Глава четвертая
Угроза утечки государственной тайны
Этот предновогодний день в кабинете директора Федеральной службы безопасности России мало чем отличался от многих предыдущих, разве что волшебные узоры, нарисованные морозом на оконном стекле, празднично украшенные витрины «Детского мира» и оживленная суета на улицах, прилегающих к Лубянской площади, напоминали о приближении праздников. Но он не замечал этой веселой и завораживающей красоты Москвы и мысленно находился за сотни километров от нее, в столице Украины — Киеве.
Несколько минут назад на его рабочий стол легла совершенно секретная ориентировка. По данным надежного источника российской разведки в ЦРУ, на его резидентуру в Киеве вышло неустановленное лицо с предложением о продаже совершенно секретных сведений, имеющих прямо отношение к разработке нового поколения систем ядерного сдерживания — ракетного комплекса «Тополь-М». В Лэнгли ему придали исключительное значение и тут же закрыли всю информацию, которая имела отношение к неизвестному торговцу секретами. Но даже то, что удалось добыть российским разведчикам, трудно было переоценить. Они заблаговременно предупредили о грозящей угрозе, и теперь уже от контрразведчиков зависело, удастся ли им вовремя найти изменника и обезвредить.
«Молодцы! Оперативно сработали!» — с теплотой подумал директор о коллегах из СВР и снова склонился над ориентировкой.
В ней было всего пятнадцать строк! Но зато каких! В каждой заключалась бесценная для профессионала информация, и каждая говорила о крайней опасности Инициативника. Судя по тому, что удалось добыть источнику российской разведки в ЦРУ, предатель располагал сверхсекретными данными о Ракетных войсках стратегического назначения России и рассчитывал продать их за миллион долларов.
Даже беглый взгляд на краткий перечень того, что внезапно «проснувшийся изменник» предлагал американской разведке, невольно заставил директора поежиться и воскресил в памяти мрачную тень «зловеще знаменитого» шпиона — бывшего полковника ГРУ Олега Пеньковского.
«Неужели все повторяется?! Нет! Нет! Мы не имеем права допустить повторения подобного!» — эта мысль не давала покоя директору, и в его памяти ожили события тех далеких лет.
В начале шестидесятых, когда только создавались Ракетные войска стратегического назначения, Пеньковский, запутавшись в долгах и погрязнув в распутстве, сам пошел на контакт с английской, а затем и с американской разведкой и выдал сведения особой важности. Его предательство дорого обошлось стране. В глухих лесах Украины, Белоруссии и Прибалтики, в непроходимой уральской и дальневосточной тайге строителям и ракетчикам пришлось еще не один год переносить и строить на новых местах боевые старты для ракет и хранилища для ядерных зарядов.
Спустя сорок лет история одного из самых гнусных предательств с пугающей узнаваемостью повторялась. В последние дни уходящего года неизвестный ФСБ Инициативник создал реальную угрозу для утечки государственных секретов. Еще не став агентом иностранной спецслужбы, он сделал серьезную заявку своим будущим хозяевам в качестве ценнейшего источника информации. Подобного развития событий ни директор, ни его подчиненные не могли допустить, но обстоятельства и неумолимое время работали против них, и в этой стремительной гонке им ничего другого не оставалось, как опередить изменника.
«Опередить! Во чтобы то ни стало опередить! Но где тебя искать? Где?! — задавался этим вопросом директор. — Судя по тому, что предлагаешь американцам, ты стервятник большого полета. Вот только где гнездишься? Научный институт? Конструкторское бюро? Вряд ли. Судя по тому, чем располагаешь, это для тебя мелковато. Скорее всего, штаб ракетных войск! А может… Нет! Только не Генштаб!»
Директор невольно поежился и решил: «Нечего гадать! Надо действовать! Искать и обезвредить мерзавца! Но кому поручить? Миронову? Блинову? Так кому?.. Судя по всему, ты военный! Значит, сам бог велит заняться тобою генералу Градову. А Георгий Александрович не подкачает».
И теплая волна симпатии к нему согрела директора. За последние несколько лет военные контрразведчики сделали немало для укрепления армии и сохранения в тайне новейших военно-технических разработок. Разоблачения изменников — Величко, Белошапкина, Смаля, Дудника, Сыпачева, Скрипаля и других — говорили сами за себя. Последним двум не помогли ни опыт, приобретенный за время службы в ГРУ, ни самые современные средства связи и тайнописи, изобретенные спецами из ЦРУ и СИС. Военные контрразведчики сумели переиграть их.
Директор больше ни минуты не колебался в своем выборе и, склонившись над ориентировкой, наложил на нее короткую и решительную резолюцию:
Тов. Градову Г. А. Прошу создать оперативную группу, согласовать совместные действия с заинтересованными управлениями и в кратчайшие сроки найти и обезвредить изменника.
