Книга: Колыбельная для брата
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9

Глава 8

Северная улица лежит за стадионом, недалеко от оврага. Овраг в этом месте неглубокий, берега его пологие. Зимой они исчерчены лыжными трассами, а летом и осенью по склонам вьются среди зелени тропинки. Внизу журчит речка Туринка, похожая на обычный ручей…
Кирилл и Женька ехали рядом по узкой дороге между оврагом и решетчатым забором стадиона. Было тихо и тепло. Навстречу летели паутинки и семена, похожие на шелковистых пауков.
За решеткой стадиона, как разноцветные бабочки, мелькали майки футболистов. Настоящая коричневая бабочка попалась навстречу, изменила полет и зачем-то погналась за Женькой, но тут же отстала.
"Поздняя, запоздалая", – мельком подумал Кирилл про бабочку. И внимательно посмотрел на Женьку. Может быть, бабочка приняла ее голову за цветок? Нет, не похоже.
Женька в эту секунду тоже посмотрела на Кирилла, встретилась с ним глазами и смутилась.
– Ты на мою маму не обижайся, ладно? – попросила она.
– Чего мне обижаться… – холодно сказал Кирилл.
– Понимаешь, она так привыкла: если учительница сказала, никаких не может быть ошибок.
– Ты, по-моему, тоже к этому привыкла, – сказал Кирилл и вильнул колесом, объезжая разбитую бутылку.
– Да нет, ты не думай…
– Я об этом и не думаю, – перебил Кирилл. – Я думаю о Чирке.
– Какой негодяй, верно? – подхватила Женька. – И сидел тихонечко, будто ни при чем!
Кирилл поморщился. Женькина слишком старательная поддержка была неприятна и почему-то его тревожила.
– Подожди радоваться, еще не выяснили. У тебя все быстро: сперва – я негодяй, потом – Чирок…
– Да я про тебя никогда не говорила!
– Зато думала.
– Да не думала ничуть! Честное пионерское!
– Ну, хоть за это спасибо, – буркнул Кирилл и с недовольством спросил себя: "Зачем я с ней так?"
В это время кончился стадион, потянулись домики с огородами, а потом дорога свернула налево. Это и была улица Северная.
– Дом шесть, – сказала Женька. – Кажется, вон тот, с палисадником… Ой, а там не Чирков?
У калитки возился с большим велосипедом мальчишка в подвернутых джинсах и клетчатой рубашке. Приподняв плечом раму, он прокручивал заднее колесо.
– Точно – Чирок! – обрадовался Кирилл. – Везет нам.
– А что мы сперва ему скажем?
– Видно будет. Поехали скорее.
В это время Чирок поставил велосипед, лихо толкнулся двумя ногами и прыгнул в седло.
"Здорово", – отметил про себя Кирилл. И услыхал грозный Женькин окрик:
– Чирков! А ну стой! Хуже будет!
"Вот дура!" – подумал Кирилл и крикнул:
– С ума сошла! Он же нас обставит на своих колесах!
В том, что Чирок ударится в бега, Кирилл почему-то ни капельки не сомневался. И точно: Чирок оглянулся, наклонился к рулю и налег на педали. Сразу взял скорость.
– Подожди! – безнадежно крикнул Кирилл.
Чирок свернул на дорожку между огородами.
– Жмем, – сказал Кирилл и мельком посмотрел на Женьку.
Женька не отставала. В ней, видно, разгорелся ковбойский азарт погони. С прикушенной нижней губой, с прищуренными глазами она была похожа на решительного красивого мальчишку.
"Молодец", – успел сказать взглядом Кирилл и опять прицельно глянул на Чирка. Тот мчался метров за тридцать впереди. Видимо, у него была хорошая машина. Другой, побольше Чирка, пожалуй, ушел бы от погони, но маленький Чирок с трудом доставал педали, елозил на седле и полной скорости выжать не мог.
Однако и так летели они все трое, будто на гонках. Росший вдоль плетней репейник хлестко лупил по ногам и колесам – спицы отзывались звенящим треском.
Кирилл больше не кричал. Ясно было, что Чирок здорово напуган и не остановится, пока есть силы. Он вырвался на лужайку и с резким креном повернул направо. Кирилл и Женька тоже повернули так лихо, что занесло задние колеса.
