17
Кейти
(Западная Австралия, июнь)
Кейти продолжала читать, склонившись над дневником, зажав рот ладонью и держась второй рукой за стол. Она читала о том, что было у Миа с Финном на гладкой красноватой скале под ночной рокот волн и при свете звезд, похожих на золотые небесные очи. Она читала о близости, которая произошла на спальном мешке и изменила формат существовавших до этого их дружеских отношений.
Она подняла глаза и увидела, что в кафе было пусто, если не считать официантки, которая, улыбаясь собственным мыслям, занималась своим сотовым. Кейти попробовала капучино – он был холодный. Кофемашина с сияющими серебристыми кнопками перестала урчать, уличное движение за окном несколько замедлилось, и все словно как-то изменилось. Она вновь посмотрела в дневник и только теперь поняла всю глубину негодования, которое испытывала Миа по отношению к ней. Но сожалеть по поводу их с Финном романа она не могла: те несколько месяцев, что они встречались, оказались одними из самых счастливых в ее жизни.
Задумавшись, Кейти откинулась на спинку стула. «А была ли я так же счастлива с Эдом?» Он вернулся в Англию три недели назад и по несколько раз в день звонил ей, оставляя сообщения с просьбами о прощении. Дважды, когда ей было особенно одиноко, она чуть было не набрала его номер, однако оба раза заставила себя вместо этого позвонить Джесс, которая тут же напоминала ей о причинах ее расстроившейся помолвки.
Кейти считала, что была влюблена в Эда, однако теперь ей показалось, что влюблена она на самом-то деле была лишь в саму идею их взаимоотношений. Умный, обаятельный и успешный, Эд был весьма приземленным. Он не мог проболтать с ней всю ночь напролет. Ему никогда не удавалось рассмешить ее до колик в животе.
И она вдруг поняла, что способен на такое был лишь единственный человек.
Откровенная запись в дневнике Миа о ее интимной связи с Финном открыла Кейти доступ к ее собственным воспоминаниям, которые она, держа близко к сердцу, старалась не ворошить. Однако под воздействием момента она позволила себе перенестись назад во времени…
Кейти откинула крышку остывающего барбекю-гриля и, стараясь не обжечься, стала перебрасывать на пустую тарелку подкоптившиеся свертки фольги. Чуть приоткрыв один из них, она увидела золотые, блестящие кукурузные зерна и предложила его маме.
– Нет, не могу, – отказалась мать, демонстративно прикладывая ладонь к животу.
– Миа?
Миа отрицательно потрясла головой. Скрестив ноги, она восседала в темных очках, сжимая обеими руками кружку с чаем. Вот этот-то самый чай и обращал на себя внимание Кейти. Их садовый стол все еще изобиловал домашними чили-бургерами, куриным шашлыком с помидорами черри, румяной картошкой с розмарином и полупочатым кувшином «Пиммза». В честь приезда на уик-энд обеих дочерей мать все утро провозилась с готовкой. Если ее и удручал вид Миа в пижаме, она старалась этого не показывать.
Кейти намазала маслом кукурузный початок и откусила, наслаждаясь ароматом зерен и их характерным чуть сладковатым вкусом.
– Как голова? – поинтересовалась мать у Миа.
– Пока на месте.
– Где вы были с Финном?
– На старой каменоломне. Повеселились на скалах.
– А-а, – понимающе покивала мать. Подобное «наскальное» веселье, как известно, привлекало сотни людей с электрогенераторами и ящиками пива, которые возвращались домой по берегу на рассвете.
– Хотела бы я, чтобы моя головная боль была следствием такого вот веселья на скалах, но, боюсь, как бы я не подхватила простуду. Пожалуй, пойду прилягу.
Осилив лишь половину початка, Кейти вытерла салфеткой губы.
Потянувшись через стол, Миа взяла левую руку Кейти и внимательно осмотрела ее ногти.
– Сделала маникюр?
– На подарочный ваучер.
– Тебе идет, – сказала Миа, и за темными очками Кейти не могла разобрать выражение ее лица.
Закатав пижаму, Миа вытянула на лавке свои длинные ноги.
– Господи, как же хорошо наконец-то почувствовать солнце.
У Кейти вдруг появилось резкое желание раздеться до белья и полежать вместе с сестрой на весеннем солнышке с легким пьянящим коктейлем. У нее было такое чувство, что им уже долгие месяцы не удавалось поговорить.
