Глава седьмая. Повторение пройденного

22 июня 1941 года хрупкую предрассветную тишину на западной границе СССР взорвали залпы десятков тысяч орудий. Полностью мобилизованная и вооруженная до зубов гитлеровская армада в считаные часы смяла оборону дезорганизованных бригад, дивизий и целых корпусов Красной армии. Удар фашистских войск оказался настолько силен, а наступление столь стремительно, что уже на третьи сутки после начала войны танки генерала Гудериана грохотали гусеницами по центральной площади столицы советской Белоруссии — Минска.

Существенную роль в этом первом успехе вермахта сыграли разведывательно-диверсионные подразделения абвера, прежде всего известный своей зловещей славой полк специального назначения «Брандербург-800» (с 1942 года — дивизия). Его образование относится к 1939 году, когда в пригороде города Бранденбурга в составе абвера была создана рота специального назначения, целью которой являлось проведение в тылу противника разведывательно-диверсионных и террористических акций. К 22 июня 1941 года в своем составе полк насчитывал несколько тысяч отборных головорезов. Наряду с полком «Бранденбург-800» при основных военных группировках действовали четыре оперативные группы (айнзатцгруппен): А, Б, Ц и Д. Структурно в них входили особые команды (зондеркомандо) и оперативные команды (айнзатцкомандо). Численность Оперативной группы составляла 600–700 человек начальствующего и рядового состава. Для большей мобильности ее подразделения — зондеркомандо и айнзатцкомандо — были обеспечены передвижными и переносными средствами связи, легковыми, грузовыми, специальными автомобилями, мотоциклами, в том числе и советского производства. В своем составе они насчитывали 10–20 офицеров, 40–60 унтер-офицеров и 60–80 рядовых.

Помимо этих элитных спецподразделений на западной границе с СССР были сосредоточены многочисленные диверсионные отряды, сформированные из числа украинских, белорусских, прибалтийских националистов и белоэмигрантов. Большинство их участников прошли обкатку в составе «боёвок», действовавших в западных областях Украины, Белоруссии и республиках Прибалтики.

Перед полком «Бранденбург-800», оперативными группами и бандами националистов были поставлены близкие задачи. Они состояли в следующем:

Вооруженные самым современным оружием и имевшие за плечами большой опыт проведения спецопераций в Югославии, Греции, эти ударные разведывательно-диверсионные формирования гитлеровских спецслужб достаточно эффективно решали поставленные перед ними задачи. Мобильные, хорошо организованные и четко координировавшие свои действия с наступающими частями вермахта, они вовремя оказывались в нужном месте и в нужный час. Пользуясь неразберихой и растерянностью, царившими в рядах красноармейцев, диверсанты действовали дерзко и решительно: взрывали и разрушали транспортные коммуникации, безжалостно уничтожали командный состав частей Красной армии и сеяли панику в ее рядах. Уже в первый день войны им и авиации удалось вывести из строя основные каналы и пункты связи. В результате был парализован основной нерв любой армии — система боевого управления войсками.

«Тевтонский меч» безжалостно крушил советские боевые и тыловые порядки, в то время как некогда грозный «меч Лубянки» — специальные разведывательно-диверсионные группы НКВД, Разведывательного управления ГШ Красной армии и Коминтерна — по злой воле партийных вождей незадолго до войны был расформирован. Бесценный опыт в подготовке и проведении специальных операций, приобретенный в Испании, Монголии и Китае Я. Серебрянским, М. Маклярским, Д. Медведевым, С. Ваупшасовым, К. Орловским, А. Рабцевичем, И. Каминским, И. Стариновым и многими другими, не был востребован высшим руководством Советского Союза. Более того, большинство «испанцев» попали под безжалостную косу репрессий, а многие поплатились жизнью за самоотверженную работу на государство, отказавшее им в праве иметь свою, не совпадающую с «непогрешимыми» партийными установками точку зрения.

В очередной раз многострадальный русский народ, спасая себя и страну, ценой огромных потерь вынужден был исправлять ошибки амбициозных и неблагодарных советских вождей. На оккупированных фашистами территориях, оставшись один на один с безжалостным и могучим врагом, он нашел в себе силы подняться на борьбу. К началу 1943 года гитлеровцам уже пришлось бороться на двух фронтах — с частями Красной армии и массовым повстанческим движением. Но все это было еще впереди, а тогда, в июле — сентябре 1941 года, рядовые и окопные офицеры на фронте и в окружении своими телами остановили, казалось, неудержимую мощь бронированного катка вермахта.

До августа 1991 года в научной и художественной литературе это всенародное сопротивление фашистам освещалось не иначе как результат организаторской и пропагандистской работы партии. Но по мере того как открывались архивы, все более очевидным становилось, что на первом и самом тяжелом этапе войны ведущая роль в организации массового повстанческого движения на оккупированных советских территориях, а затем в странах Восточной Европы принадлежала не столько партийным функционерам, а сколько профессионалам, и в частности сотрудникам Особой группы при наркоме НКВД — 4-го Управления НКВД — НКГБ СССР.

Впервые об этом коротко и скромно упомянул Павел Анатольевич Судоплатов в своей книге. В частности, он писал:

Лишь в июле 1942 года с образованием Центрального штаба партизанского движения функции руководства им перешли к партийным вождям. Но об этом они предпочитали не говорить, а роль 4-го Управления в его организации долгие годы находилась под жестким запретом. Имя ее руководителя П. Судоплатова, арестованного вскоре после крушения Берии и вышедшего на свободу лишь 1 августа 1968 года, в «зловещий образ» которого партийные функционеры не погнушались плеснуть черных красок, было вычеркнуто отовсюду. Все это, вместе взятое, в те годы отпугивало от этой острой темы даже самых пытливых исследователей.

Больше шестидесяти лет за семью печатями хранились в архивах многотомные дела разведывательно-диверсионных резидентур (РДР): «Братушки», «Олимп», «Охотники», «Весенние», «Авангард», «Арнольд», «Стар», «Горные» и десятка других, которыми руководил Павел Анатольевич. И когда, наконец, запреты были сняты, то даже прошедшие годы не смогли остудить того обжигающего дыхания сурового военного времени, что повеяло с пожелтевших от времени страниц сообщений, донесений и рапортов руководителей РДР.

Это было удивительное и неповторимое время, оно стирало классовые, национальные различия и объединяло людей совершенно разных взглядов и убеждений в их общем стремлении освободить свои страны и народы от власти ненавистного фашизма. В центральном аппарате и разведывательно-диверсионных резидентурах Управления сражались против фашизма плечом к плечу с советскими разведчиками бойцы-интернационалисты свыше пятидесяти национальностей: болгары, словаки, немцы, поляки и другие. Это было особое братство воинов, объединенных духом жертвенности и боевого товарищества, который был присущ им, как никаким другим сотрудникам спецслужб. Отправляясь за линию фронта для выполнения ответственного задания, они повторяли: «Нет большей чести, чем отдать жизнь за Родину и друга своего!»

