Сперва никто не мог прийти в себя. Потом начали соображать, что же произошло.

Итак, лодка исчезла. Ясно, что ее украли ночью. Мальчики стали сперва искать виновника, определять, кто дежурил в момент пропажи. Но я велела прекратить этот спор. Спорить было уже ни к чему. Надо было думать, каким образом теперь мы доберемся домой. Как только эта мысль дошла до сознания девочек, Люда захныкала:

— Симочка, а как же теперь мы обратно? Мне от мамы попадет…

— Правда, Симочка, — поддержала ее Галя, — что же, мы тут навеки останемся?

Один только Игорек пришел сразу в отличное расположение духа.

— Ну и нечего нюни разводить! А что? По-моему, очень даже здорово получилось, а то с этими «загадалками» все уже раскисли. А вот теперь давайте устраиваться, раз застряли на острове. Это, по крайней мере, приключение так приключение! А то что за поход на два часа!

— Вот тебе будет дома от отца приключение! — язвительно заметил Витя Минаев.

— Ну и пусть будет — гроб и свечи, сено-солома, гром и молния, — пусть! Все равно! — отчеканил Игорь, любивший повторять словечки Расщепея, которые он слышал от меня.

Хотя ребята и храбрились, но я ясно видела, что они обескуражены происшедшим. Все смотрели на меня с надеждой. Ведь как-никак я была старшая, вожатая.

— Ну что вы, что вы, ребята! — заговорила я веселым голосом. — На Северный полюс, на льдину люди попали и то не кисли. А мы под самой Москвой. Конечно, неприятно, что дома будут беспокоиться, раз мы обещали быть к обеду. Но сегодня воскресенье, сюда яхты придут, мы им помашем, посигналим… Недаром мы семафор морской проходили. И нас снимут с острова… А ну, веселей носы! Все будет хорошо. Москва рядом. В городе хватятся, будут нас искать. Мы еще поспеем…

И тут я вспомнила, что Амед должен приехать в четыре часа. Значит, я уже его не встречу. День стал меркнуть и для меня. Только Игорек не унывал. Он уже тащил из палатки пустую бутылку из-под молока, сел на корточках у берега, выполоскал бутылку водой, потом вынул блокнот, вырвал страничку и, послюнив карандаш, стал выводить на ней что-то, прося не мешать ему. Через минуту он подошел ко мне и показал свою работу. На бумажке было крупно выведено:

«Группа пионеров 5-го класса «А» 637-й школы с вожатой С. Крупицыной находится на Необитаемом острове в северо-восточном заливе водохранилища. Лодка похищена. Связи нет. Продукты кончились. Требуется немедленная помощь. Люди здоровы. Настроение бодрое 22. VI. 41. 5 ч. 07 мин. по московскому времени».

— Надо действовать по правилам, — пояснил Игорек, свернул записочку трубочкой, засунул ее в бутылку, закупорил горлышко пробкой, обернул пробку прозрачным целлофаном, в который было завернуто печенье, обмотал все крепко-накрепко бечевкой и побежал к берегу. Размахнувшись, он далеко забросил свою бутылку в воду.

И поплыла по спокойному водохранилищу, то окунаясь, то показываясь снова закупоренным горлышком, наша спасительная бутылка. И как только она плюхнулась в воду, ребята мои сразу повеселели, словно сбросили с себя что-то. Стали сразу гадать, кому достанется бутылка, как будут вынимать и читать записку и как затем к нам на остров явятся спасать нас. Нет, честное слово, это было даже интересно! Правда, настроение опять чуть не испортил наш Скорпион — Витя Минаев.

— Ну хорошо, если бутылку кто выудит, а если она так и будет болтаться? Течение-то здесь еле-еле-ёхонькое.

— Ну так что ж? — возражал ему Игорь. — А в городе-то хватятся, что нас нет все равно. Они же знают, куда мы поехали.

— А что знают? Знают, что поехали до станции Борки, поход с ночевкой на берегу водохранилища. А про остров-то ведь никто не знает.

Да, про это мы и забыли!

— Ну, тогда построим завтра плот и переплывем на берег. Верно, Сима?

— Ну конечно, Игорек. Не пропадем!..

