сегодня, чтобы ты ответил на ряд серьезных вопросов.
Я притворяюсь наивным и удивленным.
Женщина справа от Предводителя встает со стула и медленно обходит вокруг стола, пока не оказывается прямо передо мной. Она ниже ростом, чем я ожидал. Сегодня на ней не белая мантия, в каких обычно члены Совета присутствуют на Освидетельствованиях; она в сером костюме в узкую полоску и в белой блузке. Ее высокие каблуки звонко цокают по каменному полу.
— Закатай рукава.
На мне футболка и рубашка с расстегнутыми рукавами, пуговицы с манжет потерялись давным-давно. Я поднимаю левый рукав.
— Другой тоже задери, — говорит женщина. Теперь, когда она стоит так близко ко мне, я вижу, что глаза у нее карие, почти такие же темные, как кожа, но в их глубине сворачиваются в спираль серебряные искры: вот они почти исчезают, а вот вспыхивают и появляются вновь.
— Покажи мне руку, — приказывает она.
Я закатываю второй рукав и поднимаю руку. На ее внутренней стороне еще видны тонкие бледные шрамы, всего двадцать восемь — по числу ночей, когда я проверял свои целительские способности.
Женщина берет меня за запястье большим и указательным пальцами, крепко сжимает его и вздергивает мою руку почти к самым глазам. Пока она держит мою руку, я чувствую, как ее дыхание щекочет мне кожу, но вскоре женщина выпускает мое запястье. Она говорит:
— Покажи руку всем членам Совета.
Я делаю шаг вперед и кладу руку на стол.
Дядюшка Анны-Лизы, Сол О’Брайен, почти не глядит на нее. Его зализанные назад светлые волосы отливают желтизной. Наклонившись к уху Предводителя Совета, он что-то шепчет.
Интересно, знают ли они о шрамах у меня на спине. Наверное, да. Киеран наверняка растрезвонил о том, что сделал.
— Теперь отойди от стола, — говорит Сол.
Я делаю, что мне велят.
— Ты умеешь заживлять порезы? — спрашивает он.
Отрицать это смешно, но я ни в чем не хочу признаваться в этих стенах. Он повторяет вопрос, я стою и молчу.
— Ты обязан отвечать на наши вопросы.
— Почему?
— Потому что мы Совет Белых Ведьм.
Я смотрю на него.
— Ты умеешь залечивать порезы?
Я продолжаю молча на него смотреть.
— Где ты провел последние два дня?
Я по-прежнему не свожу с него глаз, но на этот вопрос отвечаю.
— В лесу, рядом с домом. Спал на воле.
— Лгать Совету — тяжкое преступление.
— Я не лгу.
— В лесу тебя не было. Тебя не было ни в одном из тех мест, где Совет разрешил тебе находиться.
Я снова изображаю удивление.
— Тебя вообще нигде не было.
— Вы ошибаетесь. Я был в нашем лесу.
— Нет. Я не ошибаюсь. И, как я уже говорил, лгать Совету — серьезное преступление.
Я выдерживаю его взгляд и повторяю:
— Я был в лесу.
— Нет. — Судя по голосу, Сол нисколько не злится; он утомлен и ему скучно.
Предводительница Совета поднимает руку:
— Довольно.
Сол переводит взгляд с меня на свои ногти и откидывается на спинку стула. Предводительница обращается к охранникам в дальнем конце комнаты:
— Приведите миссис Эшворт.
Лязгает задвижка, и издалека доносятся медленные шаги бабушки. Ее ставят рядом со мной, я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на нее, и с ужасом вижу перед собой маленькую, перепуганную старую женщину.
Предводительница интересуется:
— Миссис Эшворт. Мы пригласили вас сюда сегодня затем, чтобы вы могли ответить на выдвинутые против вас обвинения. Серьезные обвинения. Вы не справились с возложенной на вас задачей следовать всем Уведомлениям Совета. В Уведомлениях ясно сказано, что Совет должен знать о любых контактах половинного кода с Белыми Ведьмами, взрослыми и несовершеннолетними. Вы не уведомили нас об этом. Вы также не смогли препятствовать проникновению половинного кода на закрытые для него территории.
Предводительница заглядывает в свои бумаги, потом опять смотрит на бабушку.
— Хотите что-нибудь сказать?
Бабушка молчит.
— Миссис Эшворт. Вы как опекун половинного кода обязаны были следить за исполнением инструкций, сообщенных вам в Уведомлениях. Вы не обеспечили пребывание половинного кода на дозволенных ему территориях, вы не проинформировали Совет об имевших место встречах половинного кода с Белыми Ведьмами Киераном, Ниаллом, Коннором и Анной-Лизой О’Брайен.
— Моя бабушка ничего не знала об этом. А встречаться с Киераном, Ниаллом и Коннором я не собирался. Они сами на меня набросились.
