Глава тринадцатая
ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ВАМПИР
Войдя в казарму, Райкалин понял, что он на постоянной воинской службе либо у самого короля, либо у местного князя. Потому что так называемые казарменные апартаменты были закреплены за каждым рыцарем и его оруженосцами постоянно. А чтобы кто-то случайно не спутал многочисленные двери-близнецы, тянущиеся по обеим сторонам длиннющего коридора, каждую украшало имя рыцаря и его герб, нарисованный в силу личных художественных талантов. Чаще всего герб изображался схематически.
А уж что было нарисовано у самого Шестопера, он так с ходу и не разобрал. Стоять же и присматриваться показалось неуместным. Сделал себе заметку найти и посмотреть свой воинский штандарт.
Кстати, его комната оказалась самой последней по правому ряду, на втором этаже. Далековато от входа, но хорошо хоть не на третьем! Иначе носить оруженосцам вещи не переносить.
Но по этому поводу хозяйственный Петри заметил, когда они шли по коридору:
— Если князь со своим маршалом и с воеводами поступят честно, можем на десять порядков сместиться ближе к выходу. Было бы здорово!
— Честно! — хмыкнул Ольгерд. — Комнату на выбор нам, может, и дадут, а вот при разделе оставшегося имущества могут попросту забыть. — С укором оглянулся на пошатывающегося, побледневшего от приступа слабости Грина и уверенно добавил: — Точно забудут!
Василий нашел в себе силы возмутиться:
— А я тут при чем?
Блондин уже начал возиться с двумя замками их комнаты, поэтому ответил на вопрос господина его чернявый товарищ:
— Ты же рыцарь, а не мы! Только ты имеешь право говорить и с маршалом, и с самим князем. И вправе потребовать законного раздела имущества погибших товарищей по отряду.
Теперь Райкалин понял, о каком имуществе идет речь. Только еще требовалось уразуметь, как его следовало делить «по закону». Поэтому постарался проворчать с раздражением:
— Да ладно вам! Чего там делить-то?..
Оба парня на него чуть ли ругаться не начали:
— Ничего себе щедрость!
— Да в комнатах покойных рыцарей чего только нет!
— А оставшимся в живых четверть полагается! Если повезет, то тебе и коня продавать не придется, с лихвой на новые зубы хватит.
— И нам на новые доспехи хватит…
Они уже вошли в казарменные апартаменты, и оруженосцы быстро стали снимать с себя лишнюю одежду. Им предстояло поднять наверх и разместить все вещи. А потом еще и шесть здоровенных коней устроить в конюшне и помочь с ними управиться малолетним конюхам.
А рыцарь стоял в задумчивости. Все решила фраза о зубах. Василий резко почувствовал себя лучше и решил выяснить всю подноготную предстоящего раздела имущества. Но продолжал говорить медленно, через силу, словно его ничего не взволновало:
— Это же надо спорить, ругаться… И у меня в голове словно песок хрустит, ничего не соображаю…
— Так тебе только и надо, что дать нам полное право ведать твоими хозяйственными делами, — влез с советами Петри. — Если, конечно, настолько доверяешь…
— Конечно, доверяю! — ни мгновения не сомневался Шестопер. — И даю вам это право. Где надо вам свою печать удостоверяющую поставить? — И со смешком уточнил: — На лбу?
Парни оценили шутку, коротко хохотнули. Ольгерд заметил, что господин стоит и ждет ответа, припомнил, в каком тот состоянии, и терпеливо пояснил:
— Достаточно тебе заявить об этом маршалу, воеводе или нескольким рыцарям. Твоего слова при свидетелях — достаточно.
— Ну да, ну да… А когда начнут вскрывать комнаты и делить имущество?
— Да не раньше чем завтра утром.
— Хоть высплюсь… — Райкалин с трудом стал раздеваться, крикнув своим доверенным помощникам чуть ли не в спину: — И как бы мне отыскать побыстрее светлого волхва Гонту? Хочется о починке зубов договориться.
Вернулся от двери лишь Ольгерд, озадаченно чешущий в затылке:
— Но это ты уж сам к нему в башню должен идти, нам по рангу не положено возле него даже появляться. Да и злой он обычно, как волк голодный, даром что светлым кличут…
— Да-а? Но я ведь болен, как мне по башням сейчас ходить-то? Нельзя, что ли, его ко мне позвать, как целителя?