Она принесла с веранды коврик для пикников и разложила его на траве.
– Может, я сделаю нам мохито? У мамы есть бутылка белого рома и свежая мята в холодильнике.
– Мне скоро надо назад в универ.
– Ты уезжаешь? Ты же только приехала прошлым вечером. И завтра – выходной. Я думала, ты останешься на весь уик-энд.
– У меня экзамены.
– И ты собираешься воскресным вечером заниматься?
– На концерт собираюсь.
Разочарованная, Кейти стала убирать со стола: счищая с посуды остатки пищи, она складывала тарелки стопкой, а сверху – приборы.
Шумная деятельность, похоже, стала раздражать Миа. Переместившись из-за стола на только что разостланный коврик, она задрала майку и вытянула руки вдоль тела.
– Неплохо бы помочь мне прибраться.
– Потом вытру посуду.
– Потом ты уедешь.
– До отъезда.
– Нет, Миа, сейчас.
Она, резко поднявшись, села.
– В чем дело – тебя что-то не устраивает?
– Мама все утро готовила, несмотря на свое неважное…
– Я ее не просила.
– Хорошо бы тебе хоть иногда предлагать свою помощь.
– Может, раздобыть для тебя что-то вроде значка отличия, типа «Образцовая дочь», а?
– Можешь получить скидку, если закажешь себе там же значок «Дерьмовая сестра».
Они негодующе уставились друг на дружку. Но потом Кейти заметила, как уголки губ Миа ползут вверх.
– У тебя на зубах кукуруза, – заявила Миа, и обе рассмеялись.
Оставив тарелки, Кейти подошла к коврику. Миа подвинулась, и они улеглись рядом. Кейти почувствовала запах шерстяной пряжи и сырой земли. Повернувшись на бок, она показала зубы:
– Все? Больше нет?
– Нет.
Бескрайнюю синеву небосвода стали нарушать появляющиеся облака, и Кейти подумала, что где-нибудь через час солнце может вообще скрыться.
– Собираешься на лето домой после выпускных?
– Мои соседки по комнате собираются в магистратуру. Может, и мне?
– В какой области?
– Наркотики. Проституция. Кражи. – Миа вздохнула. – Не знаю, Кейти. У меня нет какого-то грандиозного плана. – Она взъерошила пальцами волосы, и Кейти уловила исходивший от них запах костра.
– Хочешь, я посмотрю вакансии в своих источниках? Но они предполагаются в городе.
– Боже, от одной только мысли проводить лето в Лондоне мне становится дурно: деловые костюмы, офисные здания, душное метро.
– Семь миллионов лондонцев как-то с этим справляются.
– Может, мне провести лето в Европе?
Кейти рассмеялась.
– А что такого?
– И на какие же деньги? Ты на грани кредитного лимита и еще должна мне 500 фунтов.
– Благодарю за финансовую консультацию.
– Нет, правда, Миа. Мне бы хотелось поскорее вернуть свои деньги.
– Что, тебе не хватает твоей большой зарплаты, чтобы быть в центре внимания в твоем высшем свете?
Набежавшее облако закрыло солнце.
– Как ты порой резка.
– А ты слишком предсказуема.
Кейти встала и, расправив платье, направилась по лужайке к столу. Одной рукой она сгребла стопку тарелок, а другой взяла поднос с картофелем.
– А теперь ты намерена все убрать сама, чтобы выставить меня полной негодяйкой.
С похмелья Миа, как правило, бывала угрюмой, но порой еще и озлобленной. Кейти не удостоила ее ответом. Она вошла в дом, глаза ее постепенно привыкли к полумраку. На кухне пахло чесноком и розмарином, а по радио полным ходом шла какая-то пьеса. Счистив объедки в компостер, она поискала под раковиной жидкость для мытья посуды.
Миа вошла в кухню и со звоном водрузила на столешницу принесенный сервировочный поднос. Сорвав с себя темные очки, она дернула дверцу посудомоечной машины и принялась заталкивать в нее тарелки.
– Там чистая посуда – ее надо вынуть.
Вздохнув, младшая сестра принялась вытаскивать тарелки и с грохотом ставить рядом.
– Мама же спит.
– Ну конечно, я опять все порчу.
Кейти пустила в раковину горячую воду и брызнула туда жидкости для мытья посуды.
