Ребекка должна была признать, что Клаус умеет устраивать вечеринки. Они с братьями так долго жили в относительной изоляции, что теперь она никак не могла нарадоваться обществу себе подобных, и Клаус всегда был готов организовать для нее какую-нибудь компанию. Грациозные молодые вампиры наполняли дом, танцевали, пели, выпивали, бросали прельстительные взгляды друг на друга… и на нее. Всегда на нее. Для них она была больше чем знаменитость. Она была практически богиней.

После нескольких бокалов шампанского Ребекка обнаружила, что просто отлично чувствует себя в качестве объекта поклонения. Парочка – ладно, больше чем парочка – молодых вампиров состязались за ее внимание, и она без зазрения совести их поощряла. Тут были Роберт и Роджер (которых она постоянно путала) и Эфраин, обладатель невероятных голубых глаз, который при одном только взгляде на нее начинал заикаться. Этой ночью в доме царило веселье, и завтра, возможно, будет то же самое.

Роберт (Ребекка была почти уверена, что это именно Роберт) долил ее бокал, прежде чем тот успел опустеть, и она томно улыбнулась юноше. Они были вроде милых, очаровательных щенков, которые сидят у ног, жадно ловя малейшее проявление внимания. Воспринимать их всерьез было невозможно, но, вероятно, сейчас ей как раз и требуется нечто несерьезное.

Некогда она была влюблена и знала, чем это заканчивается. Но ей предстояла длинная-длинная жизнь, и невозможно было провести ее, избегая любых связей. Хорошая интрижка – это как раз то, что ей нужно… а потом, возможно, еще одна.

В салон, где расположилась со своей свитой Ребекка, вошла развеселого вида вампиресса с золотисто-рыжими волосами. Ребекка заметила, что Клаус тем временем удалился из гостиной в противоположном направлении. Опять хандрит, поняла она. Брат был все так же притягателен и для людей, и для вампиров. Все они откликались на его приглашения, являлись в гости, и тогда он прятался от них, словно какой-нибудь отшельник. Вот и сейчас опять отправился на этот свой продуваемый всеми ветрами чердак, она точно это знала.

– Прошу прощения за грубость моего брата, – неожиданно для себя сказала она вампирессе.

Серые глаза той на миг расширились от удивления, словно бы ей и в голову не пришло обижаться на Клауса за его дурное расположение духа. Ребекка почувствовала себя глупо из-за своих импульсивных слов, но тут вампиресса легко улыбнулась. Ее белые зубы напоминали жемчужное ожерелье.

– Не стоит, – заверила она Ребекку с такой непринужденностью, словно они были ровней, – он такой, какой он есть.

– Мудрые слова, – согласилась Ребекка, осушив бокал и многозначительно уставившись на Роджера.

Тот немедленно поспешил на поиски новой бутылки. – Клаусу несвойственно думать об окружающих.

В последние сорок с лишним лет Клаус занимался исключительно тем, что сводил Ребекку и Элайджу с ума. Он выиграл в карты свой любимый помпезный бордель, но быстро проиграл его обратно. Над «Южным местечком» неделю красовалась надпись «НАШЛЕПАЕМ И ПОЩЕКОЧЕМ», но потом старая вывеска вернулась на место. Однако Клаус все равно проводил там, выпивая и развратничая, излишне много времени, словно его присутствие требовалось для того, чтобы заведение нормально функционировало. Он вываливался оттуда лишь к утру, чтобы вмешаться в баталии французской армии и в свое удовольствие покормиться, вынуждая Ребекку вновь и вновь почем зря прибегать к дару внушения. Он наслаждался, издеваясь над французскими властями, пока те не оставили город, и Древние чуть не лишились права на землю с появлением испанцев.

Рыжеволосая, не дожидаясь приглашения, запросто уселась рядом. Ребекка вздернула бровь, но была позабавлена, а храбрая девица, казалось, не обратила ни малейшего внимания на выражение ее лица.