Переулок вел к оврагу. Чирок, не сбавляя скорости, несся к откосу. "Значит, есть спуск, – подумал Кирилл. – В тупик ты бы не поехал… Ладно, видали мы и спуски на откосах. Не уйдешь, красавчик…"
На самом краю берега Чирок сделал рывок влево и скрылся из глаз. Но не сразу, а плавно. Значит, съехал. И в самом деле: по зеленому склону наискосок тянулась к ручью тропинка. Чирок мчался по ней без тормозов. Что ни говори, а ездил он отлично.
Кирилл кинулся следом и услышал, что Женька не отстает. Лишь бы не грохнулась! Оглянуться Кирилл не мог, но каждый миг боялся услышать сзади дребезжащий звон падения. Нет, Женька держалась. И они мчались так, что летящая навстречу трава сливалась в зеленые полосы.
Это было похоже на кино про погоню!
Чирок съехал и без остановки проскочил узкий, в две доски, мостик через Туринку. За мостиком тропинка поворачивала вправо вдоль ручья.
Кирилл пустился на риск. Он не знал, какая здесь глубина, какое дно, и все же рванул направо руль и по склону ринулся к воде напрямик.
Велосипед врезался в воду – она крыльями разлетелась из-под колес, потом забурлила у колен, дошла почти до седла… Разгон был сильный. "Скиф" хотя и потерял скорость, но пересек почти всю Туринку. Лишь в метре от берега переднее колесо увязло, и Кирилл соскочил. Он выволок велосипед на сушу и бросил поперек тропинки, в нескольких шагах от подлетевшего Чирка. Тот отчаянно затормозил. Следом за ним примчалась Женька, которая удачно проскочила мостик.
– Приехали? – спросила Женька у Чирка. – Или еще погоняемся?
Чирок быстро оглянулся на нее. Потом посмотрел на Кирилла. Зло и безнадежно. Он часто мигал, и длинные белые ресницы его растерянно метались.
– Ну, чего надо? – сказал он сердито. Но в этой сердитости звенела слезинка. Он понимал уже, "чего надо", – Кирилл это видел.
Женька положила велосипед, обошла Чирка и встала рядом с Кириллом. Чирок коротко глянул назад: свободна ли дорога?
– Не надо, Чирок, – сказал Кирилл спокойно и даже устало. Он так запыхался, что злости уже не чувствовал. – Куда ты убежишь? За границу, что ли?
Тогда Чирок выпустил руль, скрестил руки, взял себя за острые плечи. Оттолкнул боком велосипед. Старенький "ПВЗ" со звоном опрокинулся. Теперь в траве лежали все три велосипеда. У "ПВЗ" тихо крутилось переднее колесо, и лучистый зайчик прыгал со спицы на спицу.
Чирок стоял прямо, глаз не опускал, только пальцы, охватившие плечи, слегка шевелились, словно нажимали кнопки.
– А ну, говори, где кошелек, – велела Женька.
"Сейчас спросит: "Какой кошелек?" – подумал Кирилл. И Чирок правда хотел что-то спросить. Даже рот приоткрыл. Но вдруг сжал губы, а его светлые ресницы как бы ощетинились. Он бросил негромко, но резко:
– Докажите.
– Докажем, – сказал Кирилл.
– Как?
– Сходим к студентке, спросим, какие деньги были в кошельке. Олимпийские рубли не так уж часто встречаются. Она его наверняка запомнила.
У Чирка дрогнул острый подбородок.
– Какие рубли?
– Не рубли, а рубль! Который ты этому хулигану отдал! Дыбе! – крикнула Женька. – Чего еще отпираешься? Ну давай, давай скажи, что это не тот рубль, что он твой был.
– Мой! – отчаянно сказал Чирок.
– А у меня двадцатчик просил для буфета, – сказал Кирилл.
Чирок слегка усмехнулся:
– Ну, просил. Если бы я рубль разменял, как бы я его Дыбе отдал?
"Вывернулся", – подумал Кирилл. И спросил:
– А где ты его взял?
Чирок опять замигал.
– Думай, думай скорее, – ехидно поднажала Женька. – Скажи, что он у тебя давно. Жалко было тратить такой красивый, блестящий…
– Ну и что? Ну и…
– Ну и врешь, – перебил Кирилл. – Ты бы давно его Дыбе отдал. Ты его боишься.
Чирок вдруг посмотрел на него прямо и грустно. И тихо спросил:
– А ты не боишься?