С того дня десятки служб, опытных розыскников и аналитиков российской контрразведки включились в работу. Через сутки им удалось сузить круг поиска «проснувшегося изменника» до трех ведомств. Он мог находиться в Главном оперативном управлении Генерального штаба, в штабе Ракетных войск стратегического назначения либо в ГРУ. Этот первый успех не принес контрразведчикам желанного облегчения: они по-прежнему еще слишком далеко находились от конечной цели — Инициативника. Впереди их ждала кропотливая и тонкая работа. От них требовалось, не оскорбляя подозрением честных людей и одновременно не насторожив изменника, в кратчайшие сроки проверить десятки, сотни майоров, подполковников и полковников, а после предательства Полякова — возможно, генералов, чтобы выйти на того единственного, предлагавшего свои услуги американской разведке.
Прошли еще сутки, и ранним утром в приемной руководителя военной контрразведки генерала Георгия Градова собрались на срочное совещание начальники ведущих отделов: генерал-майор Анатолий Сердюк, полковник Николай Кузьмин и полковник Василий Писаренко. Направления их работы нечасто пересекались, и они, теряясь в догадках, бросали вопросительные взгляды то на обитую коричневой кожей дверь кабинета Градова, то на его помощника, но тот лишь недоуменно пожимал плечами.
Они нервно переминались с ноги на ногу, а со стен приемной из длинного фоторяда на них сурово смотрели предшественники генерала. Двадцати девять совершенно разных лиц и разных судеб, но их объединяло одно общее — преданность делу. Они не жалели ни себя, ни других ради того, чтобы защитить армию от тех, кто пытался посеять сомнения в душах ее командиров и бойцов, кто спал и видел, как растащить по углам Россию и ее несметные богатства.
В далеком 1917 году, когда толпы вооруженных дезертиров, бросив боевые порядки, разлились морем грабежей и бунтов по голодным и замерзающим городам и деревням, казалось, что Россия канет в небытие. Лондон, Вашингтон, Берлин и Токио, предвкушая близкую победу, уже кроили под себя ее карту. Но этим планам не суждено было сбыться: молодая Красная армия не только выстояла, но и наголову разгромила иностранных интервентов и белогвардейцев. И в этой ее победе свою роль сыграли контрразведчики — они каленым железом выжигали измену.
Очередное испытание для России и ее народа наступило 22 июня 1941 года. К осени вождям рейха казалось, что Красной армии больше нет! Но она выстояла, а вместе с ней сохранилась и быстро набрала силу военная контрразведка. Война быстро учила, пополнивших ее ряды, недавних командиров рот и взводов, и вскоре Смерш — «Смерть шпионам!» — превратилась в грозную силу.
Невиданную по накалу и масштабам тайную войну с советской контрразведкой гитлеровские спецслужбы проиграли вчистую. «Большое сито» «Смерш» надежно отсевало вражескую агентуру. Более 30 000 разоблаченных вражеских шпионов, 9500 обезвреженных террористов и диверсантов, свыше 80 000 разысканных и арестованных военных преступников — эти цифры говорили сами за себя.
И когда на смену «горячей» пришла холодная война и против страны ополчились едва ли не все разведки мира, ни одна из них так и не смогла похвастаться вербовкой «особиста». Они были и остались особой кастой в контрразведке, для которой высший смысл служения заключался в четырех, но зато каких словах — «Жизнь Родине! Честь никому!».
Роковой август девяносто первого отозвался на окраинах России грозными всполохами межнациональных конфликтов. Армия, оплеванная клевретами, была брошена в нищету, а на Лубянку одна за другой накатывались разрушительные волны «реорганизаций», каждый раз вымывая из ее стен профессионалов своего дела. Казалось бы, для шпионов разных мастей в России снова наступил «золотой век». Они, уже не таясь, по-хозяйски разгуливали с услужливыми конфидентами в коридорах власти и в очередной раз пытались перекроить страну по лекалам «закройщиков» из Вашингтона и Лондона.
Но снова Провидение и Армия спасли Россию. Кровью своих офицеров и солдат она «загасила» навороченных и щедро прикормленных иностранными спецслужбами боевиков, а затем вместе с контрразведчиками уничтожила «осиные гнезда» терроризма и потушила запальный фитиль новой гражданской войны на юге России.
Российская армия мучительно и трудно возрождалась вновь. И пульс этой новой жизни все громче звучал в грозном реве ракетных двигателей на испытательных полигонах, в бодром гуле авиационных моторов, все чаще взмывавших в небо МиГов и «Сушек», в раскатистых разрывах артиллерийских снарядов на учебных стрельбищах. Вместе с ней набирала былую силу и контрразведка. Она чутко прислушивалась к ритму боевой и учебной деятельности войск, отзывавшемуся непрерывной чередой телефонных звонков, доносившихся в приемную из зала дежурной службы.