— По нашим сведениям, это ты напал на них, — отвечает Предводительница.
— Ага, один на троих. Как же.
— А с Анной-Лизой? С ней ты встречаться собирался?
Я снова молчу и смотрю.
— Ты собирался встречаться с Анной-Лизой? Или ты хотел напасть на нее? Или еще что-нибудь похуже?
Мне жаль, что я не умею убивать взглядом.
Предводительница Совета снова обращается к бабушке.
— Миссис Эшворт, почему вы проигнорировали наши инструкции?
— Я не игнорировала. Я их выполняла. — Голос бабушки звучит сипло и совсем тихо.
— Нет. Вы их не выполняли. Вы не сумели контролировать поведение половинного кода. Или, быть может, вы знали о его отлучках в недозволенные места и просто решили закрыть глаза на эти нарушения?
— Я следовала инструкциям, указанным в Уведомлениях, — тихо отвечает бабушка.
Предводитель Совета вздыхает и кивает дяде Анны-Лизы; тот вытаскивает из ящика стола лист пергамента. И начинает читать вслух: дату и время каждого моего отъезда из дома, дату и время каждого возвращения домой. Все мои поездки в Уэльс.
Я чувствую себя паршиво. А я-то был уверен, что езжу незаметно. Зато о поездке к Мэри нет даже упоминания. Ее инструкции сработали, хотя мое исчезновение их явно переполошило.
— Так ты отрицаешь, что совершал эти поездки за пределы отведенной тебе территории? — спрашивает Предводительница.
Я по-прежнему не хочу ничего признавать, но и отрицание выглядит бессмысленным.
— Бабушка не знала, что я делаю. Я говорил ей, что хожу в лес, где мне можно находиться.
Женщина подводит итог:
— Итак, ты признаешь, что нарушал инструкции Уведомлений. Ты лгал Совету. Ты обманывал родную бабушку, чистую Белую Ведьму.
Дядя Анны-Лизы продолжает:
— Совершенно очевидно, что он пытался обмануть всех. Однако следить за тем, чтобы инструкции соблюдались, обязана миссис Эшворт. И… — сделав паузу, он смотрит на Предводительницу, которая едва заметно наклоняет голову, — коль скоро миссис Эшворт явно не справилась со своими обязанностями, нам придется назначить ей замену.
И тут из дальнего угла комнаты к столу выходит женщина громадного роста. Я уже давно ее заметил, но думал, что она из охраны. Слева от стола она останавливается. Несмотря на размеры, движения ее легки и изящны, и, даже стоя почти по стойке смирно, она производит странное впечатление помеси солдата с балетной танцовщицей.
Предводительница извлекает из стола другой пергамент и говорит:
— Вчера мы приняли новое Уведомление. — Она медленно читает:
Уведомление о решении Совета Белых Ведьм Англии, Шотландии и Уэльса.
Все носители половинных кодов (Б 0.5/Ч 0.5) должны проходить обучение и жить под присмотром лишь тех Белых Ведьм, чьи кандидатуры одобрены Советом.
— Он получает образование под моим присмотром. Я Белая Ведьма. И я хорошо его учу. — Голос бабушки едва слышен. Кажется, будто она разговаривает сама с собой.
Предводительница говорит ей:
— Миссис Эшворт, нам ясно, что вы не смогли проследить за исполнением по крайней мере двух пунктов наших инструкций. Для вас было одобрено наказание.
Наказание? Что это еще такое? Что они с ней сделают?
— Однако цель Совета не в том, чтобы наказывать Белых Ведьм. Мы здесь, чтобы помогать им и защищать их.
Предводительница Совета продолжает читать с пергамента, держа его в руках. Дядя Анны-Лизы скучает и принимается разглядывать свои ногти; женщина в сером костюме смотрит на Предводительницу.
Мимо охраны мне не прорваться, но в дальнем конце зала есть дверь. Через нее входят и выходят члены Совета.
Предводительница все читает, но я уже не слушаю.
— …мы осознаем, что задача… слишком обременительна. Новое Уведомление… освобождает вас от ответственности… образование и развитие половинного кода… относиться серьезно… контролировать и направлять.
Я бросаюсь к дальней двери, прыгнув на стол между Предводительницей и женщиной в сером. Под громкие вопли охраны я соскакиваю на пол, Предводительница тянется, чтобы схватить меня за ногу. Пять или шесть хороших прыжков, и я скроюсь за дверью. Но тут меня оглушает шум.
Высокий воющий звук врывается мне в мозг так неожиданно, что я ничего не могу сделать, кроме как зажать уши ладонями и кричать. Боль разрывает меня на части. Я падаю на колени и стою, глядя на дверь, не в силах пошевелиться. Я кричу, чтобы выключили шум, но он продолжается в черной пустоте.