— Так для этого знахарь при казарме есть.
— Ну и?..
— Вот если он решит, что тебе помощь самого великого Гонты нужна, может к нему пойти и пригласить прямо сюда. Но за это он сразу берет шесть золотых — один для себя, пять для светлого волхва.
— А бешеному водолазу — комиссара на закуску! — рассвирепел Василий. — У этого знахаря ничего не склеится?! Золотой ему?! Да еще и волхву пять?! За какие такие услуги? Или они не обязаны рыцарей лечить бесплатно?
Ольгерд выпучил глаза на рыцаря, не понимая, чему тот так экспрессивно возмущается. И в меру своего понимания здешних порядков попытался напомнить:
— И знахарю положено, и даже Гонте, лечить бесплатно. Как бы… Только вот великий волхв лишь после отдельного приказа князя готов шевелиться. И такая традиция испокон веков сложилась.
— Ага! Традиция, говоришь? Ладно, будем ломать! Немедленно вызови ко мне сюда знахаря, а дальше я уже буду смотреть по обстоятельствам.
Оруженосец пожал плечами, буркнул: «Принято к исполнению!» и умчался. Василий стал разоблачаться, присматриваясь к обстановке казенного помещения.
Символическая арка делила длинную комнату пополам. В первой половине стояло только две кровати, с ящиками-рундуками под ними. Видимо, ящики были для личных вещей оруженосцев. Все остальное пространство стен было заставлено и увешано полками, где полагалось хранить латы, одежду, сбрую, походное снаряжение и оружие. Только вот девственная пустота этих полок наталкивала на выводы, что у рыцаря Шестопера с личным имуществом и трофеями не густо. Точнее — вообще ничего нет, кроме того, что с собой.
Как еще только лошади имелись с надлежащей сбруей?
Вторая половина, предназначенная для рыцаря, выглядела несколько комфортней. Кровать на ладонь шире. Стол и два стула у окна. В углу нечто напоминающее встроенный шкаф. И два сундука, запертых на огромные висячие замки. Обыскав себя, Василий ни одного ключа не нашел.
И досадливо скривился: опять придется перед помощниками выглядеть странным, потерявшим память идиотом. Долго ли парни будут все несуразности в поведении рыцаря списывать на его травмы и болезнь? Не доложат ли местной инквизиции о замеченных изменениях в поведении, характере и прочем? Вокруг вроде натуральное язычество, полная терпимость к иной вере, но мало ли как те же волхвы к Шестоперу отнесутся. Самая элементарная проверка, несколько вопросов о его прошлом, и даже барану станет понятно, что Грин — это совсем и не Грин. А все неувязки на потерю памяти не спишешь.
Пока раздевался и размышлял — вновь поплохело. Но пить снадобье из флакона не стал. Там осталось всего глотка на два, их следовало приберечь либо на крайний случай, либо, если здоровье пойдет на поправку, для тщательных исследований. Когда, как и кто будет лекарство исследовать — не важно, было бы что исследовать.
Так что подарок от Зареславы отправился под подушку, а сам рыцарь, раздевшись до белья, улегся на кровать. Правда, начал пробиваться повышенный аппетит, но тут уж все равно вся надежда лишь на оруженосцев. Как-нибудь не дадут умереть с голоду своему господину-товарищу. Да и вовремя вспомнил о кураге. Две штуки закинул в сумку для смерченя, десяток затолкал все под ту же подушку и приготовился ждать.
С кровати хорошо просматривалась входная дверь, в которую Петри раз за разом вносил очередные мешки, сумки и баулы. К нему на третьей ходке и Ольгерд присоединился, доложив о выполнении приказа:
— Знахарь сейчас придет. Хотя вначале принялся меня дотошно расспрашивать о симптомах твоей болезни. Тогда я сказал, что ты очень зол и очень болен. Он удивился, но стал собираться.
Похоже, штатный лекарь не ходил, а ползал. Потому что явился минут через тридцать. Не поздоровавшись и ничего не спрашивая, взял стул, сел рядом с кроватью и равнодушно уставился на больного. Довольно крепкий, массивный, явно отъевшийся на казенных харчах, с круглым лицом, он мог показаться вполне симпатичным, располагающим к себе мужиком, если бы не упомянутое равнодушие во всем его облике.