С первого дня своего существования руководители и рядовые этого уникального по подбору кадров и характеру решаемых задач разведывательно-диверсионного органа многократно словом и делом доказали верность данному девизу. Отсчет своего времени он берет с 5 июля 1941 года, когда приказом наркома внутренних дел СССР для проведения разведывательно-диверсионных операций в тылу фашистских войск была создана «Особая группа при наркоме внутренних дел СССР». В тот же день вновь назначенный руководитель — майор государственной безопасности Павел Судоплатов и его заместители Н. Эйтингон, В. Какучая и Н. Мельников приступили к работе.

Начинать ее приходилось в условиях жесточайшего лимита времени и кадров. Созданные с таким трудом начальником Группы особых заданий при наркоме внутренних дел СССР Я. Серебрянским в крупных морских портах и на железнодорожных узлах ряда стран Западной Европы нелегальные диверсионные группы из числа коминтерновцев и бойцов интербригад («группа Яши») еще год назад перестали существовать. Сам он по возвращении в СССР оказался в числе арестованных «врагов народа, пробравшихся в советскую разведку» и приговорен к смертной казни. Редкие «счастливцы»: И. Золотарев, И. Каминский, К. Клюкин, будущие Герои Советского Союза Д. Медведев, Н. Прокопюк, Н. Лопатин — получили сроки или были уволены из органов государственной безопасности и направлены прорабами на стройки ГУЛАГа.

В те роковые для страны июльские дни 1941 года П. Судоплатову, Н. Эйтингону, Н. Мельникову и В. Какучая был ценен каждый человек, имевший оперативно-боевой опыт нелегальной работы. На момент формирования подразделения, в задачу которого входило развертывание разведывательно-диверсионной деятельности на оккупированных гитлеровцами территориях, в их распоряжении находилось несколько десятков «испанцев», в их числе И. Винаров, Ц. Родионов (Родойнов), С. Ваупшасов, Н. Прокопюк и небольшой резерв из числа уцелевших от репрессий разведчиков-боевиков Коминтерна.

К чести многих руководителей НКВД, в первую очередь П. Судоплатова, ими принимались быстрые и энергичные меры в то время, когда гитлеровские войска взяли столицу Белоруссии Минск, а вожди советского государства, потрясенные вероломством и мощью удара, находились в растерянности и долго не могли объяснить своему народу, что же произошло «с непобедимой Красной армией». Спустя две недели после начала войны они приступили к формированию первых разведывательно-диверсионных резидентур, предназначенных как для заброски в глубокий тыл противника в страны Восточной Европы, так и на оккупированные советские территории.

Павлу Судоплатову приходилось буквально выцарапывать и вытаскивать из медвежьих углов и лагерных бараков ГУЛАГа оставшихся в живых профессионалов. Будущего Героя Советского Союза и командира легендарных отрядов «Митя» и «Победители» Д. Медведева доставили на Лубянку прямо из строительной конторы ГУЛАГа. Не побоявшись подозрений в связях с «врагом народа» Я. Серебрянским, Павел Анатольевич обратился с письмом о его освобождении к всесоюзному старосте М. Калинину и добился своего. Мастер диверсии Я. Серебрянский, два с лишним года проведший в камере-одиночке в ожидании смертного приговора, был возвращен в боевой строй. Вслед за ним были сняты нелепые обвинения в польском шпионаже с другого аса разведки и диверсии, блестяще проявившего себя в операциях против ОУН и испанских фалангистов, — И. Каминского.

Война, как шелуху, смела с них и еще с десятка будущих руководителей и разведчиков разведывательно-диверсионных резидентур абсурдные обвинения в предательстве и отменила драконовские приговоры. И потом, в глубоком тылу врага, они делом и собственными жизнями доказали преданность своим идеалам и суровой Родине. Поразительный факт: за все время существования Особой группы, а затем и Управления — с 5 июля 1941 года по 7 мая 1945-го — ни один его кадровый сотрудник не сдался и не перешел на сторону врага.

В те июльские дни 1941 года, когда для Родины наступил час тяжких испытаний, старые и опытные бойцы вновь собрались вместе, но не по милости И. Сталина и Л. Берия, а благодаря смелости и настойчивости верных друзей. Суровое военное время требовало не холуйствующих политиканов, а профессионалов своего дела. Уже на следующий день после образования Особой группы при наркоме внутренних дел СССР ее руководители и сотрудники приступили к подготовке резидентур для направления в Болгарию и Румынию. Им, первым разведчикам, русским, болгарам и румынам, предстояло совершить невозможное.

К началу войны с Советским Союзом гитлеровские спецслужбы и спецслужбы сателлитов фашистской Германии фактически полностью уничтожили коммунистическое подполье и ликвидировали агентурную сеть Коминтерна в Болгарии, Румынии, Венгрии, Словакии и Польше. Те немногие коммунисты и коминтерновцы, что смогли уцелеть после репрессий, ушли в глубокое подполье и потеряли связь с советской разведкой и Коминтерном. Единицам удалось скрыться от преследований гестапо и полиции, а затем через третьи страны добраться до СССР. Поэтому П. Судоплатову и его подчиненным ничего другого не оставалось, как осуществлять комплектование резидентур из числа бывших бойцов интербригад, воевавших с фашистами в Испании, и коминтерновцев, проживавших в СССР.

Видные деятели Коминтерна — Г. Димитров, В. Коларов, В. Пик, К. Готвальд, Д. Ибаррури, Б. Кун и другие — оказали неоценимую помощь руководителям Особой группы в подборе кадров. Из сотен добровольцев, имевших опыт многолетней подпольной работы, они рекомендовали самых лучших. И уже вскоре разведчики И. Винаров, Ц. Родионов, Х. Боев, Ф. Кропф. Ф. Тренклер и десятки других своей вдохновенной работой подтвердили правильность этого выбора. Впоследствии многие из них стали живой легендой советской разведки. Подвиги болгар, немцев, поляков, русских и всех тех, кто ненавидел фашизм, часто оплачивались самой высокой ценой — собственной жизнью. Но, несмотря на это, недостатка в кандидатах Управление не испытывало. Для подавляющего большинства его офицеров и рядовых долг и честь были превыше собственной жизни.