И этот пульс армейской жизни был близок и дорог сердцам Сердюка, Кузьмина и Писаренко. Разные по характеру и по возрасту, они, так же как и их предшественники, строго смотревшие с портретов, имели одно общее в своей судьбе — все они жили и служили ради одной цели: несмотря ни на что, уберечь и сохранить Ее — великую, многострадальную, но еще никем не побежденную Русскую, Красную, Советскую, Российскую армию!
Сегодня, так же как и вчера, как и много лет назад, за внешне не приметной дверью кабинета руководителя военной контрразведки, словно в фокусе, концентрируются все боли и проблемы армии. За ней разрабатываются известные только узкому кругу лиц секретные контрразведывательные, разведывательные и боевые операции против шпионов и террористов.
Сердюк, Кузьмин и Писаренко бросали беспокойные взгляды на дверь кабинета генерала Градова и в уме строили различные предположения. Загоревшееся над головами световое табло положило конец догадкам.
— Проходите! Георгий Александрович освободился, — пригласил в кабинет помощник.
Первым открыл дверь и шагнул в тамбур генерал Сердюк, за ним — Кузьмин, последним в полумраке исчез седой ежик волос Писаренко.
Яркий солнечный свет, свободно падавший через три больших окна, теплыми бликами поигрывал на деревянных панелях большого прямоугольного кабинета. В нем не было ничего лишнего. Заднюю стену занимала, отмеченная множеством загадочных разноцветных кружков и флажков, карта мира. Эти и другие обозначения, наполовину прикрытые шторой, говорили о том, что интересы военной контрразведки России простирались далеко за ее границы. В углу из глубокой ниши выглядывал сейф, за его содержимое любая разведка отдала бы многое. На рабочем столе, рядом с электронной панелью, горкой высилась стопка папок. Слева у стены располагался стол для служебных совещаний. Строгость обстановки смягчалась любительскими, и оттого еще более трогательными фотографиями юноши и жизнерадостного мальчугана лет четырех, занимавшими центральное место на журнальном столике. В них угадывались черты самого Градова.
Внешне добродушный вид генерала не мог ввести в заблуждение Сердюка и настороженно выглядывавших из-за его спины Кузьмина и Писаренко. Высокий крутой лоб Градова пропахала глубокая борозда. В уголках больших, распахнутых навстречу собеседнику, карих глаз застыл ледок. Профессионал, начавший службу рядовым опером, он своим горбом и недюжинным умом добился того, о чем, наверно, мечтал каждый контрразведчик. За его спиной были десятки проведенных операций и разоблаченных агентов противника.
Градов живо поднялся из-за стола и шагнул навстречу офицерам. Его ладная и хорошо сложенная фигура, в которой не просматривалось и намека на начальственный живот, легко двигалась по ковровой дорожке, густой ворс которой скрадывал шаги. Энергично пожав руки, он пригласил к столу заседаний и объявил:
— Есть серьезный разговор.
Сердюк переглянулся с Кузьминым и Писаренко. Генерал так просто словами не бросался, и в душе они уже попрощались с новогодними праздниками. Градов передвинул по столу красную папку и предложил:
— Анатолий Алексеевич и вы, товарищи офицеры, ознакомьтесь с материалами и доложите свои соображения!
Сердюк раскрыл папку, по привычке бросил взгляд на верхнюю часть первого листа и, увидев резолюцию директора, понял, что вопрос более чем серьезный.
Последним прочитал материалы Кузьмин и хмуро заметил:
— Серьезная заявка на пожизненное заключение.
— Петля по негодяю плачет! — с ожесточением произнес Писаренко.
— Это дело суда, а наша задача — найти и обезвредить изменника! — не дал разгуляться эмоциям Градов и сухо потребовал: — Прошу высказываться по существу!
— С информацией скудновато, — взял инициативу на себя Кузьмин.
— Николай Александрович, ты слишком многого захотел, — возразил Сердюк и спросил: — Что конкретно предлагаешь?
— Для начала определиться где искать. То, что дают аналитики — Главное оперативное управление Генштаба, штаб РВСН и НИИ, не вызывает сомнений, но это сотни офицеров, и пока их будем разрабатывать секреты уйдут к ЦРУ.
— Не надо сбрасывать со счетов и ГРУ, — напомнил Писаренко.
— Вот там в первую очередь и надо копать! — категорично заявил Кузьмин и отметил: — В последнее время в «Аквариуме» что-то многовато «кротов» расплодилось.
— Николай Александрович, выбирай выражения! По нескольким мерзавцам не суди обо всех! — осек его Градов.
— Извините, Георгий Александрович, с языка сорвалось, — смутился тот.
— А чтобы не срывалось, иногда прикусывай, — строго заметил Градов и обратил взгляд на Писаренко.