Минуту Василий лежал спокойно. Вторую — уже изрядно нервничая. На третьей стал впадать в бешенство. На четвертой резко успокоился, подумав: «Совсем забыл, где я! Это же наверняка тоже колдун. И зачем ему меня ощупывать, осматривать и опрашивать, коль он попросту просматривает в моей ауре все полоски жизни, выискивая среди них чернь заболевания! Чудеса…»
На пятой минуте в проеме арки застыл на короткое время Ольгерд. Присмотрелся к немой сценке, удивленно развел руками, а потом сообразил, что не так. И весьма выразительно показал рыцарю, чего ждет равнодушно восседающий знахарь. Наверное, во всех мирах поглаживание большим пальцем подушечек указательного и среднего обозначает одно и то же: «Дай ему денег! Заплати! Сунь ему взятку! Подмажь!..» и так далее.
Райкалин медленно сел на кровати, поманил оруженосца к себе пальцем одной руки, а указательным пальцем второй руки ткнул в грудь жирующего в безнаказанности лекаря и вкрадчиво прошепелявил:
— И сколько я должен заплатить этому уважаемому господину, чтобы он меня осмотрел?
Ольгерд явно струхнул и заволновался. Сам тон и постановка вопроса не ввели его в заблуждение, скорей наоборот. И он скорей пролепетал, чем нормально высказался о существующих здесь расценках:
— Обычно за вызов дают пятьдесят серебрушек. При визите к знахарю — двадцать или тридцать…
— О-о-о! Как тут все запущено! — Шестопер откинул одеяло и опустил ноги вниз, словно пожелал тщательно рассмотреть шевелящиеся пальцы. — А вот напомни мне, мой доблестный оруженосец, какое наказание мне последует от князя, если я сейчас вот этот жирный мешок дерьма растерзаю собственными руками?
— Ну-у-у… — с просыпающимся пониманием протянул блондин. — Если был урон рыцарской чести, то всего лишь виру придется в казну заплатить, в размере одного золотого.
Грин поднял голову, уставившись на начавшего хмуриться знахаря:
— И?.. Что мы имеем в результате?..
Так как тип продолжал молчать, несмотря на складки, прорезавшие его лоб, терпение у Василия иссякло. Он и раньше подобных тварей, взяточников и крохоборов, ненавидел всеми фибрами своей души. А тут все накипело, наслоилось, совпало с болезнью и с жутким настроением. Так что удар пяткой прямо в лоб сидящего был сделан мастерски. Тело лекаря отлетело назад, ударилось о стенку и по закону всемирного тяготения обязано было упасть на пол. Но не успело! Потому что озверевший «больной» уже так пинал упитанное тело пришедшего по вызову спасателя, что то по большей части болталось в воздухе.
Здорово получалось. Наверное, любой футболист-виртуоз искренне мог позавидовать такому умению поддерживать громадное существо в воздухе. С мячом такое трудно сделать, а тут… Мало того, избиваемое тело умудрялось как-то жутко, по-бабьи визжать почти непрерывно.
Скорей всего Василий убил бы местного функционера от медицины. Спасли того оруженосцы. Сам Ольгерд не посмел бы отталкивать рыцаря от жертвы, но подоспевший Петри рявкнул на товарища, они вдвоем навалились на Шестопера и с огромным трудом завалили на кровать. Но если до этого он бил врача молча, то, лишенный этой возможности, тоже перешел на рев:
— Тварь! С меня, рыцаря, требовать деньги?! Урою! На кишках твоих же повешу! Ублюдок мерзостный! Смерть! Только смерть тебя вылечит! На перерождение, урод! Может, повторно станешь нормальным и честным человеком! Подлый кусок черного дерьма!
Он и дальше продолжал кричать и рваться, пока не понял, что комната забита людьми, его крепко прижимают к кровати сразу несколько рыцарей, а к его сознанию пытается прорваться баннерет Молнар:
— …сколько можно?! Успокойся наконец, Грин!!! Все! Все уже кончилось! Хорош орать! Хватит!.. Уф… — Он сам перешел на нормальный тон, ошеломленно покачивая головой: — Ну ты и вытворил…
Василий внимательно осмотрел столпившихся вокруг его кровати и охрипшим, чуть сорванным голосом поинтересовался:
— А вам всем чего надо? Никому не мешаю, убиваю ублюдка, осмелившегося вымогать у рыцаря деньги за лечение… Или вы мне прибежали помочь?.. Хм! Тогда странно, почему сами его до сих пор не зашибли?