– По-моему, это нам уже не по возрасту, Миа.
– Что именно?
– Ссориться по пустякам. Мы с тобой видимся-то всего несколько раз в году. И мне это просто ни к чему.
– А мне ни к чему, чтобы ты указывала мне, как мне распоряжаться своими деньгами и как жить своей жизнью.
Кейти, качая головой, усмехнулась, и это лишь еще больше раззадорило Миа.
– Подумала о своем превосходстве, да?
Раздался стук в дверь, и в дом с радостно-простодушным приветствием вошел Финн. Однако его появление ни в коей мере не смутило воинственную Миа:
– Небось прямо упиваешься, когда слышишь о моем гребаном перерасходе или о моем «бездарном» будущем. А знаешь ли, Кейти? На черта мне твоя поганая офисная работа с твоей солидной зарплатой и с твоими претенциозными лондонскими обедами? Я вовсе не хочу быть на тебя похожей, потому что, когда я смотрю на тебя, на ум приходит лишь одно: мещанка.
Произнесенное слово неприятно отозвалось у нее в душе намеком на косность, ограниченность и узость мышления.
– Ну скажи, скажи что-нибудь! – Миа задиристо сверкала глазами. – Скажи, какая я сука!
Закрыв кран с водой, Кейти посмотрела на сестру:
– Надо ли тебе об этом говорить?
Метнув на нее пылающий взгляд, Миа с грохотом выбежала из дома через заднюю дверь.
Чувствуя подступившие к глазам обжигающие слезы, Кейти вновь отвернулась к раковине и опустила руки в мыльную воду.
– Прости, – раздался сзади голос Финна, – она не хотела.
– Разве? – Кейти услышала, как в другом конце кухни стиральная машина переключилась в режим отжима, и каждый оборот барабана сопровождался стуком то ли пуговицы, то ли молнии. – Я ее люблю, – тихо сказала она, – но порой мне кажется, что я ее совсем не знаю. Страшно признавать, но так оно и есть. Я совсем не понимаю свою собственную сестру. – Она подняла взгляд к потолку, однако слезы продолжали течь по щекам.
Кейти почувствовала на плече руку Финна. Он бережно развернул ее к себе и заключил в свои объятия.
Она познакомилась с Финном, когда тому было одиннадцать. Как-то они вместе прятались от Миа в шкафу в бойлерной на груде теплых полотенец, а однажды он притащил ее на закорках домой, когда она подвернула ногу, гоняясь за улетевшим от Миа бумажным змеем. Еще они чмокнули друг дружку в щеку, когда она приехала на двадцать первый день рождения Миа, но никогда он еще не обнимал ее, как сейчас. В ее глазах он всегда был мальчишкой, приятелем ее младшей сестры, однако сейчас, когда она стояла, положив голову ему на грудь и ощущая своими мыльными руками твердые мышцы его спины, ее представления о нем стали меняться.
Она чувствовала, как в приникшей к ней груди билось его сердце, и невольно задумалась, нравится ли ему. Она представила, как в эту минуту на кухню входит Миа, и от этой мысли ощутила странное волнение. Она вдыхала теплый запах его кожи, а потом, медленно подняв лицо, посмотрела на него.
Поцелуй был нежным, словно робкая проба – их губы, поначалу едва соприкоснувшись, постепенно погрузились в обоюдную теплоту обволакивающей мягкости.
Возвращаясь на следующий день в Лондон, Кейти, прислонив голову к окну вагона, смотрела на удалявшийся в сине-зеленых красках Корнуолл и увозила с собой память об этом поцелуе. В середине недели она позвонила Финну, и они, встретившись после работы, решили пойти куда-нибудь посидеть. День выдался знойным, и они устроились за столиком на тротуаре в Ковент-Гардене. Кейти пила белое вино и ела руками оливки, а Финн поглощал холодное пиво. Они наблюдали, как после рабочего дня служащие, ослабив галстуки, разгуливали в рубашках с закатанными рукавами. Предвкушение наступающего лета переполняло Кейти, и ее смех был искренним и звонким. Когда солнце скрылось за домами, они, заказав цыплят гриль с жареным бататом, перебрались внутрь кафе.
