87
Давным-давно жил-был король, у которого было три прекрасных дочери. Они выросли и родили много-много прекрасных детишек. Вот только случилось несчастье… Нечто глупое, преступное, ужасное, то, чего можно было избежать, чего не должно было случиться, и тем не менее, в конце концов, это можно простить.
Дети погибли в пожаре — все, кроме одного ребенка.
Остался лишь один, и она…
Нет, не так.
Дети погибли в пожаре, кроме трех девочек и двух мальчиков.
Остались три девочки и два мальчика.
Каденс, Либерти, Бонни, Тафт и Уилл.
Три принцессы-мамы выли от ярости и отчаяния. Они пили и покупали что ни попадя, голодали и драили дома как одержимые. Они простили друг друга и рыдали от горя, искали поддержки у близких. Отцы тоже бушевали, хоть были очень далеко; а король погрузился в тихое безумие, из которого редко выходил.
Дети были не в себе и грустили. Они сгибались под тяжестью вины за то, что выжили, сгибались от мигреней и страха перед привидениями, от кошмаров и странных увлечений, наказания за то, что они были живы, когда остальные — мертвы.
Принцессы, отцы, король и дети — семья треснула как яичная скорлупа — хрупкая и прекрасная: ведь они всегда были прекрасны. Казалось, словно… словно эта трагедия знаменовала конец семьи.
Возможно, так и было.
Возможно, нет.
Они все еще казались прекрасной семьей.
И знали об этом. На самом деле печать трагедии со временем превратилась в печать гламурной загадочности. Источником восхищения тех, кто смотрел на семью издалека.
— Старшие дети погибли в пожаре, — говорили жители Берлингтона, соседи в Кембридже, родители одноклассников из частной школы нижнего Манхэттена и пенсионеры из Бостона. — Остров загорелся. Помните, пару лет тому назад?
Три прекрасных дочери стали еще прекраснее в глазах своих наблюдателей.
И этот факт не остался незамеченным. Даже их отцом, пусть и теряющим разум.
И все же оставшиеся дети — Каденс, Либерти, Бонни, Тафт и Уилл — знают, что в трагедии нет ничего гламурного.
Они знают, что в жизни трагедия разворачивается совсем не так, как на сцене или на страницах романов. В жизни она не является наказанием или суровым уроком. Ее ужасы затрагивают множество человеческих судеб.
Трагедия отвратительна и запутанна, глупа и непонятна.
Вот что знают дети.
Еще они знают, что легенды об их семье одновременно правдивы и лживы.
Что это лишь бесконечные варианты.
И что люди продолжают пересказывать их.
Мое полное имя — Каденс Синклер Истман.
Живу в Берлингтоне, штат Вермонт, с мамой и тремя собаками.
Мне почти восемнадцать.
Я владею только читательским билетом в библиотеку, конвертом с высушенными розами, книгой сказок и пригоршней симпатичных фиолетовых камешков. Не более.
Я
виновница глупейшего,
безумного преступления,
ставшего трагедией.
Да, это правда, я влюбилась в кое-кого, и он погиб вместе с двумя людьми, которых я тоже любила больше всех на свете. Это главное, что нужно знать обо мне,
единственное, что можно было узнать в течение долгого времени,
хотя я сама этого не знала.
Но должно же во мне быть что-то еще.
И будет!
Мое полное имя — Каденс Синклер Истман.
Я переношу страшные мигрени. И не выношу глупцов.
Мне нравятся слова с двойным значением.
Я стараюсь жить.