— Василий Григорьевич, у тебя предложение?
— Да! Работу в ГРУ надо начать с тех, кто пришел из ракетных войск.
— Разумно! — присоединился к нему Сердюк и продолжил: — Но одного этого будет мало, если не найдем ответы на вопросы: почему на резидентуру ЦРУ выход был на Украине и какие из секретов самые важные?
— С Украиной понятно — там нас нет, зато церэушники чувствуют себя как дома! А вот какие секреты, вам, Анатолий Алексеевич, лучше знать, — резонно заметил Кузьмин.
Сердюк и Писаренко обменялись быстрыми взглядами. Это был справедливый упрек. За их спинами были пять лет учебы в высших ракетных училищах Ростова и Перми, а потом армейская служба в боевых дивизиях РВСН на Урале. Не обижаясь на колкий выпад, Сердюк признал:
— Николай Александрович, тут ты прав, поэтому, если плясать от печки — секретов, то надо ориентироваться на тот круг лиц, кому известна мощность боевых блоков.
— Он станет еще уже, если отталкиваться от математического алгоритма их траектории. О нем знает не больше десяти, максимум пятнадцати человек! — еще дальше пошел Писаренко.
— Молодец, Василий Григорьевич! — похвалил Градов.
— В таком случае придется расширить перечень объектов и включить в него 4-й НИИ и Академию Петра Великого, — напомнил Сердюк.
— А Киев? Почему все-таки Инициативник выбрал Киев? — снова задался этим вопросом Кузьмин.
— Ну, не в Минск же ему ехать, где церэушников Батька по стойке «Смирно!» строит! — с улыбкой заметил Писаренко.
— Я, кажется, знаю?! — оживился Сердюк и, обращаясь к Градову, спросил: — Георгий Александрович, не напоминает ли вам эта ситуация дело над оренбургским Инициативником?
— Дудником?! — произнес тот, и через мгновение его лицо просветлело.
Семь лет назад друзья из Службы национальной безопасности Украины, с которыми еще в советской контрразведке был «съеден не один пуд соли», помогли в изобличении предателя. Они сообщили о попытке Инициативника продать резидентуре ЦРУ в Киеве важные секретные сведения по ракетным комплексам, стоявшим на вооружении Оренбургской ракетной армии. Вскоре оперативная группа Сердюка установила его, им оказался старший инструктор штаба армии майор Дудник.
«Дудник?! Дудник», — повторил про себя Градов. В его глазах блеснул задорный огонек, и он спросил:
— Анатолий Алексеевич, ты хочешь сказать, что у «нашего» изменника родня в Киеве?!
— Утверждать не берусь, но то, что на Украине, так это точно! — подтвердил Сердюк.
— В таком случае в нашем уравнении одним неизвестным становится меньше! — оживился Градов.
— Георгий Александрович, а не получится, как в известной украинской истории: в огороде — бузина, а в Киеве — дядька! — усомнился Писаренко.
— Василий Григорьевич, нам такая история не подходит! Этого Гастролера, кровь из носа, мы должны взять пока он не сдал секреты!
— Гастролер? А что, хорошая кличка для дела! С такой он долго не попляшет, — бодро заявил Кузьмин.
— Хорошей, Николай Александрович, она станет, когда предателя в тюрьму посадим! — не поддержал его тона Градов и, заканчивая совещание, распорядился: — В дальнейшей проверке подозреваемых основное внимание сосредоточить на тех, кто связан с Украиной!
— Все ясно, Георгий Александрович, будем искать! — ответил за всех Сердюк, и офицеры дружно потянулись на выход.
На выходе из приемной Кузьмина перехватили ветераны его отдела. Когда-то еще «зеленым» лейтенантом под их началом он начинал службу в управлении особых отделов в Группе советских войск в Германии. С тех пор они почти не изменились, их энергия и задор по-прежнему били через край, и Кузьмину не удалось выскользнуть из дружеских объятий. Его блестящий глянцем, бритый затылок затерялся за широкими спинами ветеранов.
Писаренко с грустью посмотрел вслед — предпраздничный дух уже витал по коридорам, и побрел к Сердюку составлять план розыска. Его кабинет располагался на седьмом этаже и отличался от остальных не столько своими размерами, сколько необычной обстановкой. Одна из его стен напоминала музей ракетно-космической техники. Макеты ракет, пусковых установок, начиная от первых королевских и заканчивая последними образцами, выстроились грозными батареями на полках. Противоположную стену занимала фотогалерея из известных в стране лиц.
Бесстрастное время, друзья и сослуживцы запечатлели на черно-белых и цветных снимках тридцать пять лет службы и жизни Анатолия Сердюка.