Помявшись, Айзек ответил:
— Ну-у-у… это как бы некие частности, основанные на чисто добровольных пожертвованиях…
Илтон Нинбург, придерживающий «больного» за плечи, резко отпустил его и отодвинулся, проворчав:
— Частности? Ха! Да пусть тогда Грин в самом деле добьет этого шакала! Имеет полное право! И знахарь он никудышный, и охамел, как последняя сволочь.
— Но что скажет князь на такое самоуправство? Да и сам Гонта за своего ученика обязательно заступится… И кто нас будет лечить?
— А что, нет в граде иного знахаря? — подал голос рыцарь Вишня, отпустив руку Грина. — Да любой иной будет счастлив получать жалованье гарнизонного лекаря и жить на всем готовом. А эта падаль зажравшаяся еще и подношения себе требует.
Из-под стены раздался слабый стон только что упомянутой падали, и кто-то нервно хохотнул. Похоже, симпатии или сочувствия избитый тип ни у кого не вызывал, потому что и все остальные ехидно заулыбались, предвкушая дальнейшие споры и разбирательства. Нарыв давно уже беспокоил всех, а вот вскрыть его, да с таким вот скандалом, никто не решался.
Об этом и подумал баннерет, оглашая свое мнение о произошедшем:
— Другого знахаря, конечно, отыщут, и несомненно порядочного, но вот скандал получится громкий. Но с другой стороны… другим неповадно будет плохо лечить, да еще и подношения за это требовать.
— Это кто тут требует подношения?! — раздался от двери зычный бас, и все непроизвольно вздрогнули.
Когда рыцари расступились, взгляду Василия открылся согбенный мужичонка среднего роста, с незапоминающимися чертами лица. Можно сказать, старик, но седина почти не просматривалась в его коротких курчавых волосах. А вот массивный, высотой за два метра посох у него в руках впечатлял не меньше, чем оперный бас мужичонки.
Да и обращение к нему развеяло все сомнения в крутости вновь прибывшего на шум персонажа.
— Речь идет о нашем штатном лекаре, уважаемый Гонта! — стал объяснять угрюмо насупившийся Молнар. — Он осмелился потребовать с рыцаря деньги, даже не приступив еще к лечению. Это сразу два тяжких проступка, тянущих на наказание смертным боем.
— Деньги, говоришь? — пробасил светлый волхв, приближаясь короткими шажками к кровати. — И есть этому свидетели?
— Достаточно отыщется. Да и рыцарского слова вполне хватит.
— Что, прямо вот так взял, пришел сюда и потребовал деньги? — откровенно юродствовал местный чудотворец, косясь на лежащего под стеной ученика и ставленника.
Из чего Райкалину стало понятно: волхв такая же сволочь, как и его ученик. И скорей всего приложит все свои силы, умения и авторитет, чтобы замять скандал. А то и наоборот, обратить его острие на молодого Шестопера.
Поэтому решил идти дальше напропалую:
— Если гнида приходит к больному, садится рядом на стул и равнодушно пялится на страждущего долгое время — это уже преступление. И я готов дать слово, что недоразумение, называемое знахарем, своим поведением вымогало у меня взятку. Мало того, я своими ушами слышал, что за посредничество в вызове светлого волхва он берет с больного шесть золотых. Один золотой этот ублюдок оставлял себе, а пять, по его объяснениям, отдавал все тому же вышестоящему начальству.
Старикашка — его возраст по причине многочисленных морщин стал понятен Василию при близком рассмотрении — сделал еще шаг и замер возле кровати.
— А ты кто такой смелый и наглый? — Еще и на посох свой оперся двумя руками, но так, словно собирался пустить тяжеленный кусок древесины в ход.
Встречный вопрос был задан тем же тоном:
— А ты кто такой, что посмел войти к рыцарю в комнату без его разрешения и не представившись?
Волхв перестал дышать. Остальные замерли. Даже стоны и бульканье под стеной стихли. Повисла тишина, которая бывает только перед грозой или страшной бурей. С минуту казалось, что сейчас светлый волхв либо испепелит лежащего на кровати человека взглядом, либо начнет убивать его своей несуразной деревянной оглоблей.