Они регулярно виделись на протяжении всего следующего месяца. С Финном она открыла для себя такие места в Лондоне, о которых и не подозревала: у них был пикник под араукарией в Баттерси-парке, они сходили на бесплатную пешую экскурсию по домам с привидениями, поели суши в одном из подвальных ресторанов в Бэнке. Они занимались любовью в его съемной квартире, и Кейти удивлялась, с какой готовностью ее тело откликалось на его ласки.
Но потом проявилась Миа. После той стычки она не давала о себе знать ни Кейти, ни Финну. И это было вполне в ее духе: извинения ей всегда давались тяжело. Однако теперь Кейти была рада длительному молчанию сестры, посколько это освобождало ее от объяснений по поводу происходящего между ней самой и Финном.
Как-то воскресным днем Кейти с Финном, взявшись за руки, прогуливались в Гайд-парке. Миа позвонила ему в тот момент, когда они обсуждали свои планы на ужин.
– Привет, – непринужденно ответил он, отпуская руку Кейти. – Наконец-то ты объявилась… Хорошо, спасибо… Прости, был немного занят… Конечно, нет!.. Гуляю по Гайд-парку… Да, жарища. Я – в шортах… В обморок пока никто не грохнулся… Нет, я с Кейти.
Когда Финн оглянулся, она увидела, что его шея слегка покраснела.
– Нет, мы заранее договорились, – ответил он, закрывая ладонью ухо от шума проходившей мимо компании громкоголосых студентов. – Мы встречаемся уже какое-то время… В некотором смысле – да… Я – серьезно… Что-то около месяца… Да, пожалуй… Думаю, да.
Последовавший, видимо, далее продолжительный монолог Миа оставлял Финну лишь возможность, качая головой, изредка вставлять:
– Нет, это совсем не так… Послушай, Миа… Это несправедливо… – Наконец он протянул телефон Кейти: – Твоя очередь.
Прижав телефон к уху, она услышала голос Миа – убийственно тихий, полный негодования:
– Что там еще за шутки?
– Нет, – спокойно отозвалась Кейти, – это не шутки.
– Вы там с Финном что – типа влюбленной пары, что ли?
– Да. – Она испытала легкое волнение.
– Я отказываюсь в это верить!
Оглянувшись, Кейти увидела, что Финн намеренно приотстал, давая ей возможность высказаться.
– Мы просто… не знаю… нам хорошо вместе.
– Он мой лучший друг.
– Так порадуйся за него.
– Мы обе понимаем, что ты делаешь это мне назло.
Поначалу Кейти и вправду ощущала некий тайный триумф, однако теперь в ней совершенно не осталось злорадства.
– Он мне небезразличен, – ответила она, пытаясь подобрать правильные слова.
– Чушь собачья. Ты все детство твердила мне, какой он придурок.
И это тоже было правдой. Он оказывался козлом отпущения всякий раз, когда это касалось их не совсем удачно складывавшихся взаимоотношений с Миа.
– То было в детстве. Сейчас все по-другому.
– Неужели?
Прошло шесть недель, в течение которых от Миа не было ни слуху ни духу. В конце концов их воссоединению поспособствовало дурное известие. Мать, позвонив обеим сестрам, сообщила, что головокружения и головные боли, которые она относила на счет обычной усталости, оказались на самом деле проявлениями рака.
Миа решила бороться с материнским недугом по-своему. Дома она стала бывать еще реже, зато с удвоенной энергией ударилась в пьянки и гулянки и вообще перестала отвечать на звонки Кейти. Финну тоже не удавалось выйти с ней на связь. Кейти знала, что он каждую неделю писал ей на электронную почту, но ответов не получал. Без него Миа напоминала бессмысленно вращавшийся компас, который лишился своего магнитного поля.
Наконец Кейти почувствовала, что у нее нет другого выбора. Миа была ее сестрой, и это главнее. Кейти прекратила свои отношения с Финном через четыре месяца и восемь дней после их начала. Она сделала это в одном из баров Клэпэма, чтобы он не расслышал, как дрожал ее голос, когда она солгала ему:
– Все было здорово, но это себя исчерпало.
Поднявшись из-за стола, Финн обиженно вышел из бара. И она тут же поняла, что совершает ужасную ошибку. Она любила Финна. С ним она была счастлива. И принесенная жертва оказалась слишком велика. Схватив свой плащ, она бросилась за ним вдогонку, но, когда выскочила на улицу, его и след простыл.