Русоволосый рослый лейтенант с серьезным лицом и строгим взглядом светло-карих глаз, в глубине которых таилась лукавинка, в выгоревшем «пэша» и запыленных «хромочах» с подножки «Урала» кому-то энергично махал рукой. За его спиной сплошной стеной стоял дремучий лес, а вдалеке, над верхушками елей и берез, угадывалась густая паутина антенн боевой стартовой позиции.
На другой фотографии широкоплечий, уже заматеревший здоровяк, широко улыбаясь, изо всех сил упирался в песчаный степной берег и тащил из воды отчаянно трепыхавшегося, чуть больше пальца окунька. Рядом с ним, с подсаком в руках, суетился жилистый с колючим ежиком смоляных волос рыбак. В нем без труда можно было узнать нынешнего слегка раздобревшего полковника Писаренко. Прошедшие годы обильно усыпали сединой голову Василия, согнали со щек юношеский румянец и заставили слегка потускнеть когда-то темные, как переспелые ягоды оренбургской смородины, глаза.
Замыкал этот фоторяд большой цветной снимок: на нем внушительный генерал-майор в окружении инженеров и военных наблюдал со смотровой площадки за стартом ракеты. Власть и ответственность за долгие годы службы наложили на Сердюка свой отпечаток. В строгом прищуре глаз и затвердевшем подбородке читались воля и решительность. В крепко стоявших на бетонке ногах и широком размахе плеч чувствовались уверенность в себе и основательность в решениях.
Писаренко пробежался взглядом по фотографиям, остановился на той, где объектив запечатлел их с Сердюком на рыбалке, и с грустью произнес:
— Было же время, Анатолий Алексеевич, хорошую рыбу ловили, а сейчас приходится разных гадов!
— Поймаем, куда денется! — с ожесточением ответил тот, открыл сейф и достал из него папки с оперативными наработками, полученными за последнее время на ряд офицеров штаба РВСН, 2-го НИИ и Академии Петра Великого.
Приступить к их изучению им не удалось. Зазвонил городской телефон. Сердюк поднял трубку, в ней раздался надтреснутый, с придыханием, но еще бодрый голос. Его лицо смягчилось, и в интонациях зазвучали непривычно теплые нотки:
— Спасибо, Виктор Григорьевич! Взаимно! — благодарил он собеседника.
— Как поживаете?..
— Ничего, все будет нормально!..
— Об этом не может быть и речи…
— Поможем…
— Завтра пришлю ребят…
— Ну что вы!..
— Если не мы, то кто?….
— Служба?
— Служба нормально! Не скучаем.
Писаренко догадался: разговор шел с генералом Тарасовым. В семидесятых годах под его началом в Особом отделе по Оренбургской ракетной армии он вместе с Сердюком осваивал азы контрразведки, а затем овладевал непростым искусством оперативной разработки и анализа, в которых Виктору Григорьевичу трудно было найти равного. Но главное, чему они и десятки других, пришедших из войск в Особый отдел, армейских офицеров научились у ветерана-фронтовика, так это его преданности делу.
И потом, в «смутные» девяностые, когда контрразведку не лягал разве что ленивый, они не кинулись за длинным рублем в мутные воды разрухи, в которых вовсю шуровали и набивали себе карманы «капустой» бритые затылки и лощеные с волчьей хваткой «прорабы перестройки». Стойко выдержав испытания, обрушившиеся на контрразведку, безденежье, Сердюк, Писаренко, Кузьмин и Градов и с ними тысячи других сотрудников продолжали упорно делать то дело, которому отдали всех себя генерал Виктор Тарасов и ветераны контрразведчики.
Писаренко ерзал на стуле и порывался к телефону. Сердюк не стал больше испытывать его терпение и, заканчивая беседу, предложил:
— Виктор Григорьевич, я думаю, вам будет приятно услышать вашего самого беспокойного и неугомонного ученика Васю Писаренко.
— Одну минуту…
— Спасибо! Взаимно, и вам всего доброго! — попрощался Сердюк и пододвинул телефон к Писаренко.
Он взял трубку, и его энергичный, бодрый голос зазвучал не только в кабинете, а и в приемной. Несколько минут шел этот согревающий взаимным теплом разговор ученика с учителем, и когда он закончился, Сердюк отключил все телефоны и вместе с Писаренко взялся за изучение оперативных материалов. К концу дня им удалось выжать из них все, что могло иметь отношение к поиску Инициативника, и на экране дисплея компьютера в хитросплетении кружков и стрел появилась схема.
— Осталось одно, чтобы она заработала, — последний раз щелкнув «мышкой», устало произнес Писаренко.
— Не совсем, — возразил Сердюк.
— А что еще?
— С безымянным делом, сам знаешь, кроме маяты, ничего не будет.
— Это точно! Как говориться, как назовешь, так и поплывет, — вспомнил Писаренко.
— И что на ум приходит?