Кирилл слегка растерялся. Он не задумывался, боится ли Дыбы. Сталкиваться как врагам им не приходилось. Но в общем-то Кирилл понимал, что зря дразнить Дыбу не стоит. Если приходилось разговаривать, как сегодня, например, то Кирилл держался без почтительности, но и без нахальства: палку не перегибал. Значит, если честно говорить, побаивался.
Но тут Кирилл разозлился. На себя и на Чирка.
– Я перед тобой, Чирок, хвастаться храбростью не буду. Мало ли чего я боюсь. Я из-за этого, между прочим, подлостей не делал и перед всякими гадами не унижался.
Его перебила Женька:
– Разговор не про Векшина, а про тебя, Чирков. Вопрос – откуда рубль? Может, ты его после уроков на улице нашел? Не успел бы: тебя Дыба у самой школы ждал. Придумывай поумнее.
– А чего придумывать? Мать дала.
– Для Дыбы дала, а на буфет пожалела… – сказал Кирилл.
– Она же не знала, что для Дыбы. Она и думала, что на буфет.
– Глупо, Чирков, – сказала Женька. – Сейчас пойдем и спросим у матери. Пойдем?
– Пойдем, – хмуро ответил Чирков, но не сдвинулся с места.
– Ну, так пойдем, – повторила Женька. – Бери велосипед.
– Отстань, – сказал Чирок и отвернулся. Они помолчали.
– Сдавайся, Петенька, – сказал Кирилл.
Чирок опустил голову, но Кирилл успел заметить на его щеке злую слезинку. Потом Чирок мотнул головой – так сильно, что слезинка сорвалась и сверкнула на лету искоркой. Он исподлобья глянул на Кирилла, потом тяжело поднял велосипед.
– Ладно, пошли. Чего стоите?
– Куда? – слегка растерялся Кирилл.
Чирок криво усмехнулся:
– Куда… Я не знаю. В школу или в милицию?
– Значит, признаешься? – со сдержанным торжеством спросила Женька.
– Если не признаюсь, вы же к матери пойдете…
– Конечно, – сказала Женька и посмотрела на Кирилла. Спросила взглядом: "Здорово мы его раскусили?"
Кирилл отвел глаза и сердито сказал:
– В школу…
Они пошли гуськом: впереди Чирок, потом Кирилл, а за ними Женька. Чирок не оглядывался. Кирилл видел его стриженый белобрысый затылок, тонкую шею с родинкой, похожей на коричневую горошину, острые, не очень чистые локти, худую спину под старенькой, выгоревшей рубашкой в коричневую и зеленую клетку…
Все трое молчали и шли вдоль ручья к старинному чугунному мостику, построенному через Туринку еще в прошлом веке. От него поднималась лестница, которая выводила на улицу Грибоедова. А в конце той улицы – новые кварталы и школа.
Кирилл вдруг подумал, что Петька Чирок, наверно, считает в уме, сколько кварталов осталось ему до встречи с директоршей, до мучительного разговора, до позора.
Был раньше просто Петька Чирков, Чирок. Незаметный, никому в классе не интересный, но все-таки обыкновенный мальчишка. Одноклассник. И можно было вести себя с ним как с одноклассником. А сейчас все сделалось странным каким-то, ненастоящим. Петька был преступник, а Кирилл с Женькой – его конвоиры. И даже удивительно было, что кругом все по-прежнему: зеленеет обыкновенная трава, катится к вечеру теплое солнце, бормочет речка…
Кирилл тряхнул головой. Что сделано, то сделано. Он, Кирилл, ни в чем не виноват.
– А где кошелек? – спросил он у Петькиной спины.
Чирок сбил шаг и через секунду ответил:
– Выбросил…
– Зачем? – удивилась Женька.
– А зачем он мне? – сказал Чирок, не оборачиваясь.
– А деньги? – спросил Кирилл.
Чирок пошел медленнее.
– Я с деньгами выбросил, – сказал он.
– Совсем заврался! – возмутилась Женька.
– Подожди ты, – с досадой оборвал ее Кирилл, а Чирку сказал:
– Ну-ка, стой…
Он догнал Петьку, и они остановились рядом.
– Врешь или правда? – спросил Кирилл.
Чирок вскинул на него мокрые синие глаза.
– Зачем мне врать… если все равно признался?
– А почему выкинул? – почти крикнул Кирилл.