Первыми, кому предстояло начать борьбу с противником в его логове, стали болгарские и советские разведчики. Сформированная из их числа резидентура получила кодовое название «Братушки». Предварительная работа по ее комплектованию началась 25 июня 1941 года, то есть еще до образования Особой группы. В тот день совершенно секретный список из 29 болгар-коминтерновцев в Испании, тщательно проработанный в секретариате Г. Димитрова, был доставлен специальным курьером из Коминтерна на Лубянку и лег на стол П. Судоплатова. Павел Анатольевич основательно потрудился над списком будущих кандидатов в резидентуру. Он густо испещрен его краткими пометками и в конце содержит короткую и энергичную резолюцию: «Т. Пудин. Весьма срочно! Проверить по выездным делам всех перечисленных в этом списке лиц».

Через пять дней заместитель начальника 5-го отдела 1-го Управления НКВД капитан госбезопасности В. Дубовик подробным рапортом доложил о результатах выполнения указания. Он и подчиненные сотрудники отдела выполнили поистине титаническую работу. Несмотря на хаос и неразбериху, царившие в первые дни войны во многих учреждениях, органы государственной безопасности работали без существенных сбоев. Все 29 кандидатов в будущую резидентуру были установлены и изучены. По каждому из них в рапорте содержится подробная и объективная информация. В большинстве своем это оказались люди, которые не нуждались в особых рекомендациях. Их многолетняя нелегальная работа, преданность идеалам коммунизма и приговоры военно-полевых судов фашистских властей Болгарии говорили сами за себя.

Николов Ангел Ангелов (Миленков Александр Петков) имел за плечами многолетний опыт подпольной борьбы. И когда над ним нависла угроза ареста, по каналам Коминтерна покинул Болгарию и затем в ряде стран Западной Европы выполнял его специальные задания. С началом гражданской войны в Испании добровольцем отправился на фронт. Там командовал пулеметной ротой.

Янков Георгий Петрович (Петков Мирко Станкович) в 1923 году руководил революционным восстанием в одном из районов центральной Болгарии и был осужден к 12 годам тюремного заключения. Бежал из тюрьмы и снова включился в повстанческую деятельность. Заочно трижды приговаривался к смертной казни. Спасаясь от преследований, по нелегальному каналу ушел в СССР и продолжил активную партийную работу в Коминтерне. В 1937 году в составе группы коммунистов-интернационалистов добровольцем отправился в Испанию. Службу начинал простым танкистом, а закончил инструктором 1-го батальона броневиков.

Димитров Дмитр Илиев за революционную деятельность заочно был приговорен к смертной казни. Несмотря на это, не покинул Болгарию и продолжил борьбу в глубоком подполье. Полиции, несмотря на неоднократные попытки, не удалось его захватить: помогли скрыться русские друзья. В Советском Союзе он нашел не только новый дом, но и ответственную работу. Долгое время по линии нелегальной резидентуры Д. Илиев работал в Китае, а затем в составе интернациональной бригады сражался в Испании.

Родионов Андрей Константинович (Радойнов Колев Цветко) принимал активное участие в народном восстании 1923 года. Спасаясь от преследований полиции, вынужден был эмигрировать в СССР, где обрел свою вторую Родину. Преданно, не раз рискуя жизнью, служил ей на самых ответственных и опасных участках. Неоднократно выполнял специальные задания Коминтерна и советской разведки. За свои заслуги удостоился высокого воинского звания — полковник.

Иван Цолович Винаров за революционную деятельность в Болгарии был приговорен к смертной казни. Чудом ее избежал и продолжал борьбу, находясь в Советском Союзе. На талантливого и смелого революционера обратили внимание руководители разведки Красной армии. С 1924 года он начал выполнять ее задания сначала в Австрии, а затем в Китае, Франции и Испании.

Других их соратников, Ярома Панайота Георгиева и Мискетова Атанаса Дойчева, в Болгарии также ждал смертный приговор военно-полевого суда.

Несмотря на эту опасность, все без исключения кандидаты, не колеблясь, приняли приглашение и пришли на встречу с капитаном государственной безопасности В. Дубовиком в административный корпус стадиона «Динамо». На ней также присутствовал сотрудник 1-го Управления НКВД СССР лейтенант А. Галкин, которому предстояло с позиций советского полпредства в Софии координировать работу руководителей групп резидентуры. Это была непростительная и, к сожалению, не последняя ошибка, допущенная подчиненными П. Судоплатова. То ли горячка первых военных дней, то ли абсолютная вера в людей, которые не раз смотрели смерти в глаза, заставили капитана В. Дубовика пренебречь главным и святым правилом в любой спецслужбе — конспирацией. Участники будущей РДР не только увидели друг друга в лицо, но и знали своего будущего координатора — А. Галкина!

В последующем одна ошибка породила другую. Сотрудники, занимавшиеся подготовкой «Братушек», видимо, понадеялись на многолетний опыт нелегальной работы ее участников и не провели требующийся в таких случаях подробный инструктаж. Как следствие, отдельные наиболее несдержанные и горячие проговорились в кругу близких друзей о скорой высадке разведывательных групп на черноморском побережье Болгарии и последующей подготовке восстания. Кроме того, помимо Г. Димитрова, ряд членов болгарской секции в Коминтерне в общих чертах был осведомлен об особой миссии «Братушек». Произошла банальная утечка информации о предстоящей операции. Поэтому не удивительно, что уже 7 июля 1941 года начальник 3-го отдела 1-го Управления НКГБ СССР ориентировал майора П. Судоплатова «о фактах распространения гражданином Болгарии «П.» слухов о том, что якобы по поручению НКВД СССР он должен вылететь на самолете в Болгарию с каким-то заданием». Павел Анатольевич отреагировал незамедлительно и потребовал от Н. Эйтингона, В. Дубовика и А. Галкина «срочно отозвать из групп лиц, отрицательно зарекомендовавших».

К сожалению, его решение оказалось запоздалым, слухи о предстоящей высадке разведгрупп в Болгарии с целью организации восстания пошли гулять среди более чем тысячной болгарской диаспоры коминтерновцев в Москве. В этой связи нельзя исключать того, что гитлеровские спецслужбы заблаговременно получили информацию о планируемой операции. Последующий ее провал, когда в считаные недели разведчики были выслежены, а затем уничтожены или захвачены в плен, вероятно, объясняется не только серьезными организационными просчетами при подготовке групп, а и тем, что противник, видимо, заблаговременно знал о готовящейся заброске в Болгарию.

Но тогда, в июле 1941 года, как Павел Судоплатов, так и его подчиненные вряд ли рассчитывали на подобный ход развития событий. Безжалостное военное время подгоняло их вперед. Отсеяв нескольких болтунов, они определились по составу резидентуры, и 8 июля 1941 года 32 добровольца-болгарина приступили к подготовке на спецдачах НКВД неподалеку от станций Сходня, Быково и Можайское. В течение нескольких недель под руководством опытных инструкторов участники резидентуры интенсивно изучали минновзрывное и радиодело, совершенствовали навыки в стрельбе и топографии.