— Мутный?.. Хотя… Нет, не пойдет! И так уже намутил!
— А если Чужой?.. Нет, тоже не вариант. Уже было… Так называлось дело на Дудника, — напомнил Сердюк.
— Анатолий Алексеевич, чего голову ломать? Шеф за нас уже подумал!
— Гастролер… — вспомнил тот.
— А чем плоха?
— Да, нет! В самую точку будет! Главное, чтобы его «гастроль» не затянулась.
— Наши начальники нам не дадут, — с улыбкой заметил Писаренко.
— Будем считать, что с кличкой определились, — заключил Сердюк и предложил: — Пошли дальше: кого включим в группу розыска?
— От меня — майор Байдин и капитан Салтовский, — предложил Писаренко.
— Байдин?.. Знаю по делам на Блаженного и Арийца. Ничего не имею против, хваткий работник! А вот Салтовский?..
— Молодой, но ему не уступит. Недавно обкатался в Югославии.
— Вопросов нет, тебе виднее, — не стал возражать Сердюк и назвал своих: — От меня — полковник Гольцев, подполковник Кочубей и майор Остащенко.
— Анатолий Алексеевич, мы про нашего хитроумного друга забыли, — намекнул Писаренко на ловко ускользнувшего Кузьмина.
— Сейчас у него самого спросим, — заявил тот, включил телефон оперативной связи и набрал номер.
В трубке раздались долгие гудки. Не отвечал и аппарат заместителя Кузьмина — похоже, обоих ветераны взяли в крутой оборот. Опытные конспираторы, они знали, как обрубать концы, и только через дежурного Сердюку удалось его найти. В голосе Кузьмина звучали веселые нотки, которые тонули в нестройном хоре громких голосов и характерном стеклянном звоне.
— Ты что ли, Анатолий Алексеевич? — спросил он.
— Николай Александрович, что-то рановато теряешь бдительность. Звон стаканов у меня даже слышно, — уколол его Сердюк.
— Завидуешь, Анатолий Алексеевич?
— Нет, предостерегаю. У нас с Василием Григорьевичем — деревянные.
— И, наверно, под одеялом пьете? — хмыкнул Кузьмин.
— Вот чего не имеем, того не имеем, но если не жалко, то одолжи.
— Так и быть, подарю! Только смотрите, не увлекайтесь. А то вот одни взяли и потом под тем одеялом от «Метрополя» и до «Плакучей ивы» все рестораны обошли, — не остался в долгу Кузьмин и уже в деловом тоне спросил: — Что есть вопрос?
— Пока один. Кого от тебя включать в группу розыска.
— Майора Крузова, а в резерв… — Кузьмин задумался.
— Капитана Пятницу?.. — пошутил Сердюк.
— Нет! На необитаемый остров им еще рановато, — и в трубке послышался раскатистый смех.
— Счастливый, — позавидовал Писаренко.
— Ладно, Коля, хватит одного! — закончил разговор Сердюк и подвел черту под списком группы.
Большинство названных офицеров он знал лично. С одними выезжал в инспекторские проверки, и там они показали себя способными аналитиками и разработчиками; с другими приходилось участвовать в операциях, где им противостоял матерый враг, и они не стушевались.
— Нормальные ребята! — согласился с подбором кандидатур в оперативную группу Писаренко и поинтересовался: — А объекты, как распределим?
— Мы берем на себя штаб РВСН, управления ракетных армий, 4-й НИИ и Академию Петра Великого, — перечислил Сердюк.
— Мне остается Главное оперативное управление Генштаба и ГРУ?
— Пожалуй, маловато будет. Возьмите еще на себя погранпереходы с Украиной.
— А может, ими займется Кузьмин, ему они как-то ближе, — закинул удочку Писаренко.
— Нет, у него и без этого работы хватит! И еще наряду с украинскими проработай и белорусские. Я не исключаю, что Гастролер мог через их КПП проскочить.
— Хорошо.
— Вот и договорились!
— С чего начнем?
— Кроме секретов и места у нас есть еще одна подсказка: надо установить всех, кто был в отпусках, отгулах, болел, когда…
— Когда Гастролер вышел на резидентуру в Киеве! — догадался Писаренко.
— Совершенно верно!
— Цели ясны, задачи поставлены, товарищ генерал! Будем выполнять, — бодро заявил Писаренко и, прихватив наброски плана розыска, отправился его дорабатывать.
С этого часа предновогодние и первые дни января для офицеров группы оперативного розыска слились в один. Градову не требовалось их подгонять, к 12 января круг поиска Гастролера максимально сузился. Вечером на стол Сердюка лег список на двух листах, в котором значились одиннадцать фамилий, пять из них были выделены жирным шрифтом. По мнению полковника Писаренко и Гольцева, именно на этих офицерах требовалось сосредоточить основное внимании.
