Не знаю, не помню, не представляю себе, как досидела я третьего мая в школе до конца последнего урока. Я не слышала, о чем говорят в классе, и Тате пришлось несколько раз ткнуть меня в бок и щипнуть за локоть, прежде чем я услышала, что меня вызывает учительница географии:

— Что с вами, Крупицына? Вы словно отсутствуете. Где витают ваши мысли?

— Она еще после праздника не в себе, — сказал с места Ромка.

— Каштан, я вас не спрашиваю! — остановила его учительница. — Вы нездоровы, Крупицына?

— Да, голова что-то болит, — соврала я.

— Ты правда сегодня, Сима, какая-то странная, — удивилась Тата.

Ребята ждали, что, после того что произошло на вечеринке, я приду сама не своя, и сговорились, должно быть, ни о чем мне не напоминать. Но состояние тревоги, ожидания, в котором я была, мало походило на смущение или сожаление. Ребята не знали, как со мной заговорить, а мне было не до них. Я не спала почти всю ночь, я строила сотни самых необыкновенных предположений. Для чего я понадобилась этим двум непонятным автомобилистам? Что это за странный вопрос о героине?.. Почему они выбрали именно меня, узнали для чего-то мой адрес? Зачем они заставили меня произнести несколько слов по-французски?..

Я собиралась было рассказать обо всем отцу, но потом раздумала: конечно, он бы меня никуда не пустил и первое в моей жизни приключение сразу бы на этом и закончилось.

Без четверти три я уже была на улице у своих ворот. Я так переволновалась, что теперь меня страшило только одно: вдруг все было шуткой и машина не придет? Я не сводила глаз с того конца улицы, который обращен к мосту, я ждала машину с минуты на минуту. А ее всё не было.

— Ты кого это ждешь, кому назначила?

Передо мной стоял Ромка. Вот уж некстати! А может быть, сказать ему? Все-таки не так страшно.

— А я иду мимо, — сказал Ромка, — и думаю: что это у меня в глазах рябит? Смотрю — оказывается, Крупицына стоит.

— Ну тебя, Ромка! Думаешь, сострил? Нисколечко меня твои глупости не трогают!

— А у Бурмиловой-то кто в амбицию полез?

— И вовсе не оттого, как ты думаешь. У меня теперь такие дела, что мне обижаться нет времени.

— Это какие же такие дела?

— Такие. Узнаешь после.

— Воображаю!

Еще немножко, и я бы, вероятно, не утерпела и рассказала, но тут вдруг, совсем не там, где я ждала, а с другого конца улицы, из переулка, выкатила небольшая черная машина. Я не обратила на нее внимания, все ждала ту зеленую. Сердитый шофер приоткрыл дверцу и высунулся из машины:

— Эй, слышь, где тут семнадцатый номер дома?

— Квартиру четыре вам, да? Это за мной.

— Дадут адрес, не найдешь! — ворчал шофер. — Бирка-то есть?

Я протянула ему бумажку с печатью: «Мужик сердитый». Шофер взглянул краешком глаза на бирку и мотнул головой назад:

— Садись. Кругом, с той стороны. Тут дверца сломана.

Я обошла машину. Мне снова сделалось очень страшно, и вдруг счастливая мысль пришла мне в голову. Я успела взглянуть на номер машины.

— Ромка, — прошептала я, — если я не вернусь… ну, что-нибудь случится… в общем, запомни, Ромка: машина номер МБ 56–93.

Надо было видеть, как посмотрел на меня Ромка! Я никогда не видела его таким растерянным и сбитым с толку. Но прежде чем он успел что-нибудь сказать, я влезла в машину, шофер дал газ, и мы помчались.

Некоторое время мы ехали молча, потом я решилась обратиться к мрачному водителю:

— А куда вы меня сейчас повезете?

— Куда велели, туда прямым сообщением и повезу. Мне долго развозить-то некогда. Мне еще за талонами на бензин ехать, да, того и жди, задний баллон спустит. Резины не дают, а гоняют!

— А это далеко? — Я робко скосила глаза на угрюмого шофера.

— А тебе какая забота? Села и езжай. Далеко ли, близко ли…

Минут пять мы ехали молча. Я уже сбилась с направления и не могла угадать, где мы находимся. Улицы были незнакомые, дома делались все меньше и меньше. Я чувствовала, что мы подъезжаем к окраинам.

— Что, для мужика, наверно, сердитого? — вдруг сам заговорил шофер, поглядывая на меня в зеркало. — Сколько я уж возил таких девчонок! Все набиваются, а в расчете только слезы!

— А вы много уже девочек возили?

— Да не соврать, штук шестнадцать.

— Ну, а потом? Потом с ними что было?

— Чего было… Сами не рады, намучились зря. И на том конец.

— А обратно они… ну, эти девочки то есть, они возвратились?

— Нет. Уж раз, видать, не годна, так вертать ее незачем.

Мне стало совсем скверно. Я уже бранила себя в душе, зачем понесла меня нелегкая в это страшное путешествие.

Вдруг позади нас раздался пронзительный милицейский свисток, и шофер резко затормозил машину. Он сидел молча, не оглядываясь, с каменным лицом.

Подошел милиционер. Вот хороший момент, чтобы кончить все разом.

— Товарищ водитель, — сказал милиционер, — здесь нет левого поворота. Зачем вы нарушаете?

— Так что ж, что нет? Я вижу — встречного транспорта не предвидится…

— Ваши права? — прервал его милиционер.

И шофер мой стал рыться в карманах.

— Понаставили вашего брата на нашу голову!.. — проворчал он. — Права… Я вот спрашиваю, какие у тебя права зря человеку свистеть? У меня, того и жди, и так баллон сядет.

— Запишу ваш номер, — проговорил милиционер, вынимая книжечку.

— МБ 56–93! — сама того не ожидая, крикнула я что есть силы.

Милиционер удивленно взглянул на меня, усмехнулся, обошел машину и записал номер. Мне стало немножко легче. Ладно, пусть и он на всякий случай знает, что за машина увезла меня неизвестно куда…