После сдачи зачетов отдельными группами по семь-восемь человек с 16 по 25 июля разведчики были переброшены военной авиацией на оперативную базу разведотдела Черноморского флота в Севастополь. Там под руководством А. Галкина и начальника отдела полковника Б. Намгаладзе они продолжили свою подготовку и шлифовали последние детали предстоящей операции. Под Севастополем окончательно определились составы четырех передовых групп. Первую возглавил И. Винаров, состояла она из пяти человек. Ей предстояло перебраться в Турцию, там легализоваться и затем выдвинуться в Болгарию, в район оперативных действий. Второй и самой многочисленной группой, насчитывавшей четырнадцать человек, руководил Ц. Родионов. На нее возлагалась наиболее важная и ответственная задача: после высадки на болгарском побережье связаться с коммунистами в городе Сливен, с их помощью развернуть основную базу и обеспечить прием двух других групп — Х. Боева и Г. Янкова.

Перед каждой группой были поставлены близкие по характеру задачи, которые сводились к тому, чтобы в зоне оперативной ответственности, опираясь на поддержку коммунистического подполья, «создать разветвленную нелегальную сеть в целях получения разведывательной информации, осуществления соботажнических и террористических актов на военных объектах. Обеспечить сохранение нейтралитета Болгарии в войне с СССР и подготовку вооруженного восстания».

Все участники операции имели на вооружении несколько комплектов стрелкового оружия: пистолеты вальтер или маузер, автоматы, ручные гранаты, комплекты карт, деньги в болгарской и немецкой валюте, документы прикрытия и запас продовольствия. К 4 августа Б. Намгаладзе и А. Галкин полностью завершили работу над планом переброски резидентуры «Братушки» в Болгарию и доложили в Москву П. Судоплатову. С незначительными изменениями он был утвержден.

5 августа настал час «икс». Разведгруппа И. Винарова первой покинула оперативную базу разведотдела Черноморского флота, специальным рейсом прибыла в Тегеран и там растворилась в городе, который в те месяцы напоминал бурлящий котел. Сменив документы на новые, разведчики в течение недели изучали остановку и, не обнаружив за собой следов слежки, выехали на границу. Там, благополучно пройдя пограничный контроль, перебрались в Турцию. С того дня они больше не выходили на связь: И. Винарова и его товарищей подвела непростительная мелочь.

Но П. Судоплатов еще не знал о провале группы. 20 августа, обеспокоенный столь долгим ее молчанием, он срочно запросил Б. Намгаладзе и А. Галкина: «Сообщите о месте нахождения и положении первой группы. Когда может быть отправлена вторая группа?» Но они ничего утешительного доложить не могли. Радист И. Винарова на вызовы радиоцентра не отвечал. Советские резидентуры в Турции и Болгарии тоже не располагали какой-либо информацией о судьбе разведгруппы. Лишь спустя два месяца от агента Разведуправления Генерального штаба Красной армии в Софии стало известно о причине этого молчания: 26 августа турецкая полиция задержала в Стамбуле двоих из группы И. Винарова, обнаружив у них неточности в паспортах. Ими оказались Я. Комитов и Т. Николов. 28 сентября они были выданы болгарским властям. Самому И. Винарову и двум другим разведчикам чудом удалось уйти от слежки и избежать ареста.

Более драматично и трагично сложилась судьба второй группы — Ц. Родионова. 6 августа на подводной лодке она покинула Севастополь и взяла курс на Болгарию. Благополучно миновав гитлеровские заслоны, субмарина вышла в заданный район, и здесь в течение пяти суток разведчикам пришлось ждать подходящего момента, чтобы высадиться на берег.

11 августа, когда небо затянулось тучами, подводная лодка, наконец, вошла в устье небольшой речки Камчия. Высадка проходила нервно и неорганизованно. Море штормило, а сильный дождь затруднял видимость. Волна захлестнула одну из шлюпок, и неудачникам пришлось перебираться в те, что находились поблизости. Несмотря на шторм, никто не утонул, и все четырнадцать разведчиков благополучно высадились на берег. Но из-за непогоды и сильного течения им не удалось собраться вместе, тем более что в воздух то и дело взлетали осветительные ракеты, а по берегу рыскали патрули. Не мешкая, они двумя группами, одна во главе с Ц. Родионовым, а другая — с С. Димитровым, покинули место высадки и направились в район общего сбора, находившийся вблизи города Сливен. На четвертые сутки группа Ц. Родионова благополучно добралась до места и разбила лагерь. Не дожидаясь подхода группы С. Димитрова, Ц. Родионов выслал разведку в город Сливен для налаживания связи с местным подпольем. И здесь его поджидал первый тяжелый удар — оно было полностью разгромлено. Хозяин чудом уцелевшей явочной квартиры при появлении разведчиков шарахнулся от них как черт от ладана и наотрез отказался от сотрудничества.

Родионов не узнавал родной Болгарии. Его московские представления о том, что болгарский рабочий класс и крестьянство, возмущенные вероломным нападением фашистов на первое в мире социалистическое государство, только и ждут сигнала, чтобы восстать, оказались горькой иллюзией. Он и его разведчики наблюдали совершено обратное. Подошла к концу уборка садов и полей, в деревнях праздновали сбор урожая и готовили бочки для молодого вина. В городах в воскресные дни было не пробиться в рестораны, а на летних танцплощадках до позднего вечера гремели медью военные оркестры. Предпринятые Ц. Родионовым и его посланцами попытки наладить контакты с местными жителями и пополнить подходившие к концу запасы продовольствия в ряде случаев наталкивались на откровенно враждебное отношение. В ходе очередного радиообмена с Центром Ц. Родионов сообщил: «Нахожусь в горах. Контакт с местными отсутствует».

Несмотря на эту настораживающую информацию, Б. Намгаладзе и А. Галкин тем же путем направили в Болгарию третью и четвертую группы Х. Боева и Г. Янкова.

Тем временем Ц. Родионов, так и не дождавшись прихода на базу С. Димитрова, а с ним еще шести разведчиков, вместе с радистом отправился на встречу с десантом. Несколько дней прошло в томительном ожидании. Между разведцентром и Ц. Родионовым произошел короткий радиобмен: 17 августа Ц. Родионов радировал:

К сожалению, ни П. Судоплатов, ни Б. Намгаладзе, ни А. Галкин уже не в силах были что-либо изменить. Советские подводные лодки с разведчиками на борту в режиме полного радиомолчания затаились у болгарских берегов и ждали подходящего случая, чтобы незаметно проскользнуть среди рыскающих по морю гитлеровских патрульных катеров и высадить десант.