Все пятеро, в то время когда Гастролер пытался выйти на контакт с американской резидентурой в Киеве, отсутствовали на службе. Все они имели прямой доступ к совершенно секретным материалам, относящимся к математическому алгоритму траектории полета боевого блока и новейшим разработкам по системам преодоления ПРО.
Но не только эти обстоятельства привлекли внимание Сердюка. В сухих и лаконичных строчках докладной Писаренко и Гольцева он пытался найти ответ на вопрос: что могло подтолкнуть предполагаемого Гастролера на путь предательства?
«Корысть? Непомерное тщеславие и амбиции? Банальный авантюризм и больная психика, подвигнувшая поиграть в эдакого Джеймса Бонда? А может, тлевшие в глубине души бациллы национализма? Так что же?» — размышлял Сердюк и склонился над списком. Он, внимательно вчитываясь в каждое слово, рассчитывал найти ту самую зацепку, которая позволит вывести на изменника. Под номером один Писаренко и Гольцев вывели начальника отделения западноевропейского направления ГРУ подполковника Григория Дудинца.
Выпускник Харьковского высшего военного командно-инженерного училища ракетных войск после трех лет службы в войсках поступил в Военно-дипломатическую академию. Окончил ее с красным дипломом и был направлен в аппарат военного атташе при посольстве России в Германии. После ряда успешных оперативных разработок по немецкой линии был переведен на вышестоящую должность в Австрию. Последние два года работал в центральном аппарате ГРУ в Москве.
В незапятнанной послужной биографии Дудинца внимание Сердюка привлекли два обстоятельства: его близкие отношения с доктором технических наук полковником М., который занимался научными разработками в области теории автоматического управления полетом космических объектов в Академии Петра Великого. Второе обстоятельство, на первый взгляд, может, и не столь существенное, было связанно с конфликтом, произошедшим несколько лет назад между ним и начальником отдела. При рассмотрении кандидатуры на должность помощника военного атташе в Германию тот сделал выбор не в пользу Дудинца.
Следующим в этом списке значился заведующий лабораторией № 3 4-го НИИ РВСН подполковник Василий Оноприенко. В свое время на ее базе разрабатывались математический алгоритм полета ракеты «Тополь-М» и отдельные элементы системы преодоления ПРО противника.
Выходец с Западной Украины, он в 1986 году, когда компартия находилась еще в силе, а ее «вечно живой» марксизм-ленинизм был главной «религией» в стране, едва не вылетел из института и армии. За националистические высказывания коммунист Оноприенко получил на заседании парткома строгий выговор с занесением в учетную карточку. После этого его многообещающая научная и военная карьера пошла под откос, а в семье начался разлад. В девяносто первом семья распалась, но и с новой женой он не обрел счастья: в двухкомнатной хрущевке на окраине Москвы и с девятью тысячами зарплаты рассчитывать на него не приходилось. Случайные приработки на стороне ночным охранником не принесли желанного благополучия, и неудачник Оноприенко уныло дотягивал «служебную лямку», чтобы на старости лет не остаться без куска хлеба — военной пенсии.
Третьим по списку проходил начальник отдела Главного оперативного управления Генштаба, молодой и «дикорастущий» полковник Михаил Стельмах. В 2000 году, во время командировки в Абхазию, он «засветился» на контакте с ооновцем из Польши, но о нем, как положено, командованию не доложил. Тем не менее это не помешало ему с помощью «крутого» тестя через год перебраться в Генштаб. На новом месте Стельмах попытался «расправить крылья» и «взлететь» на генеральскую должность, но их быстро «подрезали» — у маршалов были свои сыновья, которых надо было выводить в генералы. Недолго попсиховав, он как будто смирился.
На доцента, кандидата технических наук подполковника Ореста Литвина при абсолютно чистой биографии и незапятнанном послужном списке у Гольцева все-таки нашелся небольшой «крючок»: оппоненты «слили» в урну его докторскую диссертацию. Ее тема напрямую была связана с разработкой нового направления в теории автоматического управления полетом космических объектов. Эту неудачу, разобиженный на всех и вся, Литвин валил на ученый совет Академии Петра Великого, который, как он считал, с подачи генерал-полковника Зверева, специально «тормознул» его, чтобы пропихнуть на должность начальника кафедры своего старого дружка полковника Зайцева.
Завершал список старший офицер оперативного отдела штаба ракетных войск подполковник Сергей Митров. На первый взгляд в его послужном списке «темных пятен» не просматривалось, если не считать одной, но существенной детали. По оперативным данным Гольцева, в последнее время он стал проявлять служебное рвение. Вечерами засиживался в кабинете и работал над секретными и совершенно секретными документами, в том числе содержащими обобщенные сведения по последним испытаниям ракеты «Тополь-М».