– А я и не ожидала, что он станет думать о ком-то, кроме себя самого, – легко согласилась она, – просто пыталась поднять ему настроение.

– С чего бы он капризничал с тобою меньше, чем со всеми остальными? Я ведь тебя даже не знаю, – напомнила Ребекка. Она была уверена, что видела рыжеволосую и раньше, но была слишком занята Робертом/Роджером, чтобы обращать на нее внимание. И в любом случае, посещение нескольких вечеринок не является входным билетом в тесный кружок друзей Микаэльсонов.

– О, так я Лизетт, – протягивая руку, проговорила вампиресса, словно вспомнив задним числом, что следует представиться. Она никак не извинилась за свое нахальство, и, казалось, понятия не имела, что ведет себя бесцеремонно. Похоже, мистический ореол Древних совершенно от нее ускользал. После подобострастного внимания обожателей Ребекки такое поведение вызывало шок не хуже, чем от прыжка в холодную воду.

Ребекка некоторое время поколебалась в неодобрении, но потом пожала протянутую руку Лизетт. Какая-то ее часть хотела добиться от нахалки надлежащей почтительности, но в целом она наслаждалась новизной происходящего. Интрижка – это, конечно, роскошно, но подруга… сколько времени прошло с тех пор, как у Ребекки была настоящая подруга? Из-за своей сущности, своего положения, своей семьи она была почти лишена возможности заводить подруг, а уж поддерживать дружбу и вовсе не выходило. Ребекка Микаэльсон была опасна, грозна, бессмертна и осмотрительна. Но Лизетт, казалось, до этого и дела нет.

– Ну так расскажи о себе, Лизетт, – скомандовала Ребекка, но потом прикусила язычок и смягчила тон: – Пожалуйста.

– О себе? Да там и рассказывать-то нечего, – хихикнула Лизетт, но это не помешало ей немедленно пересказать несколько сплетен о других гостях вечеринки.

Она все болтала, а Ребекка наслаждалась обыденностью происходящего. Они были словно ровесницы: две молодые женщины, которые вместе плывут по волнам светского общества. Ребекка увлеченно слушала, подкидывая вопросы всякий раз, когда Лизетт нужно было подтолкнуть, и та снабдила ее ошеломляющим количеством информации почти о каждом из гостей Микаэльсонов. Обожатели Ребекки через некоторое время сдались и отошли, и даже застенчивый, по уши влюбленный Эфраин озирался по сторонам, словно желал бы находиться где-нибудь в другом месте.

Но Ребекке не было до этого дела. Преклонения в эти дни она видела достаточно, а вот Лизетт доставляла ей другую, редкостную, радость. Они еще болтали, когда на широкой парадной лестнице началось какое-то волнение, и Ребекка неохотно решила, что ей надо бы разобраться, что там такое. Она положила слишком много труда на то, чтобы привести этот дом в порядок и сделать его уютным, и не собиралась допускать хаоса, как бы народ ни веселился.

Добравшись до передней, она, однако, поняла, что вампиры-новобранцы ни при чем. Это вернулся Клаус со своей хандрой и, кажется, намеревался поделиться дурным настроением со всеми вокруг. Сразу несколько в разной степени раздетых встревоженных вампиров, съежившись, жались друг к другу на лестнице, а Клаус расталкивал их в разные стороны.

– Если я узнаю, что ты там что-то тронул, я тебя от ноздрей до пяток кусками нарежу, но найду! – пугал он ближайшего вампира, но тот в ответ лишь трясся от ужаса.

Неужели что-то пропало? Что-нибудь из вещей Клауса? Наверно, что-то важное, иначе Клаус не затеял бы поиски посреди вечеринки. Ребекка не могла представить, что спровоцировало его на такую дикую выходку. Может, он слишком давно не устраивал сцен и просто не смог сдержаться?