Напряжение на Лубянке, на оперативной базе в Севастополе и в горах далекой Болгарии нарастало. Наконец 27 августа эфир ожил. Радист группы Ц. Родионова передал долгожданную радиограмму:

28 августа Ц. Родионов последний раз работал в эфире. Он сообщил:

После этого короткого радиосеанса всякая связь с Ц. Родионовым и остальными группами окончательно оборвалась.

Неделя за неделей радисты Центра тщетно вслушивались в эфир, надеясь поймать радиопозывные «Братушек», но ни одна из радиостанций резидентуры не отвечала на сигнал. Первая информация о судьбе разведчиков поступила из Софии в начале октября 1941 года от надежного агента Разведуправления Генерального штаба Красной армии. Она носила отрывочный характер и ничего утешительного в себе не содержала. Агенту Разведуправления через свои связи среди болгарских военных удалось установить только то, что в течение августа — сентября болгарской полицией и гестапо при поддержке армейских частей проводились широкомасштабные поисковые операции «по поимке советских диверсантов», в результате которых значительная их часть была уничтожена.

Вскоре вслед за этим сообщением пришло подтверждение от самого Ц. Родионова. Он сообщил, что из всего состава группы только ему вместе с Д. Димитровым и И. Бейдо (Байером) после многочисленных перестрелок удалось оторваться от преследования полиции, добраться до Софии и установить контакт с коммунистическим подпольем. Спустя некоторое время он возглавил военную организацию компартии, но ненадолго. Полиция снова напала на след Ц. Родионова, и с мая 1942 года позывные его радиостанции навсегда пропали из эфира.

Окончательно судьба всех участников резидентуры «Братушки» прояснилась для руководства Особой группы три года спустя, после освобождения Болгарии, когда в руках советской контрразведки оказались архивы болгарских спецслужб и протоколы судебных заседаний. Как оказалось, появление у болгарских берегов советских подводных лодок не осталось незамеченным, а сообщения информаторов полиции, внедренных в коммунистическое подполье, об эмиссарах из Москвы немедленно привели в движение мощную и хорошо отлаженную машину сыска.

Еще более усугубила ситуацию несогласованность двух советских спецслужб — Разведуправления Генерального штаба Красной армии и НКВД. Злой рок словно преследовал разведчиков. За несколько дней до высадки резидентуры в те же самые районы военные разведчики произвели заброску пяти групп парашютистов. Их десантирование прошло крайне не удачно. Сразу же после приземления две из них напоролись на засады и были уничтожены, три другие после тяжелых боев вынуждены были покинуть район базирования и укрыться в горах.

Гитлеровские спецслужбы и командование вермахта, встревоженные столь масштабным проникновением советских разведывательно-диверсионных групп на территорию Болгарии и опасавшиеся, что при поддержке коммунистического подполья они смогут поднять население на восстание, вынудили болгарское правительство принять беспрецедентные меры безопасности. Силами армии и полиции были блокированы районы, где находились разведывательные группы. В городах и селах начались массовые облавы и аресты подпольщиков. Полицейское кольцо неумолимо сжималось вокруг разведчиков. Одни гибли в бою, другие попадались в хитро расставленные ловушки. Последним в мае 1942 года, после перестрелки на конспиративной квартире, был захвачен тяжело раненный Ц. Родионов.

Для него и 26 оставшихся в живых разведчиков из Особой группы при наркоме внутренних дел СССР и Разведуправления ГШ Красной армии потянулись долгие месяцы тюремного заключения. Но и в мрачных казематах софийской тюрьмы они не сдавались и продолжили борьбу. Следователи болгарской полиции скрупулезно и бесстрастно зафиксировали в протоколах силу духа одних и мерзость предательства других. Первых оказалось значительно больше. Опытные подпольщики, профессионалы нелегальной борьбы, они прекрасно понимали, на что шли.

Сегодня, спустя много лет, поражают мужество и непоколебимая вера разведчиков в идеалы свободы и их готовность к самопожертвованию ради своего народа. Это признавали и их противники. В скупых донесениях болгарской полиции и протоколах следователей зафиксированы эти вершины человеческого духа.

14 сентября 1941 года тяжело раненный Ангел Ников Георгиев (Павлов) попал в окружение и, не желая сдаваться врагу, застрелился. Перед смертью он оставил записку. Всего четыре листка из блокнота чуть больше спичечного коробка, педантично пронумерованные и аккуратно подшитые в дело следователем полиции, исписаны его нетвердой рукой. Угловатые буквы наползают друг на друга, пятна крови залили отдельные слова. Но эти пять простых и бесхитростных строчек А. Георгиева, наверное, и в наши дни значат куда больше, чем целая книга.

В наш прагматичный и жестокий век этот его поступок и слова могут кому-то показаться актом отчаяния фанатика-одиночки. Но это далеко не так. Через два месяца, 8 ноября 1941 года, его подвиг повторил другой разведчик из группы Ц. Родионова — Сыби Димитров. Ранним утром плотные полицейские цепи окружили родной дом Димитровых и потребовали, чтобы он сдался. В их руках находился захваченный в плен брат, а внизу, в комнате, под дулами пистолетов застыла жена. Ему обещали сохранить жизнь и дом, если он сложит оружие и выдаст товарищей, но Сыби выбрал достойную смерть. В ответ полицейские услышали:

Так же мужественно встретили свой последний час Ц. Родионов и семнадцать его товарищей. Расправа над ними была скорой и суровой: 26 июня 1942 года в здании артиллерийского училища софийский военно-полевой суд приговорил всех к расстрелу. Никто из них не просил о пощаде или снисхождении. 11 июля 1942 года агент Разведуправления в Софии, ссылаясь на начальника караула, приводившего в исполнение смертный приговор, сообщил:

Так и не начавшись, первая операция Особой группы при наркоме НКВД СССР закончилась полным провалом. Это был горький и закономерный итог. Трагедия «Братушек» состояла в том, что им предстояло развернуть работу на неподготовленных базах и в условиях отсутствия устойчивой связи с Центром. В немалой степени к провалу привело и слабое владение реальной обстановкой на местах, а также те иллюзии, в плену которых пребывали как руководители Особой группы, так и лидеры Коминтерна. Они наивно полагали, что справедливая война советского народа против вероломного врага должна всколыхнуть народ Болгарии и других стран на борьбу с ним и обеспечить безусловную поддержку населением действий разведчиков.

К сожалению, этого не произошло. 26 июня 1942 года командиры и рядовые бойцы, объединенные одним, столь близким и понятным для русского и болгарского сердца словом «Братушки», — ушли в бессмертие. И не их вина, что они не смогли выполнить те задачи и оправдать те надежды, которые возлагались на них в Москве. Враг был опытен и невероятно силен, а «меч Лубянки» оказался слишком короток и не закален, чтобы наносить смертельные удары в его логове.