Дружба Миа с Финном быстро вошла в свое прежнее русло, да и в ее отношениях с Миа восстановилось своего рода перемирие. Однако гнев смог по-настоящему угаснуть лишь после похорон матери. Когда приехал катафалк, Кейти увидела Миа на верхней площадке домашней лестницы – ее пальцы касались рамки фотографии, на которой их мать была запечатлена в летнем розовом сарафане с развевающимся вокруг колен на легком ветерке подолом. Обернувшись, она улыбалась, прикрываясь рукой от солнца. Две мягкие ямочки обрамляли ее улыбку, точно скобочки.
– Она была красавицей, – сказала Кейти.
Миа обернулась. На фоне черного платья ее обрамленное темными волосами лицо выглядело настолько бледным и осунувшимся, что она походила на призрак.
– Надо было у нее спросить, где она сфотографировалась. Чему улыбалась. Надо было все спросить.
Вот тогда-то Кейти и протянула руки, а Миа кинулась в ее объятия. И они оставались неподвижными до тех пор, пока не услышали, как внизу многозначительно откашлялся водитель ритуального автомобиля.
– Так, на всякий случай, – напомнила о своем присутствии официантка, заставив Кейти вздрогнуть посреди воспоминаний. – Я вообще-то через пару минут закрываюсь.
– Да-да, конечно. Извините. – Закрыв дневник, она поднялась из-за стола и, достав из кошелька пятидолларовую купюру, оставила ее в качестве чаевых за задержку служащей.
Вечер на улице оказался теплым и влажным, что показалось Кейти немного неожиданным после кондиционированной прохлады кафе. Она побрела по улице с дневником под мышкой. Ее мысли все еще были заняты Финном.
Она увиделась с Финном в аэропорту, куда привезла Миа, впервые за долгие месяцы. Ей потребовалось немало усилий, чтобы избегать как его самого, так и всего, что о нем напоминало. Она больше не слушала «Кэпитал рэдио» – радиостанцию, на которую помогла ему устроиться в качестве младшего продюсера, и не бродила в Баттерси-парке по Норт-Кэрридж-драйв, которая вела к араукарии, под которой они как-то сидели.
Она уже было начала мысленно поздравлять себя с успехом, увенчавшим приложенные ею усилия, как вдруг увидела его идущим навстречу Миа с небрежно висящим на плече рюкзаком и поняла, что все они оказались напрасны. От нее не ускользнули мельчайшие детали: тонкие морщинки в уголках его глаз, которые расходились солнечными лучиками, когда он улыбался; легкая непринужденность его тона, когда он спросил: «Едем с нами?»; исходящий от его кожи запах мыла, когда он поцеловал ее на прощание.
Когда она в одиночестве ехала из аэропорта, поглядывая на пустое пассажирское сиденье, зазвонил сотовый. На какое-то нелепое мгновение она представила, что это Миа или Финн, которые хотят сказать ей, чтобы она раворачивалась и летела вместе с ними. Но это оказался Эд. Запихнув телефон в бардачок, она включила музыку, и, вместо того чтобы вернуться к себе в квартиру, съехала с шоссе М25 и, следуя указателю, двинулась в западном направлении.
Проведя за рулем пять часов, она добралась до Корнуолла с онемевшими руками и начинавшейся от напряжения головной болью. Припарковавшись возле их бывшего семейного дома, она была рада отсутствию в нем его новых владельцев: никто не сможет увидеть, как она бродит по дорожке, проводя рукой по высаженным матерью кустам лаванды.
Затем, приехав в Порткрэй, она прошла по дорожке среди скал – ее ногам было очень неудобно в туфлях на неровной каменистой тропе – и там расплакалась. Ветер уносил ее громкие судорожные рыдания в открытое море.
Позже, когда глаза высохли, она залила в бак бензин и отправилась назад в Лондон.
Сейчас, остановившись на улице, Кейти решила присесть на низкую кирпичную стенку, чтобы передохнуть. Интересно, где теперь Финн? В Лондоне? В Корнуолле? А может, его вообще нет в Англии? Подыскал ли он себе новую работу? Думал ли ежедневно о Миа, так же как она? И думал ли он о ней самой?
Она сожалела, что так повела себя на похоронах. Это было непростительно. Она потеряла контроль над собой и ударила его по лицу – и вовсе не потому, что он вернулся домой без Миа, а за то, что он с ней уехал.