«Так кто же: Дудинец?.. Оноприенко?.. Стельмах?.. Литвин?.. Или Митров?.. Кто?» — задавался этим вопросом Сердюк.
Времени для ответа у генерала и остальных участников оперативно-розыскной группы оставалось все меньше. Гастролер — в чем они не сомневались — вряд ли остановится на полпути. Как опередить его и не допустить утечки секретов? — эта мысль не давала покоя Сердюку. Не оставляла она его и дома. Умывшись, он прошел на кухню, там ждал запоздалый ужин. Наталья разогрела остывшие пельмени и поставила на стол. Он вяло ковырялся вилкой в тарелке, а она пыталась поймать его взгляд. Впереди, судя по всему, предстоял неприятный разговор. Начала Наталья его издалека.
— Толя, а нельзя ли перенести твой отпуск?
— А? Что?.. — он все еще находился в плену мыслей о Гастролере.
— Я спрашиваю: можно ли перенести твой отпуск?
— Отпуск?!. Зачем?
— Чтобы провести его всей семьей. Последний раз это было до поступления Егора в институт.
— Ну да…
— На июль или август. У него как раз закончится сессия, — оживилась Наталья.
— В принципе можно, но захочет ли сам Егор?
— Если ты с ним поговоришь, он согласится.
Сердюк опустил вилку с пельменем в тарелку и спросил:
— Ты что, сама не можешь?
— Я могу, но… — и здесь Наталья замялась.
— Нет, ты давай договаривай до конца.
— Толя, я понимаю, что служба…
— Оставь ее в покое! Что случилось?
— А ты разве не замечаешь, что происходит в доме?
— И что? Ничего плохого я не вижу.
— Это, если приходить ночевать! — сорвалась на крик Наталья.
— Перестань! — начал злиться Сердюк.
— Не перестану! Ты, Толя, со своей «любимой женой» — службой совсем забыл о семье. Егор совершенно отбился от рук!
— С чего ты взяла? Нормальный парень!
— Нормальный?! Ты посмотри на часы!
— Он уже не мальчик, целых двадцать лет.
— Ты знаешь, кто у него друзья?
Сердюк замялся и в душе готов был признать, что в последнее время мало уделял внимания сыну. Институт и мотогонки, казалось, надежно ограждали его от «улицы».
— Байкеры! — выпалила Наталья.
— А они что, не люди?
— Ты посмотри, что про них говорят по телевизору! Одни наркоманы и чокнутые. Толя, поговори с Егором пока не поздно! Его надо оторвать от этой компании.
— Хорошо! Только не накручивай меня.
— Я не накручиваю. Но сердцем чувствую: они его до добра не доведут.
— Все, хватит! Я завтра поговорю с Егором! — отрезал Сердюк.
Неприятный разговор испортил и без того паршивое настроение. Он поднялся из-за стола, прошел в зал и включил телевизор. Экран вспыхнул яркими красками трибун малой арены «Лужников», и волнующий рокот тысяч болельщиков заставил дрогнуть сердце заядлого болельщика. Шла двенадцатая минута второго периода, счет на табло 2:1 в пользу «Динамо» прибавил ему настроения и на время заставил забыть о Гастролере, службе и продолжавшей ворчать в соседней комнате жене.
Острая и бескомпромиссная игра старых соперников отвлекла на время. Стремительные атаки накатывались то на одни, то на другие ворота, шайба, как мышь, металась под клюшками хоккеистов. К концу периода уральцы сумели переломить игру, и все чаще их мощные броски угрожали воротам динамовцев. Гол назревал, и на последней минуте шайба, словно пойманная рыба, затрепыхалась в сетке ворот бело-голубых. После перерыва магнитогорцы усилили натиск, и еще две безответные шайбы пропустили динамовцы. Финальный свисток судьи подвел печальный для Сердюка итог — счет на табло был 4: 2 в пользу «Магнитки».
Проигрыш любимцев не добавил настроения. Он возвратился на кухню и еще долго возился с моделью парусника-корвета, а когда прошел в спальню, жена вновь напомнила о сыне.
— Толя, Егор так и не пришел?
— И что? — буркнул он.
— Ты с ним поговори. Первый час, а его нет дома.
— Наташа, он взрослый человек и голову на плечах имеет.
— Взрослый, говоришь?! Как связался с байкерами, так все и покатилось. Последнюю сессию с тройками сдал.
— Хорошо-хорошо, я же сказал, поговорю! А теперь давай спать, — ушел он от продолжения неприятного разговора.
«Да, надо обязательно переговорить, а то с этими гастролерами скоро про сына родного забуду», — решил Сердюк и повернулся к стенке. В меркнущем сознании бледными масками то возникали, то проваливались в темноту лица Митрова, Стельмаха, Дудинца, Оноприенко и Литвина. Они корчили ему рожи и злорадно хихикали.