Вскоре аналогичная судьба постигла и три другие резидентуры Особой группы, оставленные на «глубокое оседание» в оккупированных гитлеровцами советских городах Одессе, Николаеве и Киеве. Несмотря на то что их возглавляли кадровые сотрудники органов государственной безопасности В. Молодцов, В. Лягин и И. Кудря, абверу и гестапо удалось внедрить в резидентуры свою агентуру. В дальнейшем через нее они сумели выявить советские разведывательные сети и выйти на резидентов, но взять их живыми не смогли: В. Молодцов, В. Лягин и И. Кудря отстреливались до последнего патрона и сражались до последнего вздоха. Посмертно им было присвоено звание Героя Советского Союза.

Несмотря на понесенные потери, руководители и сотрудники Особой группы не растерялись. Они учились на ошибках, не пытались их скрывать и честно докладывали по команде. В частности, по мнению П. Судоплатова, изложенному в докладной записке на имя наркома внутренних дел Л. Берии, эти провалы были связны с тем, что «начало войны застало аппарат разведки неподготовленным к ведению большой диверсионной работы. Отсутствие подготовленных кадров разведчиков-диверсантов, организаторов диверсионных актов и руководителей диверсионных групп, радистов задержало развитие успешной работы в тылу противника. Это сказалось на качестве подготовки первых групп, заброшенных в тыл противника в 1941 году. Отсутствие навыков конспирации, заранее подготовленных технических баз привело к ряду провалов в работе».

В связи с этим руководство Особой группы приняло вполне оправданное решение прекратить заброску разведывательно-диверсионных резидентур в страны Восточной Европы, пересмотреть систему их подготовки и организации деятельности на оккупированных советских территориях. Суровое военное время потребовало от П. Судоплатова и его подчиненных поиска новых форм работы и внесения изменений в тактику действий резидентур. На основе проведенного анализа они приняли быстрые и, как потом оказалось, эффективные меры.

Большинство резидентур были выведены из городов, где гитлеровцы насаждали мощную осведомительскую сеть и имели многочисленные карательные органы, и стали действовать с оперативных баз, сосредоточенных в лесных и горных массивах. Наряду с этим было усилено их контрразведывательное обеспечение. В состав РДР, как правило, включался кадровый контрразведчик, занимавшийся поиском и выявлением вражеской агентуры.

Самое серьезное внимание было уделено профессиональной подготовке руководителей резидентур и командиров оперативно-боевых групп. В этих целях на базе отдельной мотострелковой бригады особого назначения (ОМСБОН), ядро которой составляли опытные работники органов госбезопасности, испытанные бойцы из испанских интербригад и многие известные советские спортсмены, была организована всесторонняя подготовка кадров разведчиков, диверсантов и боевиков. В отдельные периоды численность этой сверхэлитной части достигала пяти тысяч человек. В ее учебном центре прошли подготовку около двух тысяч иностранцев.

Последующие результаты оперативно-боевой деятельности резидентур и боевых групп подтвердили правильность такого подхода руководства Особой группы. В дальнейшем ни одна из них не подверглась разгрому, а ее резиденты были недосягаемы для гитлеровских спецслужб. Возросший профессиональный уровень командиров и бойцов способствовал существенному повышению эффективности разведывательной и диверсионной деятельности РДР.

Но все это было впереди, а пока танковые клещи вермахта стремительно тянулись к Москве. К началу октября 1941 года группа армий «Центр» захватила города Орел, Брянск и Мценск. В результате значительная часть соединений Западного, Резервного и Брянского фронтов оказалась в окружении. Сплошной линии обороны не существовало, резервов для быстрого закрытия бреши в обороне командующие фронтов не имели. Возникла непосредственная угроза столице, и 12 октября Государственный комитет обороны (ГКО) своим постановлением «Об охране Московской зоны» предписал НКВД СССР «навести жесткий порядок на тыловых участках фронта, прилегающих к территории Москвы с юга и запада, по линии Калинин — Ржевск — Можайск — Тула — Коломна — Кашира».

Начальником охраны Московской зоны был назначен заместитель наркома внутренних дел СССР, комиссар государственной безопасности 3-го ранга И. Серов. При НКВД СССР начал функционировать штаб охраны Московской зоны, ему в оперативное подчинение перешли внутренние войска численностью около шести тысяч человек, милиция, рай— и горотделы НКВД, истребительные батальоны и заградительные отряды. Реорганизация затронула и Особую группу при наркоме НКВД СССР. С учетом возрастания значимости разведывательно-диверсионной деятельности, она была преобразована во 2-й отдел НКВД СССР. Эти изменения в незначительной степени затронули управленческий аппарат и в основном коснулись резидентур. Резко возросли их количество и качество технического оснащения.

Тем временем обстановка на фронте с каждым днем все более накалялась. На северо-западе гитлеровцы силами 9-й армии и 3-й танковой группы 14 октября захватили город Калинин. На юго-западе после пяти суток ожесточенных боев они ворвались в Малоярославец. В этот же день, 18 октября, на самом опасном — западном направлении под ударами 4-й танковой группы пал Можайск. В связи с этим 19 октября ГКО объявил о переводе Москвы и прилегающих к ней районов на осадное положение. Речь уже шла о том, устоит столица или нет перед натиском фашистов. В наркоматах и других государственных учреждениях, в том числе и НКВД, началась массовая эвакуация. В то же время управление охраной Московской зоны продолжало осуществляться центральным аппаратом наркома внутренних дел непосредственно из здания на Лубянке и одновременно дублировалось из запасного командного пункта в районе Останкино.

В этот очень драматичный период войны, когда решалась судьба Москвы, на Особую группу — 2-й отдел помимо задачи проведения разведывательно-диверсионных операций в тылу противника была возложена еще одна специальная миссия. В ГКО не исключали вероятности прорыва в столицу гитлеровских войск, в связи с чем подразделениям НКВД, и в первую очередь подчиненным П. Судоплатова, была поставлена задача по противодействию спецотрядам противника, целью которых являлся захват важнейших объектов. Один из таких отрядов под кодовым названием «Москва», возглавляемый начальником 7-го управления РСХА штандартенфюрером Зиксом, двигался с передовыми частями 4-й танковой армии. По замыслу руководства НКВД, ему должны были противостоять бойцы ОМСБОНа. Линия обороны, которую им предстояло занять, начиналась у Охотного Ряда и заканчивалась у Белорусского вокзала. Но Зиксу и его подчиненным не суждено было увидеть кремлевские стены: на дальних подступах к ним, близ Шереметьево, у моста через Москву-реку, ударная моторизованная группа из отряда «Москва» была остановлена и разгромлена бойцами ОМСБОНа.