Тем удивительнее было услышать извиняющийся тон Гонты:
— Мне казалось, что все меня хорошо знают и уважают… Хм! Но с тобой мы и в самом деле незнакомы…
— Если кажется, надо почаще молиться Велесу или Перуну, — огрызнулся Грин Шестопер. — В их власти подправить зрение и избавить от галлюцинаций. Тогда как в обитель воина, да еще и обладателя рыцарского титула…
— Да знаю я, знаю! — оборвал его капризным тоном старикашка и пожурил: — Все-таки ты еще слишком молод, чтобы мне нотации читать и учить правилам хорошего тона. Тем более что я сюда не казнить тебя прибежал, а от смерти спасать. Этот знахарь мог на тебя и колдовство напустить, а то и вообще в вурдалака превратить. С него сталось бы!
— Вздумай он на меня колдовать, я бы ему сразу голову свернул, — пробурчал рыцарь. — И все равно за вымогательство денег это чучело надо казнить.
— Ладно, разберемся с ним…
— Неужели? И с теми разберетесь, кому он львиную часть взяток заносил? — как можно более невинным тоном спросил Василий. И тут же словно спохватился: — Ах да! С этой жалобой я напрямую к князю отправлюсь, как только поправлюсь.
— Конечно, отправляйся! — Тон волхва был полон ехидства и сарказма. — Когда поправишься…
— Но в любом случае, — продолжил Грин, подкладывая себе подушку под спину, пользуясь тем, что его давно никто не держит, — своих функций этот боров, как специалист, не выполнил, а самочувствие у меня очень паршивое, так что давайте решать, кто меня лечить будет. Может, вы сами, уважаемый, свое мастерство покажете?
Все и так стояли почти не дыша. Кое-кто с отвисшей челюстью. Кое-кто с выпученными, как у краба, глазами. Но сейчас вновь напряглись, ожидая ответов от великого, как его называли, светлого волхва. В сознании не укладывалось, как можно доверить свое здоровье только что нажитому врагу? И очередную паузу нарушали только постанывания избитого знахаря.
Оказался в недоумении и Гонта:
— А ты не боишься, что я тоже лечить не умею? Вдруг такое случится, что ты уже через полчаса умрешь? Да и в любом случае, вдруг твои дни сочтены и ты проживешь не более часа? Как я ни старайся, а ты взял и умер! Еще кто-то потом заподозрит, что я виноват…
— Почему кто-то? — возмутился больной. — И почему заподозрит? Все будут уверены, что моя смерть ваших рук дело. Даже если вы сейчас развернетесь и демонстративно уйдете. И уж какая-нибудь добрая, честная душа за меня отомстит. А отмщенному мученику десятикратно приятней потом идти на последующее перерождение.
Старец хмыкнул и кивнул.
— Хорошо. Рискну! — И обратился к присутствующим: — Все подите прочь. Этого, — он брезгливо глянул на избитого, — тоже унесите! Да сразу в холодную его!
— Помрет ведь, — заметил нейтральным тоном баннерет Молнар.
— Туда ему и дорога, если сам себя не подлечит! — Волхв в последний момент удержался, чтобы от злости не сплюнуть на пол. — Это ж надо, какую я гниду на груди пригрел! — Пока рыцари, подхватив тело, без всякой осторожности протискивались с ним в двери, главный целитель княжества продолжал распинаться, апеллируя к баннерету: — Нет, ты слышал, Айзек?! Этот пес поганый для меня брал пять золотых!.. А?! Ну не наглость при этом мне отдавать только два?! За такое раньше в кипящей смоле варили!
Рыцари замерли в дверях, оглянувшись на старика, который вдруг радостно заржал. Словно он только что здорово всех разыграл и оставил в дураках. Что удивительно и странно, не удержался от смеха и Молнар. Правда, он тут же постарался вновь сделать морду кирпичом и даже рявкнул, чтобы быстрей все выметались из помещения да не мешали доктору спасать пациента. Сам вышел последним, незаметно подмигнув Грину и плотно закрыв за собой дверь.
«К чему бы это?..» — мелькнула мысль.
А старец, развернувшись всем корпусом к Шестоперу, многозначительно и грозно стукнул своим посохом об пол. И по заблестевшим вновь глазам нельзя было предугадать его дальнейшие действия. То ли лечить собрался, то ли добить, чтобы больной больше не мучился.