– Потому что… мне они для чего? Мне только рубль надо было. Я кошелек хотел обратно положить, когда рубль взял, а за дверью затопали… Ну, я сунул под рубашку и вышел потихоньку. Думал, потом положу. А тут вы прибежали, и началось…
– Куда бросил-то? – вмешалась Женька. – Может быть, найти можно?
Чирок махнул рукой.
– Вон там, с моста. В водоворот.
Кирилл свистнул. Под мостом было самое бурливое и глубокое место, с камнями и ямами.
– Дурак ты, Чирков, честное слово, – растерянно сказала Женька. – Кругом дурак… Чего ты с этим Дыбой связался?
– Я, что ли, нарочно связался?
– А как это вышло? – спросил Кирилл.
– Теперь не все ли равно?
– Нет, не все равно, – сказал Кирилл.
– Ну, я шел, а они в подъезде стояли. Говорят: иди сюда, не бойся, что-то интересное покажем. Я не хотел, а с ними Кочнев из седьмого "А". Тоже говорит: не бойся. Ну, я подошел, а там еще какой-то парень. Тюля его зовут. Дыба говорит: "Спорим, что Тюля бритву сжует". Я ничего даже не ответил, а этот Тюля в рот лезвие бритвочки сунул и давай жевать. На мелкие кусочки. Потом выплюнул. А Дыба мне говорит: "Гони рубль, раз проспорил". Я говорю, что даже и не спорил, а они прижали в угол… А рубля у меня все равно нет. Дыба говорит: "Потом принесешь…" Ну и с тех пор все меня ловит…
– Неужели из-за этого воровать надо! – возмущенно сказала Женька. – Уж рубль-то мог бы где-нибудь достать, если хотел расплатиться.
– А он сколько уже этих рублей с меня стряхнул! Говорит: плати проценты, раз вовремя не отдал.
– И ты каждый раз отдавал? – поморщившись, спросил Кирилл.
Чирок тихо проговорил:
– А ты бы не отдал? Они знаешь как издеваются… Затащат за гаражи, рот зажмут… – Он посмотрел на Женьку и опустил глаза. Шепотом сказал Кириллу: – При ней даже рассказывать нельзя. А если бьют, потом даже синяков нет. Ничего не докажешь.
– А почему никому не сказал? – спросил Кирилл.
– Кому?
– Ну… дома.
– А дома кто? Мать да бабка. Драться они, что ли, с Дыбой пойдут? Матери вообще нервничать нельзя…
– Как всегда, – себе под нос проворчала Женька. – "Маме нельзя расстраиваться, у нее больное сердце…" – А о чем думал, когда в карман лез?
– Думал, что не поймают! – зло сказал Чирок. – Ну, пошли, чего стоим.
– Подожди, – попросил Кирилл. Зачем надо подождать, он сам не знал. Мысли перепутались. И вырастала едкая досада на самого себя. Как он сказал: "Сдавайся, Петенька". Со скрытым торжеством и снисходительностью. Подумаешь, Шерлок Холмс какой, отыскал опасного бандита! Этот несчастный Чирок даже выкручиваться не умеет. Другой мог бы наплести кучу историй и отпереться намертво. Разве олимпийский рубль – доказательство?
– Одного я не пойму, – вдруг заговорила Женька. – Стащить кошелек – это… это… ну, это ясно, что. А зачем потом в воду кидать? Просто ненормальность какая-то.
– Походи с чужим кошельком за пазухой – поймешь, – сумрачно сказал Чирок.
Кирилл не знал, поняла ли Женька, а он понял, как жег Чирка спрятанный под майку кошелек. Как Чирку казалось, что все провожают его подозрительными взглядами. Как хотелось поскорее исчезнуть из школы и навсегда избавиться от своего страха. Чтобы казалось, будто ничего не было! Концы в воду!
– Говорил, маму нельзя расстраивать, а сам еще прибавил расстройства, – назидательно сказала Женька. – Ей теперь расплачиваться придется.
– Сам расплачусь, – неожиданно ответил Чирок.
– Как это? – удивилась она.
– Велосипед продам. У меня его давно просят. Как раз за сорок рублей.
– А в кошельке сорок было? – спросил Кирилл.
– Наверно. Я же не смотрел, рубль взял – и все. Ева говорила – сорок. Стипендия…
– Ты думаешь, за твой велосипед сорок рублей дадут? – с сомнением спросила Женька.