– О, сестричка дорогая! – приветствовал ее Клаус, издевательски пародируя братскую нежность. Потом ему, кажется, пришла в голову какая-то мысль. – Наверно, это ты взяла, – загадочно сказал он и стал подниматься по лестнице.

– Я… ты что, в мою комнату собрался? – вскрикнула Ребекка и бросилась за ним. – Никлаус, да что за чертовщина сегодня с тобой творится? – В сравнении с происходящим побег с вечеринки на чердак выглядел образцово разумным поступком.

Клаус ничего не ответил. Вместо этого он распахнул дверь ее комнаты и принялся рыться в ее вещах. В ее вещах! Он не мог оставить в покое даже этот один-единственный крошечный уголок их дома.

Она схватила Клауса за руку, но тот вырвался и перевернул на туалетный столик ее шкатулку с драгоценностями. По лакированной столешнице рассыпались жемчуга, топазы и мягко поблескивающие золотые безделушки.

– Ничего особенного, – пробормотал он, не потрудившись даже соврать что-нибудь убедительное, – побрякушка одна потерялась, думал, может, она сюда попала.

Открыв другую шкатулку, Клаус принялся рыться в ней, уронив на ковер рубиновые серьги и даже не заметив этого.

– Убирайся! – закричала Ребекка, толкая его изо всех сил. Клаус отлетел назад и с ласкающим слух звуком врезался в дверь. – Что бы ты ни искал, тут этого нет!

Клаус направился к следующей комнате, и Ребекка опять услышала грохот. Если не ходить за братом, поняла она, тот вообще все переломает. На этот раз Клаус даже не позаботился выгнать тех, кто расположился в комнате. Войдя, Ребекка увидела, как он перерывает вещи в шкафу, а с кровати на него смотрит влюбленная парочка, натянувшая до подбородков вышитое покрывало. Можно подумать, тонкая шелковая ткань защитит их от свихнувшегося вампира!

– Прекрати это безумие! – приказала она.

Клаус небрежно отмахнулся от нее и направился к лестнице с криком, что гостям пора расходиться. Почему именно он решает, когда заканчивать вечеринку? У Клауса просто особый дар портить все хорошее.

Ребекка достигла подножия лестницы как раз вовремя, чтобы увидеть, как он исчезает в кабинете Элайджи. Без сомнения, Элайджа будет ей благодарен, если она удалит оттуда дебошира, и поэтому вампиресса, сжав зубы, начала прокладывать себе путь сквозь толпу.

Клаус уже выдвинул ящик письменного стола Элайджи, и Ребекка ахнула. Она понятия не имела, что держал там старший из ее братьев, но как только он увидит, что делает Клаус, дом станет слишком мал для них троих.

– Не трожь! – закричала она, наваливаясь всем телом на ящик, чтобы задвинуть его обратно.

Клаус оттолкнул ее в сторону и взломал замок другого ящика. Ребекка тоже толкнула брата, сильно, и он споткнулся об один из стоявших вдоль стены больших канделябров. Канделябр опасно качнулся в сторону окна, Ребекка увидела, как от ткани портьеры поднимается дымок, и тут Клаус бросился на нее.

Они оба вывалились обратно в переднюю, рыча, царапаясь и кусаясь. Остальных вампиров разметало по сторонам, и где-то рядом раздался звук бьющегося стекла. Из открытой двери кабинета тянуло едким дымом, и Ребекка поняла, что это загорелись портьеры. Клаус разрушает все.

Она не могла больше жить с этим мучителем. Клаус не ценил ничего, что делали для него она или Элайджа. С его запредельным себялюбием он даже не мог вообразить, что они предпочли бы жить, не разгребая последствия очередной сотворенной им катастрофы или пытаясь предотвратить следующую.

Клаус больно вывернул руку Ребекки, и та, ловя воздух ртом, приняла решение. Она найдет способ уничтожить то, что еще осталось от счастья Клауса, точно так же, как он всегда уничтожает все созданное ею.