— А что есть будем до завтра? — буркнул себе под нос Дёма Стрижаков. — У меня и так уже в животе буркает.

— Это у тебя от волнения буркает, — сказал Игорек.

— А я и не волнуюсь нисколько. Я знаешь как плаваю! Мне что! Возьму и поплыву! Раз — и на том берегу.

— Правда, Симочка, пусть он поплывет и скажет там, на берегу, чтобы за нами приехали! — восторженно предложила Галя.

Но я, конечно, не могла согласиться на это. Тут водохранилище было очень широко. До берега плыть долго. А глубины здесь большие. Я отрицательно замотала головой.

А солнце уже высоко стояло над нами, припекая головы. Где-то за лесом голосисто залился паровозный гудок, лес наполнился шумом поезда, потом опять все затихло.

— Давайте обследуем остров, — предложила я, — и подумаем, что мы можем собрать для еды.

Проверили наши продовольственные запасы. Их оказалось очень немного — ведь мы рассчитывали к обеду вернуться домой. А аппетит у ребят был отличный — всё съели вчера за ужином и сегодня утром. Осталось полбанки шпрот, два крутых яйца, чая на одну заварку, несколько картошек в мундире да маленькая краюшка хлеба.

— Испытывая зверские муки голода, путешественники решили обследовать остров! — торжественно произнес Игорь, чувствовавший себя, видимо, во всей этой истории как нельзя лучше. — Туземцы могут не сопровождать и оставаться у привала, а я лично пускаюсь в путь.

Он подхватил маленькую удочку, жестянку, в которой когда-то хранились наши «загадалки», и зашагал в кусты. Через минуту он снова появился, смерил нас воинственным взглядом и, потрясая удочкой, изрек:

— Иду на рыбный промысел!.. Ой! Крапива!..

Он обстрекался, подпрыгнул на одной ноге, подхватил другую обеими руками и так ускакал от нас.

Мы разбрелись по островку. Долго ходили мы, лазая по овражкам, перекликаясь, аукаясь. Витя Минаев изредка подавал нам сигнал горном, оставшись у палатки. Впрочем, заблудиться на маленьком островке было мудрено — он весь был не больше полуверсты в ширину. Через час мы собрались у стоянки: добыча была невелика. Я нарвала охапку дикого щавеля, но он оказался поздним и на вкус негодным. Изя Крук притащил какие-то пестренькие яйца, вероятно малиновки, чем вызвал глубокое возмущение девочек («Ты представь себя на месте их матери!»), и это привело к философскому спору на тему, считать ли птичье яйцо предметом уже одушевленным или еще не одушевленным. Галя собрала несколько чахлых, бледно-розовых земляничек. Дёма притащил какие-то подозрительные грибы, уверяя, что это типичные сыроежки, хотя они очень смахивали на поганки. Дежуривший по лагерю Витя Минаев, пока мы отсутствовали, словил ужа и насмешливо предложил сварить его. «Сам ешь, это из твоей породы, Скорпион!» — обиделись ребята.

А Игорь вообще куда-то исчез. Ох уж этот Игорь! Вечно — и в лагере, и в школе, и во дворе — от него было всем беспокойство… Мы стали звать его. Сперва нам никто не отвечал, потом с противоположной стороны островка донеслось:

— Ого-го! И-ду-у-у!..

Голос Игоря приближался. Игорь кричал что-то, не умолкая ни на минуту. И в голосе его слышалось торжество.

— Ого-го! Я иду!.. Великий охотник Козерог несет вам свою добычу, разжигайте огонь, ставьте котлы, сзывайте жителей…

И вот он вылез из кустов, босой, с расцарапанной физиономией, с ногами, облепленными глиной, с засученными штанами. На длинном, гибком пруте, согнутом в кольцо, бились большие рыбы — жерехи, окуни, сазаны. Игорь продел прут через их жабры. Под мышкой у Игоря торчало удилище. Свободной рукой он придерживал промокшую рубашку: за пазухой прыгало что-то живое. И даже из кармана штанов торчал бьющийся хвост какой-то рыбины.

— Что? — торжествуя, проговорил Игорь. — Видали? Каков улов! Во! Со мной не пропадете! — И он бросил перед палаткой на землю свою добычу.