Чирок кивнул:
– Дадут. Он с виду потрепанный, а ход знаешь какой!
"Знаем, – подумал Кирилл. – Едва догнали". И вдруг почувствовал, что все опять не так. Странно. Но уже по-другому странно: ведь Чирок – вор, и они его поймали, но вот идет между ними нормальный разговор. Словно Чирок не с конвоирами разговаривает, а с приятелями делится заботой. А может, с ним раньше вообще никто не разговаривал как с товарищем?
– Зачем ты от нас убегал? – спросил Кирилл.
Чирок пожал плечами.
– Ну… я почему-то догадался.
– А чего бежать-то? Куда денешься?
– Я просто от дома. Чтобы не при маме…
– Все равно узнает, – с неловкостью сказал Кирилл. Словно он был виноват в бедах, которые скоро обрушатся на Чирка. И он почувствовал благодарность Женьке, когда она спросила:
– А что, у мамы правда больное сердце?
Чирок по очереди взглянул на нее и на Кирилла. И стал смотреть на свои стоптанные сандалии.
– Да нет, – проговорил он. – Сердце обыкновенное. Просто ей сейчас нельзя нервничать, у нее ребенок будет…
Со странной смесью жалости, злости и облегчения Кирилл тряхнул плечами, словно сбросил что-то. Твердо глянул на Женьку, предупреждая, чтобы не спорила. Потом сказал Чирку:
– Продай велосипед, а деньги отошли этой студентке. По почте или как хочешь. Как адрес узнать, сам придумай. В общем, это твое дело.
– Ну… и что? – недоверчиво спросил Чирок.
– Ну и все, – жестко сказал Кирилл. – И живи. Никто, кроме нас, ничего не знает и знать не будет.
Тут Кирилл впервые увидел, что означает выражение "просветлело лицо". Ничего на лице Чирка вроде бы не изменилось, и все же оно стало совсем другим. Словно чище и даже красивее. И глаза у него сделались как у маленького мальчика, которому пообещали чудо.
– И вы по правде… никому?
– Никому. Зачем нам, чтобы ты мучился? – ответил Кирилл. – Ты и так хлебнул. Если совесть есть, сам поймешь.
– Я… – сказал Чирок. – Я… ладно.
– Но дома-то спросят, зачем продал велосипед, – подала здравую мысль Женька.
Чирок торопливо замотал головой.
– Ничего не узнают. Тот парень, который просит продать, далеко живет. А дома скажу, что велосипед угнали. Все время угоняют. У Дыбиных парней сколько угонов на счету… А мама даже рада будет: она боится, что я на велике шею сломаю.
И Чирок первый раз улыбнулся – виновато, нерешительно, с просьбой не лишать его чуда. Но вдруг помрачнел. Сказал Кириллу:
– А тебя опять начнут трясти, будто ты виноват.
– Что? – удивился Кирилл. И проговорил искренне: – Ну, вот это меня волнует, как прошлогодний снег.
– Все равно никто не верит, – с удовольствием разъяснила Женька. – И папа его не поверил. – Она увидела удивленное лицо Кирилла и сообщила: – Ты не знаешь, а я слышала, как твой папа с Евой Петровной разговаривал. Он сказал, что это бред.
Кирилл улыбнулся:
– Это у него любимое выражение.
Потом он осторожно взял Чирка за острый локоть, подержал.
– Ладно, Петька, живи спокойно, – сказал Кирилл. Он это без насмешки сказал, и Чирок поднял на него тревожные еще, но уже благодарные глаза.
– Живи спокойно, – повторил Кирилл и подумал: "Если сможешь". – Мы никому не скажем, мы обещаем. А ты делай все сам. С деньгами и вообще. Ну, ты же понимаешь.
– Я сделаю, – шепотом сказал Чирок и глаз не опустил. – Честное слово.
Потом он заморгал и отвернулся, и Кирилл его пощадил, не стал смотреть. Ведь у Чирка не было зеленого павиана Джимми.
– Поехали! – сказал Кирилл Женьке и с ходу взял скорость, чтобы проскочить брод. Хотя совсем рядом был мост.

 

Поднявшись на улицу Грибоедова, Кирилл и Женька пошли пешком. Женька неуверенно поглядывала на Кирилла. Наконец спросила:
– Ты считаешь, что это правильно?