Наряду с ним на случай захвата столицы заблаговременно, с сентября, Особой группой — 2-м отделом, 3-м секретно-политическим управлением (начальник Н. Горлинский) и транспортным управлением (начальник Н. Синегубов) НКВД была начата подготовка групп сопротивления и подполья для осуществления боевой, разведывательной и диверсионной деятельности.

Помимо самого Павла Анатольевича, его заместителей Н. Эйтингона и В. Какучая активную работу в этом направлении вели начальники отделений В. Дроздов, М. Маклярский, П. Масся и другие. Несмотря на жесточайший лимит времени и все более осложняющуюся обстановку на фронте, они подошли к выполнению поставленной задачи творчески, а главное — с безусловным доверием к тем, кому предстояло лицом к лицу сражаться с врагом.

В числе руководителей групп агентов-боевиков, агентов-диверсантов и разведчиков оказались не только кадровые сотрудники органов государственной безопасности, но и люди совершенно мирных и даже экзотических профессий. Среди них были известные артисты и международные аферисты, бывшие царские офицеры, в прошлом крупные коммерсанты и даже осведомители царской охранки, коммунисты, эсеры и анархисты. В частности, одним из них был известный композитор Л. Книппер, двоюродный брат Ольги Чеховой, близкой к высшим руководителям Германии. Ему предстояло со своей группой, при благоприятно складывающейся ситуации, ликвидировать Гитлера. Другой кандидат на должность резидента группы «Иван» — Н. Жиделев в свое время работал с Ф. Дзержинским и являлся членом Коллегии и Президиума ВЧК. Его резидентуре предстояло осуществить ряд крупных диверсий. Выпускница Военной академии им. Фрунзе, участница войны в Испании старший лейтенант Е. Паршина возглавила группу «Ветров».

При всей разнице в политических взглядах и социальном положении их объединяло одно общее — они любили Родину больше, чем самих себя. Для них это слово не было пустым звуком, каждый делом доказал свою надежность и преданность новым идеалам. Кроме того, по замыслу Павла Анатольевича и других руководителей НКВД, ответственных за выполнение «Московского плана», все отобранные кандидаты своими оперативными возможностями должны были заинтересовать гитлеровские спецслужбы и тем самым расширить разведывательные возможности резидентур.

В общей сложности на нелегальное положение были переведены 243 человека, из них 47 кадровых сотрудников органов государственной безопасности. Все они имели тщательно отработанные легенды прикрытия и для их подкрепления обеспечены подлинными документами, устроены на работу в зависимости от профессии, социального происхождения, подлинной или легендируемой биографии.

Эту огромную работу руководители Особой группы — 2-го отдела, 3-го секретно-политического и транспортного управлений НКВД СССР проделали в невероятно короткие сроки. Наиболее полное представление о ней, задачах и составе участников разведывательно-диверсионно-террористических групп, которым предстояло остаться в оккупированной фашистами Москве, дает «Справка об организации диверсионно-террористических групп в рамках реализации «Московского плана». В связи с особой секретностью она была подготовлена Н. Эйтингоном в рукописном виде и в единственном экземпляре. 14 октября заместитель наркома комиссар госбезопасности 3-го ранга Б. Кобулов представил этот документ на утверждение наркома Берии. Он заслуживает того, чтобы привести его полностью.

Со всеми вышеперечисленными руководителями групп и агентами установлены пароли для связи. КОБУЛОВ» .

Кроме них имелось еще несколько небольших автономных групп и боевиков-одиночек, перед которыми стояли специальные задачи. Всего было создано 20 крупных диверсионнотеррористических групп. В целях обеспечения их деятельности параллельно велась подготовка секретных материально-технических баз, оборудовались глубоко законспирированные пункты связи, дополнительно приобретались конспиративные квартиры. Только одна Особая группа — 2-й отдел НКВД СССР располагал в Москве 59 складами с оружием, зажигательными и взрывчатыми веществами. В них заложили 3,5 тонны тола, 700 гранат, большое количество оружия и боеприпасов. Для поддержания связи с Центром резидентуры снабдили 21 переносной рацией, шестью мощными стационарными приемо-передающими рациями; двумя мощными стационарными радиовещательными станциями, двумя автомашинами с радиовещательными установками и тремя батарейными приемниками.

Дополнительно на конспиративных квартирах было организовано девять минных станций и приобретено еще десять явочных квартир к уже имевшимся. Кроме того, были созданы точки по ремонту аппаратуры, пять мастерских по ремонту обуви, электро— и бытовых приборов, три парикмахерские, один цветочный магазин и три палатки (пивная и по приему утиля). Все они могли использоваться разведчиками как резервные явочные пункты.

О том, с какой тщательностью осуществлялся не только подбор участников диверсионно-террористических групп, но и их техническое оснащение, свидетельствуют рапорты, представленные на имя П. Судоплатова его подчиненными, в частности, старшим лейтенантом З. Рыбкиной и лейтенантом Н. Пекельником.

12.09.41» .

С не меньшей скрупулезностью руководством и сотрудниками Особой группы — 2-го отдела, 3-го и транспортного управлений НКВД СССР для командования и участников диверсионно-террористических групп (отрядов) разрабатывались задачи и порядок их действий в пределах Москвы и окрестностях в случае их занятия гитлеровскими войсками. В частности, для каждой из них были определены конкретные объекты и способы вывода из строя. Особо оговаривались задания, связанные с проведением террористических актов. Во всех случаях право санкции на них Центр оставлял за собой. Вместе с тем самые широкие полномочия предоставлялись руководителям групп (отрядов) в вопросах обеспечения собственной безопасности и при проведении разведывательной работы. Так, при возникновении угрозы их деятельности они имели право изменить район действия, а в отношении предателей и нарушителей дисциплины применить смертную казнь. Также командиры групп (отрядов) могли принимать на месте решения о проведении вербовок из числа патриотически настроенных граждан, в том числе немцев, а в отдельных случаях санкционировать перевербовку гитлеровцами своих подчиненных в целях внедрения во вражеские спецслужбы. В качестве наглядного примера, иллюстрирующего эту работу, служит справка-доклад, подготовленная для руководства наркомата внутренних дел начальником 3-го Управления НКВД СССР.

(Далее подробно перечисляются: тип вооружения, подрывной и поджигательный материалы, деньги и ценности, передаваемые в отряд, всего на двух страницах. — Прим. авт.).

ГОРЛИНСКИЙ» .

В случае занятия Москвы гитлеровскими войсками руководством наркомата и Особой группы — 2-го отдела НКВД СССР помимо диверсионных и террористических операций предполагалось проведение силами резидентур пропагандистских акций. Так, группа «Лес» располагала пятью подпольными радиовещательными станциями: тремя стационарными, коротковолновыми, мощностью 1 киловатт каждая, с дистанционным управлением и двумя длинноволновыми под названием «Советская Москва» с радиусом действия на 5–6 км, скрытыми в легковых автомашинах в спинках заднего сиденья. Стационарные станции были заминированы, а фидеры и антенны замурованы в стенах комнат по месту их нахождения. Надежность работы передающих станций предварительно была опробована специалистами 2-го спецотдела НКВД СССР. По их заключению, приемные центры «Свердловск» и «Куйбышев» отлично принимали как телефон, так и телеграф. Для зашифровки информации предполагалось использовать тексты из произведений Л. Толстого.

Обслуживание стационарных установок планировалось проводить силами сотрудников 4-го спецотдела НКВД СССР. В этих целях из числа наиболее опытных инженеров-радистов подобрали трех человек и затем перевели на нелегальное положение под чужими фамилиями. Поселили их в комнаты, где располагалось оборудование дистанционного управления. Передвижные радиостанции находились в ведении сотрудников НКВД, которые числились шоферами санитарной машины областной психиатрической больницы и аварийной машины Рублевской водопроводной станции, а один из оперативных работников легализовался как владелец мастерской по ремонту бытовых приборов. Резидентом группы «Лес» был сотрудник НКВД И. Щорс.

Наряду с задачами разведывательно-диверсионного плана в условиях критического положения в Москве, сложившегося к концу октября, на сотрудников НКВД возлагалась тяжелая и неблагодарная миссия по минированию и ликвидации ряда объектов. Она требовала не только конспиративной, но и поистине ювелирной работы. Такое решение диктовал опыт Киева и некоторых других городов, где заранее заложенные устройства обеспечили проведение взрывов, в результате которых были уничтожены гитлеровские офицеры и солдаты, а гражданское население не пострадало.

В этих целях представительские помещения в Доме правительства (позднее Госплан), Большом театре, храме Василия Блаженного, Елоховском соборе, особняке НКИД на Спиридоновке, гостиницах «Метрополь» и «Националь» были заминированы. При проведении работ строжайше соблюдались требования маскировки, так как П. Судоплатов и И. Серов обосновано полагали, что гитлеровцы после «киевских уроков» перевернут все верх дном, чтобы найти «подарки от НКВД».

Вместе с тем они и их подчиненные, стремясь нанести максимальный урон противнику, верили в победу и старались, чтобы после акции внешний облик национальных святынь сохранился. В частности, планировалось уничтожение не всего здания, а отдельных помещений, например, в гостинице «Метрополь» на воздух должен был взлететь ресторанный зал, а в Большом театре — сцена. После завершения работ объекты находились в таком состоянии еще около четырех месяцев, и только когда угроза захвата столицы полностью миновала, в январе 1942 года, по указанию руководства НКВД СССР началось их разминирование.

Но Москва не собиралась сдаваться без боя, и в то время когда одни диверсионно-террористические группы (отряды) готовились превратить ее в ад для фашистов, другие наращивали мощь своих ударов за линией фронта. Так, только за один рейд по тылам противника отряд будущего Героя Советского Союза и будущего командира разведывательно-диверсионной резидентуры «Олимп» старшего лейтенанта Виктора Карасева нанес фашистам урон, сопоставимый с действиями целой бригады. В ночь на 24 ноября 1941 года в результате молниеносно проведенной операции отряд захватил штаб 12-го армейского корпуса фашистов, располагавшийся в населенном пункте Угодский Завод Калужской области.

В сообщении Совинформбюро рейд был назван дерзким. Три сотни бойцов атаковали четырехтысячный гарнизон с танками и артиллерией и победили. В ходе подготовки и проведения операции в полной мере раскрылись незаурядные способности Виктора Александровича — воевать не числом, а умением. Предварительно разведав расположение служб штаба корпуса, детально изучив систему обороны и расположение постов, разведчики, выведя из строя линии связи и бесшумно сняв часовых, семью маневренными группами внезапно атаковали противника. Бой длился 1 час 10 минут. В ходе него гитлеровцы потеряли ранеными и убитыми свыше 600 человек, 4 танка, 80 грузовиков и 23 легковые машины. В руках разведчиков оказались важные штабные документы. Собственные потери отряда составили 18 человек убитыми и 8 ранеными.

Впоследствии прославленный маршал Г. Жуков в своей книге воспоминаний высоко оценил тот бой и назвал В. Карасева «…мужественным бойцом за Родину, умным организатором…».

Так же активно действовал отряд старшего лейтенанта П. Худякова. По возвращении из рейда по тылам противника он доложил:

Организован и вооружен, преимущественно немецким оружием, отряд в количестве 15 человек в деревне Собакино Сержинского района. Командир Василий Федорович Лебедев. Расстреляно немецких старост 4 человека» .

С каждым днем деятельность оперативно-боевых групп (отрядов) НКВД в тылу противника нарастала и приобретала все больший размах. Только УНКВД Московской области за период с 9 ноября по 10 декабря было сформировано и переброшено за линию фронта 189 разведывательно-диверсионных групп общей численностью 2330 человек. Они уничтожили 1240 солдат и офицеров, 1 самолет, 15 танков и бронемашин, 28 штабных и легковых автомашин и 91 грузовую, 2 бензозаправщика, 8 мотоциклистов, 24 повозки с военным грузом, 4 склада боеприпасов и горючего, 2 огневые точки, 8 железнодорожных мостов на грунтовых дорогах. Произвели два крушения воинских поездов.

Наряду с осуществлением диверсионно-террористических актов боевые группы (отряды) добывали разведывательную информацию, которая использовалась командующими армиями, фронтов и ГКО. Во время битвы за Москву в оккупированные районы для выполнения специальных заданий было направлено 5429 человек. В результате их боевой деятельности на территории Московской области было уничтожено 3 военных штаба противника, до 7000 гитлеровских солдат и офицеров, 4 самолета, 193 танка и бронемашины, 83 орудия разных калибров, 411 автомашин, 29 паровозов, 366 вагонов и 31 цистерна с горючим, 8 складов с боеприпасами и горючими веществами.

Эти цифры убедительно свидетельствовали о том, что вновь воссозданные специальные подразделения: Особая группа — 2-й отдел НКВД СССР и оперативно-боевые группы УНКВД Московской области — при умелом руководстве превратились в эффективную боевую единицу. С каждым днем их мощь нарастала, а масштаб решаемых задач давно перерос рамки, очерченные приказом наркома внутренних дел СССР от 5 июля 1941 года. В связи с этим 18 января 1942 года 2-й отдел НКВД СССР был преобразован в 4-е Управление НКВД, а на местах в территориальных органах государственной безопасности СССР созданы аналогичные подразделения.