– Да, – сказал Кирилл. – Считаю. А ты нет?
– Я… не знаю. Получается, что мы с ним заодно.
– Почему заодно? Он деньги отдаст… А тащить его к Еве или к директору на допрос я не обязан. А тебе что, хотелось?
– Ну, что ты… – прошептала Женька. – Но я думала, что надо.
– Не надо… Не могу я, Женька, – вдруг признался Кирилл. – Он идет такой понурый… Будто по правде преступник. Еще бы руки за спину заложил – и совсем.
– Руки он не мог, он велосипед вел, – тихо сказала Женька.
И Кириллу показалось, что она все поняла.
– Может быть, так и надо, – раздумчиво сказала Женька. – И Чиркову лучше, и всем. А то такое пятно на отряде…
– Вот вторая Евица-красавица, – усмехнулся Кирилл. – Вам бы универсальный пятновыводитель купить в химчистке.
– А что, разве я неправильно говорю?
– На чем пятно, ты сказала? – переспросил Кирилл.
– На всем отряде.
Кирилл посмотрел на нее сбоку и медленно, отчетливо сказал:
– Нет никакого отряда. Неужели ты не понимаешь?
Нет, она не понимала. Она очень удивилась.
– А что… есть?
– А ничего. Просто тридцать семь человек и Ева Петровна Красовская. Отряд – это когда все за одного. А у нас? Одного избивают, а остальные по углам сидят.
– Зря ты так, – примирительно сказала Женька.
– Нет, не зря. Почему никто не заступился? Ну, за меня и за других, на кого зря наклепали, – ладно…А за Чирка, когда его Дыба мучил?
– Не знали же…
– А почему не знали?
– Но он же не говорил.
– А почему не говорил?
– Ну… я откуда знаю?
– Знаешь. Потому что бесполезно было.
– Почему?
– А потому что боимся. Потому что шпана сильнее нас… хоть мы и гордость школы, правофланговый тимуровский отряд. Ура-ура! Зато у нас на смотре строя и песни первое место! За шефство над старушками благодарность. За вечер немецкого языка – премия…
– Ну чего ты, Кирилл… – жалобно сказала Женька – Разве это плохо?
– А помнишь, весной Кубышкин с синяками пришел? Его парни на хоккейной площадке излупили, просто так, ни за что. Кто-нибудь сказал, что надо заступиться? Хоть что-нибудь сделали? Одни охали, другие смеялись…
– Ты тоже смеялся.
– Нет, – сказал Кирилл. – Тогда я уже не смеялся. Но я тогда еще боялся многого…
– А… сейчас? – осторожно спросила Женька.
– А сейчас все равно… – усмехнулся он.
– Что все равно? – удивилась Женька.
– Все равно, боюсь или нет, – спокойно объяснил Кирилл. – Так, как Чирок, я бояться все равно не буду. Потому что он один, а у меня друзья есть.
– Да? – быстро спросила она и опустила глаза.
– Да… – сказал Кирилл, не поняв ее. И повторил: – А Чирок один.
– И поэтому ты его пожалел?
То ли насмешка, то ли пренебрежение почувствовалось в Женькином вопросе. А может быть, Кириллу это показалось. Но ответил он сердито:
– А кто придумал, что человека нельзя пожалеть? Если один раз человек не выдержал, разве его нельзя простить?
– Ну почему? Можно…
– И дело не только в Чирке. Еще мать у него…
– Я понимаю.
– Ничего ты, Женька, не понимаешь, – сказал Кирилл. – Потому что у тебя нет брата.
– Я же не виновата, что нет, – ответила она почти шепотом.
– Да ты не обижайся.
– Я не обижаюсь, – сказала она обрадованно. Они посмотрели друг на друга и разом улыбнулись.
– Про Чирка – никому, – предупредил Кирилл.
Женька торопливо кивнула несколько раз. Потом спросила:
– А твоему Антошке сколько месяцев?
– Три с половиной.
– Славный такой… И так песни слушает… Кирилл, а откуда та песня? Ну, которая "Колыбельная"… Она же не колыбельная в самом деле.
– Так, просто песня… – небрежно сказал Кирилл. И сразу вспомнил тот котел из ветра и волн и вырастающую на глазах гранитную стену с дурацкой надписью: "Ура, Маша, я твой", и Митьку-Мауса, пружинисто сжавшегося у бушприта…
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9